Глава 7. Вокруг замка стоял невообразимый шум, воздух звенел от радостных возгласов

Вокруг замка стоял невообразимый шум, воздух звенел от радостных возгласов. Над палатками, разбросанными по огромному полю, развевались яркие знамена. Оружие и доспехи, подобно драгоценным камням, сверкали на солнце. Тут и там сновали дети. Торговцы с большими лотками, подвешенными на шее, предлагали разнообразные товары: от фруктов и пирогов до святых мощей.

Для поединков была выделена посыпанная песком площадка, отгороженная двойным деревянным забором. Внутренний забор был низким — всего три фута, — зато высота внешнего достигала восьми футов. Пространство между ними предназначалось для оруженосцев и лошадей. Снаружи расположились торговцы и крепостные.

Дамы и не участвовавшие в турнире рыцари разместились на поднимающихся амфитеатром скамьях, над которыми развевались знамена с геральдическими символами каждой семьи. Леопарды Монтгомери превалировали над всем этим разнообразием.

Перед началом турнира рыцари, уже успевшие облачиться в доспехи, торжественно прошествовали перед зрителями. Качество и совершенство оружия напрямую зависело от благосостояния их владельца. Здесь можно было увидеть старомодные кольчуги и современные латы из металлических пластин, нашитых на кожу. Самые богатые рыцари носили новые доспехи из Германии, изготовленные из отличной стали и закрывавшие их с головы до ног, не оставляя ни одного незащищенного участка. Однако такие доспехи весили более сотни фунтов. Разноцветные плюмажи на шлемах рыцарей соответствовали родовым цветам.

Джудит и Гевин направлялись к площадке для турниров. Джудит была оглушена шумом, в нос ей ударил необычный запах, витавший над полем. Все было внове для нее, ее глаза горели от возбуждения. Гевина же обуревали противоречивые мысли. Прошлая ночь превратилась для него в открытие. Ни одна женщина никогда не давала ему такого наслаждения, как Джудит. Его свидания с Элис были тайными, им всегда приходилось торопиться. Гевин не любил ту, которая стала его женой, — даже беседа с ней приводила его в ярость, — однако именно она открыла ему свободную от условностей страсть.

Джудит заметила приближавшегося к ним Рейна. Он был в полном вооружении. Его латы украшали выгравированные крохотные геральдические лилии. Под мышкой он держал шлем. Его походка была легкой, словно для него не составляло труда носить на себе тяжелые доспехи. Так и было на самом деле.

Издали заметив своего деверя, Джудит бессознательно выпустила руку мужа. Когда Рейн подошел к ней, на его лице засияла улыбка — улыбка, которая свела с ума немало женщин.

— Привет, сестричка, — проговорил он. — Сегодня утром я решил, что твоя красота мне приснилась, но теперь вижу, что ты прекраснее, чем мне казалось.

Ей понравился его комплимент.

— А твое присутствие расцвечивает день яркими красками. Ты будешь участвовать в поединке? — Она кивнула в сторону площадки.

— И Майлс и я.

Казалось, они оба забыли о существовании Гевина, который хмуро смотрел на них.

— У всех мужчин какие-то ленты, — сказала Джудит. — Что они обозначают?

— Дама может выбрать какого-нибудь рыцаря и в знак своей благосклонности дать ему талисман.

— Тогда и мне можно дать тебе ленту? — с улыбкой спросила она.

Рейн в одно мгновение опустился перед ней на колено, при этом его доспехи громко зазвенели.

— Почту за честь.

Джудит приподняла прозрачную вуаль, прикрывавшую ее волосы, и вытащила из прически одну из золотых лент. Было совершенно очевидно, что ее горничные прекрасно знали о подобной традиции.

Рейн поставил руку на бедро, и Джудит повязала ленту вокруг его плеча. В это время к ним приблизился Майлс и тоже встал на одно колено.

— Надеюсь, ты согласишься обратить внимание и на другого брата?

Сегодня утром она увидела в Майлсе то, что давно, еще когда он был безбородым юношей, заметили другие женщины. Вчера она была девственницей и не понимала значения его пристального взгляда. Щеки Джудит покрыл очаровательный румянец, и она наклонила голову, чтобы вытащить еще одну ленту.

Ее смущение позабавило Рейна.

