Диалекты и этимология

Д о сих пор, рассматривая различные методы и приёмы этимологического исследования, мы опирались главным образом на материал тех языков, которые засвидетельствованы в различных памятниках письменности. В большинстве примеров из русского языка у нас фигурировали слова, относящиеся к литературному языку, то есть слова, отражающие так называемую литературную норму.

Русский литературный язык впитал в себя многое из того, что имеется в народных говорах нашего языка. Но большое количество слов продолжает жить лишь на сравнительно ограниченных территориях, представляя собой типичную особенность того или иного диалекта. Жители Псковской и Воронежской областей говорят на одном и том же русском языке. Но многие из тех слов, которыми пользуются в своей речи псковичи, будут непонятны воронежцам, и наоборот.

Изучение диалектных слов — один из самых важных аспектов в работе этимолога. Выше мы уже неоднократно убеждались в том, что слова, существовавшие в древнерусском языке, но утраченные в языке современном, продолжают жить в многочисленных диалектах и говорах. Эта архаичность диалектов проявляется во всех сторонах языка: в фонетике, словообразовании, семантике.

Е и «ять». Кто из нас сейчас различает в произношении звуки [е], восходящие к разным древнерусским звукам, обозначаемым буквами е и љ («ять»)? Даже в ХIХ-начале XX века, когда е и љ различались на письме, соответствующие звуки произносились в русском литературном языке одинаково. А вот, например, в новгородских говорах русского языка мы до сих пор на месте исторического љ слышим звук [и] — в отличие от исконного (или восходящего к ь) е. Сравните: сљно, сљвъ — новгородск. [сино], [сив], но семь, серна — новгородск. [семь], [серна].

То же самое явление мы наблюдаем и при сравнении русских слов с украинскими, но только здесь аналогичное расхождение отражается также и на письме:

Поскольку не все русские слова имеют соответствия в украинском языке, указанная особенность новгородских диалектов приобретает важное значение для этимологических исследований. Особенно, если слово отсутствует также в памятниках древнерусской письменности или имеет там колебания в написании е и љ.

Как видно из таблицы фонетических соответствий, гласный љ может восходить к индоевропейскому *ē или к дифтонгам *oi и *ai. А следовательно, с учётом изменений в других родственных языках, мы можем, например, слово пена (пљна) сравнивать с латинским (s)pūma [спý:ма] ‘пена’, ибо индоевропейское *oi (см. таблицу) закономерно даёт в старославянском и древнерусском љ, а в латинском может дать ū. Но славянские слова, содержащие е, не восходящее к љ, нельзя сопоставлять с латинскими словами, содержащими ū. Следовательно, разграничение в произношении двух различных [е], которое до сих пор сохранилось в ряде русских говоров, может служить путеводителем этимолога при выборе индоевропейских соответствий, а именно эти соответствия часто играют решающую роль при установлении этимологии слова.

Глухмень и кусмень. Когда мы рассматривали этимологию слова рамень, то выделили в этом слове древний суффикс - мень. Разумеется, в современном русском языке эта часть слова уже не является суффиксом, ибо он давно в нашем языке утратил свою продуктивность. Но в то время, когда формировалось слово рамень, именно - мен(ь) являлось его суффиксом.

А теперь давайте посмотрим, много ли в современном русском языке слов, которые содержат этот омертвевший суффикс, сросшийся с корнем. Камень, пламень, ячмень... — вот, пожалуй, и все надёжные примеры (кремень а ремень — темные по своему происхождению слова). Если же мы обратимся к диалектам, то там подобного рода образований гораздо больше. Вот некоторые из них: голомень ‘открытое море’ и ‘часть дерева, не имеющая сучьев’, глухмень ‘глушь’, житмень ‘ячмень’, кусмень ‘кусок, ломоть’, сухмень ‘сухая погода’. Да и само слово рамень диалектного происхождения.

Нужно особо подчеркнуть, что слово рамень не имеет соответствий ни в одном славянском языке. Но несмотря на это оно оказывается архаизмом, ибо, как мы видели, у него есть «родственники» в целом ряде индоевропейских языков. Это ещё одно свидетельство того, как важен диалектный материал, который сохраняет большое количество древних словообразовательных особенностей, давно утраченных в литературном языке.

Но особенно интересные примеры из диалектов, многие из которых также являются архаизмами, можно обнаружить в области семантики. Чтобы представить себе, насколько диалектная лексика может отличаться в этом отношении от общелитературной, остановимся на нескольких примерах.

Можно ли пахать шум бредовой метлой? С точки зрения норм современного русского литературного языка, этот вопрос звучит нелепо.

В самом деле, каждому хорошо известно, что земледельцы всегда пахали плугом или, на худой конец, сохой. Но кто же в здравом уме и твёрдой памяти станет пахать метлой?! Кроме того, пахать можно поле, ниву, землю. Это естественно, и этим никого не удивишь. А вот пахать шум...

Наконец, о бредовой метле. Все мы знаем, что бредовыми могут быть сны, видения, идеи, планы. Что же касается бредовой метлы, то её мы не найдём ни в одном словаре русского литературного языка. Таким образом, мы рассмотрели все возможные связи между словами в выражении пахать шум бредовой метлой и убедились, что ни одна из этих связей не соответствует нашим обычным представлениям о словах бредовой, пахать, метла, шум.

