Глава XII 5 page

Мы уже видели, что ни «категорического отрицания своей исторической преемственности», ни «безоглядного очернительства прежних идеалов», ни «безудержного нигилизма по отношению к национальным ценностям народной жизни» на самом деле не было. Может, некие отдельные индивидуумы что-то и вякали в этом духе, как говорится, в семье не без урода, но коль скоро Зюганов обобщает, следовательно, речь он ведет о политике Советского государства в целом. А она была, как читатель уже убедился, совершенно иной.

Зюганов попросту «флюгер»: сегодня плевать в прошлое считается правилом хорошего тона, вот он и старается не отставать от своих коллег-демократов по Государственной Думе и от национал-патриотов. К тому же он явно путается в понятиях. Государство, государственность – это не одно и то же, что страна и территория. Российская государственность до октября 17-го года – это царское самодержавие, а государство – буржуазно-помещичье. Зюганов не приемлет классового подхода к анализу истории. Более того, ему изменяет чувство историзма.

Дореволюционную историю России он представляет в виде благостных, пасторальных картин единения народа с царем-батюшкой и церковью.

Видимо, насмотревшись говорухинской картины о России, «которую мы потеряли», Октябрьскую революцию характеризует как «неоправданно резкий разрыв тысячелетней государственной и духовной традиции». Получается, никаких причин для революции не было. Ну, еще бы! Была ведь, по Зюганову, «тысячелетняя государственная и духовная традиция». Правда, Геннадий Андреевич не расшифровывает эту традицию. Но это и так понятно: во главе буржуазно-помещичьего государства – царь, самодержец, капиталисты и помещики владеют всеми богатствами страны, нещадно эксплуатируют рабочих и крестьян, а верная опора самодержавия – церковь держит народ в крепкой узде. «Христос терпел, и нам велел. Терпите, на том свете воздастся». Не эти ли «национальные ценности народной жизни» имеет в виду Зюганов?

В книге «Верность» он, говоря о том, что Западом разрабатывалась «концепция непримиримой борьбы с коммунизмом», пишет:

«Для реализации этих целей в 60-е годы не ставилась на первое место задача деи-деологизировать наше общество. Приоритет отдавался дегероизации, то есть разрушению у населения авторитета лидера, коммуниста, комсомольца, воина, передовика производства...

Начиная работать в ЦК, я и не предполагал, сколь скоро будет запущена вся эта изощренная машина крупнейшей в мировой истории антигосударственной диверсии: дегероизации, десоветизации, дефедерализации, денационализации... Каждое «де» звучало как «Долой!». Как отрицание всей прожитой жизни, истории... И взамен предлагалось пепелище...». (Стр. 38.)

Но ведь то же самое делает сам Зюганов в своих книгах, статьях, интервью 90-х годов! С редкостным постоянством он продолжает в своих работах не просто дискредитировать, а искажать, как в кривом зеркале, все, что делалось в советское время. Так, в книге «Россия – родина моя. Идеология государственного патриотизма» пишет:

«...еще не так давно не подлежащим сомнению считалось, что «все мы родом – из Октября». В исторической ретроспективе это означало – все бывшее в стране и со страной до победы Октябрьской революции – малосущественно, а если и имело отношение к советской действительности, то весьма опосредованное. Главное заключалось в том, что произошло после. Уверенность тогдашних партийных идеологов именно в такой оценке содержания современной эпохи была настолько велика, что многие из них уже в 20-е годы посчитали утрату советскими людьми интереса к дооктябрьской России почти что свершившимся фактом. (Г.Зюганов. Россия – родина моя, М., Ин-формпечать, 1996 г., стр. 52-53)

Просто поразительно, как можно извратить всем очевидные вещи. Когда в Советском Союзе говорили, что «все мы родом из Октября», то это отнюдь не означало, будто все, что было до семнадцатого года «малосущественно», как утверждает доктор философии. На самом деле это означало, что невиданный расцвет экономики, науки, многонациональной культуры, достижения в космонавтике, Великая Победа в 1945-м, первый спутник и полет Юры Гагарина и многое, многое другое стало возможно благодаря Великой Октябрьской социалистической революции. Дети беднейших рабочих и крестьян при Советской власти становились известными учеными, военачальниками, писателями, артистами, врачами, учителями, мастерами-хлеборобами, знаменитыми шах –

терами, летчиками-испытателями, покорителями космоса. Октябрь для них открыл все двери к знаниям, науке, достижениям мировой культуры.

