Халдейская династия в Вавилоне

После разрушения Ниневии в истории Азии наступило переходное время. Арийская раса свергла семитическую империю и распространилась в областях алародийского населения, но вся западная и южная часть бывшей Ассирии пока еще оставалась в руках халдеев, теперь, наконец, достигших исполнения своих вековых стремлений и получивших великодержавное значение вместе с высокой ролью последних хранителей и носителей вавилонской цивилизации. На ряду с этими двумя силами первостепенного значения мы находим на политической карте рубежа VII и VI веков еще. три других: возродившийся Египет, Лидию и Киликийское царство. Кроме того, в Палестине продолжали прозябать бывшие под ассирийским верховенством мелкие царства иудеев, филистимлян, идумеев, аммонитян, а также попрежнему развивался и богател оставленный еще Асархаддоном без соперника финикийский Тир.

Положение этих мелких царств после Ассурбанипала стало неопределенным: их ненавистный сюзерен погибал, а сами по себе они едва ли могли держаться, кроме Тира, который еще пока никем не был взят и которого блеск и богатство красноречиво и поэтично описывает пророк Иезекииль в 27 гл., близкой к этому времени. Филистимские и еврейские царства были слишком ничтожны, и их взаимная ненависть сдерживалась только ассирийским режимом. Но иудеи, только что пережившие религиозное обновление и увлекаясь чаяниями о наступлении царства Мессии, видели в неминуемой гибели Ассирии указание на конец их унижения. Поэтому они, фанатически настроенные, готовились к своей мировой роли. Между тем, от своих традиционных притязаний на Сирию не думали отказываться ни Вавилон, ни Египет. Первый, в трудные минуты Меродах-Баладана и Шамашшумукина, готов был видеть в сирийских царьках, до поры до времени, союзников для отвлечения ассирийских сил, но никогда не забывал, что еще со времен «дней Сина» запад был его провинцией, а владение богатым морским берегом было для него жизненной необходимостью. Египет также помнил времена Тутмосов и Рамсесов, и для него владение Сирией было жизненным вопросом и в экономическом и в стратегическом отношениях. Поэтому уже Псаметиху свержение ассирийского ига должно было напомнить изгнание гиксосов, и он, подобно Яхмосу, явился в Сирию и успел взять филистимский Азот после продолжительной осады. Скифы помешали продолжать начатое дело, но через 17 лет сын его Нехао, вскоре по вступлении на престол (610— 594), за год до падения Ассирии, явился конкурентом на ее сирийское наследство. Неожиданным противником его оказался Иосия, царь иудейский. Раньше иудеи привыкли видеть в фараонах союзников против ассирийских царей, и египетская партия среди них всегда была национальной; теперь мы видим иное. Едва ли иудеи вдруг прониклись лойяльностью к падающему сюзерену; причина их поведения, конечно, заключается в переоценке политической стороны переживаемого внутри момента и своих сил. Само собою разумеется, что безрассудное выступление кончилось катастрофой. Иосия, ожидавший фараона на том же месте, где некогда Тутмос III разбил сирийскую коалицию — у Мегиддо, был разбит египетским войском, заключавшим в себе африканских, лидийских, карийских и греческих наемников, и сам был смертельно ранен. Иудеи воцарили его второго сына Иоахаза, которого фараон потребовал в свой лагерь в Риблу и, как поставленного самовольно, желая подчеркнуть свои сюзеренные права, низложил. Низложенный царь был отправлен в Египет, а на его место фараон утвердил его старшего брата Елиакима, переименованного в Иоакима, наложив на страну дань. Таким образом, фараон считал себя владыкой до самого Оронта, а может быть и Евфрата; у Сидона найден обломок его памятника, Филистимские города были покорены и опустошены им на обратном пути в Египет, о чем см. у пророка Иеремии, гл. 47.