— Нечего строить ей глазки, Майлс, — засмеялся он, намекая на то, что интерес Майлса к женщинам давно стал предметом шуток в замке Монтгомери. Стивен однажды пожаловался, что к тому времени, когда Майлсу исполнилось семнадцать, он успел обрюхатить первую половину крепостных девок, а к восемнадцати годам покончил и со второй половиной. — Разве ты не видишь, как смотрит на нас Гевин?

— Я вижу, как вы оба ставите себя в глупое положение, — сердито заметит тот. — Здесь полно девушек. Если вам так уж хочется показать всем, какие вы ослы, найдите себе другую.

Джудит не успела закрепить ленту на плече Майлса, потому что пальцы Гевина сжали ее руку.

— Мне больно! — воскликнула она, пытаясь вырваться и довязать узел.

— Тебе будет еще больнее, если ты не прекратишь кокетничать с другими мужчинами.

— Кокетничать! — Она дернула руку, но пальцы Гевина сжались еще сильнее. Она огляделась вокруг. Все рыцари преклонили колена перед своими дамами, которые одаривали их лентами, поясами и даже драгоценностями, а ей муж ставит кокетство в вину. — Тот, кто лишен чести, приписывает подобный недостаток другим. Очевидно, ты пытаешься обвинить меня в собственных грехах.

Его глаза потемнели, он пристально взглянул на жену.

— Я обвиняю тебя только в том, что мне известно. Ты горяча, когда дело касается мужчин, но я не позволю тебе выставлять себя шлюхой перед моими братьями. А теперь сядь и не смей сеять между нами вражду. — Он резко повернулся и ушел, оставив Джудит на подиуме, украшенном гербом Монтгомери.

Несколько секунд она находилась в какой-то прострации, ничего не слышала и не видела. Гевин был несправедлив, и она не обратила бы внимания на его слова, если бы не его замечание о том, чем они занимались в постели, — этого она простить не могла. Разве она поступила плохо, ответив на его ласки? Но если даже так, как можно было найти в себе силы остановиться? Она смутно помнила события ночи. Все расплылось в нежном бархатном тумане. Его руки вызывали в ее теле волны восторга — это все, что ей удалось воскресить в памяти. А он говорил с ней так, будто она вела себя непристойно. Она заморгала, чтобы прогнать слезы отчаяния. Она права в том, что ненавидит его.

Джудит по ступенькам поднялась к креслам. Муж предоставил ей самостоятельно знакомиться с его родственниками. Она гордо вскинула голову: никто не увидит готовые пролиться слезы.

— Леди Джудит! — Мягкий голос дошел наконец до ее сознания. Она повернулась и увидела женщину в одежде монахини. — Позвольте представиться. Мы встречались вчера, но я сомневаюсь, что вы запомнили меня. Я сестра Гевина, Мери.

Взгляд Мери был устремлен на удалявшегося брата. Как это не похоже на него — уйти и оставить женщину одну. Все ее братья — Гевин, Стивен, Рейн и Майлс — всегда отличались особой почтительностью. К тому же Гевин ни разу не улыбнулся своей молодой жене. Ведь он не участвует в турнире, но почему-то направился к палаткам. Мери не могла понять, что движет им.

Гевин пробирался сквозь толпу к палаткам, расположенным на другой стороне площадки. Попадавшиеся ему навстречу знакомые дружески хлопали его по спине и заговорщицки подмигивали. Чем ближе он подходил к палаткам, тем громче становился знакомый звон металла. Он надеялся, что атмосфера здравомыслия, всегда присущая мужскому обществу, успокоит его.

Гевин шел расправив плечи и устремив взгляд вперед. Он не предполагал, что ярость может настолько ослепить его. Сука! Хитрая, ловкая сука! Им владело единственное желание: побить ее и одновременно заняться с ней любовью. Он стоял и наблюдал, как она нежно улыбается его братьям, когда же ее взгляд обратился на него, в нем отразилось нечто, похожее на отвращение.

И еще он не мог забыть, как она ласкала его ночью. Как жадно целовала, как сжимала его в объятиях — но только после того, как он заставил ее прийти к нему. В первый раз он взял ее силой, а потом только боль, вызванная тем, что он намотал ее волосы на руку, заставила ее приблизиться к нему. И в третий раз ему пришлось преодолеть ее внутренний протест. А с его братьями она весело смеялась и одаривала их лентами — такими же золотыми, как ее глаза. Если с ним, кому она открыто призналась в своей ненависти, она может быть столь страстной, какой же она будет с любимым мужчиной? Наблюдая за женой, разговаривавшей с Рейном и Майлсом, он представлял, как они дотрагиваются до нее, целуют ее. Гевин почувствовал, что больше не в силах сдерживаться. Его охватило желание причинить ей боль, и он своего добился. Во всяком случае, он получил хоть какое-то удовлетворение, хотя это и не доставило ему удовольствия. Честно говоря, выражение, появившееся на ее лице, еще сильнее разъярило его. Эта чертова баба не имеет права бросать на него такие ледяные взгляды.

