Нас нет

Я твой никто

http://ficbook.net/readfic/742170

Автор: MollyMoon (http://ficbook.net/authors/MollyMoon)
Фэндом: Хор (Лузеры)
Персонажи: Курт и Блейн
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Ангст, Драма, Психология, POV, AU, Songfic
Предупреждения: OOC
Размер: Миди, 57 страниц
Кол-во частей: 13
Статус: закончен

Описание:
Проходит несколько минут, поезд медленно приходит в движение, и в моих руках вибрирует телефон. Я открываю сообщение, чтобы прочесть ответ от арендатора, но вместо него там только одно слово:

Посвящение:
Джонни, которого люблю) Sensitive Comatose, которой благодарна) Всем любившим, потому что иначе никак)

Публикация на других ресурсах:
Где угодно, но пришлите, пожалуйста, ссылку

Примечания автора:
Курту - 25, Блейну - 36. Это совсем другая история, не похожая ни на что, о чем я писала ранее. В самом начале есть небольшое обращение, и я буду рада, если вы его прочтете)
Ащщщ какая обложка от Broma - http://cs315419.vk.me/v315419404/7579/3qAbIQFtWd4.jpg Спасибо, чудо:*
http://ipic.su/img/img7/fs/Tvoi_Nikto_paper.1371039887.jpg - Арт от Mary Twist который заставляет меня хрюкать от восторга! Спасибо:**
http://cs7002.vk.me/c408420/v408420647/65a3/PS3Fheu3WXs.jpg восхитительный арт от EleonoraD. Моя бесконечная благодарность *О*

http://cs406220.vk.me/v406220449/de1a/Ibyc2l7pRUY.jpg - шапка от моего солнышка:3

По работе написаны стихи (я никогда не перестану от этого пищать)
http://ficbook.net/readfic/895560 Автор Black Sun
http://ficbook.net/readfic/1867319 Автор a.krol

Я твой

И катись бутылкой по автостраде,
Оглушенной, пластиковой, простой.

Сегодня я отпускаю тебя. Ты жмешь мне руку, улыбаешься уголками губ, а я тебя отпускаю. Я говорю «Здравствуй», и отпускаю. Ты киваешь в ответ, еще не зная этого.

Забирая меня из квартиры, ты не обращаешь внимания на небольшую дорожную сумку у двери. Ты не замечаешь, как опустели стены, когда я убрал с них фотографии. Не останавливаешь взгляд на пустой вешалке, где прежде висели десятки шарфов. Они были там только потому, что ты однажды сказал, что они мне идут. Ты бросил эту фразу просто для того, чтобы занять паузу в разговоре. А я с того дня покупал их десятками. Шарфы соревновались в изысканности и цене, существуя только одной надеждой: что ты, возможно, однажды поправишь эту ткань на моей шее. Но этого так и не случилось.

Обувная полка пуста, на ней нет десятков ботинок, туфель и кед, что шли по твоим следам, стараясь наступить точь-в-точь, и хотя бы через две подошвы и землю ощутить тепло твоего тела.

Пуст туалетный столик, обычно заваленный тюбиками, баночками и расческами, которыми я так тщательно укладывал свои волосы каждый раз перед встречей. Однажды ты сказал, что мои волосы мягкие на вид. Мне хотелось разрыдаться и толкнуться головой в твою ладонь, чтобы ты сам ощутил их мягкость. Но я только кивнул, а ты никогда больше не вернулся к этой теме.

- Как твои дела?
- Отлично, - отвечаю я с широкой улыбкой и почти щенячьим восторгом в глазах. Я просто знаю, что ты ничего больше не спросишь обо мне за вечер, и этот миг – возможность подарить тебе улыбку. У меня все отлично. Даже тогда, когда хочется сдохнуть.

Я уже одет, на мне короткое пальто и молочный шарф. Узкие брюки, мягкие дорогие туфли. Я выгляжу куда лучше многих моделей с обложек журналов, но ты обычно смотришь куда-то выше и в сторону от меня. Ты редко смотришь даже в глаза, и тебе наверняка плевать, во что я одет.

И хоть это и моя квартира, ты пропускаешь меня вперед. Спину сводит от того, как сильно я хочу, чтобы ты случайно коснулся меня. Чтобы ты оступился или неловко махнул ладонью, и хотя бы на долю секунду притронулся ко мне. Я мог бы умереть от этого, потому что рядом с тобой мое тело превращается в натянутую струну, готовую лопнуть в любую секунду. Но ты собран и сдержан, я спокойно выхожу из квартиры, в предпоследний раз закрывая дверь на замок.

- Тяжелый день? – Негромко спрашиваю я, любуясь тем, как ты поправляешь воротник пальто и так же тихо выдыхаешь:
- Как обычно.
Я прячу руки в карманы и сжимаю тюбик помады. Ты однажды сказал, что обожаешь молоко с медом. С того дня я постоянно пользуюсь ей, надеясь, что ты заметишь. Но ты никогда не смотришь на мои губы.

