Глава 69

На кухне своей холостяцкой обители - элегантных шестикомнатных апартаментов, расположенных над рядом магазинов, выходивших на главную городскую площадь, - Амос изучал содержимое кладовки, решая, что приготовить на ужин. Он был голоден, но готовить что-либо серьезное не хотелось, а если он пойдет в ресторан, то может пропустить звонок Матта, Перси или - решительно невероятно, но все-таки - Рэйчел. Весь день Амос ждал известий от кого-либо из них, надеясь узнать, что Рэйчел делала в Хоубаткере. Здесь ее ничто более не удерживало, не считая, разумеется, тех, кто ее любит, но она, похоже, не желала иметь с ними дело.

Хлопья с отрубями, решил Амос и взял в руки миску. Господи, как же ему тошно! Он не чувствовал себя так плохо с тех пор, как умерла Клаудия, мать Матта. Амос легко мог себе представить, что бы она подумала о заварившейся каше. Как он и предсказывал, последствия проклятого дополнения к завещанию оказались губительными для всех заинтересованных лиц - и более всего для Рэйчел, но сейчас Амоса в первую очередь беспокоил Перси. Он еще никогда не видел, чтобы мужчина старел не по дням, а по часам. Всегда безукоризненно одетый, тщательно выбритый, уверенный в себе и энергичный, сейчас он выглядел, как пациент хосписа. Амос, конечно, ожидал, что Перси постареет, но не так же быстро - он буквально высох, и кто? Перси Уорик, удачливый бизнесмен, магнат, принц среди дворян, его герой.

И вдруг мрачные мысли разлетелись, как стайка воробьев, вспугнутых зуммером интеркома. Сердце замерло. Амос опустил на стол картонку с молоком и с надеждой поспешил к решетке микрофона.

— Да?

— Амос, это я, Матт.

— Матт!

Слава Богу, объявился хоть кто-то. Амос нажал кнопку, открывая находившуюся внизу, на уровне улицы, дверь.

Амос вышел на лестничную площадку, ожидая увидеть за широкими плечами Матта Рэйчел, но надежда эта разбилась вдребезги, как хрустальная ваза, когда Матт в гордом одиночестве перешагнул порог. Его взгляд не предвещал ничего хорошего.

— Ты не нашел ее, — заметил Амос, когда Матт стал подниматься по лестнице.

— Напротив, я ее нашел.

— Она плюнула тебе в лицо.

— Почти. У вас есть пиво?

— В неограниченном количестве. Заходи.

Амос провел гостя в небольшую гостиную с французским застекленным створчатым окном, выходившим на террасу, с которой открывался вид на аккуратно подстриженные газоны городского парка. Это было его любимое место отдыха.

— Если ты не сочтешь, что на террасе слишком жарко, я принесу пиво сюда, — предложил он.

Входя на кухню, Амос услышал, как за его спиной открылось французское окно. Поставив молоко обратно в холодильник, он вытащил две жестянки пива из пластиковой упаковки. По спине пробежал предательский холодок. Он нюхом чуял плохие новости, как опытный шкипер чувствует приближение урагана.

— Где ты ее нашел? — спросил Амос, присоединившись к Матту и протягивая ему банку пива с подставкой-держателем.

Матт так и не присел. Амос буквально кожей чувствовал жар бурлящих в нем эмоций, которые не давали молодому человеку расслабиться. Но было в нем кое-что еще - холодный контроль, который почему-то напомнил Амосу его отца, просоленного всеми ветрами, закаленного капитана Корпуса морской пехоты США, которого он знал только со слов Клаудии.

— В мотеле в Маршалле. Рэйчел знала, что я найду ее, если она снимет комнату в Хоубаткере. Мне просто повезло, что я смог выяснить ее местонахождение с помощью Генри. Утром она уезжает в Даллас. Не обижайтесь на нее за то, что она не позвонила вам, Амос. Рэйчел приехала сюда не для того, чтобы навещать старых знакомых.

— Тогда зачем? — осведомился Амос, опускаясь в кресло.

Матт сделал большой глоток пива, поставил его на столик и снял пиджак. Повесив его на спинку полосатого шезлонга, он вынул из кармана два письма.

— Вам знакомо имя Майлз Толивер?

Амос кивнул.

— Это брат Мэри. Отец Уильяма. Он умер во Франции, когда Уильяму было лет семь или около того, оставив мальчика круглым сиротой. Поэтому Уильям и стал подопечным Мэри.

— Вы хорошо выучили историю Толиверов. Жаль, не могу сказать того же о себе, но позвольте рассказать вам одну сказку, которой, держу пари, вы еще не знаете.

Амос выслушал его в молчании, приоткрыв от удивления рот, чувствуя, как пиво скисает у него в желудке. Когда Матт закончил, а сам он прочел копии писем Майлза и Перси, он смог лишь сказать:

— Какая самонадеянность с моей стороны, какой самообман полагать, будто мне известно что-либо о Толиверах, Уориках и ДюМонтах из Хоубаткера, штат Техас. И как Рэйчел намерена поступить с этими сведениями?

