Глава 24. – Как бы мне ни хотелось целовать тебя весь день, но твой завтрак остывает, – бормочет Кристиан у моих губ

– Как бы мне ни хотелось целовать тебя весь день, но твой завтрак остывает, – бормочет Кристиан у моих губ. Он с нежностью смотрит на меня, теперь довольный и улыбающийся, лишь в потемневших глазах – чувственный блеск. Господи. Он опять переключился. Мой мистер Переменчивость!

– Ешь, – мягко приказывает он. Я сглатываю (реакция на его тлеющий взгляд) и осторожно отодвигаюсь назад, чтобы не задеть капельницу. Он подвигает ко мне поднос. Овсянка остыла, но блины под крышкой в самый раз. Вкусные, просто объедение.

– А знаешь, – бормочу я, – Комочек может быть девочкой.

Кристиан ерошит рукой волосы.

– Две женщины, а? – Тревога вспыхивает у него на лице, чувственность пропадает из глаз.

Черт.

– У тебя есть предпочтение?

– Предпочтение?

– Мальчик или девочка.

Он хмурится.

– Лишь бы был здоровый, – тихо говорит он, явно в замешательстве от вопроса. – Ешь, – бурчит он, и мне совершенно ясно, что он пытается избежать этой темы.

– Да ем я, ем… не выпрыгивай из штанов, Грей.

Я исподволь наблюдаю за ним. Беспокойство залегло в уголках его глаз. Он сказал, что постарается, но я знаю, что ребенок его все еще пугает. Ох, Кристиан, я тоже боюсь. Он садится в кресло рядом со мной и берет «Сиэтл Таймс».

– Вы опять попали в газеты, миссис Грей. – Тон горький.

– Опять?

– Писаки просто пересказывают вчерашнюю историю, но факты, похоже, изложены довольно точно. Хочешь прочесть?

Я качаю головой.

– Почитай ты мне. Я ем.

Он ухмыляется и читает статью вслух. Она изображает Джека и Элизабет как современных Бонни и Клайда. Коротко говорится о похищении Миа, моем участии в ее спасении, а также упоминается тот факт, что мы с Джеком находимся в одной больнице. Как пресса раздобыла всю эту информацию? Надо будет спросить Кейт.

Когда Кристиан заканчивает, я прошу:

– Пожалуйста, почитай еще что-нибудь. Мне нравится тебя слушать.

Он исполняет просьбу и читает статью о новых изобретениях в информационном бизнесе и о том, как компании «Боинг» пришлось отменить взлет какого-то самолета. Кристиан читает и хмурится. Но я слушаю его успокаивающий голос, умиротворенная сознанием того, что со мной все хорошо, Миа – в безопасности, мой маленький Комочек – цел и невредим, а я сама наслаждаюсь драгоценными минутами покоя, несмотря на все то, что случилось в последние дни.

Понимаю, что Кристиан напуган из-за ребенка, но не могу постичь глубины его страха. Я решаю как-нибудь еще поговорить с ним об этом. Посмотреть, сумею ли облегчить его тревоги. Озадачивает меня то, что у него ведь перед глазами был положительный пример его родителей. И Грейс, и Каррик – прекрасные родители, по крайней мере, так кажется. Может, это вмешательство педофилки нанесло ему такой вред? Надо бы это обдумать. Но, говоря по правде, мне кажется, это идет от его биологической матери, хотя и миссис Робинсон помогла. Я торможу свои мысли, когда мне почти вспоминается услышанный разговор. Проклятье! Он завис на краю памяти о том времени, когда я была без сознания. Кристиан разговаривает с Грейс. Но нет, воспоминания растворяются, расплываются, словно в тумане. Какая досада.

Интересно, признается ли Кристиан когда-нибудь сам, почему он пошел к ней, или мне придется вытягивать это из него. Я уже собираюсь спросить его, когда раздается стук в дверь.

Детектив Кларк с извиняющимся видом заходит в палату. Он прав, что чувствует неловкость, – сердце падает, когда я его вижу.

– Мистер Грей, миссис Грей, здравствуйте. Не помешал?

– Помешали, – сердито бросает Кристиан.

Кларк не обращает на него внимания.

– Рад видеть, что вы идете на поправку, миссис Грей. Мне надо задать вам несколько вопросов насчет четверга. Простая формальность. Сейчас вам удобно?

– Конечно, – бормочу я, хотя мне совсем не хочется оживлять в памяти события четверга.

– Моя жена должна отдыхать, – ощетинивается Кристиан.

– Я буду краток, мистер Грей. И чем скорее мы сделаем это, чем скорее я отстану от вас.

Кристиан встает и предлагает Кларку свое кресло, затем садится рядом со мной на кровать, берет меня за руку и подбадривающе сжимает.

Через полчаса Кларк закругляется. Я не узнала ничего нового, но пересказала ему события четверга прерывающимся, тихим голосом, наблюдая, как Кристиан в некоторые моменты бледнеет и морщится.

– Жаль, что ты не прицелилась выше, – бормочет он.

– Да, тем самым могли бы оказать неоценимую услугу всем женщинам, – соглашается Кларк.

Что?

– Благодарю вас, миссис Грей. У меня пока все.

– Вы ведь больше не выпустите его, нет?

– Не думаю, что ему в этот раз удастся выйти под залог.

– А нам известно, кто внес за него залог? – спрашивает Кристиан.

– Нет, сэр. Это было конфиденциально.

Кристиан хмурится, но, мне кажется, у него имеются свои подозрения. Кларк как раз поднимается, собираясь уходить, когда входит доктор Сингх и двое интернов.