Посидели час, разошлись не глядя,
Никаких "останься" или "постой";

Ты заказываешь ужин, я пью воду с лимоном. Просто рядом с тобой мои внутренности все время сворачиваются, и я боюсь, что меня вырвет. Я внимательно слушаю о том, как ты устал, и я хочу обнять тебя и утешить. Я хочу сказать, что сделаю за тебя любую работу. Я хочу сказать, что умею делать массаж. Хочу сказать, что могу убить любого, кто посмел бы потревожить твой сон в моих объятиях.

Я слушаю про жену Тину и про бывшую жену Рейчел. Я знаю, что Тиффани уже тринадцать и у нее начался переходный возраст. Знаю, как ее смущает, что мама так странно ее назвала и как тебе сложно убедить ее не менять имя. Я слушаю о том, что Сантана хочет больше внимания, что она считает, что быть любовницей не значит только получать секс и подарки. Она хочет большего. А ты так устал. Я знаю, любимый, я знаю. И конечно я слушаю про твою секретаршу Бриттани, которую ты был бы не прочь, но столько женщин ты не потянешь. Потому что ты так устал. Я знаю, любимый, я знаю. Я не ненавижу их всех, вовсе нет. Я просто боюсь, что меня вырвет, когда представляю, как ты ласкаешь их, как говоришь слова любви. Я просто никогда не пробовал твои губы на вкус, никогда не держал твою руку больше пары секунд. Ты принадлежишь им всем. Я принадлежу тебе.

У нас отдельный кабинет, но не для того, чтобы мы могли поговорить, а для того, чтобы ты мог высказаться, а я выслушать. Я твой никто, кому можно обо всем рассказать. Я никто, который всегда прибегает по первому зову. Ты никогда мне не пишешь сообщения, не желаешь доброго утра и спокойной ночи. Раз или два в неделю ты просто звонишь мне и называешь время. Ты всегда очень вежлив, ты спрашиваешь, могу ли я встретиться с тобой в шесть и будет ли удобно, если ты заберешь меня под домом. И я всегда говорю: «Конечно». И я срываюсь с работы, встречи, свидания. Я выскакиваю из чужих постелей, объятий. Вырываюсь от тех кто любит меня, к тому, кого люблю я. И лечу домой, чтобы уложить волосы, замотать шарф, намазать губы твоим любимым бальзамом. Чтобы пожать тебе руку и ответить «отлично», с широкой улыбкой, которую я, обычно сдержанный, дарю одному тебе. А потом сидеть и слушать, слушать, слушать. Ко рту подступает рвота, я делаю глоток воды. Я ненавижу себя. Сегодня я отпускаю тебя.

У меня ночной, пятьдесят шестой.
Подвези меня до вокзала, дядя,
Ты же едешь совсем пустой.

Ты отвозишь меня домой, провожаешь до двери, но я не спешу открывать. Ты улыбаешься и говоришь:
- Спасибо, что выслушал. Был рад видеть тебя. До встречи, Курт.
- Всегда пожалуйста, Блейн, - сдавленно шепчу я, ощущая, как тело сводит судорога. Я вижу тебя в последний раз.

Я не говорю тебе «до встречи», но ты этого не замечаешь. Ты разворачиваешься и уходишь. Ты не оборачиваешься, не замираешь, не бросаешься ко мне. Никаких фильмов, никакого волшебства. Ты вызываешь лифт, заходишь, и только перед тем, как закрываются створки, ты делаешь один взмах рукой.

Я вхожу в квартиру и не зажигаю свет. Просто беру свою сумку, выхожу обратно, закрываю замок и бросаю ключи в небольшой ящик. Я продал квартиру вчера, завтра в нее въедут. Я вывез все вещи, а в этой сумке только все самое нужное в дорогу. Я переезжаю в штат на противоположном побережье, и ты этого не узнаешь. Я расторг контракт со своим мобильным оператором, и мой номер отключится в течении трех дней, как предупредили меня. Дали время всех предупредить, но мне некого предупреждать. Ты не позвонишь мне за эти дни. Ты иногда не звонил неделю, сводя меня с ума. И сегодня не позвонишь. А больше мне никто не нужен.

Я жду десять минут, и захожу в лифт, чувствуя твой аромат. Я не позволяю себе плакать, потому что все уже выплакано давно. Я твой никто, и так было с первой секунды.

Я не вызываю такси, я неспешно шуршу колесиками по дороге, пешком направляясь на вокзал.

То, к чему труднее всего привыкнуть -
Я один, как смертник или рыбак.
Я однее тех, кто лежит, застигнут
Холодом на улице: я слабак.
Я одней всех пьяниц и всех собак.
Ты умеешь так безнадежно хмыкнуть,
Что, похоже, дело мое табак.

Мы познакомились год назад, когда я проходил собеседование в одной очень престижной компании. Меня не взяли, мне ведь всего двадцать пять, и для вас я еще совсем ребенок. Но с тобой мы познакомились в кафетерии внизу. Я ел салат, на тебя опрокинули стаканчик кофе прямо перед моим столиком. Облило обоих, но я протянул свою запасную рубашку тебе. Ты удивленно поднял брови, а я сказал, что носить сменную одежду – привычка с самой школы. Ты не уточнял детали, тебя это не интересовало. Ты просто поблагодарил меня, сменил в туалете рубашку. Она оказалась немного тесной, но все равно лучше грязной. Я первый и последний раз видел тебя полуобнаженным и этот образ навсегда со мной.