Приведу пример из жизни своей семьи. Мой отец, Гарифуллин Халиулла, родом из бедной крестьянской семьи, в девять лет остался круглым сиротой, батрачил на бая. Советская власть направила его в профсоюзную школу, а потом – в Новосибирское военное училище. Мой отец был настоящим коммунистом и патриотом Советской Страны и до последнего дня отдавал ей все свои силы. Мама, Гарифуллина Зоя Петровна, в девичестве Воеводина, была тринадцатой в семье, ее в семь лет отдали в люди – нянчить чужих детей. Учиться ей не пришлось, но всю жизнь она запоем читала книги, любила литературу, театр, кино и приобщила к ним нас, детвору. Когда мы жили в селе, папа привозил из командировок книги из райкомовской библиотеки, и мы, живя в отдаленном казахстанском селе, читали все новинки, публиковавшиеся в толстых московских журналах. Кроме того, много десятилетий мои родители выписывали «Роман-газету», и мы были в курсе всего, что появлялось в те годы в советской литературе. Не пропускали ни одного нового кинофильма. Кинотеатра в селе не было, кино «крутили» в длинном помещении «Заготзерна» или в «Дорстрое». Увидев афиши, вечером все дело тянулось по этим адресам, прихватив из дома скамейки, табуреты или стулья. В то время по ночам по радио передавали по трансляции или в записи театральные постановки – была такая передача «Театр у микрофона». Мама не пропускала ни одной из них и всех артистов старого МХАТа и Малого театра знала по голосам.

Мои родители всю жизнь гордились тем, что все трое их детей – два сына, близнецы Борис и Юрий, и автор этих строк – получили высшее образование, «вышли в люди». И потому они до последнего дня были благодарны Советской власти за это. Таких, как наша семья, – миллионы. Вот почему все мы действительно родом из Октября. Зюганов намеренно утрирует и искажает смысл этой фразы.

Когда же он говорит о якобы имевшей место «утрате советскими людьми интереса к дооктябрьской истории», о том, что многие «из тогдашних партийных идеологов» посчитали эту утрату «почти что свершившимся фактом» и что именно на это была нацелена политика советского государства (в чем он винит историка М.Покровского), фантазия его и вовсе не знает границ. Из сказанного выше, читатель убедился, что все было с точностью наоборот. Наш народ не только не утратил интереса к истории, но в 20-е-30-е-40-е годы наблюдается настоящий «исторический бум».

Почему Зюганов посмертно уничтожает Покровского?

А кто такой Михаил Николаевич Покровский? Талантливый ученик крупнейших русских ученых-историков В.О.Ключевского и П.Г.Виноградова, он, как явствует из его биографии, был оставлен ими в Московском университете «для подготовки к профессорскому званию сразу по двум специальностям – по русской и всеобщей истории». Как и многие русские интеллигенты второй половины XIX начала XX века, Покровский шел к революции и марксизму трудным, мучительным путем. Перефразируя известную фразу, можно сказать, что он выстрадал мар –

ксизм. В 1905 году ученый стал членом РСДРП. «Я вошел в единственную революционную партию, которая была, – в партию большевиков», – признавался он впоследствии.

Прочитав о том, что в революционные годы начала XX века Покровский преподавал историю России на ежедневных вечерних рабочих курсах при заводе Карла Тиля в Замоскворечье, я невольно подумала, как нам не хватает таких Покровских сегодня. Не говорю уже о вечерних рабочих курсах при заводах, которые бы просвещали «его величество рабочий класс» и учили, что делать. Вот куда должны направлять свою энергию и силы коммунисты в период, когда революционная ситуация еще не созрела.

Еще несколько штрихов биографии Покровского: активный участник революции 1905 года, он часто выступал на рабочих нелегальных собраниях, неизменно заканчивая свою речь ленинским призывом: «Да здравствует вооруженное восстание!» Случайность это или закономерность, но именно Покровский как дежурный редактор подписал в печать номер большевистской газеты «Борьба» с призывом к вооруженному восстанию. Во время декабрьского вооруженного восстания в Москве Покровский был вместе с революционными рабочими на баррикадах, а в его квартире перевязывали раненых в уличных боях.