После тщательного осмотра доктор Сингх объявляет, что я могу ехать домой. Кристиан облегченно обмякает.

– Миссис Грей, если головные боли усилятся, а перед глазами будет пелена, вы должны сразу же вернуться в больницу.

Я киваю, пытаясь сдержать свою радость от предстоящей встречи с домом.

Когда доктор Сингх уходит, Кристиан спрашивает, можно ли ему переговорить с ней в коридоре. Он оставляет дверь приоткрытой, задавая ей свой вопрос. Она улыбается.

– Да, мистер Грей, с этим все в порядке.

Он расплывается в улыбке и возвращается в палату куда счастливее.

– Про что ты спрашивал?

– Про секс, – отвечает он, сверкнув озорной улыбкой.

Ой. Я краснею.

– И что?

– Тебе можно. – Он ухмыляется.

Ну Кристиан!

– У меня болит голова, – усмехаюсь я в ответ.

– Я знаю. Какое-то время нам придется подождать. Я просто проверял.

Подождать? Я хмурюсь, тут же почувствовав укол разочарования. Не уверена, что хочу ждать.

Приходит сестра Нора, чтобы отсоединить капельницу, и сердито зыркает на Кристиана. Кажется, она одна из немногих известных мне женщин, которая остается равнодушна к его красоте. Я благодарю ее, и сестра Нора уносит штатив с капельницей.

– Отвезти тебя домой? – спрашивает Кристиан.

– Я бы хотела вначале увидеть Рэя.

– Конечно.

– Он знает о ребенке?

– Я подумал, ты захочешь первой сказать ему. Твоей маме я тоже не говорил.

– Спасибо. – Я улыбаюсь, благодарная, что он не лишил меня этого удовольствия.

– Моя мама знает, – добавляет Кристиан. – Она видела твою карточку. Я рассказал своему отцу, но больше никому. Мама сказала, это нормально для пары подождать до двенадцати недель или около того… чтобы убедиться. – Он пожимает плечами.

– Я уверена, что готова рассказать Рэю.

– Должен предупредить тебя, что он страшно сердит. Сказал, что мне следует отшлепать тебя.

Что? Кристиан смеется над моим потрясенным выражением лица.

– Я ответил, что сделаю это с удовольствием.

– Ты шутишь! – ахаю я, хотя какие-то смутные воспоминания об услышанном разговоре брезжат у меня в мозгу. Да, Рэй был здесь, пока я лежала без сознания…

Он подмигивает мне.

– Вот, Тейлор привез тебе чистую одежду. Я помогу тебе одеться.

Как и предупреждал Кристиан, Рэй вне себя. Я не помню, чтобы он еще когда-то был так зол. Кристиан мудро решает оставить нас одних. Такой неразговорчивый обычно, Рэй обрушивает на меня целый поток нелестных выражений, ругая за мое безответственное поведение. Мне опять двенадцать лет.

Ох, папа, пожалуйста, успокойся. Тебе вредно так нервничать.

– И мне пришлось иметь дело с твоей матерью, – ворчит он, раздраженно взмахивая руками.

– Папа, прости.

– И бедный Кристиан! Я никогда его таким не видел. Он прямо постарел. Мы оба постарели на добрый десяток лет за эти пару дней.

– Рэй, мне очень жаль.

– Твоя мать ждет твоего звонка, – говорит он уже чуть спокойнее.

Я целую его в щеку, и он наконец смягчается.

– Я позвоню ей. Мне правда очень жаль. Но спасибо за то, что научил меня стрелять.

Мгновение он взирает на меня с неуместной родительской гордостью.

– Рад, что ты не промахнулась, – ворчливо говорит он. – А теперь поезжай домой и отдохни.

– Ты хорошо выглядишь, папа. – Я стараюсь сменить тему.

– А ты бледная. – Его страх внезапно становится очевидным. Взгляд точно такой же, какой был у Кристиана этой ночью, и я хватаю его за руку.

– Я в порядке. Обещаю, что больше не сделаю ничего подобного.

Он стискивает мою ладонь и обнимает.

– Если бы с тобой что-то случилось… – шепчет он хрипло.

Слезы обжигают мне глаза. Я не привыкла, что мой отчим проявляет чувства.

– Папа, со мной все хорошо. Ничего такого, чего не исцелить горячим душем.

Мы выходим через заднюю дверь больницы, чтобы не встречаться с папарацци, столпившимися у входа. Тейлор ведет нас к поджидающей машине.

Кристиан молчит, когда Сойер везет нас домой. Я избегаю взгляда Сойера в зеркале заднего вида, чувствуя себя неловко из-за того, что последний раз видела его в банке, когда улизнула от него. Я звоню маме, она всхлипывает в трубку. Почти всю дорогу мне приходится ее успокаивать, но удается это лишь тогда, когда я обещаю, что мы скоро ее навестим. На протяжении всего разговора Кристиан держит меня за руку, большим пальцем поглаживая костяшки. Он нервничает… что-то произошло.

– Что случилось? – спрашиваю я, когда наконец завершаю разговор с мамой.

– Меня хочет видеть Уэлч.

– Уэлч? Зачем?

– Он раскопал что-то про этого ублюдка Хайда. – Кристиан злобно кривит губы, и холодок страха пробегает по мне. – Не захотел говорить мне по телефону.

– Ой.

– Он приезжает сегодня из Детройта.

– Думаешь, он нашел какую-то связь?

Кристиан кивает.

– Как считаешь, что это?

– Понятия не имею. – Он озадаченно хмурит лоб.