Ты поблагодарил меня и взял мой номер, чтобы отдать вещь. Тогда я думал, что это начало. Потом я понял, что это было начало конца.

Я не обратил внимания на кольцо на пальце, я был так глуп и наивен. Я думал, что ты просто скрываешься, как и многие из нас. И когда ты вошел в мою квартиру с чистой рубашкой и предложением где-то выпить, мне казалось, я умираю от счастья. Я умираю. Не от счастья.

Ты сходу вывалил на меня гору проблем. Ты жаловался на первую и вторую жену, на любовницу и на механика на станции технического обслуживания. Ты немного перепил и сказал, что тебе никогда еще ни с кем не было так хорошо. В темной квартире я потянулся тебя поцеловать. Ты засмеялся, сказав, что ты хоть и маленького роста, но не девушка, а мне нельзя допиваться до такого состояния.

Ты даже не знаешь, что я гей. Ты не знаешь ни об одном мужчине, не знаешь моего прошлого, не знаешь настоящего. Ты не знаешь, что я тебя люблю, не имея на то никакого права, но не имея и запрета.

Я бы не уходил. Я бы сидел, тер
Ободок стакана или кольцо
И глядел бы в шею, ключицу, горло,
Ворот майки - но не в лицо.
Вот бы разом выдохнуть эти сверла -
Сто одно проклятое сверлецо

И если ты бы попросил, я бы сделал все, что угодно. Но ты не просил. Мы даже не дружили. Я просто знал о тебе все и много слушал. Я просто любил тебя и оставался никем. Мне иногда становилось интересно, что было бы, если бы ты узнал, как сильно я люблю тебя. Хотя, я понимал, что это ничего не изменило бы. Просто потому, что тебе все равно. Я люблю тебя до безумия, до предсмертных судорог. Я гнию внутри этой любовью, а ты здороваешься и жмешь мне руку.

Я подхожу к вокзалу, и мне кажется, что рядом стоит твоя машина. Но внутри темно, а как много в Нью-Йорке машин этой марки? Я не помню твой номер, ты часто меняешь авто. Ты меняешь женщин, одежду, даже привычки. Я боялся, что ты сменишь меня. Но ты не менял, ведь я был универсален, был никем.

Этот год был самым страшным в моей жизни. Был самым лучшим в моей жизни.

Страшно хочется, чтоб она тебя обожала,
Баловала и берегла.

И ты достоин самого лучшего. Ты имеешь право менять все в своей жизни, стремясь к идеалу. А я бы никогда не посмел всунуть туда нос, никогда бы не посмел испортить все своим душевным уродством. Иногда, когда ты рассказываешь об одной из женщин, я думаю о том, что было бы, если бы я сделал операцию по смене пола. Ты бы захотел меня тогда? Был бы тогда хоть крошечный шанс, что ты бы обнял меня, как их? Прижал к себе и сказал, что хочешь меня, что любишь?

Я хочу чувствовать тебя всюду. Я готов стать для тебя всем. Я бы принял твою ласку и твою жестокость. Я бы принял твои губы, руки и член. Я бы принял слезы, крик, я бы принял маты и нежный шепот. Но ты никогда даже не предполагал такого развития событий. Ты никогда не подарил мне даже призрачной надежды. Ни единого «особенного» взгляда, ни единого прикосновения. Только… Только много тебя и больше ничего. Я просто чистый лист бумаги, на котором ты писал историю своей жизни в течении одного года.

И напомни мне, чтоб я больше не приезжал.
Чтобы я действительно не смог.

Все стало серым. Жизнь утратила смысл. Потеряла смысл каждая минута без тебя. А каждый миг с тобой был болью. Мне хотелось покончить с собой, но я боялся, что это лишит меня твоего голоса.

Мне просто нужно отпустить тебя, мне нужно сбежать. Потому что если не сегодня, то уже никогда.

Я прохожу к своему поезду, и мне кажется в какой-то миг, что я вижу боковым зрением твое роскошное пальто цвета горчицы. Я оборачиваюсь, но там никого нет. Уже нет. Или, может, не было никогда. Я захожу в вагон, размещаю сумку на полке, снимаю верхнюю одежду и достаю телефон, чтобы предупредить человека, у которого я буду снимать теперь квартиру, о том, что я все-таки буду завтра утром.

Проходит несколько минут, поезд медленно приходит в движение, и в моих руках вибрирует телефон. Я открываю сообщение, чтобы прочесть ответ от арендатора, но вместо него там только одно слово:

«Вернись»

Я вскидываю голову и встречаюсь с тобой взглядом. Между нами стекло и несколько метров плотного, непреодолимого воздуха. Ты стоишь на платформе, сжимая в руке свой Vertu. Твои глаза смотрят внутрь, через все слои одежды, кожи и мышц. В самую душу. Ты впервые смотришь в меня.