Эти и многие другие факты из жизни Покровского я почерпнула в превосходной статье О.Д.Соколова, которой открывается первая книга двухтомника М.Н.Покровского «Русская история с древнейших времен», вышедшего в издательстве «Мысль» в 1966 году под редакцией доктора исторических наук Л.В. Черепнина.

Как и многие русские интеллигенты той поры, Покровский пережил годы сомнений и исканий истины. За связь с группой «Вперед» Ленин даже назвал его «обывателем», а «не политиком». Были в биографии Покровского преследования, аресты, годы эмиграции. О.Д.Соколов пишет, что, «начав свою деятельность как буржуазный демократ, преподаватель академической науки, он испытал влияние позитивизма, субъективного идеализма, легального марксизма. Но историческая обстановка в России накануне революции 1905 года, стремление выйти на революционный путь влекли его к социал-демократии, к большевизму» (стр.37). Много пережив, передумав и перечувствовав, Покровский вернулся в Москву из эмиграции в августе 1917 года «убежденным большевиком». Уже в мае 1918 года Покровский был назначен заместителем наркома просвещения Луначарского. Именно Покровский организовал Институт красной профессуры, ставший «кузницей» марксистских кадров высшей квалификации, которые «сыграли выдающуюся роль в развитии марксист-ской исторической науки» (О.Д.Соколов). Михаил Николаевич был бессменным ректором этого института.

Зюганов в своей книге уверяет, будто в СССР было принято считать, что «все бывшее в стране и со страной до победы Октябрьской революции – малосущественно», «главное заключалось в том, что было после». Мало того, он обвиняет М.Покровского и его историческую школу в фальсификации истории. Это утверждение доктора философии не выдерживает критики.

В 1920 году В.И.Ленин поручает Покровскому «написать популярную книгу по русской истории, рассчитанную на широкие народные массы». Задание было выполнено. Книга Покровского «Русская история в самом сжатом очерке» была издана в 1920 году.

В оценке этого ученого лично я больше доверяю Ленину, чем Зюганову. |А ленинская оценка явствует из следующего письма:

Тов.М.Н.Покровскому

Тов. М.Н.! Очень поздравляю Вас с успехом: чрезвычайно понравилась мне Ваша новая книга: «Русская история в самом сжатом очерке». Оригинальное строение и изложение. Читается с громадным интересом. Надо будет, по-моему, перевести на европейские языки.

Позволю себе одно маленькое замечание. Чтобы она была учебником (а она должны им стать), надо дополнить ее хронологическим указателем. Поясню свою мысль; примерно так: 1) столбец хронологии; 2) столбец оценки буржуазной (кратко); 3) столбец оценки Вашей марксистской, с указанием страниц Вашей книги.

Учащиеся должны знать и Вашу книгу, и указатель, чтобы не было верхоглядства, чтобы знали факты, чтобы учились сравнивать старую науку и новую. Ваше мнение об этом дополнении?

5.XII.

С ком.приветом Ваш Ленин.

(В.И.Ленин, ПСС, т.52 стр.24)

Предложения Ленина использовались в последующих публикациях. Если бы Зюганов читал хотя бы Покровского, а не вырванные из контекста некие цитаты, он бы не посмел утверждать, будто у нас считалось, что «все бывшее в стране и со страной до победы Октябрьской революции – малосущественно».

В предисловии к своей книге М.Покровский писал:

«Русская история в самом сжатом очерке» обращается к тому же читателю, что и «Азбука коммунизма» тов. Бухарина. Сознательному рабочему необходимо знать не только, что такое коммунизм, но и что такое Россия (выделено мною – Н.Г.). Истории образования России и посвящена эта книжка.

Она не предполагает у читателя никаких предварительных исторических познаний, т.е., прямее говоря, она предполагает человека, мозги которого не вывихнуты школьными учебниками истории, с их бесчисленными царями и министрами, только и думающими о разных «реформах» для народного блага (улавливаете иронию? – Н.Г.). Здесь материал тоже распределен, если хотите, по «царствованиям», – только, вместо кукол в короне и порфире, автор взял настоящего царя, царя-капитал, самодержавно правившего Россией от Ивана Грозного до Николая Последнего». (М.Покровский «Русская история в самом сжатом очерке», М., Государственное издательство, 1920 г., стр.3).