В «Эскале» Тейлор заезжает в гараж и останавливается возле лифта, чтобы высадить нас, прежде чем парковаться. В гараже мы можем избежать назойливого внимания фотографов. Кристиан помогает мне выйти из машины. Обнимая за талию, ведет к лифту.

– Рада, что дома? – спрашивает он.

– Да, – шепчу я. Но когда я оказываюсь внутри знакомого лифта, чудовищность того, через что я прошла, обрушивается на меня, и меня начинает трясти.

– Эге… – Кристиан обнимает меня и привлекает к себе. – Ты дома. Ты в безопасности, – говорит он, целуя меня в волосы.

– Ох, Кристиан! – Плотину в конце концов прорывает, и я начинаю всхлипывать.

– Ну, ну, – шепчет Кристиан, прижимая мою голову к своей груди.

Но уже слишком поздно. Не в силах сдержаться, я рыдаю ему в рубашку, вспоминая жестокое нападение Джека, «Это тебе за SIP, паршивая сука!», как говорю Кристиану, что ухожу, «Ты уходишь от меня?», и свой страх за Миа, за себя, за маленького Комочка…

Когда двери лифта раскрываются, Кристиан берет меня на руки, как ребенка, и несет в фойе. Я обвиваю его руками за шею, прижимаюсь к нему и тихо плачу.

Он несет меня прямо в ванную и мягко усаживает на стул.

– Ванна? – спрашивает он.

Я качаю головой. Нет… нет… не как Лейла.

– Душ? – Голос его пронизан беспокойством.

Киваю сквозь слезы. Мне хочется смыть с себя всю грязь последних дней, смыть воспоминание о нападении Джека. Я всхлипываю, закрыв лицо руками, когда шум льющейся в душе воды гулким эхом отскакивает от стен.

– Эй, – нежно воркует Кристиан. Опустившись передо мной на колени, он отнимает мои руки от залитых слезами щек и берет лицо в свои ладони. Я смотрю на него, смаргивая слезы.

– Ты в безопасности. Вы оба, – шепчет он.

Комочек и я. Глаза мои опять наливаются слезами.

– Ну, будет тебе. Мне невыносимо видеть, как ты плачешь. – Голос у него хриплый. Он большими пальцами вытирает мне щеки, но слезы все равно текут.

– Прости меня, Кристиан. Прости за все. За то, что заставила тебя беспокоиться, за то, что рисковала всем, за то, что сказала.

– Тише, детка, пожалуйста. – Он целует меня в лоб. – Ты тоже прости меня. Танго танцуют вдвоем, Ана. – Он криво улыбается мне. – Ну, по крайней мере, так всегда говорит моя мама. Я говорил и делал то, чем не могу гордиться. – Его серые глаза печальные, но кающиеся. – Давай тебя разденем, – мягко говорит он. Я вытираю нос тыльной стороной ладони, и он снова целует меня в лоб.

Кристиан проворно раздевает меня, очень осторожно стаскивая майку через голову. Но голова у меня уже не так болит. Заведя меня в душ, он в рекордное время сбрасывает с себя одежду, и мы вместе ступаем под благословенную горячую воду. Он привлекает меня в свои объятия и держит так очень долго, пока вода стекает по нашим телам, успокаивая нас обоих.

Он дает мне поплакать у него на груди, время от времени целует в волосы, но не отпускает, только мягко покачивает под струями теплой воды. Я наслаждаюсь ощущением его кожи на моей, волос у него на груди под своей щекой… Мужчина, которого я люблю, сомневающийся в себе, прекрасный мужчина, которого я могла потерять из-за своего безрассудства. Я чувствую пустоту и щемящую боль от этой мысли, но радуюсь, что он здесь, все еще здесь, несмотря на то что произошло.

Ему предстоит еще многое объяснить, но единственное, чего я хочу, – это упиваться ощущением его успокаивающих, защищающих рук, обнимающих меня. В эту минуту я понимаю: любое объяснение с его стороны должно исходить от него. Я не могу вынуждать его – он сам должен захотеть рассказать мне. Я не желаю быть «пилой», постоянно пристающей к мужу с расспросами. Я знаю, он любит меня больше, чем кого-либо другого, и пока что этого достаточно. Осознание этого приносит облегчение. Я перестаю плакать и отступаю назад.

– Лучше? – спрашивает он.

Я киваю.

– Вот и хорошо. Дай мне посмотреть на тебя, – говорит он, и я не сразу понимаю, что он имеет в виду.

Но он берет ту мою руку, на которую я упала, когда Джек меня ударил, и внимательно осматривает. На плече у меня – синяки, а на локте и запястье – царапины. Он целует каждую. Потом хватает с полочки мочалку и гель для душа, и знакомый сладкий аромат жасмина наполняет мне ноздри.

– Повернись. – Он мягко начинает мыть мою ушибленную руку, потом шею, плечи, спину и другую руку. Чуть поворачивает меня и проводит вниз по моему боку своими длинными пальцами. Я морщусь, когда они скользят по большому синяку на бедре. Глаза Кристиана твердеют, а губы плотно сжимаются. Гнев его осязаем, когда он резко втягивает воздух сквозь стиснутые зубы.

– Не больно, – бормочу я, чтобы успокоить его.

Пылающие серые глаза встречаются с моими.

– Мне хочется убить его. И я чуть не убил, – загадочно шепчет он.