Картинка смазывается. Я поднимаюсь на ноги.
---------------------------------------------------------------

*Стихи Веры Полозковой. Положены на музыку и можно послушать ВК, введя: Вера Полозкова - И напомни мне, чтобы я больше не приезжала...

Ты мой

Как у него дела? Сочиняешь повод
И набираешь номер; не так давно вот
Встретились, покатались, поулыбались.
Просто забудь о том, что из пальца в палец
Льется чугун при мысли о нем - и стынет;

Я не могу тебя отпустить. Знаю, что должен. Вижу, как ты мучаешься. И не могу. Я снова и снова жму твою руку, улыбаюсь, и спрашиваю: «Как дела?». Я снова везу тебя на ужин, на котором не позволю сказать и слова, потому что твой голос разрывает меня на части.

Перешагнув порог твоей квартиры, я, кажется, теряю сознание. Мое лицо спокойно, но душа бьется в истерике, рвется наружу, к тебе. Ты сбегаешь от меня. Это я понял сразу. На стенах больше нет фото, которые я разглядывал украдкой. Которые я мечтал украсть и положить в ячейку в банке. Нет шарфов, которые вечно напоминают мне о том дне, когда я умирал от желания поцеловать твою шею, а вместо этого только сделал комплимент. Нет твоей идеально подобранной обуви, глядя на которую я всегда почему-то представляю, как ты снимаешь ее, как босиком ступаешь по мягкому ворсу ковра. К кровати. Чтобы лечь на нее и ждать меня из душа. Я представляю, как твои обнаженные ступни касаются моих бедер, спины, даже моих плеч. Эти мысли заставляют меня ненавидеть себя. Ты мой. Хотя я никогда этого не говорил, никогда этого не хотел. Ты никогда не будешь принадлежать мне ни по закону, ни перед людьми. Но твоя душа - моя, я это чувствую.

Пуст твой столик, а я обожаю все эти штуки. Обожаю, как пахнет в салоне моей машины, когда ты рядом, когда только вышел, и еще несколько часов после. Ты идеальный, красивый, ты фарфоровый и ненастоящий. Ты мой. Как я без тебя, Курт? Как?

Ты уже одет, и я пропускаю тебя вперед, чтобы хотя бы на миг скользнуть взглядом по твоей фигуре, не рискуя быть застуканным. Больше всего на свете мне хочется втащить тебя обратно в квартиру. Мне хочется целовать тебя до всхлипов, до потери сознания. Мне хочется, чтобы ты стонал мое имя. Но мы идем к лифту, и я отвлекаюсь на воротник пальто, чтобы скрыть свое возбуждение. Я не верю, что больше тебя не увижу. Я делаю все, как всегда. Потому что ты мой. Ничего не изменилось.

Мне хочется сказать, что каждый день дерьмо, когда рядом нет тебя, но я не могу. Ты мой. Ты никогда не был им.

Нет ничего: ни дрожи, ни темноты нет
Перед глазами; смейся, смотри на город,
Взглядом не тычься в шею-ключицы-ворот,
Губы-ухмылку-лунки ногтей-ресницы -
Это потом коснется, потом приснится;

Я говорю много, очень много. Я говорю обо всем, о чем попало. Мне кажется, что стоит только тишине повиснуть между нами, как признания взорвут воздух и мои внутренности. Я не могу тебя не видеть, но и видеть не могу. Мне без тебя еще хуже, чем с тобой. Так не должно быть, так не бывает. Ты не друг мне, не парень, не любимый. Я женат второй раз. Мне тридцать шесть. У меня есть дочь. Есть любовница. Я никогда не испытывал тягу к мужчинам. И ты просто мое горе.

Мне хватает одной встречи, чтобы я ненавидел себя, пожирал. Чтобы я клялся, что никогда больше тебе не позвоню. Мне хватает пары минут без тебя, чтобы я начал отчаянно сходить с ума от тоски.

Я боюсь спрашивать что-то о тебе. Боюсь что-то узнать, боюсь сделать тебя реальнее. И дело не только в голосе. Просто ты – сказочный мальчик. И так просто сделать вид, что ты – плод моего воображения. Пока у нас есть только твоя квартира и встречи в кафе. Пока есть только рукопожатия и пара фраз, это все можно однажды просто перечеркнуть. И конечно я знаю, что нельзя, но мне нравится думать, что я все еще контролирую тебя и меня.

Я никогда не переступлю установленных мною же границ. Я знаю, что ты меня любишь, вижу это в каждом взгляде, жесте. Слышу в каждом вдохе. Кончики твоих пальцев вздрагивают, когда я говорю что-то особенно эмоциональное, и я буквально слышу, как в очередной раз хлопает, разрываясь, твое сердце.

А ты не знаешь, что я тоже люблю тебя. Нет, не то название для чувства. Ты моя самая страшная болезнь, ты мое проклятие. Ты мой грех и моя дорожка в Ад. Я делаю вид, что ничего нет. Я делаю вид, что ты мне безразличен и не смотрю в глаза, потому что это самое страшное. Потому что я тону в них, а руки сами словно магнитом, тянутся к тебе.