И действительно, на небольшой площади, в самом сжатом виде – в книге всего 224 страницы – ученый воспроизвел историю государства российского, начиная с древнейших славян, хазаров и скифов. Причем выдал максимум информации с интересными деталями и подробностями. Книга заканчивается первым марта 1881 года: «вечером этого дня уже царствовал Александр 3-ий». Чтобы читатель составил представление о книге, приведу краткое содержание только одной главы – «Крестьянская революция»:

«Восстание против Годунова; русская эмиграция и польские помещики; казачество; ложь и правда о названном Димитрии. Годуновское войско и н.Димитрий; стрельцы; мелкопоместные дворяне. Победа н. Димитрия; его законодательство; указы о кабальном холопстве и о беглых. Н.Димитрий и торговый капитал, заговор Шуйского;

гибель Димитрия; Шуйский-купеческо-боярский царь. Восстание южной Украины; Болотников и крестьянская революция; раскол восставших и временное торжество Шуйского. Вторая казацкая революция; Тушино; городское движение. Классовое расслоение революции; буржуазные верхи Тушина и торговый капитал; двойная измена; низложение Шуйского и бегство «Тушинского царя»; буржуазия обращается к загранице. Союз поляков с русскими имущими классами; его банкротство. Городская буржуазия становится во главе борьбы с революцией и с поляками; Минин; наем помещиков; подкуп казацких верхов; с помощью казаков нижегородское ополчение берет Москву; кандидатура Романовых как результат влияния нового союзника буржуазии. Классовый смысл романовской монархии, царская власть и торговый капитал». И т.д.

Разумеется, работа М.Покровского не была лишена недостатков. Так, в историю вошел Лжедмитрий, а не некий «названный Дмитрий». Переусердствовал ученый и в отношении «торгового капитала». По словам А.Курилова, «для советской историографии того времени, фактически до конца 30-х годов, было характерно воззрение на народную освободительную войну 1812 года как на поражение «крестьянского вождя», «демократа на троне» Лжедмитрия, который вкупе с поляками нес отсталой, «некультурной» Руси «свет» европейской цивилизации, и торжество «темных», антинародных сил, возглавляемых представителями «торгового капитала» и «помещичьего землевладения»; так тогда преподносились Козьма Минин и Дмитрий Пожарский. Не отставали от историков и писатели. Вспомним Джека Алтаузена: «...Подумаешь, они спасли Расею. А, может, лучше было б не спасть?». Или роман Зиновия Давыдова о неудавшемся «миссионерстве» Лжедмитрия, с достаточно красноречивым заглавием – «Дикий камень» (1939)». (А.Курилов. «Возвращение» – предисловие к трилогии В.И.Костылева «Иван Грозный», М., изд-во «Правда», 1991 г., стр.13)

Очевидно, в этом сыграли роль методологические ошибки Покровского в освещении исторического процесса, которые позже он подверг критике сам. Они же сурово критиковались и в советской научной литературе. Но нельзя забывать, что это была первая попытка осмыслить историю с классовых позиций. Как отмечал О.Д.Соколов в упомянутой статье, «в «Русской истории в самом сжатом очерке» народные массы представлены во весь свой исполинский рост. Перед читателем раскрылся во всей красоте и мощи образ «его рабочего величества, пролетария всероссийского». Было навсегда покончено с легендой старой историографии о русском крестьянине как святом-юродивом или безропотном, бессловесном существе. Покровский показал, как этот крестьянин еще в эпоху феодализма начал стряхивать барина, подниматься на борьбу за достойную жизнь». (М.Н.Покровский. «Русская история с древнейших времен», М., «Мысль», 1966 г., стр. 25.)

В этой же статье О.Д.Соколов подчеркивал: «В своих работах Покровский исходил из марксистских представлений о том, что историю творит народ, что ее ход определяется борьбой классов». (Там же, стр. 35). Он называл историческую концепцию Покровского «антицаристской». В ее основе лежала марксистская теория классовой борьбы. Однако исследователи Покровского отмечают слабости и недостатки его метода, что вполне естественно: как ученый он формировался в период революционных бурь, в период ломки старых представлений, поэтому, нащупывая верный путь, порой блуждал, переживая увлечение позитивизмом, субъективным идеализмом, легальным марксизмом. Еще до Октябрьской революции он в числе первых торил дорогу советской истории и историографии. Вполне естественно, порой допускал при этом неверные суждения и ошибки, но не по злобе, а искренне заблуждаясь.