Вид у него такой мрачный, что я невольно ежусь. Он выдавливает еще геля на мочалку и с непередаваемой, щемящей нежностью моет мне бок и спину, потом, опустившись на колени, ноги. Приостанавливается, чтобы осмотреть коленку. Прежде чем он возвращается к мытью моих ног и стоп, губы его касаются синяка. Я глажу Кристиана по голове, пропускаю мокрые волосы сквозь пальцы. Он поднимается и очерчивает пальцами синяк у меня на ребрах, где Джек пнул меня ногой.

– Ох, детка, – стонет он, голос полон муки, глаза потемнели от ярости.

– Со мной все в порядке. – Я притягиваю его голову к себе и целую в губы. Он колеблется, отвечать ли, но когда наши языки встречаются, не может скрыть реакции своего тела.

– Нет, – шепчет он у моих губ и отстраняется. – Давай вымоем тебя дочиста.

Лицо его серьезно. Черт… он не шутит. Я надуваю губы, и атмосфера между нами сразу же делается легче. Он ухмыляется и быстро целует меня.

– Вымоем, – подчеркивает он, – не запачкаем.

– Мне нравится быть запачканной. Тобой.

– Вы мне тоже нравитесь такой, миссис Грей. Но не сейчас, не здесь. – Он берет шампунь и, не позволяя переубедить его, моет мне голову.

Мне тоже нравится ощущение чистоты. Я чувствую себя свежее и бодрее и не знаю, то ли это оттого, что приняла душ, то ли оттого, что поплакала, то ли что решила ничего не выпытывать у Кристиана.

Он заворачивает меня в большое полотенце, еще одним оборачивается сам, пока я осторожно сушу волосы. Голова болит, но это тупая, непрекращающаяся боль, которую вполне можно терпеть. У меня есть болеутоляющие от доктора Сингх, но она просила меня не пить их без особой надобности.

Вытирая волосы, я думаю о Элизабет.

– Я до сих пор не понимаю, зачем Элизабет спуталась с Джеком.

– А я понимаю, – мрачно бормочет Кристиан.

Вот это новость. Я хмурюсь, глядя на него, но тут же отвлекаюсь. Он вытирает волосы полотенцем, грудь и плечи все еще покрыты капельками воды, блестящими в галогеновом свете. Он приостанавливается и ухмыляется.

– Любуешься видом?

– Откуда ты знаешь? – спрашиваю я, пытаясь не обращать внимания на свое смущение из-за того, что Кристиан заметил, как я пялюсь на него.

– Что ты любуешься видом? – поддразнивает он.

– Нет, – ворчу я. – Про Элизабет.

– Детектив Кларк намекнул.

Я взглядом прошу его рассказать больше, и в памяти всплывает еще одно воспоминание из времени, когда я лежала без сознания. Кларк был у меня в палате. Хотела бы я вспомнить, что он говорил.

– У Хайда были видео. Видео со всеми ними. На нескольких флешках.

Что? Я хмурюсь, кожа у меня на лбу натягивается.

– Видео, на котором снято, как он трахает ее и всех своих помощниц.

О боже!

– Именно. Материал для шантажа. Он любит жесткий секс.

Кристиан хмурится, и я вижу, как замешательство на его лице сменяется отвращением. Он бледнеет, когда это отвращение обращается на него самого. Ну конечно, Кристиан тоже любит жесткий секс.

– Не надо, – непроизвольно вырывается у меня.

Он мрачнеет еще больше.

– Что не надо? – Он цепенеет и смотрит на меня с опаской.

– Ты не такой, как он.

Глаза Кристиана ожесточаются, но он ничего не говорит, в точности подтверждая, что именно это он и подумал.

– Ты не такой, – горячо настаиваю я.

– Мы сделаны из одного теста.

– Нет, – решительно возражаю я, хотя понимаю, почему он так думает. Его отца убили в пьяной драке. Его мать спилась. Ребенком он переходил из одной приемной семьи в другую, попал в дурную компанию, которая занималась в основном грабежами машин. Какое-то время провел в колонии для несовершеннолетних. Я вспоминаю информацию, которой Кристиан поделился в самолете, когда мы летели в Аспен.

– У вас обоих было неблагополучное прошлое, и вы оба родились в Детройте, но это все, Кристиан. – Я стискиваю руки в кулаки.

– Ана, Ана, твоя вера в меня трогательна, особенно в свете последних нескольких дней. Мы узнаем больше, когда Уэлч будет здесь. – Он прекращает этот разговор.

– Кристиан…

Он останавливает меня поцелуем.

– Довольно, – выдыхает он, и я вспоминаю данное себе обещание не вытягивать из него информацию.

– И не дуйся, – добавляет он. – Идем, я высушу тебе волосы.

Я понимаю, что тема закрыта.

Облаченная в спортивные штаны и майку, я сижу между ног Кристиана, а он сушит мне волосы.

– Значит, Кларк рассказал тебе что-то еще, пока я была без сознания?

– Нет, насколько я помню.

– Я слышала некоторые из твоих разговоров.

Щетка замирает у меня в волосах.

– Да? – спрашивает он нарочито безразлично.

– Да. С моим отцом, с твоим, с детективом Кларком… с твоей мамой.

– И с Кейт?

– Кейт приходила?

– Забегала ненадолго. Она тоже зла на тебя.

Я поворачиваюсь у него на коленях.

– Может, хватит уже этого «все злы на Ану», а?

– Просто говорю тебе правду, – отзывается Кристиан, озадаченный моей вспышкой.

– Да, это было безрассудно, но ты же знаешь, что твоя сестра была в опасности.

Лицо его вытягивается.

– Да. Была. – Выключив фен, он кладет его на кровать рядом с собой и берет меня за подбородок.

