Глава .!

Винегрет моих мыслей.

Удар пришелся, прямо в нос и моё смазливое личко так ярко окрасилось болью, что я непроизвольно отпрянул на шаг назад, и это не смотря на то, что Герман бил с левой руки. Последующие удары градом скатились по моим безжизненным почкам, которые к слову итак еле – еле функционировали из – за постоянных пьянок и наркотиков. А внезапный ураган драки и не думал заканчиваться. Меня закрутило в ближайший угол комнаты и все, что я мог сделать в этот момент, так это попытаться хоть как – то сгруппироваться, чтобы отразить обрушившуюся на меня злость. Герман продолжал бить, но его ярость начала потихоньку спадать до машинальности сонного робота. Атака лилась на меня с неохотой, словно его заставляли это делать. Никакой черноты, как прежде в его глазах уже не было, и ненависть сама по себе медленно сползала на нет. Тут я процедил через себя одну мысль. Почему меня избивают из – за музыкальных вкусов? Ведь это ясно как день, что группа, из – за которой я дерусь в разы круче, чем то, что слушает Герман. Детская драка подумаете вы, но чем взрослая отличается от нашей? Ничем? Абсолютно ничем! Ведь и там и там люди отстаивают свои интересы, попутно выясняя, кто же из них сильней.

Набравшись достаточно злости, кровь в моих жилах начала кипеть и все потерявшиеся, на дне души эмоции уже перестали держаться ограничений, выплескиваясь наружу. Именно тут сквозь хилый дождь, ослабевающих ударов, я резко оттолкнул Германа. Он видимо совсем не ожидал, что я стану сопротивляться, и ударился спиной об угол огромного шкафа для вещей. С налету, мой кулак попал ему по зубам, и передние костяшки ощутили на себе смачный победоносный хруст. Пока ошарашенный Герман целовался с болью. Я без промедления схватил его за волосы и с высоты роста, а он был где – то метр восемьдесят пять – девяносто, как в реслинге снес его голову об конец железной кровати. Лицо его стало обливаться красной радужной краской, словно через, чур, спелый томат, который трескается и сочится соком. А я продолжал неистово насиловать его голову об кровать и звуки ударов стали сливаться в чавкающую какофонию, будто мясник отбивал сочный стэйк. В гневе, мои чувства плавились и куда – то плыли. Я не понимал в сознании мой сосед или нет, да и по большей части мне было все равно. Я продолжал обливать его обмякшее тело ненавистью, пока оно полностью не пропиталось кровью.

- Что ты делаешь, больной ублюдок? Отвали от него!

- Ты совсем рехнулся, хватит! Успокойся!

Пролаяли на меня соседи по комнате. И едва они успели оттащить меня от тела, как в комнату вошел охранник. Произнося свою излюбленную фразу:

- Еще раз я услышу крики из ваше…

Лицо его притупилось.

- Это что еще за херня?!?

Увидев тело Германа на полу, он подбежал и перевернул его с живота на спину и обомлел. Я почувствовал, как по его спине начали дьявольский танец мурашки. Не каждый день такое увидишь на работе. Лицо Германа было ужасно изуродовано и помято. На месте правого глаза зевал глубокий провал, а передние зубы отчаянно держались за десны, и казалось, что, одно неровное движение языка и они сорвутся в пропасть глотки. Но в надежде он подумал: «Может это маскарадный грим или маска, быть может, глупый розыгрыш?», но когда охранник вышел из оцепенения, он не громко, съедая половину звуков, сказал:

- Щас вызовем скорую, а тебя завтра в учебную часть и на отчисление.

Я расхохотался злобным, надменным смехом, потому что каждый кусочек моей души был черство рад, что этот кусок дерьма теперь останется мутантом до конца своей жизни.

- Что? Страшно стало? Зассал, что в твою смену такая заварушка случилась? Наверно начальство будет очень расстроено. А кому – то вовсе не повезет. (Сказал я, издевательски, будто сюсюкаясь с младенцем)

- Больной…

Ответил он, покачав головой в разные стороны от удивления. И попятился назад с обессиленным телом Германа.