Из слов Зюганова вытекает, будто Покровский со своей «школой» диктовали I науке свои позиции и взгляды. Но так ли это? В 20-е годы XX в. в Советской России шли ожесточенные дискуссии о путях развития исторической науки, о подходах к оценке исторических событий и деятелей прошлого. Споры на страницах печати и всевозможных конференциях и семинарах способствовали развитию | советской исторической науки. В тех яростных схватках мнений немало шишек | доставалось и Покровскому, хоть он и возглавлял Институт красной профессуры и имел своих учеников. Покровский имел мужество признавать свои ошибки. Вот что пишет по этому поводу О.Д.Соколов:

«Покровский упорно, вслед за поступательным ходом исторической науки совершенствовал свою историческую концепцию, улучшая свои работы, пересматривая и уточняя важнейшие выводы своих многочисленных трудов. В 1926 г. на первом заседании Общества историков-марксистов он самокритично указал на ряд своих собственных ошибок в освещении исторического процесса. Он признал, что экономический материализм, который был основой его экономических воззрений в первый период научной деятельности, не был полностью изжит им и в дальнейшем, поэтому освещение ряда проблем в его работах было неправильным. В частности, если раньше он называл восстание Пугачева ранней буржуазной революцией, то в статье, опубликованной в «Правде» в 1925 г., он дал правильную характеристику движения Пугачева как великого крестьянского восстания, в котором наряду с русскими участвовали и многие другие народности России.

В 1928-1929 гг. на дискуссии в Институте красной профессуры Покровский признал правильной критику его взглядов на роль торгового капитала в русском историческом процессе....историческая концепция Покровского претерпела значительные изменения.«...Совершенно ясно, – писал он, – что в ряде отдельных формулировок, иногда очень важных, старые изложения этой концепции звучали весьма не по-ленински, а иногда были попросту малограмотны». (Там же, стр. 66).

Согласитесь, для того, чтобы публично назвать «малограмотными» некоторые свои формулировки, требуется известное гражданское мужество и самокритичное отношение к себе как к ученому. Этими качествами Покровский обладал сполна.

Зюганов совершенно бездоказательно обвиняет Покровского в фальсификации отечественной истории. Такого приговора его не удостаивал даже самый злейший из врагов. Тогда как на самом деле ученый требовал абсолютной точности в изложении исторических событий. «Кто вздумал бы на основании предвзятой точки зрения навязывать истории то, чего не было, погрешил бы сразу и против ленинизма, и против истории науки. Иначе, впрочем, и быть не может, поскольку ленинизм и требования строгого научного метода вполне совпадают», – писал Покровский. («Историческая наука и борьба классов. «Октябрьская революция», стр.6). О.Д.Соколов утверждает, что «Покровский непримиримо боролся против всякой фальсификации истории» (там же, стр.31) и приводит немало примеров, которые из-за недостатка места я опускаю. Но факт остается фактом: Покровский и фальсификация истории – «вещи несовместны».

Не выдерживает критики утверждение Зюганова, будто после Октября у нас действовала установка, что все, бывшее до революции, «малосущественно». Молодое Советское государство отнюдь не начинало жить с чистого листа – оно вырастало из прошлого, усваивая как хорошее, так и плохое. Тот же принцип был положен и в основу науки. Тем же путем шел ниспровергаемый Зюгановым Покровский. Сошлюсь еще раз на О.Д.Соколова.

«Борясь против буржуазной идеологии, – пишет он, – Покровский вместе с тем требовал от советских историков использовать положительный опыт, накопленный исторической наукой прошлого, перенять от нее «то, что необходимо взять всякому

историку и чему нас грешных обучали в старом университете – работать над документами, критически подходить к источникам, анализировать и т.д.» (М.Н.Покровский. «Историческая наука и борьба классов», выпуск II, стр. 304).