– Спасибо, – говорит он, удивляя меня. – Но больше никакого безрассудства. Потому что в следующий раз я отшлепаю тебя так, что мало не покажется.

Я возмущенно охаю.

– Ты этого не сделаешь!

– Сделаю. – Он серьезен. Вот черт. Совершенно серьезен. – У меня есть разрешение твоего отчима. – Он ухмыляется.

Да он дразнит меня! Я бросаюсь на него, и он изворачивается так, что я падаю на кровать и в его руки. Когда я приземляюсь, боль прошивает грудную клетку, и я морщусь.

Кристиан бледнеет.

– Веди себя прилично! – в сердцах выговаривает он мне.

– Прости, – бормочу я, гладя его по щеке.

Он трется о мою ладонь и нежно целует ее.

– Ей-богу, Ана, у тебя напрочь отсутствует инстинкт самосохранения. – Он тянет вверх край моей майки, затем пальцы его ложатся мне на живот. Я перестаю дышать. – А ведь ты теперь не одна, – шепчет он, водя кончиками пальцев вдоль края резинки моих спортивных брюк, лаская кожу. Желание, неожиданное, горячее и тяжелое, взрывается у меня в крови. Я тихо ахаю, и Кристиан напрягается, пальцы его останавливаются, и он с нежностью взирает на меня. Рука его поднимается и убирает локон волос мне за ухо.

– Нет, – шепчет он.

Что?

– Не смотри на меня так. Я видел синяки. И ответ «нет». – Голос его тверд, и он целует меня в лоб.

Я ерзаю.

– Кристиан, – хнычу я.

– Нет. Ложись в постель. – Он садится.

– В постель?

– Тебе нужно отдыхать.

– Мне нужен ты.

Он закрывает глаза и качает головой, словно это требует от него огромного усилия воли. Когда снова открывает их, глаза его горят решимостью.

– Просто сделай так, как тебе говорят, Ана.

Я испытываю соблазн снять с себя всю одежду, но потом вспоминаю синяки и понимаю, что ничего у меня не выйдет.

Неохотно киваю.

– Ладно. – И намеренно преувеличенно надуваю губы.

Он улыбается.

– Я принесу тебе ланч.

– Будешь готовить? – удивляюсь я.

Он, к его чести надо сказать, смеется.

– Разогрею что-нибудь. Миссис Джонс наготовила целую кучу еды.

– Кристиан, давай я. Я прекрасно себя чувствую. Уж если я хочу секса, то стряпать точно смогу. – Я неуклюже сажусь, стараясь не морщиться от боли в ребрах.

– В постель! – Глаза Кристиана вспыхивают, и он указывает на подушку.

– Присоединяйся ко мне, – бормочу я, жалея, что не одета во что-нибудь более соблазнительное, чем спортивные штаны и майка.

– Ана, ложись давай. Быстро.

Я сердито смотрю на него, встаю и даю штанам бесцеремонно упасть на пол, при этом сверля его сердитым взглядом. Он откидывает одеяло, и уголок его рта весело подергивается.

– Ты слышала, что сказала доктор Сингх. Она сказала – отдых. – Голос его мягче.

Я забираюсь в постель и в расстройстве складываю руки.

– Лежи, – говорит он, явно довольный собой.

Я недовольно хмурю брови.

Куриное рагу миссис Джонс, без сомнения, одно из моих любимых блюд. Кристиан ест вместе со мной, сидя со скрещенными ногами посреди кровати.

– Это было очень хорошо разогрето. – Я улыбаюсь, и он улыбается в ответ. Я наелась до отвала, и меня клонит в сон. В этом и состоял его план?

– Ты выглядишь усталой. – Он убирает мой поднос.

– Я и правда устала.

– Хорошо. Спи. – Он целует меня. – Мне надо поработать. Я буду здесь, если ты не против.

Я киваю, безуспешно борясь со сном. Кто бы мог подумать, что куриное рагу может быть таким утомительным.

За окном, когда я просыпаюсь, сумерки. Бледный розоватый свет заливает комнату. Кристиан сидит в кресле, наблюдая за мной, его серые глаза светятся в угасающем свете.

Он сжимает какие-то бумаги, лицо мертвенно-бледное.

О господи!

– Что случилось? – тут же спрашиваю я, садясь и не обращая внимания на протестующие ребра.

– Уэлч только что ушел.

Черт.

– И?

– Я жил с этим подонком.

– Жил? С Джеком?

Он кивает, глаза широко открыты.

– Вы родственники?

– Нет. Слава богу, нет.

Я подвигаюсь и откидываю одеяло, приглашая его ко мне в постель, и, к моему удивлению, он не колеблется. Сбрасывает туфли и забирается в кровать. Обняв меня одной рукой, сворачивается и кладет голову мне на колени. Я потрясена. Что это?

– Я не понимаю, – бормочу я, теребя его волосы и глядя на него. Кристиан закрывает глаза и хмурит брови, словно пытается вспомнить.

– После того как меня нашли со шлюхой-наркоманкой, но прежде, чем я стал жить с Карриком и Грейс, я находился на попечении штата Мичиган. Временно жил в приемной семье. Но я ничего не помню о том времени.

У меня голова идет кругом. Еще одна приемная семья? Это новость для нас обоих.

– Как долго? – шепчу я.

– Месяца два. Я не помню.

– Ты говорил об этом со своими родителями?

– Нет.

– Быть может, стоит. Возможно, они могли бы заполнить пробелы.

Он крепко обнимает меня.

– Вот, – он вручает мне бумажки.