Двигайся, говори; будет тихо ёкать
Пульс где-то там, где держишь его под локоть;
Пой; провоцируй; метко остри - но добро.
Слушай, как сердце перерастает ребра,
Тестом срывает крышки, течет в груди,
Если обнять. Пора уже, все, иди.

Иногда, когда мне особенно плохо, я уезжаю за город, ложусь на траву и смотрю в небо. Я говорю, что уехал на рыбалку, а на деле я просто ухожу в себя. Я представляю мир, в котором все было бы иначе. Там мы любим друг друга. И никто не ставит на нас печати, никто не показывает пальцем. В этих мечтах я никогда не знал Рейчел, и у меня, прости Господи, нет Тиффани. В них нет Тины, Сантаны, Бриттани. Нет ни единой женщины, нет других мужчин. Есть только ты, в моих объятиях, шепчущий о любви. И я не знаю, как бы это прозвучало из твоих уст, но знаю, что это заставило бы меня рыдать, как ребенка.

Я очень боюсь, что ты однажды расскажешь мне о ком-то. Что однажды скажешь: «Я влюбился». Я знаю, что у тебя есть другие мужчины, но я не позволяю себе об этом думать. Потому что в нашем мире из двух этапов их нет. В нем нет никого кроме тебя и меня. «Нас» там тоже нет, увы.

И вот потом - отхлынуло, завершилось,
Кожа приобретает былой оттенок -
Знай: им ты проверяешь себя на вшивость.
Жизнеспособность. Крепость сердечных стенок.
Ты им себя вытесываешь, как резчик:
Делаешь совершеннее, тоньше, резче;

Иногда я думаю, что хорошо, что все так плохо. Потому что все, что не убивает, делает нас сильнее. Я думал, что клин клином вышибают. Убеждал себя, что чем больше мы будем видеться, тем быстрее я пойму, что это просто наваждение, что это просто близится кризис среднего возраста. Но ты не исчезал, не становился проще, не становился менее желанным. И еще полгода я пытался и дальше лгать себе, придумывая какие-то поводы для встреч, а потом смирился. И ты тоже смирился. Такой покорный, со своим неизменным «конечно», что рвет мне сердце каждый раз. Потому что я ничего не требую, а ты готов отдать. Потому что ты мой.

И с первого мига, как мои глаза пересеклись с твоими, я знал, что мне конец. Твой взгляд. Такой теплый, участливый. И эта боль в словах о сменной одежде. Я не спросил, зачем. Потому что я чувствовал, что любая твоя эмоция может сорвать мне планку. Ты не стал наркотиком, ты стал кислородом. Не существует ломки или зависимости. Просто без него совсем никак. Совершенно.

И, конечно, я мог бы не привозить тебе рубашку, мог бы доставить ее курьером. И уж тем более я не должен был звать тебя выпить. Но что делать, когда, задыхаясь, ты находишь кислородную подушку? Разве можешь ты оттолкнуть ее от себя?

Он твой пропеллер, двигатель - или дрожжи
Вот потому и нету его дороже;
С ним ты живой человек, а не голем;
Плачь теперь, заливай его алкоголем,

Я старался залить тебя, запить, затрахать, забыть. Но так не бывает. Нельзя вырезать часть сердца, не умерев.
И сейчас, когда ты не говоришь мне ответное «до встречи», я слышу, как рушится мир вокруг. С оглушительным треском к черту летит целая вселенная, пока я улыбаюсь и поворачиваюсь к тебе спиной.

Я сижу в машине на углу соседнего квартала. Я не плачу, не пью. Я беззвучно задыхаюсь, и прихожу в себя только когда ты проходишь мимо. Изящный, стройный, с высоко поднятой головой. Я бы и не подумал, что ты сейчас бежишь, спасаешься, если бы только не знал все так хорошо. Ты уходишь от меня. Оставляешь подыхать тут, и правильно делаешь. Я никогда тебя не стоил. Я никогда не смогу ничего тебе дать. Я просто сделал тебя своим, не давая ничего взамен.

Я нажимаю на газ и еду следом. Я не покончу с собой, когда ты уедешь. Но меня не станет. Ведь разве может человек жить без кислорода?

Я выхожу за тобой у вокзала, слежу за тобой в толпе. Впервые в жизни мне плевать, что подумают люди. Ведь вы взгляните: я умираю. Я умираю, а живая вода заходит в вагон на моих глазах. Эгоистично, грязно.

Бейся, болей, стихами рви - жаркий лоб же,
Ты ведь из глины, он - твой горячий обжиг;
Кайся, лечи ошпаренное нутро.
Чтобы потом - спокойный, как ведро, -
"Здравствуй, я здесь, я жду тебя у метро".

Я вижу через стекло, как ты ставишь сумку, как снимаешь пальто. Я вижу в твоих руках телефон и достаю свой, моля Бога о том, чтобы ты позвонил мне или написал. Ты еще никогда не делал этого. Представляешь, за год. Ни единого принятого от тебя. Никогда. И в эту секунду я понимаю, что я не могу тебя отпустить. Не потому что ты кислород, а потому, что впереди еще должен быть хотя бы один принятый. Впереди должен быть еще хотя бы один поцелуй. Хотя бы одна твоя история о себе. Я делаю то, о чем наверняка начну жалеть через час. Я отправляю тебе смс, но пока идет доставка, поезд двигается. Когда твой вагон начинает движение, в моем сердце лопаются струны, сосуды разрываются на части, а душа… Душа подобно папиросной бумаге тихо сворачивается в черные кусочки.