Вавилонский цилиндр-печать с изображением бога луны Сина

Между тем Ниневия пала, Набупаласар завоевал Месопотамию, а Сирия стояла на очереди. Но старость и болезнь заставили его вернуться в столицу и поручить расправу с фараоном своему сыну Навуходоносору II (Набу-кудурри-уссур — Набу! защити мои пределы). Тот, во главе многочисленного войска, двинулся чрез Месопотамию, куда поспешил и Нехао. Встреча произошла у Кархемиша на Евфрате в 605 г., и египтяне были разбиты. В ярких красках описывает Иеремия беспорядочное бегство египетской армии (гл. 46) и ждет, что вавилонский царь не остановится, а двинется и в самую Нильскую долину, но в это время умер Набупаласар, и Навуходоносор должен был немедленно отправиться в Вавилон, справедливо полагая, что для судьбы новой династии его отсутствие может быть опасно. Поэтому он удовольствовался тем, что «взял все от потока Египетского до реки Евфрата, что принадлежало царю египетскому» (Иерем. 24,7) и что последний «не выходит более из земли своей», может быть, в силу заключенного мира, может быть, и в силу фактической невозможности. Впрочем, Берос хочет видеть и Египет подвластным Вавилону и даже называет Нехао отложившимся сатрапом Египта, Келесирии и Финикии — это характерно для вавилонского официального третирования фараона, которое шло дальше ассирийского: в анналах Ассурбанипала Псаметих назван царем в самом рассказе об его отпадении.

Но это было только началом сирийских войн Навуходоносора. Ни Египет не мог легко отказаться от притязаний на Сирию, ни Иудея оставаться спокойной среди двух борющихся сил и при постоянной внутренней борьбе религиозных, политических и социальных партий. Египет энергично реформировался и чувствовал последний подъем своей жизнедеятельности; еще в большей степени, чем при эфиопских фараонах, он агитировал при сирийских дворах и поддерживал преданные себе партии. Напрасно великий Иеремия указывал на безумие антивавилонской политики; находился целый ряд «пророков», льстивших народу и обещавших успехи мятежным царям. Иеремия видел неминуемую гибель и переживал тяжелые годы; его книга в своей значительной части — дневник потрясающих событий и настроений, что делает ее особенно драгоценной. Уже чрез три года Иоаким попал в руки египетской партии и перестал платить дань. Одушевление чающих скорого торжества было настолько сильно, что, несмотря на бездействие Нехао, борьба с великим царем могла продлиться не менее 5 лет. Сначала Навуходоносор надеялся справиться с Иерусалимом, наслав на него окрестные враждебные народы: арамеев, моавитян, аммонитян с отрядом своих халдеев, но это оказалось недостаточным, и пришлось отправиться самому. При его приближении Иоаким успел во-время умереть, а его сын Иехония чрез три месяца, в 597 г. сдался. Навуходоносор переселил его с семейством и с 10 тыс. наиболее влиятельных и богатых лиц в Вавилон. Храмовые сосуды были частью разбиты и увезены, и этим Иерусалим лишался значения столицы и религиозного центра. Однако, вавилонский царь считал возможным оставить Иудее еще тень самостоятельности, назначив царем третьего сына Иосии — Седекию. Слабохарактерный и недалекий правитель этот не оправдал его доверия и очень скоро пошел по пути брата, тем более, что соседи теперь стали действовать заодно с Иудеей — к ней примкнул Тир; Египет при фараонах Псаметихе II (594—589) и Априсе (Уахабра, 588—569) опять перешел к наступательной активной политике. Один из недавно найденных в El-Hibeh, среди семейного архива, демотических папирусов от времени Дария I представляет скрепленную документами жалобу жреца Петиисе, поданную персидскому правительству на жрецов, лишивших деда его места, когда тот, следуя вызову фараона, обращенному к храмам, сопровождал поход в страну Хару, т. е. в Палестину, в 4-й год царствования, т. е. в 590 г. Таким образом, уже чрез 14 лет после кархемишского разгрома, мы видим, фараоны снова в Азии. Преемник Псаметихэ II, Априс, стал действовать и на море. По словам Геродота (2, 161), он «послал войско к Сидону и дал морское сражение Тиру и его цари». Диодор говорит еще более определенно о покорении им всей Финикии и большой морской победе над финикиянами и киприотами. Недавно Флиндерс Петри нашел близ египетского Леонтополя сидящую статую сподвижника Априса, некоего Гора, называющего себя, между прочим, командиром военного флота, а в Финикии еще Ренан находил значительное количество египетских памятников, несомненно, относящихся к этой краткой эпохе египетского господства. У Библа были египетские казармы и храм, построенный египтянами местной богине. Фараон действительно явился и на выручку Иерусалима, осажденного в 587 г. халдейскими войсками, которые даже отошли от города при его приближении. Иудеи ликовали, но преждевременно — Априс был разбит, а летом 586 г. ^Иерусалим пал после отчаянной обороны и подвергся всем ужасам наказания за неверность. Навуходоносор жестоко расправился с Седекией и его вельможами, храм и город были сожжены, жители переселены, прочая страна пощажена и разделена между беднейшими жителями, не уведенными в плен. Правителем назначен верный Вавилону, друг Иеремии, иудей Годолия. Но сносные условия, в которые поставили Иудею завоеватели, и возможность сравнительного благосостояния под руководством умного и доверенного царю человека и на этот раз не были использованы вследствие раздоров и личных счетов иудеев, не исправившихся даже после катастрофы. Годолия был убит по интригам царя аммонитян, опасавшегося развития благосостояния оставшихся иудеев, потомком давидова дома Исмаилом. После этого злодеяния влиятельная часть оставшихся, совершенно справедливо опасаясь мщения Навуходоносора, бежала в Египет, увлекши за собой насильно пророка Иеремию, которому халдеи оказывали особое внимание. Априс поселил их в Дафнэ. Здесь великий пророк предвещал гибель беглецам и погром Египту от Навуходоносора, который придет сюда и поразит землю Египетскую (гл. 43 ел.). Действительно, до нас дошли обломки одного текста Навуходоносора, в котором он призывает богиню (вероятно Булу) в связи с описанием своего похода в 37-м году своего царствования (567) против фараона Яхмоса II (Амасиса), заручившегося, повидимому, помощью какого-то греческого (?) города. Египетские источники пока молчат об этом походе. В 1886 г. Флиндерс Петри производил археологические изыскания в Дафнэ, но и здесь не нашел ничего, кроме остатков кирпичной платформы, которая, может быть, соответствует упоминаемой у пророка Иеремии (43, 9). Кроме того, на Суэцком перешейке были найдены терракотовые цилиндры с надписями Навуходоносора, относящимися к вавилонским постройкам. Саисский Египет был крепче эфиопского, и Навуходоносору, если он и переступал его границы, едва ли удалось далеко зайти, а тем более удержать его в повиновении. И клинописный текст, при всей своей фрагментарности, все-таки, ограничиваясь общими выражениями и нагромождая синонимы, обозначающие смятение и ужас египтян, также подкрепляет это предположение.