Оказывается, это две фотографии. Я протягиваю руку и включаю прикроватную лампу, чтобы как следует рассмотреть их. На первом снимке – обветшалый дом с желтой дверью и большим остроконечным окном в крыше. У него еще крыльцо и маленький дворик. Ничем не примечательный дом.

На втором фото запечатлена семья, на первый взгляд обычное семейство «синих воротничков» – муж с женой, как мне кажется, и их дети. Взрослые оба одеты в застиранные синие футболки. Им, должно быть, за сорок. У женщины зачесанные назад светлые волосы, а у мужчина подстрижен под «ежик», но они оба тепло улыбаются в камеру. Мужчина обнимает за плечи недовольную девочку-подростка. Я смотрю на каждого из детей: двое мальчиков-близнецов лет по двенадцати, оба с рыжими волосами, широко улыбаются в камеру; еще один мальчик, поменьше, рыжевато-русый, сердито насупился; а за ним прячется сероглазый малыш с медными волосами. С большими испуганными глазами, одетый в разномастную одежду и сжимающий грязное детское одеяльце.

О господи.

– Это ты, – шепчу я, и сердце мое подскакивает к горлу. Я знаю, что Кристиану было четыре года, когда умерла его мама. Но этот ребенок выглядит меньше. Должно быть, он сильно недоедал. Я заглушаю всхлип, когда на глазах выступают слезы. Ох, мой милый Пятьдесят Оттенков!

Кристиан кивает.

– Да, я.

– Уэлч привез эти фотографии?

– Да. Я ничего этого не помню. – Голос его ровный и безжизненный.

– Не помнишь? Что же тут удивительного, Кристиан? Ты же был еще совсем маленьким. Тебя это беспокоит?

– Но я помню какие-то куски до этого и после. Когда познакомился со своими мамой и папой. Но это… как какой-то огромный провал.

Сердце мое переворачивается, и до меня доходит. Мой муж, который любит все держать под контролем, любит, чтобы все было на своих местах, вдруг узнает, что кусок мозаики отсутствует.

– Джек есть на этой фотографии?

– Да. – Глаза Кристиана по-прежнему плотно зажмурены, и он цепляется за меня, как за спасательный круг.

Я пропускаю его волосы сквозь пальцы и разглядываю старшего мальчика, зло, дерзко и надменно глядящего в камеру. Да, вижу, что это Джек. Но он всего лишь ребенок лет восьми-девяти, за враждебностью скрывающий свой страх. Мне в голову приходит мысль.

– Когда Джек позвонил мне сказать, что Миа у него, он заявил, что будь все иначе, это мог бы быть он.

Кристиан прикрывает глаза и передергивается.

– Вот подонок!

– Думаешь, он делал все это, потому что Греи усыновили тебя, а не его?

– Кто знает? – Тон Кристиана горький. – Плевать я на него хотел.

– Возможно, он знал, что мы встречаемся, когда я пришла на собеседование по поводу работы, и с самого начала планировал соблазнить меня. – Желчь подступает к горлу.

– Сомневаюсь, – бормочет Кристиан, открыв глаза. – Он начал собирать информацию о моей семье только примерно через неделю после того, как ты начала работать в SIP. Барни знает точную дату. И, Ана, он переспал со всеми своими помощницами и записал это на пленку. – Кристиан закрывает глаза и снова крепко сжимает меня.

Подавив охвативший меня трепет, я пытаюсь припомнить разговоры с Джеком, когда начинала работать в SIP. В глубине души я знала, что он дерьмо, но не обращала на свое чутье внимания. Кристиан прав: я не забочусь о собственной безопасности. Мне вспомнился наш спор из-за того, что я собралась с Джеком в Нью-Йорк. Бог ты мой, а ведь он вполне мог тогда изнасиловать меня и записать это на пленку. От этой мысли меня тошнит. И тут я некстати вспоминаю снимки сабмиссивов Кристиана, которые он хранит.

Вот черт. Мы сделаны из одного теста. Нет, Кристиан, ты совсем не такой, как он.

Он по-прежнему лежит, свернувшись вокруг меня, как маленький мальчик.

– Кристиан, я думаю, тебе стоит поговорить со своими родителями. – Мне не хочется беспокоить его, поэтому я пододвигаюсь на кровати так, чтобы мы лежали лицом к лицу. Смущенные серые глаза встречаются с моими, напоминая мне о ребенке на фотографии.

– Давай позвоним им, – шепчу я. Он качает головой. – Ну пожалуйста, – умоляю я. Кристиан смотрит на меня, в глазах отражаются боль и сомнение, пока он обдумывает мою просьбу. Ох, Кристиан. Пожалуйста.

– Я позвоню им, – шепчет он.

– Вот и хорошо. Мы можем вместе поехать к ним или ты съездишь сам. Как хочешь.

– Нет. Лучше пусть они приедут сюда.

– Почему?

– Тебе пока нельзя никуда ездить.

– Кристиан, я вполне способна выдержать поездку на машине.

– Нет. – Голос его тверд, но в нем слышится ироническая улыбка. – В любом случае сегодня субботний вечер, и они, вероятно, на каком-нибудь приеме.

– Позвони им. Эта новость явно тебя расстроила. Возможно, они прольют некоторый свет. – Я бросаю взгляд на электронный будильник. Почти семь вечера.

С минуту он бесстрастно смотрит на меня.

– Ладно, – говорит он, словно я бросила ему вызов. Сев, берет с тумбочки телефон.

Я обнимаю его и кладу голову ему на грудь, пока он звонит.

