Глава 30. Разговор учительницы со старцами. Секреты обучения

Тридцатого числа хозяева дома с друзьями заранее собрались в квартире Валентина Владимировича и Марии Петровны, очень надеясь на приход мудрецов. Они как прилежные ученики приготовили листки бумаги, ручки и находились в радостном ожидании, как всегда не заходя в гостиную, чтобы не мешать прибытию гостей. Раздавшийся звонок в дверь удивил всех.

– Они что, избрали новый способ появления у нас? – спросила мама.

Ванька радостно побежал открывать дверь.

На пороге стояла классная руководительница Ваньки Татьяна Георгиевна с видом, не обещающим ничего хорошего.

Сказать, что на лицах родителей выразилось удивление, это всё равно что ничего не сказать. Тигру за дверью они удивились бы меньше.

– Вы что, гостей ждёте на ночь глядя? – строго спросила Татьяна Георгиевна. – Теперь понимаю, почему Иван не готов к урокам. Ему просто некогда их делать!

«Что же с ней делать? Выставить за дверь неудобно», – пока Мария Петровна соображала, учительница, отодвинув хозяйку властным движением руки, вошла, сняла пальто, сапоги, надела тапки и направилась в гостиную, как будто она была здесь частым гостем.

«А… Э‑э…» – промычал Ванька, но был остановлен жестом и строгим взглядом Татьяны Георгиевны.

К счастью, мудрецы уже успели материализоваться за столом в полном составе, и Мария Петровна облегчённо вздохнула.

– Вот и хорошо, как раз с вашими дедулями я и побеседую о Ванином поведении и успехах, – проговорила учительница и тут вдруг сообразила, что дедуль что‑то слишком много для одного Ивана. И вообще картина была какая‑то нереальная, причём причина нереальности от неё всё время ускользала. Дедули ей кого‑то смутно напоминали, но кого, она точно не могла вспомнить.

Мария Петровна виновато посмотрела на высоких гостей и всех остальных. «Ну не получилось у меня её остановить, она ворвалась, как вихрь», – говорил её взгляд.

– Думаю, что вы родственники, и тайн от вас у меня нет, – начала учительница. – Положение Ивана ужасающее. Он ничего не знает и не хочет учить! Все учителя на него жалуются! Он спит на уроках или ковыряет в носу. Ему ничего не интересно! – учительница распалялась всё больше и больше.

Она, на своё счастье, села спиной к голографическому экрану, а тот с радостью показывал все Ванькины прегрешения. Лёшка еле удерживался, чтобы не засмеяться в голос.

– А что именно ему должно быть интересно, позвольте вас спросить, достопочтеннейшая Татьяна? – спросил старец.

– Я не знаю, кто вы и откуда знаете, как меня зовут, но зовут меня Татьяна Георгиевна, и интересно ему должно быть всё, чему его учат! – вспылила она.

Экран сразу показал учителей, засовывавших книги Ваньке в голову.

– А думали ли вы когда‑нибудь, достопочтеннейшая Татьяна Георгиевна, что по‑настоящему научить можно, только заинтересовав ученика? – промолвил старец, хитро глядя на учительницу.

– У меня есть программа, и мне абсолютно неинтересно, что им интересно, – Татьяна Георгиевна запуталась в собственных словах от возмущения.

– То есть вы хотите сказать, что программа, неинтересная никому, должна (старец подчеркнул слово «должна») быть всажена в голову всем ученикам? – удивился старец.

Классная руководительница поняла, что потеряла инициативу разговора, и это её возмутило.

– Именно это я и хочу сказать! И не уводите разговор в сторону от Ивана! Почему я разговариваю с дедом, а не с родителями? Дед юридически не отвечает за внука! – отчеканила она.

– Вообще‑то я не дед, а прапрапрапрапрапрапрапрапрадед, и не Ивана, но это не столь важно для продолжения разговора, – мягко сказал старец.

Татьяне Георгиевне показалось, что она попала в сумасшедший дом. Ей стало на секунду страшно. «Нужно спасать Ивана, – мелькнуло у неё в голове. – В квартире террористы, семья взята в заложники. Нет, не может быть, слишком все радостные. У меня галлюцинации! – она ущипнула себя за ногу и вскрикнула.