Он сердито откинул полог палатки Майлса, рассчитывая, что она будет пуста, так как Майлс уже находился на площадке, но ошибся. Там стояла Элис, ее глаза были опущены, губы крохотного ротика смиренно сжаты. Гевин, который был по горло сыт женой, огрызавшейся на него и одновременно сводившей его с ума своим телом, воспринял появление Элис с облегчением. Она олицетворяла собой именно то, что должно быть присуще женщине, — спокойствие, смирение. Гевин не задумываясь сжал ее в объятиях и стал целовать. Ему нравилось, когда она таяла в его руках. Она не сопротивлялась ему, и он был рад этому.

Элис никогда не приходилось видеть Гевина в таком состоянии, и она мысленно возблагодарила того, кто довел его до этого. Но как бы велико ни было ее желание, она не позволит поставить себя в глупое положение. Здесь слишком много народу, в особенности родственников Гевина.

— Гевин, — прошептала она, — сейчас не время и не место.

Он немедленно отодвинулся от нее, поняв, что не вынесет сопротивления еще одного существа женского пола.

— Тогда убирайся! — взорвался он и выскочил из палатки.

Элис, нахмурившись, долго смотрела ему вслед. Совершенно ясно, что ночь, проведенная в постели с молодой женой, не отвратила его от нее, как она опасалась. Но он все равно не похож на того Гевина, которого Элис так хорошо знала.

Уолтер Демари не мог отвести глаз от Джудит. Она сидела в павильоне Монтгомери и беседовала со своими новыми родственниками. Он не отрываясь следил за ней с того мгновения, когда она покинула замок, чтобы ехать в церковь. Он видел, как она проскользнула в сад за башней, видел выражение ее лица, когда она вернулась. У него было ощущение, будто он давно знает се, более того… любит ее. Ему нравилось, как она ходит, гордо подняв голову и выставив вперед подбородок, будто готовится противостоять всему миру. Ему нравились ее глаза, ее точеный носик.

Ночь он провел в одиночестве, думая о ней, представляя ее в своих объятиях.

Теперь он задавал себе вопрос: почему она принадлежит не ему? Его семья не менее богата, чем семья Монтгомери. Будучи приятелем ее братьев, он часто заезжал в поместье Риведунов.

Роберт Риведун только что купил пакетик вафель у одного из торговцев и сейчас запивал их кислым соком.

Уолтер подошел к Риведуну и, решив не тратить время на объяснения, сразу же приступил к главному.

— Почему вы не отдали девушку мне? — спросил он.

Роберт поднял на него удивленный взгляд.

— Что беспокоит тебя, парень? Тебе следовало бы быть на поле с другими мужчинами.

Уолтер сел рядом с ним и провел рукой по волосам. Его нельзя было назвать непривлекательным, но также мало кто посчитал бы его красивым. У него были глаза неопределенного голубого оттенка и несколько длинноватый нос. Его тонкие бесформенные губы запросто складывались в злобную усмешку. Блеклые светлые волосы были завиты и тщательно уложены.

— Девушка, ваша дочь, — повторил он. — Почему вы не предложили ее мне? Я много времени проводил с вашими сыновьями. Я не богат, но мои владения не меньше, чем у Гевина Монтгомери.

Роберт пожал плечами, откусил вафлю и запил ее соком.

— Для тебя есть много других богатых невест, — уклончиво заметил он.

— Но не таких, как она! — настаивал Уолтер. Роберт опять удивленно посмотрел на него. — Разве вы не видите, что она красива? — продолжал он.

Роберт перевел взгляд на павильон, в котором сидела его дочь.

— Да, я вижу, что она красива, — с отвращением проговорил он. — Но что такое красота? Она исчезает со временем. Ее мать тоже когда-то была красива, а во что она превратилась сейчас?

Уолтер не собирался смотреть на нервную изнуренную женщину, примостившуюся на краешке стула, готовую вскочить, если муж вздумает замахнуться на нее. Он пропустил мимо ушей замечание Роберта.