— Подать на деда в суд за мошенничество, если он не согласится на ее условия.

Амос в возбуждении сорвал очки с носа.

— Ты, должно быть, шутишь. И в чем состоят эти условия?

— Она хочет, чтобы дед вернул ей Сомерсет в обмен на землю, украденную им у ее отца, - это ее собственные слова.

— О Боже. — Амос закрыл глаза и принялся массировать переносицу, на которой остались вмятины от очков. В свете ужасающих открытий, которые сделала бедная девочка, разве могла она поступить по-другому? — А Перси согласится удовлетворить ее требования?

— Я... не знаю. Он сказал, что поступит правильно, что бы это ни означало. Я пришел спросить, чего нам ожидать - если лодка Рэйчел все-таки поплывет.

Амос вернул Матту письма.

— Если они повлекут за собой возврат Сомерсета, твой дед может лишиться возможности поступить правильно. Эти письма представляют собой серьезную угрозу собственности, о которой идет речь. Так что, отвечая на твой вопрос, я бы сказал, что у вас большие неприятности и что у Рэйчел не лодка, а целый фрегат, идущий на вас под всеми парусами.

Матт потянулся за пиджаком.

— Поехали к деду, Амос. Он должен услышать это из уст единственного человека, который в состоянии его убедить.

«Но станет ли Перси слушать?» — подумал Амос, поднимаясь на ноги, несмотря на одолевавший его груз сомнений.

В библиотеке, где он ожидал появления Матта и Рэйчел, Перси растерянно опустил трубку на рычаг.

— Рэйчел не приедет, дед, — сообщил ему по телефону Матт. — Она интерпретирует факты по-своему, и ничто не сможет убедить ее в том, что она истолковала их неверно. Она хочет получить Сомерсет обратно, и у нее есть возможность надавить на нас. Мы с Амосом едем к тебе, чтобы обсудить варианты.

— Как... она? — спросил Перси.

— Она чувствует себя обманутой. Рэйчел полагает, что ей нанесли удар ножом в спину.

— Какая ужасная несправедливость по отношению к Мэри, — пробормотал Перси.

— Тебе придется постараться, чтобы убедить меня в этом, дед.

— Что я и намерен сделать.

Вздохнув, Перси поднялся на дрожащих ногах из кресла. Надежда, которой он жил последние дни, испарилась. Ему было плохо. На лбу выступил пот, а на ноги, казалось, надели свинцовые гири, и это был плохой знак. Шаркающей походкой он подошел к интеркому и вдавил кнопку.

— Саванна, планы изменились, — прошелестел Перси в микрофон. — Боюсь, что особого гостя у нас сегодня не будет, но твое угощение все равно не пропадет. Матт и Амос едут сюда, и они непременно воздадут должное твоей стряпне. Оставь все на плите, а об остальном мы позаботимся сами.

— Включая легкую закуску и аперитивы?

— Пришли их наверх. Мальчикам нужно подкрепить силы. И еще ведерко со льдом и бутылку моего лучшего скотча.

— Мистер Перси, мне не нравится ваш голос.

— Мне самому он не нравится. Передай трубку Грейди. У меня будет к нему еще одна просьба.

Перси прошел мимо лестницы, которая в данный момент представлялась ему Эверестом, покорять который у него не было ни сил, ни желания, и вошел в лифт, которым пользовался очень редко. Но сегодня ему следовало поберечь себя, чтобы выполнить задуманное. Учитывая его возраст и то, как он себя чувствовал, завтра может быть слишком поздно. Если Рэйчел отказывается выслушать его лично, он постарается уладить недоразумение по-другому - в присутствии Амоса и своего внука, который - чего бы это ни стоило ему самому - должен узнан, правду.

Матт, за которым на своей машине ехал Амос, прибыл десять минут спустя. Потянув носом, он уловил восхитительные ароматы, доносившиеся из кухни, увидел цветы в холле, красиво накрытый стол и вновь ощутил неимоверную тяжесть на сердце. Готовилось праздничное пиршество, но Рэйчел не будет принимать в нем участия. Какая трагическая, ненужная потеря. Матт питал слабую надежду, что со временем сможет забыть ее, но даже после того, как она выложила все карты на стол, в глубине души он сознавал, что она останется с ним навсегда. Она была сама на себя не похожа, ничем не напоминала ему девушку, которую он помнил, загорелая дочерна, сплошные острые углы и выпирающие кости, но когда она вошла в комнату мотеля, у него перехватило дыхание. Он отдал бы все на свете, чтобы подхватить Рэйчел на руки и унести куда-нибудь... чтобы своей любовью вылечить ее раны и заглушить боль. А ведь дед предупреждал его, и Матт жалел о том, что не прислушался к его совету, зато теперь все стало предельно ясно. Она была женщиной, с которой он хотел прожить всю жизнь до последнего дня. После нее у него не будет никого. Жена - возможно, но только не любимая женщина.

Войдя в гостиную, Матт увидел перед собой прежнего деда, тщательно одетого и ухоженного. Но смертельная бледность, заливавшая лицо Перси, поразила его в самое сердце.

— Дед, как ты себя чувствуешь?