Зюганов приводит якобы сказанные Покровским слова: «...Лет через пятнад-цать-двадцать читать Соловьева и Ключевского перестанут, как теперь никто не читает уже Карамзина». Проверить цитату трудно, поскольку Зюганов не указывает источник, что вообще-то не принято в науке. Отталкиваясь от цитаты, на ее основании он делает вывод:

«Прогноз Покровского, воспринимаемый ныне, когда вычеркнутые им произведения корифеев дооктябрьской исторической науки переиздаются миллионными тиражами, а книги его самого известны разве что узкому кругу специалистов, не иначе как глупость, в 20-30-е годы в глазах формировавшейся из вчерашних рабочих и крестьян интеллигенции, не говоря о самих рабочих и крестьянах, выглядел весьма естественным». (Г.А.Зюганов, «Россия – родина моя», М., Информпечать, 1996 г., стр. 53.)

Разберем по существу. Слова Покровского, если они действительно были сказаны, – это всего лишь мнение ученого, а не директива Совнаркома или постановление Политбюро. Да и вряд ли рабочие и крестьяне читали приведенную Зюгановым цитату, к тому же если она публиковалась не в массовых газетах, а в специальных научных изданиях. Но даже если и читали, на каком основании Зюганов утверждает, что «прогноз» относительно Соловьева и Ключевского в их глазах «выглядел весьма естественно»? Это выдумка доктора философии.

«Вычеркнул» ли Покровский «произведения корифеев дооктябрьской исторической науки» из культурного и исторического потока нашей страны? Нет, это тоже, мягко говоря, недобросовестная выдумка лидера КПРФ. Доказательства? Пожалуйста!

Ключевского и Соловьева в нашей стране переиздавали неоднократно. Уже в 1918 году литературное издательство отдела Комиссара народного просвещения выпускает в Петрограде: «Курс русской истории» В.О.Ключевского в четырех частях, первый сборник статей ученого под названием «Опыты и исследования», затем второй – «Очерки и речи» и, наконец, его «Сказание иностранцев о Московском государстве». В 1920-1921 гг. там же выходит «Курс русской истории» В.О. Ключевского в двух томах. Второе и третье издание – в 1923-м. Четвертое – в 1925-м. В 1924 г. в Ленинграде увидели свет «Письма В.О. Ключевского к П.П. Гвоздеву». «Курс русской истории» в трех томах переиздается в 1938-1939 гт. в Минске Гизбелом, в типографии имени Сталина.

Во второй половине 30-х годов XX в. выходит «Курс русской истории» Василия Осиповича Ключевского в 5 томах. По словам ученых В.А.Янина и А.А.Александрова, «после резкой критики концепции М.Н.Покровского и издания во второй половине 1930-х гг. пяти томов «Курса русской истории» В.О.Ключевского вновь началась полемика о значении творчества последнего. Наиболее существенные работы о Ключевском в это время были опубликованы Н.Л.Рубинштейном», который отвел ему «ведущую роль в развитии буржуазного экономизма». Но «решительный поворот в изучении творческого наследия В.О.Ключевского» связан, по мнению этих ученых, с тем, что после Великой Отечественной войны 1941-1945 годов «советские архивохранилища пополнились новыми материалами из архива В.О.Ключевского».

В 1956-1959 гг. под руководством видного советского историка М.Н. Тихомирова печатаются Сочинения В.О. Ключевского в 8 томах с комментариями

I

В.А. Александрова и А.А. Зимина. В 1968 г. в издательстве «Наука» выходит солидная – 524 страницы с иллюстрациями – книга В.О. Ключевского «Письма. Дневники. Афоризмы и мысли об истории». В 1987г. издательство «Мысль» выпускает Сочинения В.О. Ключевского в 9 томах под редакцией члена-корреспондента АН СССР В.Л. Янина. Параллельно в научных журналах и других изданиях выходят исследования и статьи о его творчестве и историческом наследии. Многие ученые расходятся в оценке взглядов и концепции Ключевского, споры продолжаются и поныне. Назову некоторые исследования.

Это серьезная работа Раисы Александровны Киреевой «В.О.Ключевский как историк русской исторической науки», изданная в Москве в 1966 году. Вот как она оценивала ученого: «Стоя на старых позициях, Ключевский довел до возможного для буржуазного ученого предела разработку истории отечественной исторической науки.... по сравнению с уровнем исторического знания его времени нельзя не отметить заслуг Ключевского в попытке дать периодизацию исторической науки и мотивировать ее главнейшие рубежи влиянием общественных событий» (см. названную работу, стр. 224,226).