Не имел полной удачи Навуходоносор и в Финикии. Тир, как известно, был заодно с Иерусалимом, а потому должен был быть наказан. Возможно также, что наступательная политика в Азии фараона Априса (а потом и Яхмоса) имела обычные последствия - торжество египетских партий и возведение на финикийские престолы египетских ставленников. Во всяком случае, отрывки тирских летописей, чрез посредство Иосифа Флавия, сообщают, что при царе Итобаале (II) Навуходоносор осаждал Тир 13 лет. Пророк Иезекииль (29, 18) в 27-м году пленения (570 г.) говорит: «Навуходоносор отяготил свое войско трудными работами против Тира, так что все головы оплешивели и все плечи стерлись, а ни ему самому, ни его войску нет вознаграждения от Тира за работы»... В награду пророк обещает ему разгром Египта (пророчество на Египет, покоренный до самого юга, см. гл. 30; особенно интересен ст. 14: «разрушу Патрос, подожгу Дафнэ - или Танис - и совершу суд над Фивами»). Из дальнейших выдержек Иосифа из менандрова изложения тирских летописей видно, что тирянам чрез несколько лет пришлось выпрашивать царя из Вавилона. Отсюда следует, что в конце концов Тир подчинился Навуходоносору, хотя и не был им взят. Это ясно из того, что и после в нем были цари. Полагают, что условием было поставлено свержение Итобаала, как египетского приверженца, переселение его и семьи его в Вавилон и возведение ставленника Навуходоносора, каковым считают следующего царя, Ваала П. Насколько это верно, мы не знаем, но если мы правильно понимаем дату у пророка Иезекииля, то засвидетельствованная клинописным документом война с Египтом хорошо подходит к тирской осаде: до 570 г. Навуходоносор занят у Тира, а в 567 г. он воюет с Амасисом, желая искоренить источник азиатских осложнений в удобное время - после смены правительства (569).

