Совершенство

Вся концепция «совершенной еды» смехотворна.

«Совершенство», как и «счастье», имеет обыкновение ускользать от вас. Только вы обрели его, как говорит Томас Келлер, – и его уже нет. Совершенство – нечто летучее, эфемерное, и люди вроде меня чаще находят его в прошлом. Когда вы дрожите под четырьмя одеялами в марокканском гостиничном номере, то, мечтая о совершенной еде, вы представляете себе нечто не более экзотическое, чем завтрак в «Барни Гринграсс» в Нью‑Йорке, тот, что съели четыре месяца назад. Последний съеденный вами хот‑дог приобретает поистине волшебные размеры и вкусовые качества, когда вы вспоминаете о нем через некоторое время.

Я пишу это, сидя в шезлонге на пляже во Французской Вест‑Индии. Пишу от руки, черными чернилами в блокноте с желтоватой линованной бумагой. Здесь я не для того, чтобы есть. Я здесь для того, чтобы писать, чтобы расслабиться, чтобы меня не тревожили телефонные звонки, не занимал выбор, какие носки или туфли сегодня надеть, не доставали посетители, электронные сообщения и разнообразные обязательства. Я здесь, потому что больше года был в дороге, а теперь мне ужасно хочется пожить на од­ном месте, «окопаться», заново познакомиться со своей женой.

Я давно езжу на этот пляж. А впервые побывал здесь в восьмидесятых. Тогда я был еще молодой и горячий, и комнатной температуры вода приятно охлаждала мою кожу. Мы с женой провели здесь медовый месяц, храбро просадив все подаренные нам на свадьбу деньги до последнего цента на эти двухнедельные каникулы двух камикадзе. Мы уехали отсюда загорелые, счастливые, по уши влюбленные друг в друга и в этот остров, и совершенно нищие. Когда я здесь, мне нравится думать, что я не грубый, упрямый, хвастливый, капризный урод шеф‑повар Тони; не нервный, убогий, из кожи вон лезущий, чтобы угодить, понятный всем до отвращения Тони‑писатель; а сравнительно спокойный, ловящий свой скромный кайф, обласканный солнцем, тихий Тони‑муж – самая лучшая моя ипостась, которую Нэнси, увы, так редко видит.

После того как мы несколько часов сначала плескались в бирюзовой воде, а потом дремали на берегу, Нэнси прочитала мне полицейскую сводку из местной газеты:

Некто Г. из Сент‑Петерса был задержан прошлой ночью на Пондфилл‑роуд. Некий джентльмен с Доминики пожаловался, что Г. угрожал ему маникюрными ножницами, поссорившись с ним за игрой в домино в баре «Динги док». Полиция голландской части острова прибыла на место происшествия, строго предупредила Г. и отпустила его. Двое молодых людей с Бэк‑стрит, П. и Д., были арестованы за кражу золотой цепочки из ювелирного магазина «Кан Ши» на Олд‑стрит. Молодые люди попросили продавца показать им цепочку, а потом сбежали, не заплатив за нее. Их задержали на автобусной остановке на Буш‑роуд, когда они собирались сесть в автобус.

– Ничего себе! – сказала Нэнси. – Просто взрыв преступности.

Я оторвался от своего блокнота, вытер пот и, взглянув на часы, спросил ее:

– Проголодалась?

Она сказала, что да. Конечно, уже пора. Мы здесь привыкли к определенному распорядку. Дальше у нас по плану короткая прогулка по горячему песку до хижины с соломенной крышей, где есть гриль, бар с пятью‑шестью крепкими напитками, два холодильника с «Карибс», «Ред страйпс» и маленькими баночками «Хайнекен». Гас, хозяин, знает нас с 1984 года и очень хорошо понимает, что нам надо. Мы устраиваемся в тени пальмовых ветвей, а он уже открывает две банки «карибс».

Я заказываю жаркое на ребрышках. Нэнси просит чизбургер. Обслуживают у Гаса не быстро. Чтобы выполнить наш заказ, ему потребовался час – нормальное время ожидания на этом острове. Но, против обыкновения, я не проявляю никакого нетерпения. И не думаю суетиться и капризничать. Не озираюсь нервно, не несут ли мой заказ. Не прислушиваюсь – не снимают ли с гриля гамбургер для Нэнси, не жду мучительно звонка – сигнала, что заказ готов. Я давно знаю Кишу, женщину, которая работает здесь на гриле. Она делает все в своем собственном привычном ритме. Мне все равно, сколько ей потребуется времени. Я счастлив ждать, потягивая пиво в тени. И между пальцев ног у меня песок, и волосы все еще мокры от недавнего купания, и рядом со мной сидит загорелая, счастливая, слегка опьяневшая Нэнси.

Жаркое на ребрышках – нежное, хрустящее, с тем же соусом адобо, которым Гас приправляет все блюда. Сомневаюсь, что ребрышки мариновали, прежде чем поджарить на гриле. Но мне все равно. Всю свою критичность я давно отбросил. Чизбургер для Нэнси – небольшой, и вполне прилично приготовлен: тоненький ломтик сыра, два слишком толстых ломтя булки и неизбежный соус адобо. Нэнси ест очень медленно, так что я не сомневаюсь, что и мне достанется кусочек. Все это нам подают на белых пластмассовых тарелках, с отмокшим картофелем‑фри. Ничего другого мы и не ожидали. Гас в четвертый раз за сегодняшний день запускает диск Шэгги. Теперь я запомню, что на этом острове звучит именно эта музыка. Теперь этот диск будет мгновенно возвращать меня в этот день и в это место, я буду ощущать вкус хрустящей свиной корочки и соуса адобо, я буду видеть лицо Нэнси… Вот она рассеянно вздыхает, зевает, потягивается, потом отдает одно из ребрышек с моей тарелки собаке, отирающейся около нашего столика. Собака тоже знает распорядок.

В пути я кое‑чему научился. Это не должно пропасть зря. Все идет в дело. Буквально все.

Август 2001