– Папа? – Отмечаю его удивление тем, что Каррик ответил на звонок. – Ана хорошо. Мы дома. Уэлч только что ушел. Он обнаружил связь… Приемная семья в Детройте… Я ничего этого не помню. – Голос Кристиана чуть слышно бормочет последнее предложение.

Сердце мое вновь сжимается. Я обнимаю его, а он стискивает мое плечо.

– Да… приедете?.. Отлично. – Он отключается. – Они скоро будут. – В его голосе я слышу удивление и осознаю, что он, по-видимому, никогда не просил их о помощи.

– Хорошо. Мне надо одеться.

Кристиан обнимает меня крепче.

– Не уходи.

– Ладно. – Я вновь прижимаюсь к его боку, потрясенная тем, что он только что так много рассказал о себе – и совершенно добровольно.

На пороге гостиной Грейс мягко заключает меня в объятия.

– Ана, Ана, дорогая Ана, – шепчет она. – Спасла двух моих детей. Как я смогу отблагодарить тебя?

Я краснею, в равной степени тронутая и смущенная ее словами. Каррик тоже обнимает меня и целует в лоб.

Потом Миа хватает меня в охапку, сдавливая ребра. Я морщусь и охаю, но она не замечает. Кристиан сердито хмурится.

– Миа! Осторожно! Ей же больно.

– Ой! Прости.

– Ничего, – бормочу я облегченно, когда она отпускает меня.

Выглядит она прекрасно, безупречно одетая в узкие черные джинсы и светло-розовую блузку с воланами. Я рада, что надела удобное шерстяное платье и туфли на плоской подошве. По крайней мере, выгляжу вполне презентабельно.

Подбежав к Кристиану, Миа горячо его обнимает.

Он без слов протягивает Грейс фотографию. Она ахает и зажимает ладонью рот, чтоб сдержать свои эмоции, когда сразу же узнает Кристиана. Каррик обнимает ее за плечи, тоже разглядывая снимок.

– Ох, дорогой. – Грейс гладит Кристиана по щеке.

Появляется Тейлор.

– Мистер Грей? Мисс Кавана, ее брат и ваш брат поднимаются, сэр.

Кристиан хмурится.

– Спасибо, Тейлор, – бормочет он, сбитый с толку.

– Я позвонила Элиоту и сказала ему, что мы едем к тебе. – Миа улыбается. – Устроим импровизированную семейную вечеринку.

Я украдкой бросаю сочувственный взгляд на своего бедного мужа, а Грейс и Каррик сверлят Миа раздраженными взглядами.

– Тогда нам лучше собрать что-нибудь на стол, – заявляю я. – Миа, ты мне поможешь?

– С удовольствием.

Мы с ней идем в кухню, а Кристиан ведет родителей в свой кабинет.

Кейт пылает праведным гневом, нацеленным на меня, на Кристиана, но главным образом на Джека и Элизабет.

– О чем ты только думала, Ана? – кричит она на меня, заставив всех в комнате обернуться и удивленно воззриться на нас.

– Кейт, прошу тебя, не начинай еще и ты! – огрызаюсь я.

Она сверлит меня негодующим взглядом, и на минуту мне кажется, что сейчас предстоит выслушать лекцию Кэтрин Кавана на тему: «Как не уступать похитителям». Но вместо этого она заключает меня в объятия.

– Иногда ты забываешь, для чего бог дал тебе мозги, Стил, – шепчет она и целует меня в щеку, а на глазах у нее слезы.

Кейт! Я так переживала за тебя.

– Не плачь, а то и я расклеюсь.

Она отступает назад и, смутившись, вытирает глаза, потом делает глубокий вдох и берет себя в руки.

– И более позитивная новость: мы назначили дату нашей свадьбы. Мы подумали: в следующем мае? И, само собой, я хочу, чтобы ты была замужней подругой невесты.

– Ох… Кейт… здорово. Поздравляю! – Ах ты черт… Комочек… Старшенький!

– Что такое? – спрашивает она, неправильно истолковав мое смятение.

– А… просто я так счастлива за тебя. Хорошая новость для разнообразия. – Я тепло обнимаю ее. Черт, черт, черт. Когда должен родиться Комочек? Мысленно высчитываю дату. Доктор Грин сказала, что у меня четыре или пять недель. Значит, где-то в мае? Черт.

Элиот вручает мне бокал шампанского.

Ох ты господи!

Кристиан выходит из кабинета ужасно бледный и входит вслед за своими родителями в гостиную. Глаза его расширяются, когда он видит в моей руке бокал.

– Здравствуй, Кейт, – сдержанно приветствует он ее.

– Здравствуй, Кристиан. – Она не менее сдержанна. Я вздыхаю.

– Ваше лекарство, миссис Грей. – Он окидывает взглядом бокал в моей руке.

Я прищуриваюсь. Проклятье. Я хочу выпить. Грейс улыбается и присоединяется ко мне на кухне, по пути взяв у Элиота бокал.

– Глоточек можно, – шепчет она, заговорщически подмигнув мне, и поднимает свой бокал, чтобы чокнуться со мной. Кристиан сверлит нас обеих грозным взглядом, пока Элиот не отвлекает его новостями с последнего матча между «маринерами» и «рейнджерами».

Каррик подходит к нам, обнимает нас обеих, и Грейс целует его в щеку, после чего подсаживается к Миа на диван.

– Как он? – шепотом спрашиваю я у Каррика, когда мы с ним стоим в кухне и наблюдаем за семейной идиллией на диване. Я с удивлением замечаю, что Миа с Итаном держатся за руки.