Таким образом, западные дела причиняли Навуходоносору много забот почти во все продолжение его царствования, и успехи его не были полными, так как устранить Египет окончательно ему все же не удалось, и Яхмос II (Амасис), хотя и не мог продолжать наступательной политики на суше, но перенес операции на море. Он заботился об улучшении флота, и впервые в египетской истории присоединил Кипр. Впрочем, из Финикии и Палестины египтяне были изгнаны, Иерусалим лежал в развалинах, и Тир во все дальнейшее время признавал верховенство Вавилона. На традиционном месте завоевателей, рядом с памятниками фараонов и ассирийских царей, у Нахр-эль-Кельба, на проходной финикийской дороге, а также в узкой ливанской долине Вади Брисса, Навуходоносор оставил свои длинные, тщательно обработанные в литературном отношении надписи и барельефы, плохо сохранившиеся. Но мы напрасно будем искать в их описаний военных подвигов — это перечень деяний царя по реставрации и сооружению вавилонских храмов и укреплений.

Единственно, что имеет местный характер, это упоминание, что царь «собственноручно» рубил ливанские кедры для построек, а также следующие неясные слова о ливанской области: «в те дни Ливаном, вмещающим в себе в изобилии кедры, благовонные дары Мардука... и приличные для украшения дворца царя неба и земли, овладел чужой царь, унес его произведения. Жители его разбежались. Силой Набу и Мардука, моих владык, повелел я моим войскам двинуться к Ливану.

Врага его сверху и снизу я вымел и облагодетельствовал страну, рассеявшихся жителей собрал и вернул на их места». «Чужой царь», очевидно, — фараон. Действительно, современник Нехао, командир Ираклеополя Гор в своей надписи говорит, что при реставрации местного храма он для дверей употребил лучшие кедры из царского владения.

Стремление к Ливану было постоянно у египтян, откуда понятно, что Нехао остановился в Рибле и что этот пункт остался главной квартирой и для Навуходоносора, который здесь же, в Wadi Brissa, и оставил свою надпись, свидетельствующую о том, что ливанская область и вообще запад имели для него интерес, особенно как необходимый источник строительного материала. Возможно, как полагает Винклер, что один обломок надписи содержит в себе упоминание об одном из его походов на запад. К сожалению, имени царя там не сохранилось, но указан 3-й год. Текст относится к ново-вавилонскому периоду: «жители страны Хатии (Сирии) в мес. 1-й яре 3-го года... царь вавилонский выступил с войсками... в 13 дней... людей, бывших на Амане... головы отрезал... повесил на кольях (?)... увел»... Таким образом, восстание началось у Антиливана в 602г., в котором восстал и Иоаким. Навуходоносор двинулся в Келесирию и оттуда отправил в Иудею отряд халдеев и приказывал соседям Иерусалима напасть на него, будучи пока занят на севере.

Вавилонский храм в Ниппуре (реконструкция)

Союзнику Навуходоносора Киаксару в это время также было достаточно хлопот с соседями в его сфере влияния. К сожалению, об его деяниях мы осведомлены еще менее. Мы не в состоянии даже с уверенностью сказать, какая судьба постигла древний Элам во время этих этнографических и политических переворотов. Уважение, которое питали Ахемениды к эламским традициям и которое выразилось в редактировании царских надписей и на эламском языке, указывает на то, что они застали еще здесь туземную государственность и помнили ее еще в ту эпоху, когда ввели обыкновение увековечивать свои подвиги клинообразными надписями.

Обеспечив за собой восток, Киаксар мог сделать попытку увенчать созданную им великую державу присоединением богатого запада с Лидией и греческими торговыми городами. Стремление к Эгейскому морю было для него столь же естественно, сколько для Навуходоносора — к Средиземному. При Ассурбанипале Лидия вошла в соприкосновение с Ниневией, ассирийский царь претендовал на верховенство над Гигом и Ардисом, конечно, и Киаксар считал себя в этом отношении преемником ассириян.