– Любезная Татьяна Георгиевна, мы не террористы, а это не галлюцинации, – промолвил старец. – Мы совершенно реальны, можете пощупать всех нас, а не щипать себя. К тому же вам не помешает посидеть здесь и послушать нашу беседу. Как раз сегодня мы хотели поговорить о детях и привели вас сюда.

– Хорошо, что я её впустила, – подумала Мария Петровна.

Татьяна Георгиевна «сдулась», весь запал её исчез. Она превратилась в грустную скромно одетую одинокую женщину, отдавшую всю жизнь бесцельной борьбе с нерадивыми учениками и их родителями.

– Вы всю жизнь боролись: с собой, начальством, учениками, – молвил старец. – Из ваших рук не вышло ни одного ученика, любящего вас и ваш предмет.

– Ну как же так, это неправда! – с пафосом сказала учительница.

– Обернитесь и посмотрите на экран – это ваши ученики.

На экране появилась женщина, бойко торгующая шапками на рынке, мужчина, готовящий шаверму… Мелькали и другие молодые и не очень лица.

Татьяна Георгиевна всплеснула руками:

– Иванова Таня, надежда всей школы! Эдик! Почти медалист! Людочка! Сашенька! Гришенька…

Закрыв лицо руками, она замолчала.

Бесстрастный экран показал молодого человека в тюремной робе.

– Это же Серёжа! Талантливый химик! – воскликнула она. – За что?!

– За изготовление наркотиков и их сбыт, – с сочувствием ответил старец.

Ванька был ошеломлён. Он никогда не видел Татьяну Георгиевну такой простой, понятной и подавленной. Ему стало очень жаль её.

– Не расстраивайтесь, пожалуйста. Мы вас, несмотря ни на что иногда почти любим, – пытался её успокоить Ванька.

– Иногда? Почти? – всхлипнула учительница.

Их беседу прервал мудрец по имени Джо Ви.

– Я хочу рассказать вам об одной учительнице, её зовут Марва Коллинз, из Чикаго. Она преподавала в гетто, небезопасном, густонаселённом районе в центре города. Проработав некоторое время в школе, она полностью разочаровалась в методах обучения и ушла с работы. На втором этаже собственного дома она открыла свою школу. Сначала у неё учились пятеро детей, двое из которых были её собственными. Других троих система отвергла как трудных, «особых». Они были неграмотны и не поддавались никакому обучению – во всяком случае, по мнению официальной системы образования. Марва взяла их в свою школу и всячески поощряла. Она по‑настоящему любила этих детей, хотя некоторые из них даже сами себя не любили, и, по сути, стали жертвами своей обособленности.

Марва учила детей читать, писать и правильно говорить. Год спустя они сдали тесты, и, оказалось, каждый из них получил на пять баллов больше, чем остальные, обычные дети. Книга «Путь Марвы Коллинз» приобрела огромную популярность, и это позволило её автору открыть большую частную школу. Правда, она смогла принять в неё только двести детей, тогда как в списке желающих значилось ещё восемьсот! Уму непостижимо! Ведь женщина брала детей, считавшихся жертвами, дарила им свою любовь, поддерживала и ободряла их, находила в них всегда что‑то хорошее – и это главное. Она не критиковала их, когда они делали что‑то неправильно, и поощряла, когда они этого заслуживали.

Поощрение во много раз усиливало результаты в той сфере, которой она уделяла внимание. Если вы концентрируетесь на чём‑то, то этого в вашей жизни становится больше, – закончил Джо Ви.

– Получается, что учеников следует поощрять, хвалить, а мы только ругаем. Как будто стегаем ослика, а не даём ему морковку, чтобы он сам за ней бежал… – тихо и задумчиво произнесла Татьяна Георгиевна. – Как же я сама до этого не додумалась! Так поэтому у учеников есть любимые учителя! А мы между собой их осуждали, думали, что они подлизываются к ученикам. А у них действительно показатели учёбы выше… Вон как у Алины Юрьевны, нашей англичанки! За ней никто угнаться не может по показателям. И ученики обожают её и её английский.

Ванька кивнул.

Татьяна Георгиевна засобиралась, тихо попрощалась со всеми, поблагодарила и медленно в раздумьях побрела в квартирку, где её никто не ждал.

– Не волнуйтесь за неё, она скоро выйдет замуж за успешного предпринимателя и откроет свою школу, основанную на любви, – сказал мудрец, и экран показал новую школу.