Это монография «Василий Осипович Ключевский. История жизни и творчества» Милицы Васильевны Нечкиной, вышедшая в Москве в 1974 году, – этому труду она отдала полвека своей жизни, пересматривая и уточняя собственные взгляды на крупнейшего русского буржуазного ученого-историка. «Ключевский – это целая эпоха нашего научного прошлого и эпоха предреволюционная. Он как бы канун всего того, что совершилось в исторической науке потом», – писала она.

Это исследование Э.Г.Чумаченко «В.О.Ключевский – источниковед», появившееся в 1970 году, в котором «отмечалось новаторство ученого во введении в научный оборот разных типов исторических источников, тщательность их анализа и обработки, широкий теоретический подход». Об этом писали член-корреспондент АН СССР В.Л.Янин и доктор исторических наук В.А. Александров во вступительной статье к 9-томному изданию трудов В.О.Ключевского в 1987 году. В ней констатируется, что «трудами А.А.Зимина и Р.А. Киреевой в 1968 г. были изданы письма и дневники ученого, а в 1963 г. – целый ряд неопубликованных произведений, преимущественно отражавших проблемы культуры России и особенности взаимосвязей России и Западной Европы с XVIII века». (Там же, стр. 10).

Творчеству Ключевского посвящены в 60-е, 70-е, 80-е годы XX в. работы многих авторитетных советских ученых – В.Л.Янина, М.Н.Тихомирова, А.А.Зимина, В.А.Александрова, Л.В.Черепнина, В.И.Астахова, А.Н.Цамутали, А.Л.Шапиро, А.А.Введенского и ряда других. Нет, в нашей стране В.О. Ключевского не «вычеркивали». Хотя оценка его наследия и концепции никогда не была однозначной. О нем спорили и продолжают спорить. И это закономерно, ибо бесспорна одна лишь – посредственность.

Теперь посмотрим, как обстояло дело с трудами предшественника и учителя В.О.Ключевского – С.М.Соловьева. Чтобы не утомлять читателя излишними подробностями, скажу лишь, что «Избранные труды. Записки» С.М.Соловьева у нас выходили в 1983 г., в 1988-м – его «Сочинения» в 18 книгах, а в 1990-м издательство ЦК КПСС «Правда» выпустило «Чтения и рассказы по истории Соловьева» Двумя заводами общим тиражом 1 миллион экземпляров.

Пытаясь понять, чем руководствовался Зюганов, искажая в своей книге суть Протекавших в советской историографии процессов, я провела в «Ленинке» несколько

восхитительных недель, читая и перечитывая труды крупнейших русских и советских ученых. И вот какая закономерность невольно бросилась в глаза. В свое время СМ. Соловьев критически высказывался о своем учителе – профессоре М.П. Погодине. Пройдет время и с критическими замечаниями в адрес своего учителя СМ. Соловьева выступит его ученик В.О. Ключевский. Придет час и уже ученик последнего – М.Н. Покровский подвергнет серьезной критике концепцию своего учителя. А потом критика обрушится на самого Покровского. Историческая наука развивалась в жарких дискуссиях и спорах, критические запалы служили импульсом к поиску истины. Не всегда критика бывала объективной, напротив, она, скорее, бывала и субъективной, отражая научный уровень и позицию того или иного ученого.

Так были ли вычеркнуты Соловьев и Ключевский из нашего культурного и исторического контекста, как уверяет Зюганов? Даже по тем далеко не полным данным, что приведены выше, ответ может быть только отрицательный: нет, не были вычеркнуты. Вот ученый Покровский, стоявший у истоков советской истории и историографии, действительно, был вычеркнут на многие годы. О.Д.Соколов в уже упомянутой статье «Развитие исторических взглядов Покровского» к главному труду последнего – «Русская история с древнейших времен» пишет:

«Развитие советской исторической науки, овладение ленинской концепцией исторического процесса дало возможность пересмотреть многие ошибочные решения важнейших проблем, имевшихся в работах Покровского и ряда других ученых.

Однако освещение научного наследства Покровского... получило явно односторонний характер. Вскрывая и осуждая ошибки Покровского, некоторые историки не только забывали о его вкладе в советскую историографию, но и приписывали ему ошибки и недостатки, допущенные другими учеными. Нашлись и такие историки, которые, руководствуясь конъюнктурными соображениями, развернули по этому поводу шумную кампанию.

Date: 2015-08-24; view: 287; Нарушение авторских прав