Сюзанна. В прошлом месяце у нас была годовщина свадьбы – семь лет

В прошлом месяце у нас была годовщина свадьбы – семь лет. Семь лет прошло с того дня, как мы обменялись кольцами и поклялись любить друг друга вечно. Мириам настояла, что сама посидит с ребенком.

– Идите, идите! – подгоняла она нас, приказав быть счастливыми.

Так делала и моя мать. Я поклялась, что никогда не буду сидеть напротив мужа и молчать. Я держу слово. С тех пор как появилась ты, делать это стало легче. Тебе уже полтора года, ты бегаешь, как спринтер, связывая нас с Дэвидом. Так, по крайней мере, я считала.

Мы ужинали при свечах в бистро «Джузеппе» на Хоу-стрит. Все это время мы разговаривали о тебе, смеялись над твоими причудами и гадали, найдется ли в Маолтране еще один такой умный и симпатичный ребенок.

Вошла Имельда в сопровождении брата Ангуса и какого-то человека со зловещей бородкой клинышком, которого звали Маркусом. В его светло-серых глазах что-то мелькнуло, когда Имельда представляла его Дэвиду.

– Я много о тебе слышал.

Он уставился на Дэвида и усмехнулся. Эта усмешка скрывала определенные секреты. Он голубой. Я поняла это с первого взгляда. Ее лучший друг, ее наперсник голубой. Что она говорила ему о моем муже?

– Вы просто обязаны заглянуть в «Моллойс», – сказала она. – Нет, нет! – Она не хотела слушать возражений и погрозила мне пальцем. – Никаких разговоров о няне! Жизнь так коротка. Мы должны пользоваться моментом и наслаждаться, – добавила она.

В «Моллойс» ничего хорошего нет. Сигаретный дым, громкая музыка и импульсивная Имельда с растрепанными волосами.

– Надеюсь, ты не против, если я украду твоего мужа, – сказала она с показной скромностью, оттягивая Дэвида в сторону. – Когда мы не шалили в колясках, то танцевали.

По какой-то причине ей кажется это смешным. Как и Маркусу.

Я наблюдала, как они кружатся по танцполу, сходятся и расходятся в самых невообразимых па. Толпа танцующих расступилась, давая им место. Все вокруг свистели и притопывали в такт мелодии. Я увидела ее красные губы, которые так и хотели прикоснуться к нему. Дэвид крепко прижимал ее к себе, с легкостью выполняя самые разные пируэты.

Маркус стоял рядом с Ангусом. Их пальцы слегка касались друг друга. Их глаза горели возбужденным огнем. Но это всего лишь деревня, в которой осторожность является залогом выживания.

– Будь осторожной, – шепнул Маркус мне на ухо. – У Имельды длинные и очень острые когти.

Семь лет брака. Семь лет беспокойства. Что-то точно было не так.

Что еще мне оставалось думать, когда на следующий день он уехал в Дублин? Мужчины изменяют. Это факт. Мой отец изменял матери. Тесса не просто так появилась в его жизни. Мать пустила кота погулять, так сказать. Та же история с отцом Дэвида. Эдвард Картер изменял с одной, с другой и, вероятно, с третьей.

Дэвид сказал, что ему надо встретиться с кем-то по имени Пол. Раньше он никогда не упоминал это имя. Он хотел с ним поговорить по поводу консалтинговой компании, которую хочет открыть в переоборудованной студии Мириам. Там я и начала искать. Ничего. Ни непонятных денежных переводов, ни смятых квитанций из отеля. Но в ящике его стола я нашла письмо с маркой Дублина. Почерк немного неряшливый и косой. О боже…

Карпа Келли. Ее подпись, казалось, занимает все пространство письма. Как долго оно здесь лежит? Почему оно еще не прожгло дыру в столе? Да как она посмела… как он посмел… Я положила письмо на место и выбежала на улицу.

Я пошла туда, где все началось. Крапива нещадно жалила мои ноги, когда я встала на колени и прокляла ее. Неужели она всегда будет вмешиваться? Она вторглась на мою территорию. Я должна была победить ее.

Ты проснулась после дневного сна. Я услышала, как ты плачешь, когда вошла в дом. Ты возмущалась, что о тебе забыли. Я отнесла тебя на первый этаж, поцеловала твое влажное недовольное личико и крепко прижала к груди. Когда ты успокоилась, я тепло одела тебя, закрепила ремнями на заднем сиденье машины и поехала в Дублин. Волны набегали на берег, с шумом разбиваясь о прибрежные камни и швыряя в воздух клочья пены. Я оставила тебя в машине и пошла к кромке скал. стоять там в такой ветреный день, когда в лицо летят соленые брызги, опасно. Но я стояла там, испытывая судьбу. Достаточно было бы одной волны… Но ты тянула меня назад. Какое-то черное и плоское, словно столовая гора, облако закрыло солнце, и мир потемнел. Вот так будет после смерти. Но я не могла умереть, пока еще была нужна тебе.

Я совершила ужасную вещь, но назад дороги не было. Один поступок приводит к следующему. Когда я возвращалась домой, то остановилась у Стеклянного дома Мириам. Я знала, что должна сделать. Мириам была рада видеть нас и сразу же согласилась присмотреть за тобой на выходных.

Я призналась, что у нас с Дэвидом не все гладко. Небольшое гормональное расстройство. Я вздохнула, и она понимающе кивнула.

– Ах, эти чертовы гормоны! – пошутила она. – И с ними нехорошо, и без них плохо.

У нее сейчас как раз наступила менопауза, поэтому бывают частые смены настроения, горячая кожа и прочие радости этого периода. Она взяла тебя на руки.

– Даже самые обожаемые детки могут разрушить брак, – заметила она. – Париж – это прекрасное место, этот город отлично подходит для того, чтобы сделать паузу. Я когда-то ездила туда с мужем. Замечательный город, особенно для любовников.

Мириам начала вспоминать молодость, а потом пожала плечами, не желая, чтобы мысли о неверном муже мешали ей думать о деле.

Мы здесь уже три дня. Завтра летим домой. Мириам была права. Париж прекрасен. Мы проехали на такси по Елисейским Полям. Огни ночного города мерцали вокруг, словно магическое ожерелье, пока мы объезжали Триумфальную арку. Мы расслаблялись в кафе на берегах Сены и разговаривали о тебе. Мы накупили детских вещей и деревянных игрушек, которые крутились как сумасшедшие или издавали милые, чарующие звуки. Когда мы позвонили домой, Мириам заверила нас, что вы отлично ладите.

Дэвид остановился около уличной торговки и купил два пакетика жареных каштанов. Над нами возвышалась Эйфелева башня, словно ракета, устремленная в небо. Мы показали твою фотографию уличному художнику, и вскоре твое личико появилось на холсте.

Мы лежали на огромной кровати и занимались любовью. После этого мы отдыхали. Дэвид молчал. Пустота была такой огромной, что я боялась пошевелиться, опасаясь, что он услышит, как рушится связь между нами.

Моя память – это хранилище ненужной информации до тех пор, пока не наступает момент, когда часть этих данных становится нужной. Она раскрывается, словно цветок с сильным и сладким запахом. Почтовые ящики в Париже желтого цвета. Мы послали открытку с изображением котенка, который гоняется за бабочками, хотя понимаем, что вернемся раньше, чем она дойдет до адресата. Я бросила ее в щель почтового ящика. За открыткой последовало письмо Джошу Бейкеру. Анонимное. Он может делать с ним все, что пожелает. Мать всегда защитит детей. Это у нас в генах.