Между тем пахать шум бредовой метлой — это не простой набор случайно соединённых между собой слов, не бессмысленное их нагромождение.

Слова шум, бредовый и пахать взяты в приведённом примере из псковского диалекта русского языка.

В ряде русских диалектов имеется слово бредина ‘ива, верба’, а также бред ‘прутняк’. Бредовый — это прилагательное, означающее ‘сделанный из ивы, из лозы, из прутняка’ или ‘сделанный из ивовой коры’. Теперь нам будут понятны такие сочетания слов, как бредовая дуга, бредовая метла, бредовые лапти и т.п.

Глагол пахать в диалектах русского языка имеет несколько — подчас далёких друг от друга — значений: 1) пахать землю; 2) пахать ‘идти, ходить’; 3) пахать хлеб, мясо = ‘крошить, резать’; 4) пахать трубу - ‘чистить’; пахать пыль = ‘мести, подметать’.

Среди перечисленных значений в северных и северо-западных диалектах русского языка особенно часто встречается последнее значение: ‘мести, подметать’.

А сени-то ещё и не паханы. Поди, подпаши мост (‘подмети пол’) — эти диалектные слова теперь, нужно надеяться, ни у кого не вызовут недоумения. Более того, многие, вероятно, уже вспомнили такие широко распространённые в разговорной речи слова, как спахивать или опахнуть (пыль), имеющие общий корень с приведённым глаголом пахать.

И наконец, слово шум в псковском и в ряде других русских диалектов означает ‘сор, мусор’. Так, например, диалектное выражение не кидай шуму за порог соответствует литературному не выбрасывай мусор за порог.

Следовательно, пахать шум бредовой метлой в переводе на русский литературный язык означает: ‘мести сор метлой из ивовых прутьев’.

Про тракториста, который орал, и про ушканов. В тех диалектах, где слово пахать значит ‘мести, подметать’, в значении ‘пахать’ обычно выступает глагол орать, с которым мы уже сталкивались, когда рассматривали происхождение слова рамень. Поэтому не удивляйтесь, если где-нибудь на севере вы услышите, что «тракторист Сидоров целый месяц орал на самых удалённых от деревни землях».

Вообще в диалектах очень многие знакомые нам слова выступают в совершенно непривычных для нас, порой неожиданных значениях. Кроме уже приведённых примеров, можно сослаться хотя бы на такие диалектные слова, как родник ‘родственник’, враг ‘овраг’, стая ‘сарай’, борозда ‘борона’. Многие слова, встречающиеся в диалектах, вообще неизвестны русскому литературному языку: шал ‘сор’, свéсья ‘сестра жены’, лони ‘в прошлом году’, порато ‘много’, ушкан ‘заяц’.

Если бы здесь не были приведены значения трёх последних слов, то человеку, который не знает северных диалектов русского языка, очень нелегко было бы понять слова охотника из Архангельской области: «Лони порато ушканов добыл».

О диалектных словарях. Богатейший материал русских диалектов был в XIX веке собран в четырёхтомном «Толковом словаре живого великорусского языка», написанном В.И. Далем. «Словарь областного архангельского наречия» также почти сто лет тому назад был составлен А.О. Подвысоцким.

В течение ряда лет Институт русского языка Российской Академии наук издаёт многотомный «Словарь русских народных говоров», а в Санкт-Петербургском университете печатаются выпуски «Псковского областного словаря». Имеется также большое количество словарей, в которых собран материал смоленских, вятских, ярославских и других говоров и диалектов русского языка.

Работа по изучению областной лексики продолжается в наши дни особенно интенсивно. Учёные ежегодно отправляются в различные диалектологические экспедиции, изучают особенности русских говоров, их древние и новые черты. Но диалектные слова под мощным и всё возрастающим воздействием школы, печати, радио и телевидения постепенно исчезают из языковой практики. Литературный язык буквально на наших глазах всё глубже и глубже проникает в самые различные диалекты, стирая разницу между ними.

Археологи и историки тщательно собирают и изучают разнообразные древние памятники материальной и духовной культуры человека: старинные орудия труда, различные изделия из камня, дерева, металлов, архитектурные памятники, произведения живописи и скульптуры, древние рукописи, надписи, рисунки на камне и т.д. По этим памятникам воссоздаётся вся история человеческого общества. Многое из того, что было утрачено в прошлом, удалось восстановить благодаря кропотливой работе археологов, благодаря археологическим раскопкам.

С диалектами русского или какого-нибудь другого современного нам языка дело обстоит значительно сложнее. Если сегодня под влиянием литературного языка из диалекта исчезнет какое-то слово, присущее лишь ему одному, то завтра это слово уже нельзя будет восстановить никакими «раскопками». Вот почему работа диалектологов приобретает в наши дни такое важное значение. Сохранить для потомков всё богатство русского языка, заключённое в его диалектах, — вот одна из главных задач, стоящих перед составителями областных словарей. Но эта задача — далеко не единственная. Подобно тому как археологические и исторические экспонаты музеев позволяют восстановить далёкое прошлое нашей родины, областные словари дают возможность учёным проникнуть далеко в глубь истории русского языка.