История Лидии известна нам сравнительно недурно, благодаря Николаю Дамасскому, передавшему нам в извлечениях труд Ксанфа Лидийского, пользовавшегося лидийскими летописями. Геродот сообщает нам также не мало ценных сведений, как фактических, так и легендарных, к этому присоединяется ассириологический материал, а также результаты раскопок царских гробниц у Сард (Oelfeis в Зап. Берл. акад., 1858). Все это использовано в трудах Шуберта, Раде и Перро-Шипье, и мы не будем останавливаться на изложении прошлой истории Лидии, тем более, что страна эта только отчасти входит в интересующую нас культурную область. Будучи первоначально населена племенами алародийской расы и принадлежа к хеттскому кругу, она скоро сделалась территорией наибольшего взаимодействия и смешения рас и культур. Приморское положение выработало в ее жителях отважных морских бродяг, нападавших между прочим на Египет и давших восточно-культурный элемент Этрурии, а богатство страны и выгоды сбыта на восток по торговым путям в Ниневию, Сузы и Кавказ и на запад - за море - сделали из Лидии торговый и промышленный центр и родину денег. Недостаточная сплоченность государства, состоявшего из нескольких племенных единиц и носившего феодальный характер, препятствовала Лидии сделаться великой державой и дать отпор греческим пришельцам, заселившим весь западный берег Малой Азии, но это последнее обстоятельство имело историческое значение первостепенной важности. Лидия еще в большей мере, чем Финикия, сделалась связью европейского и азиатского миров и первым этапом эллинизма. Лидийские цари, считавшие себя сюзеренами греческих городов, должны были войти в их мир, и мы знаем из Геродота, какие были у них с Элладой, ее святынями и оракулами, связи, необходимые для поддержания авторитета. Это были первые филэллины в истории, не забывшие однако ни своего восточного происхождения, ни интересов государства. Это особенно применимо к последней династии - Мермнадам (686-546), поставившим целью сделать из Лидии великую державу. Первым шагом к этому была централизация, достигнутая мало-по-малу путем привлечения феодальных владетелей из замков к придворным должностям. Затем постоянные заботы о торговых путях, особенно великом пути в Сузы и на запад, влекли за собою неизбежно агрессивную политику относительно греческих колоний. Действительно, мы видим, что и Гиг, и Ардис, и Саддиат, и Аллиат все время воюют с греками или заключают родственные союзы с тираннами, причем привлекают на свою сторону авторитетный голос Дельфийского оракула несметными дарами, стяжавшими им славу необычайных богачей. И в Элладе у них были сторонники, привлеченные частью деньгами, частью услугами. Двор их сделался убежищем многих знаменитых греков, выброшенных политическими неурядицами за пределы родины, он был радушно открыт и для греческих туристов. Широкую политику вели Мермнады и на востоке, и притом искусно. Гиг, приняв личину вассала, сумел втянуть Ассурбанипала в борьбу с киммериянами, и при первом удобном случае не только перестал посылать в Ниневию посольства и подарки, но даже, по словам Ассурбанипала, «понадеявшись на свои силы, осмелился послать свои войска Пишамилку, царю Египта, дерзновенно свергшему мое иго». На этот раз, впрочем, молитва ассирийского царя к богам об отмщении была услышана - киммерияне, по его интригам, снова явились в Лидию, перевернули страну вверх дном. Гиг был убит, а его сын Ардис, едва отстояв цитадель Сард, принужден был отправить в Ниневию посольства, якобы с изъявлением подчинения. Но Ассирия в это время была уже не опасна, а киммерияне были скоро прогнаны, и Лидия пошла быстро к возрождению. Ардису и его двум преемникам удалось объединить всю страну до р. Галиса, причем с Милетом, которого им не удалось взять, был заключен при царе Аллиате союзный договор, по совету Дельфийского оракула и при посредстве Периандра коринфского. Таким образом, Лидия сделалась грозной силой в Азии, опиравшейся и на хорошие войска (конница), и на деньги, и на сочувствие Европы и Египта. Само собою разумеется, что скоро река Галис ей показалась тесной границей, тем более, что по ту сторону ее происходили тревожные события. Киаксар покорил Армению и Каппадокию и также довел свое царство до Галиса, стремясь распространить его еще далее. Война была неизбежна.