Но я успеваю поймать твой взгляд, я вижу, ты поднимаешься. Поезд продолжает ехать, меня почти не держат ноги. Сбоку кто-то подбегает, держит за руку.
- Мистер, с вами все хорошо?
- Вернись, - шепчу я, протягивая руку к поезду.
- Что-то важное? Кто-то важный? Вы что-то забыли?
- Важный, - выдыхаю я, остекленевшими глазами глядя на движущиеся мимо меня, уже последние, вагоны.
- Остановите поезд!
В ответ мужчине раздается потрескивание из рации, несколько секунд разговоров, а затем я слышу пронзительный свист. Поезд замедляет движение.

Я не двигаюсь, я даже не дышу. Если сейчас остановится мое сердце, это будет логично, будет ожидаемо. Проходят минута за минутой. Медленно, пробираясь через каждую клеточку моего тела.

Ты выходишь из вагона. Ты направляешься ко мне. Ты снова мой. Неважно, как надолго.

--------------------
*Стих - Вера Полозкова – Как у него дела?

Нас нет

ладно, ладно, давай не о смысле жизни, больше вообще ни о чем таком
лучше вот о том, как в подвальном баре со стробоскопом под потолком пахнет липкой самбукой и табаком
в пятницу народу всегда битком
и красивые, пьяные и не мы выбегают курить, он в ботинках, она на цыпочках, босиком
у нее в руке босоножка со сломанным каблуком
он хохочет так, что едва не давится кадыком

Я встаю со своего сидения и понимаю, что не могу дышать. Я хватаюсь за сердце, держу его, потому что оно готово вырваться из груди и метнуться в окно, разбить стекло на осколки только для того, чтобы лечь на платформе у твоих ног. И знаешь, я, разумеется, вернусь. Я выйду на следующей станции, сяду на такси и примчусь обратно. Если тебя не будет на платформе к этому времени, я поеду домой. Это больше не моя квартира, но я буду стоять под подъездом, надеясь, что однажды ты приедешь и заберешь меня, как раньше. Если, конечно, захочешь найти. Если ты не ошибся номером. Если твой телефон не украли. Если у меня не случилось помутнение рассудка. Если ты и правда написал это сообщение, я смогу ждать тебя вечность.

Я не знаю, за что хвататься, к кому обратиться, я не знаю, что мне делать и почему я все еще здесь, почему у меня не выросли крылья, не проломили крышу поезда и я не взмыл в небо, к тебе. Я слышу свист и падаю назад, ударяюсь головой о стенку и приземляюсь на сидение, недоуменно глядя по сторонам и в лица соседей, которых до этого не заметил. Первая, самая страшная мысль – кто-то прыгнул под поезд. Вторая, чуть не разорвавшая мне аорту – ты. Но нет, я слышу сообщение из динамиков.

«Уважаемые пассажиры, приносим извинения за задержку отправления. Один из пассажиров забыл нечто очень важное. Вернуть это займет всего пару минут, оставайтесь на своих местах»

Наверное, содержание сообщения было другим, но это то, что услышали мои уши. Кто-то забыл что-то важное. Это важное нужно вернуть. Важное не забыли, важное пыталось сбежать. И да, важному приказали «вернись».

черт с ним, с мироустройством, все это бессилие и гнилье
расскажи мне о том, как красивые и не мы приезжают на юг, снимают себе жилье,
как старухи передают ему миски с фруктами для нее
и какое таксисты бессовестное жулье
и как тетка снимает у них во дворе с веревки свое негнущееся белье,
деревянное от крахмала
как немного им нужно, счастье мое
как мало

Мне плевать на пальто и сумку, я просто выбегаю из купе в проход, я бросаюсь к двери, и когда меня останавливают, я выдыхаю голосом, искрящимся от счастья:
- Важное, это я…

Меня пропускают без вопросов, только сосед выбегает следом и ворчит что-то про сумку и пальто, которое я забыл и на которое мне плевать. Ведь «важное» это я. Что может быть лучше?

Я выскакиваю на платформу, и меня обдает холодным воздухом ноября. Ежусь, плотнее завязываю молочный шарф и смотрю вправо. Глаза слезятся от ветра, но я сразу вижу тебя в горчичном пальто. Я не вижу лицо, но я чувствую взгляд. И я разворачиваюсь и делаю шаг. Один, второй, третий. Я не позволяю себе сорваться на бег, но иду достаточно быстро, чтобы через несколько десятков секунд резко замереть в одном шаге перед тобой.