— Почему вы прятали ее? Зачем было скрывать ее от всех?

— Это причуда ее матери, — с улыбкой ответил Роберт. — Она заплатила за это, к тому же мне было совершенно безразлично. А почему ты меня об этом спрашиваешь? Разве ты не видишь, что уже начинается поединок?

Уолтер схватил Роберта за руку. Он хорошо знал этого человека, знал, насколько тот труслив.

— Потому что я хочу ее. Никогда еще женщина не была для меня столь желанна. Она должна была принадлежать мне! Мои земли граничат с вашими. Я — хорошая партия, а вы даже ни разу не показали мне ее.

Роберт отдернул руку.

— Ты? Хорошая партия? — переспросил он. — Взгляни на Монтгомери, которые окружают девчонку. Вон Томас, ему почти шестьдесят. У него шесть сыновей, и все живы и тоже произвели на свет сыновей. А рядом с ним Ральф, его брат, у него пятеро. Потом Хью, у которого…

— Какое отношение это имеет к вашей дочери? — раздраженно перебил его Уолтер.

— Сыновья! — в самое ухо прокричал Роберт. — Монтгомери произвели на свет больше сыновей, чем другие семьи по всей Англии. И каких сыновей! Посмотри на их семейство. Самый младший, Майлс, получил шпоры, когда ему еще не исполнилось восемнадцати, и уже успел завести троих сыновей от дворовых девок. Рейн три года путешествовал по стране, принимая участие в различных турнирах. Его так и не смогли победить, и он сделал себе на этом состояние. Стивен с королем находится в Шотландии, ему только двадцать пять, а он уже командует армиями. И, наконец, старший. В шестнадцать, лишившись родителей, он самостоятельно управлял поместьем и заботился о братьях. У него не было никаких опекунов, которые могли бы научить всему тому, что должен знать мужчина. Какой другой шестнадцатилетний юнец способен осилить такое? Большинство из них начинают скулить, когда им не разрешают поступать по-своему. — Он перевел взгляд на Уолтера. — И ты еще спрашиваешь, почему я отдал Джудит такому мужчине? Если я не смог произвести на свет сыновей, достаточно крепких и здоровых, чтобы дожить до старости, то, возможно, мне удастся получить от нее здорового внука.

Уолтер пришел в ярость. Он потерял Джудит только, потому, что старик бредил внуком.

— Она могла бы родить сына от меня! — процедил он.

— От тебя! — захохотал Роберт. — Сколько у тебя сестер? Пять? Шесть? Я уже сбился со счета. И ты сам что-нибудь сделал? Землями управляет твой отец. Единственное твое занятие — гоняться за дворовыми девками. А теперь оставь меня и не смей кричать на меня. Если у меня есть племенная кобыла, я найду для нее лучшего жеребца. И покончим на этом. — Он повернулся к площадке, тут же позабыв о существовании Уолтера.

Но Демари был не из тех, кто позволял обращаться с собой подобным образом. Все сказанное Робертом было правдой. Уолтер ничего не добился за свою короткую жизнь, но лишь потому, что его, в отличие от братьев Монтгомери не вынудили к этому обстоятельства. Уолтер не сомневался, что, если бы все сложилось иначе, если бы его отец умер и он сам оказался бы перед ответственным решением, то справился бы с задачей не хуже других.

Когда Уолтер спускался с подиума, он был уже другим человеком. Семя было брошено в землю и уже начало давать всходы. Внезапно его взгляд упал на поле, и он обратил внимание, что повсюду в лучах солнца переливаются золотые леопарды Монтгомери. С этого мгновения Уолтер стал думать об этой семье как о своих врагах. Ему страстно захотелось доказать Роберту и Монтгомери, но в большей степени себе самому, что он не хуже их. Чем дольше он смотрел на зеленые с золотом знамена, тем сильнее росла в нем ненависть. Что такого сделали эти Монтгомери, чтобы получить богатые земли Риведунов? Почему они будут пользоваться тем, что должно было бы принадлежать ему? В течение многих лет он терпел общество братьев Джудит и ничего не получал взамен. Теперь же, когда появилось то, что он хотел бы иметь и что должен был бы иметь, его променяли на Монтгомери.

Уолтер направился к павильону Монтгомери. Гнев, вызванный несправедливостью, придал ему храбрости. Он будет разговаривать с этой Джудит, будет проводить с ней время. Ведь в конце концов, она по праву принадлежит ему, не так ли?