Поводом к ней Геродот выставляет опять тех же скифов, искавших защиты у Аллиата против Киаксара (1, 73). Обе державы располагали почти равными силами и средствами, а потому борьба длилась, целых пять лет с переменным успехом. Наконец, на шестом году, во время сражения произошло солнечное затмение, предсказанное Фалетом Милетским. На сражающихся напал суеверный страх, и они прекратили битву, а затем был заключен мир при посредстве Свеннесия, царя Киликии, и «Лабинета» вавилонского. Этот интересный рассказ Геродота, любопытный по легко установимой дате события (солнечное затмение, видимое в М. Азии в нач. VI в., по вычислению Цеха, — 28 мая 585 г.) и первому свидетельству о греческой науке, имеет вполне правдоподобный вид и, вероятно, заимствован из лидийских летописей. Интересен он и для истории дипломатии. Вмешательство царей указывает, что политическому равновесию в Азии грозила опасность и что для постороннего наблюдателя становилась очевидной более или менее близкая победа Киаксара и распространение Мидии до берегов Эгейского моря. Этого не мог допустить ни, пока что, союзник Мидии — вавилонский царь, ни потомок хеттов, каким-то чудом уцелевший от ассириян и скифов — киликийский. Последнему торжество Киаксара прямо грозило поглощением. Таким образом был, при их содействии, заключен мир и даже союз, скрепленный браком Астиага, сына Киаксара, с дочерью Аллиата Ариэной. Само собою разумеется, что вавилонский царь, которого имеет в виду Городот, — Навуходоносор, а не Набонид («Лабинет»). Имя Навуходоносора почему-то везде Геродот заменяет другими.

В этом же 585 г. умер Киаксар, названный у Эсхила «основателем владычества над Азией». Какого характера было это владычество и как была организована индийская держава, нам неизвестно, но есть полная вероятность допустить, что она мало чем отличалась от Ассирии и едва ли была шагом вперед в смысле государственности. Упоминаемые в абухаббском цилиндре Набонида цари, помощники индийского царя, могут говорить в пользу того, что у последнего были вассалы, как и у ассирийских. Косвенно подтверждает это и Бехистунская надпись, рассказывая о самозванцах у эламитян и сагартиев и прибавляя, что эти претенденты объявляли себя потомками туземных династий, вероятно, прекративших свое существование лишь при персидском господстве.

Сын Киаксара Астиаг (585—550) был последним царем Мидии, и его трагический конец, сделавшись объектом легенд, в то же время соединил с его именем представление о восточном деспоте, со всеми отрицательными его сторонами, доводящими государство до крушения. Особенно содействовали этому сообщения Геродота, основанные на рассказах Гарпагидов, недовольных царем. Действительно, Астиагу выпал несчастный жребий не сохранить царство, которое передал ему отец великий и могущественным, но насколько виновна в этом его личность, мы не можем судить, будучи лишены объективных данных. Несомненно лишь одно, что Астиаг продолжал воинственную политику отца, насколько это было возможно при тогдашней группировке держав. Будучи в дружбе и родстве с лидийским царем и видя могущество лидийского царства при Аллиате и Крезе, он решился направить свои попытки в другую сторону и присоединить к своему царству область, непосредственно примыкающую к Мидии — Ассирию и Месопотамию. Но здесь было неизбежно столкновение с Вавилоном, и пока жив был Навуходоносор, о войне не могло быть и речи. Союз был прочен и в силу родственных связей, кроме того и в виду взаимных выгод, как мидянам было рискованно начинать войну с великим Навуходоносором, так и для последнего вызывать чем-либо осложнения было несвоевременно: ряд погромов нанес такие удары Вавилону, что он не был готов к обороне, и было необходимо заняться приведением его, и вообще всего государства, в боевую готовность.