– Потрясен, – так же шепотом отвечает Каррик, брови нахмурены, лицо серьезное. – Он так много помнит о своей жизни с биологической матерью; много такого, чего бы ему лучше не помнить. Но это… – Он замолкает. – Надеюсь, мы помогли. Я рад, что он позвонил нам. Он сказал, это ты ему посоветовала. – Взгляд Каррика смягчается. Я пожимаю плечами и делаю поспешный глоток шампанского.

– Ты так замечательно ему подходишь. Он больше никого не слушает.

Я хмурюсь. Сомневаюсь, что это так. Непрошеный призрак миссис Робинсон угрожающей тенью маячит у меня в голове. Я знаю, Кристиан говорил и с Грейс. Я слышала. И снова я испытываю минутную досаду, пытаясь вспомнить их разговор в больнице, но он по-прежнему ускользает от меня.

– Иди присядь, Ана. Ты выглядишь усталой. Уверен, ты не ожидала всех нас здесь сегодня.

– Это так здорово – всех увидеть.

Улыбаюсь, потому что это действительно здорово. Я, единственный ребенок, вышла замуж в большую и общительную семью, и мне это нравится. Я устраиваюсь рядом с Кристианом.

– Один глоток, – шипит он и забирает бокал из моей руки.

– Слушаюсь, сэр. – Я хлопаю ресницами, полностью обезоруживая его. Он обнимает меня за плечи и возвращается к разговору о бейсболе с Элиотом и Итаном.

– Мои родители считают тебя святой, – бормочет Кристиан, стаскивая с себя футболку.

Я лежу, уютно свернувшись в кровати, и смотрю какое-то музыкальное представление по телевизору.

– Хорошо, что ты так не думаешь, – фыркаю я.

– Ну, не знаю. – Он стягивает джинсы.

– Они заполнили для тебя пробелы?

– Некоторые. Я жил с Кольерами два месяца, пока мама с папой ждали, когда будут готовы документы. Они уже получили разрешение на усыновление из-за Элиота, но закон требовал подождать, чтобы убедиться, что у меня нет живых родственников, которые хотят забрать меня.

– И что ты чувствуешь в связи с этим? – шепчу я.

Он хмурится.

– Ты имеешь в виду, что у меня нет родственников? Да и черт с ними. Если они такие, как моя мамаша-наркоманка… – Он с отвращением качает головой.

Ох, Кристиан! Ты был ребенком, и ты любил свою маму.

Он надевает пижаму, забирается в постель и мягко привлекает меня в свои объятия.

– Я кое-что начинаю вспоминать. Помню еду. Миссис Кольер умела готовить. И, по крайней мере, мы теперь знаем, почему этот подонок так зациклился на моей семье. – Он свободной рукой приглаживает волосы. – Черт! – неожиданно восклицает Кристиан и удивленно смотрит на меня.

– Что?

– Теперь до меня дошло! – Глаза его полны понимания.

– Что?

– Птенчик. Миссис Кольер называла меня Птенчиком.

Я хмурюсь.

– И что до тебя дошло?

– Записка, – говорит он, глядя на меня. – Записка о выкупе, которую этот подонок оставил. В ней было что-то вроде: «Ты знаешь, кто я? Ибо я знаю, кто ты, Птенчик».

Мне это ни о чем не говорит.

– Это из детской книжки. Бог ты мой. У Кольеров она была. Она называлась… «Ты моя мама?» Черт. – Глаза Кристиана расширяются. – Мне нравилась та книжка.

Ой. Я знаю эту книжку. Мое сердце екает: Пятьдесят Оттенков!

– Миссис Кольер, бывало, читала ее мне.

Я просто не знаю, что сказать.

– О боже. Он знал… этот подонок знал.

– Ты расскажешь полиции?

– Да, расскажу. Кто знает, что Кларк сделает с этой информацией. – Кристиан качает головой, словно пытаясь прояснить мысли. – В любом случае спасибо за этот вечер.

Ну и ну! Вот так новость.

– За что?

– За то, что в один момент собрала всю мою семью.

– Не благодари меня. Скажи спасибо миссис Джонс за то, что всегда держит в кладовой солидный запас продуктов.

Он качает головой с досадой. На меня? Почему?

– Как ты себя чувствуешь, миссис Грей?

– Хорошо. А ты как?

– Отлично. – Он хмурится, не понимая моей озабоченности.

А… в таком случае… Я веду пальцами вниз по его животу. Он смеется и хватает меня за руку.

– Ну нет. Даже и не думай.

Я дуюсь, и он вздыхает.

– Ана, Ана, ну что мне с тобой делать? – Он целует меня в волосы.

– Есть у меня парочка идей. – Я соблазнительно ерзаю возле его бока, но морщусь, когда боль растекается по телу от ушибленных ребер.

– Детка, тебе надо как следует окрепнуть. Кроме того, у меня есть для тебя сказка на ночь.

Да?

– Ты хотела знать… – Он не договаривает, закрывает глаза и сглатывает.

Все волосы на моем теле становятся дыбом. О господи!

Он начинает тихим голосом:

– Представь себе подростка, ищущего, как подзаработать деньжат, чтобы и дальше потакать своему тайному пристрастию к выпивке.

Он поворачивается на бок, чтобы мы лежали лицом друг к другу, и смотрит мне в глаза.

– Так я оказался на заднем дворе дома Линкольнов, убирая какой-то мусор из пристройки, которую только что построил мистер Линкольн.

Ох, черт побери… Он говорит.

Date: 2015-09-02; view: 243; Нарушение авторских прав