Материал диалектов — это неисчерпаемая сокровищница, в которой хранятся поистине бесчисленные архаические слова и формы, давно уже утраченные в литературном языке. Анализ диалектного материала занимает важное место в исследованиях по русскому языку. Мы остановимся здесь лишь на одном частном вопросе о том. как изучение материала диалектов помогает этимологу на его пути к истокам слова.

Диалектные слова и этимология. Примеры со словами пахать ‘мести’, шум ‘сор’', мост ‘пол’, орать ‘пахать’, бредовый ‘ивовый’ и др. говорят о том, что многие слова, звучащие одинаково в русском литературном языке и в его диалектах, значительно отличаются друг от друга по своему смыслу. Одни из таких слов только внешне созвучны между собой, имея на самом деле различное происхождение (омонимы). Сюда можно отнести, например, литературное враг и диалектное враг ‘овраг’. В других случаях расхождение значений возникло в результате позднейших семантических изменений. Причём изменения эти очень часто происходили в литературном языке, в то время как диалекты сохраняли более древнее значение слова.

Но в диалектах русского языка сохраняются не только древнейшие значения слов, но также и многие из словообразовательных типов, утраченных в литературном языке.

При разборе этимологии слова коровай, как вы помните, нам большую помощь оказало сходное по своей словообразовательной структуре диалектное слово коротай.

Чередование суффиксов - в-/-т -, хорошо известное во многих индоевропейских языках, почти не сохранило следов в русском литературном языке. А в диалектах мы находим такие примеры, как пе-в-ун/пе-т-ун [70] ‘петух’, чер-в ‘серп’/ чер-т-a ‘резец’ и др.

Не менее важное значение, как мы уже видели, имеют также фонетические особенности диалектов русского языка. И здесь диалектные слова часто сохраняют более древний фонетический облик, позволяющий в достаточной мере надёжно решить вопрос об этимологии этих слов.

Домовой и леший. В древности наши предки верили, что вокруг них жили разные духи: одни — добрые, другие — злые. Добрым духом иногда считался дух — хранитель дома, домовой. Недаром его звали ласкательно дедушкой, ботанушкой или уважительно — хозяином.

За пределами своего родного дома в те далёкие времена человек постоянно подвергался различным опасностям: в лесах жили дикие звери, в поле нередко заставала зимняя вьюга, на воде его небольшая лодка-однодревка легко могла перевернуться, а там смотришь — и водяной на дно утащит. Так возникла у человека вера в недобрых духов — водяных, полевых, боровых (духов, обитавших в бору), леших.

Этимологическая связь между словами дом и домовой, вода и водяной, поле и полевой, бор и боровой ни у кого не вызывает сомнений. Слово домовой, например, употребляется в русском языке не только как существительное, но к как обычное прилагательное — правда, с иным местом ударения (по нормам литературного языка): домóвая кухня, домóвая книга. То же самое можно сказать и о других перечисленных словах. Сравните: водяной насос, полевой цветок, боровая дичь.

А вот связь между словами лес и леший далеко не так очевидна. И дело здесь не в том, что корень первого слова содержит - с -, а второго - ш -. Подобное фонетическое чередование легко объяснимо, ибо оно полностью совпадает с такими же чередованиями в случаях: ве-с-на/ве-ш-ний, пи-с-ать/пи-ш-у, вку-с-ить/ вку-ш-ать и т. п.

В семантическом плане связь лешего как ‘лесного духа’ с лесом также вполне естественна. Но почему же этот дух не получил названия лесной (как водяной, домовой и др.)? Может быть, в древности от существительного лес было образовано иное прилагательное — леший? Предположение это вполне правдоподобное. Почему же тогда мы можем встретить в русском языке водяную, полевую и боровую дичь или птицу, но нигде не встретим птицу лешую?

Впрочем, действительно ли нигде? В русском литературном языке слово леший не имеет значения ‘лесной’, а вот в псковском диалекте имеет. Здесь мы можем встретить и леших уток, и лешие яблоки, и леших мух. и лешую землю. И во всех этих случаях слово леший выступает со значением ‘лесной’.

Таким образом, материал псковских говоров русского языка окончательно устраняет малейшие сомнения, которые ещё могли бы остаться при исследовании этимологии слова леший ‘лесной дух’.

Одной из наиболее характерных особенностей диалектов является их удивительная способность сохранять в неприкосновенности в течение многих веков самые архаичные черты, которые по большей части были давно утрачены литературным языком. Эта архаичность диалектов относится и к фонетической, и к словообразовательной, и к семантической стороне языка.

Вот почему материал диалектов, позволяющий вскрыть наиболее древние слои в истории слова, играет столь значительную роль в этимологических исследованиях. Вот почему каждая публикация нового областного словаря всегда вызывает самый живой интерес у историков языка, а особенно, пожалуй, у историков и «биографов» слова — этимологов.

Оглавление

Глава пятнадцатая