— Вполне готовым к тому, что я наметил на сегодняшний вечер. Присаживайтесь, ребята. Амос, командуй. — И он жестом указал на бутылку скотча, стоявшую рядом с серебряным ведерком со льдом на стойке бара.

— С удовольствием, — согласился Амос, обменявшись печальным и встревоженным взглядом с Маттом.

Матт опустился в свое любимое кресло с высоким подголовником и широкими подлокотниками. Сегодня выдался вечер воспоминаний, и тени прошлого закружились в хороводе. Внезапно ему захотелось, чтобы рядом оказались мать и отец, которого он не помнил. Еще никогда Матт не чувствовал себя таким одиноким. Сиденье его кресла потерлось, в очередной раз напомнив ему о его нежной матери. Она сама украшала эту комнату. Оттенки голубого, кремового и зеленого, перемежаемые пятнами винно-красного цвета, выцвели и поблекли, но это она выбирала их. Матт вспомнил, как однажды за завтраком разговор зашел об обоях и дед заявил:

— Мне нравится все, что бы ты ни решила, Клаудия. Я никогда не разочаруюсь в тебе.

Очевидно, так оно и было. За прошедшие двадцать пять лет дед не заменил ни единого абажура на настольных лампах и светильниках. И только картину над камином он повесил сам. Она принадлежала отцу.

— Не пора ли обновить комнату, дед? — спросил Матт. — Она начинает выглядеть старой и потрепанной.

— Как и я, и у меня слишком мало времени, — ответил Перси, движением пальца отказываясь от бокала с виски. — Я оставляю ремонт тебе.

— Начни вот с этого, — с оттенком сухой иронии заметил Амос, кивая на картину.

Перси криво улыбнулся.

— Неужели ты не можешь понять, что там нарисовано?

— Откровенно говоря, нет. Прости меня, конечно, но ее художественная ценность не вдохновляет меня на пристальное изучение.

— Ну так взгляни на нее повнимательнее и скажи мне, что ты видишь.

Амос выбрался из кресла с высоким подголовником и подошел к картине вплотную, чтобы рассмотреть жалкие потуги художника. Матт тоже вытянул шею. К чему ведет дед? Картина не представляла никакой художественной ценности.

— Ну, я вижу маленького мальчика, бегущего к садовой калитке, — удивленно протянул Амос.

— Что у него в руках?

— Похоже на... цветы.

— Какие?

Амос повернулся к Перси, и его лицо осветилось удивленным узнаванием.

— Это же... белые розы.

— Мой сын Вайатт передал мне эту картину. Она не слишком удачная, согласен, но для меня она значит очень много.

Матт понял, что сейчас произойдет нечто необычное. Он уловил сдерживаемое волнение в голосе деда и заметил, что в глазах его заблестели слезы. В груди у Матта защемило.

— Что именно, дед?

— Прощение. Ты когда-нибудь слышал легенду о розах, сынок?

— Если и слышал, то благополучно забыл о ней.

— Расскажи ему, Амос.

Амос объяснил. Матт обратил внимание, что его адамово яблоко то и дело дергалось, - верный признак того, что старый поверенный взволнован до глубины души. Когда урок истории завершился, Матт сказал:

— Выходит, мой отец простил тебя. За что?

— За то, что я не любил его.

Матт медленно выпрямился в кресле.

— О чем ты говоришь? Ты любил моего отца до безумия.

— Да, да, так оно и было, — сказал Перси, — но это случилось через много лет после того, как он пришел в этот мир. Миновало время, когда моя любовь имела для него значение. Видишь ли, у меня было два сына. Одного я любил с самого начала. Второго - твоего отца - нет.

Оба мужчины растерянно смотрели на него. Их бокалы остались нетронутыми.

— Два сына? — хрипло проговорил Амос. — Что же случилось с первым?

— Он умер в возрасте шестнадцати лет от воспаления легких. Сейчас Вайатт лежит рядом с ним. Его фотография стоит на моем прикроватном столике. Мэри прислала ее мне в день своей смерти.

— Но... но это же... Мэттью ДюМонт, — запинаясь, с трудом выговорил Матт.

— Правильно, сынок. Твой тезка. Мэттью был нашим с Мэри сыном.

За его спокойными словами последовало изумленное молчание, которое нарушили робкий стук Грейди и голос Перси:

— Войдите.

Слуга осторожно, на цыпочках, вошел в гостиную, словно в палату тяжелобольного, и опустил на стол поднос, от которого исходил божественный аромат. На нем стояли тарелка с закусками и магнитофон. Когда Грейди удалился, Перси повернулся к своей будто громом пораженной аудитории. Матт выглядел так, словно у ног его разверзся ад.

— Лучше поешьте, ребята, пока слойки с сыром, которые испекла нам Саванна, не остыли, — сказал Перси. — Ночь будет долгой.

— Дед, — наконец заговорил Матт, — думаю, пришло время выслушать твою историю.

— Я думаю, что пришло время рассказать ее, — ответил Перси и нажал кнопку на магнитофоне.

Date: 2015-09-02; view: 285; Нарушение авторских прав