расскажи мне о том, как постигший важное – одинок
как у загорелых улыбки белые, как чеснок,
и про то, как первая сигарета сбивает с ног,
если ее выкурить натощак
говори со мной о простых вещах
как пропитывают влюбленных густым мерцающим веществом
и как старики хотят продышать себе пятачок в одиночестве,
как в заиндевевшем стекле автобуса,
протереть его рукавом,
говоря о мертвом как о живом

- Здравствуй. Как дела? - тихо шепчешь ты, протягивая руку. Я делаю вдох и протягиваю руку в ответ. Это то прикосновение, что было между нами десятки раз, но только сегодня, в эту секунду, оно обретает другой смысл. Электрический ток пробегает под кожей, у меня перехватывает дыхание и из груди вырывается неконтролируемое, безудержное, рыдание-выдох.
- Отлично, - с трудом шепчу я, пытаясь успокоить то, что творится внутри. Ты отпускаешь мою руку, но не прячешь ладонь в карман, а протягиваешь ее ко мне и впервые в жизни поправляешь шарф на моей шее. Как я и мечтал, как я и грезил. Кончиком указательного пальца ты задеваешь бешено бьющийся пульс, и мир вокруг нас приходит в движение. Мне кажется, я теряю сознание.
- Замерз? – еще тише спрашиваешь ты, и, Господи, мне кажется, в эту секунду я готов умереть, потому что лучше, наверное, не будет никогда.
- Нет, - я качаю головой и сглатываю слезы. Ты улыбаешься, глядя, Боже, глядя мне в глаза!
И пока я тону в их невероятном цвете и непривычном тепле, кто-то сзади накидывает на меня пальто, ставит рядом сумку и говорит, что я растяпа. У меня спрашивают, когда я вернусь в вагон, а ты говоришь:
- Он не вернется.
Но я не совсем понимаю, о чем ты. Ведь я уже вернулся. Как ты и просил…

как красивые и не мы в первый раз целуют друг друга в мочки, несмелы, робки
как они подпевают радио, стоя в пробке
как несут хоронить кота в обувной коробке
как холодную куклу, в тряпке
как на юге у них звонит, а они не снимают трубки,
чтобы не говорить, тяжело дыша, «мама, все в порядке»;
как они называют будущих сыновей всякими идиотскими именами
слишком чудесные и простые,
чтоб оказаться нами

Мы идем к твоей машине, ты несешь мою сумку, я несу свое огромное, пульсирующее сердце. Ты не касаешься меня больше, не смотришь, и молчишь. Я знаю, в чем дело. Просто ты уже понял, что сделал. Ты осознал, что оставил меня тут. Сам оставил гирю, прикованную к твоей ноге. Ты просто взял и вшил опухоль обратно. Ты понимаешь, что облажался, но ты слишком благороден, чтобы сказать об этом. И если сейчас ты посадишь меня в машину, привезешь на мост и скажешь спрыгнуть, я так и сделаю, честно. Я не говорю об этом, я боюсь нарушать тишину. Но ты читаешь мои мысли и знаешь, что теперь я на все согласен, на все готов.

Ты прячешь сумку в багажник, мы садимся в машину. Ты никогда не открывал мне дверь, не открыл и сегодня. Я же не женщина, все верно. Только познакомившись с тобой я понял, как же сильно хочу быть женщиной. Просто для того, чтобы ты любил меня свободно. Потому что если у тебя будет много женщин, это будет нормально. Это будет поводом для добрых шуток и уважительных взглядов. Если у тебя буду я, ты скатишься в пропасть. Я не хочу отпускать тебя в пропасть, я останусь твоим никем.

- Курт, - наконец разрушаешь тишину ты, кладя руки на руль и глядя перед собой. Я смотрю на твой профиль в темном салоне, я так сильно люблю тебя. Ты такой красивый. Я готов умереть для тебя. Без тебя.
- Да? – спрашиваю я, удивляясь тому, насколько мой голос тонкий в сравнении с твоим, насколько уродливый и высокий.
Но ты не отвечаешь. Ты заводишь мотор и вжимаешь педаль газа.

расскажи мне, мой свет, как она забирается прямо в туфлях к нему в кровать
и читает «терезу батисту, уставшую воевать»
и закатывает глаза, чтоб не зареветь
и как люди любят себя по-всякому убивать,
чтобы не мертветь

расскажи мне о том, как он носит очки без диоптрий, чтобы казаться старше,
чтобы нравиться билетёрше,
вахтёрше,
папиной секретарше,
но когда садится обедать с друзьями и предается сплетням,
он снимает их, становясь почти семнадцатилетним

Мы останавливаемся в неизвестном мне месте, я смотрю в окно, затем на тебя и снова в окно. Ты улыбаешься. Господи, как это красиво… Я не обращаю внимания на то, что ты уже вышел, и прихожу в себя только когда ты открываешь мою дверь, стоя с моей сумкой в руке. Я молча иду за тобой в какой-то дом, ты открываешь дверь ключами и включаешь свет, а я замираю у двери, глупо улыбаясь, потому что я понимаю, что это «твое гнездышко». Ты рассказывал мне, что прячешься тут, когда девушки совсем достанут. Я никогда не просил показать мне его, никогда даже не думал об этом. И вот, ты стоишь передо мной и разводишь руки, словно говоря: «Вот и оно».