Эти работы были у Навуходоносора на первом плане. И вообще строительная деятельность до того занимала его, что в оставленных им довольно многочисленных надписях он повествует почти исключительно о ней, едва вскользь упоминая о военных подвигах. Мы видели, что даже победа над фараоном упомянута им как отражение «чужого царя» от ливанских кедров, потребных для вавилонских построек. О постройках Навуходоносора знают и Берос и даже Геродот, вообще хуже осведомленный о вавилонских делах и приписывающий сооружения какой-то царице Нитокриде. Для Навуходоносора эти постройки были не только связаны со стратегическими соображениями, но и являлись результатом его стремления украсить и возвеличить Вавилон как столицу мира. Он сам говорит в одной из своих надписей: «с давних дней, до царствования Набупаласара, моего родителя, многие цари, мои предшественники, строили дворцы в других городах, которые они избирали; там они устраивали себе место жительства, собирали сокровища, складывали дары и только в день праздника Загмук (Нового года) являлись к выходу бога Мардука. Когда же Мардук призвал меня к царскому сану, а Набу, его истинный сын, поручил мне свой народ, возлюбил я, как свою драгоценную жизнь, сооружение их чертогов. Кроме Вавилона и Борсиппы у меня не было резиденции. В Вавилоне, который я ставлю выше всего, который я люблю, (я заложил) дворец — удивление людей, связь живущих».

Еще Набупаласар залечивал раны, нанесенные Вавилону Синахерибом и Ассурбанипалом, хотя у него не было для этого еще ни времени, ни достаточных средств. Он нашел стены разрушенными, каналы засыпанными, здания пришедшими в ветхость. И вот, он очищает центральный канал Арахту, мостит священную прецессионную дорогу, главную улицу столицы, реставрирует обе стены кремля — Имгур-Бел («Бел милосердовал») и Нимитти-Бел («покой Бела»), работает над каналом в Сиппаре, строит дворец в Вавилоне в кремле, несколько южнее дворцов древних царей, воздвигает и реставрирует храмы. Он немедленно приступил к ремонту и украшению вавилонских святынь и с гордостью стал называть себя восстановителем Эсагилы и Эзиды. В своих надписях он и с внешней стороны выступает воскресителем славной старины, употребляя для них архаические формы клинописных знаков эпохи Хаммурапи. Зиккурат Эсагилы «Этеменанки» — «Дом основания неба и земли», разрушенный еще Синахерибом и недостроенный Асархаддоном, теперь был заложен снова «на груди преисподней, так, чтобы его вершина достигла неба». В торжественной процессии сам царь и его сыновья несли на головах позолоченные корзины с кирпичами для нового основания знаменитой башни, которую имел в виду дееписатель вавилонского столпотворения.

Такова была строительная деятельность основателя халдейской династии. Если принять в соображение войну за независимость и недостаток средств, то нельзя не удивиться разносторонности и интенсивности этой строительной горячки. Само собою разумеется, что многое было только начато, другое, по необходимости, сделано на скорую руку. Так, царский дворец был построен из необожженных кирпичей и недостаточно высоко, вследствие чего при первом большом разлитии Евфрата был разрушен. Поэтому Навуходоносору оставалось еще сделать очень много, но он находился уже в гораздо лучших условиях. Он получал дань, которая раньше шла в Ниневию, а потому не имел недостатка в рабочих руках и не должен был бороться за независимость. Его войны только увеличивали его материальные средства и доставляли вереницы пленных — даровых работников. Поэтому он оставил Вавилон совершенно обновленным, и современные немецкие раскопки обнаруживают почти исключительно его следы.