- А кто принесет мне воду с лимоном? – пытаюсь пошутить я, но ты не понимаешь этого и уходишь. Ты возвращаешься через пару минут со стаканом воды с лимоном, и я улыбаюсь.
- Серьезно? – спрашиваю я, забираю стакан и делаю глоток, потому что, похоже, я и сейчас боюсь вырвать.
- Ну да, - ты наклоняешь голову.
- Ты же все время ее пьешь. Почему, кстати?
- Не имеет значения, - я пожимаю плечами и ставлю стакан на тумбочку. Ты делаешь шаг ко мне, и протягиваешь руки, а мне нужно так много времени, чтобы понять, что ты просто забираешь пальто, и в этот момент что-то внутри сжимается от разочарования. Я снимаю пальто, снимаю шарф, и отдаю их тебе. Я разуваюсь, остаюсь в черных носках, а ты слишком пристально смотришь мне на ноги.

- Сними носки, - тихо просишь ты, и я, боясь даже поднять на тебя глаза, повинуюсь. Как только мои босые ноги касаются паркета, ты шумно втягиваешь носом воздух, заставляя меня испуганно вскинуть голову. Твои глаза широко распахнуты, кулаки сжаты, и ты все еще смотришь на мои ноги. Я поджимаю пальцы и, похоже, краснею. Мне неловко, я не привык, чтобы мои босые ноги привлекали так много внимания.
- Как я и представлял, - бормочешь ты себе под нос настолько тихо, что я даже не верю этим словам.
- Блейн? – твое имя проскальзывает по языку и мне хочется удержать его губами.
- Да? - твои глаза зажигаются чем-то новым, когда ты смотришь на меня.
Но я не отвечаю, я обхожу тебя и иду вглубь квартиры.

расскажи мне о том, как летние фейерверки над морем вспыхивают, потрескивая
почему та одна фотография, где вы вместе, всегда нерезкая
как одна смс делается эпиграфом
долгих лет унижения; как от злости челюсти стискиваются так, словно ты алмазы в мелкую пыль дробишь ими
почему мы всегда чудовищно переигрываем,
когда нужно казаться всем остальным счастливыми,
разлюбившими

почему у всех, кто указывает нам место, пальцы вечно в слюне и сале
почему с нами говорят на любые темы,
кроме самых насущных тем
почему никакая боль все равно не оправдывается тем,
как мы точно о ней когда-нибудь написали

- Спасибо.
Я слышу твой голос за спиной, останавливаюсь в гостиной и медленно поворачиваюсь.
- За что?
- Ты вернулся. И ты ничего не спрашиваешь. Ты никогда ничего не спрашиваешь.
- Я привык.
- Я знаю. Прости.
- Простить? – глупо переспрашиваю я, оседая на диван и глядя на тебя огромными глазами. За что я должен тебя простить? За счастье? Ну уж нет.

Но ты не отвечаешь, ты просто подходишь и садишься рядом. Мы не касаемся друг друга ни коленями ни руками, но я вдыхаю твой запах. Впервые в открытую наслаждаюсь им, закрывая глаза. И тихонько, совсем неслышно скулю.

Я отрываюсь от земли и теряю оболочку, когда чувствую твои пальцы на своих. Я не открываю глаза, чтобы это не оказалось сном. Я запрещаю биться даже сердцу, пока ты аккуратно скользишь кончиками пальцев от ногтей по фалангам, косточкам, до самого запястья. Там твои пальцы обхватывают тонкую кость и ощутимо сжимают, заставляя меня открыть глаза и встретиться взглядом с медовой зеленью.
- Не могу тебя отпустить.
- Не отпускай.

расскажи мне, как те, кому нечего сообщить, любят вечеринки, где много прессы
все эти актрисы
метрессы
праздные мудотрясы
жаловаться на стрессы,
решать вопросы,
наблюдать за тем, как твои кумиры обращаются в человеческую труху
расскажи мне как на духу
почему к красивым когда-то нам приросла презрительная гримаса
почему мы куски бессонного злого мяса
или лучше о тех, у мыса

- Я сошел с ума? – Спрашиваю я безжизненным голосом и все еще смотрю в глаза. Ты не можешь быть реальным. Ты не можешь держать меня за руку. Я не знаю, что будет дальше. Не знаю, что будет завтра.
- Я тоже.
- Ты убьешь меня? – скулю я эту странную, почти неуместную фразу. Но ты знаешь, что я имею в виду. Ты понимаешь, или догадываешься, или просто чувствуешь. Потому что ты отрываешь мою руку от дивана.
- Ты не заслужил.
- Мы…? – судорожный всхлип не дает мне договорить, потому что в эту секунду ты обжигаешь кожу на запястье своим огненным дыханием, и я почти теряю сознание, когда ты отвечаешь и прижимаешься губами к венам на внутренней части запястья:
- «Нас» нет…

вот они сидят у самого моря в обнимку,
ладони у них в песке,
и они решают, кому идти руки мыть и спускаться вниз
просить ножик у рыбаков, чтоб порезать дыню и ананас
даже пахнут они – гвоздика или анис –
совершенно не нами
значительно лучше нас

____________________________________________________

* Стих Веры Полозковой - Снова не мы