«Обновитель Эсагилы и Эзиды» — его постоянный, вполне заслуженный эпитет... Длинные надписи в Вади Брисса перечисляют его деяния по украшению и обогащению главных столичных святилищ. Надписи эти чрезвычайно интересны в архитектурном и культурном отношении. Здесь также упоминаются храмы, построенные или реставрированные, в других городах государства: в Сиппаре Дильбате и т. п. Прецессионную улицу он окончил мостить и украсил ее с обеих сторон стенками из эмалированных кирпичей с изображениями, плоскими или рельефными, идущих львов и надписями, белым по голубому фону. «Кроме обновления городов, храмов богов и богинь, возложил я руки, чтобы выстроить дворец для жилища моего величества в Вавилоне», повествует царь в Вади Брисса относительно сооружения дворца на месте временного, построенного Набупаласаром и пришедшего в негодность. Он выстроил его теперь из такого материала, что, несмотря на постоянные разрушения и расхищения для построек современного города Хилле, большая часть фундамента уцелела до сих пор, и немецкая экспедиция обнаружила значительную часть, особенно восточной половины, соединенной с западной коридором, и составила ее план. Платформа была поднята на 10 футов над почвенной водой, а стена, окружавшая весь комплекс помещений, была в несколько сажен толщиной;, и она имела на себе облицовку из эмалированных кирпичей с пестрыми орнаментами. Не довольствуясь этим дворцом, занимавшим пространство более четырех десятин, царь застроил еще прилегающий с севера участок такой же величины, употребив на это, по уверению его надписи и Бероса, всего 15 дней. Открытая немецкими археологами тронная зала имела стены, украшенные цветной эмалью — пальметками и изображениями колонн. Наконец, на самом севере Вавилона он выстроил на высокой платформе дачный дворец, по мнению некоторых с знаменитыми «висячими садами». Берос говорит о них: «он устроил каменные возвышения, придав им вид гор, и засадил всякого рода деревьями, устроив таким образом так называемый висячий парк (χρεμαστος Παραδεισος), по той причине, что его жена, воспитанная в индийских местностях, скучала по родной природе». Рассам нашел здесь, под холмом Бабиль, остатки сооружений для подъема воды на искусственные террасы. Впрочем, Кольдевей полагает, что висячие сады были разбиты на сводах, обнаруженных в северном углу городского дворца, у ворот Истар.

Не менее грандиозны были работы для укрепления Вавилона. Кроме ограждавших древний город Имгур-Бела и Нимитти-Бела, не было стен для защиты городских частей, возникших вне их. Навуходоносор выстроил стену к востоку от города в прямом направлении с севера на юг. Но город рос при нем слишком быстро; пришлось отступить еще далее к востоку и заключить город в тройную стену, шедшую под углом от Евфрата к северу, от дачного дворца до Евфрата, против Борсиппского канала. Стена была выстроена из кирпичей с асфальтом и была «вышиной с гору»; вдоль ее по ту сторону был выкопан ров со скатами, обложенными кирпичами с асфальтом. «Дабы бранная буря не разразилась над Имгур-Белом, стеной Вавилона», говорит царь, «я повелел защитить Вавилон с востока в расстоянии 4 000 локтей большой стеной»... Общая толщина всех трех стен, с засыпанным землей промежутком, доходит до 30 метров. Длина сев.-вост. стороны — около 4 400 локтей: приблизительно на каждые 44 локтя была башня. Далее, надпись в Вади Брисса и Ксенофонт говорят еще о сооружении так наз. Мидийской стены. От берега Евфрата у Вавилона до Киша, а затем от Сиппара до Описа, т. е. от Евфрата до Тигра, были насыпаны валы, обложенные кирпичами с асфальтом. Целью этой работы было, по словам Навуходоносора, «на расстоянии 20 двойных часов от города собрать воды, подобные волнам моря, вокруг города», т. е., по объяснению Винклера, в случае неприятельского нашествия, затопить всю окружающую местность, среди которой вавилонская область могла бы выдаваться, подобно острову. Так как Навуходоносор мог ждать в то время нашествия только с одной стороны — с Мидии, то ясно, что он не верил в постоянство хороших отношений с северным соседом и готовился к обороне. Устроенные им сооружения имели целью сделать Вавилон недоступным или, по крайней мере, на время задержать неприятельское войско.

Все эти работы, в связи с долголетним славным царствованием, еще раз доставившим Вавилону роль мировой столицы, сделали имя Навуходоносора особенно популярным и затмили имена его предшественников так же, как его постройки заставили забыть древних соорудителей вавилонских святынь.

Навуходоносору выпало на долю совершить расправу над Иерусалимом в то время, когда носители пророческих идей ждали торжества Израиля. Разрушение храма и «вавилонский плен», конечно, сообщили великому царю в предании иудеев, а затем и христиан, облик, с одной стороны, завоевателя по профессии, с другой — жестокого, надменного деспота, «царя неправедна и лукавнейша паче всея земли» (Дан. 3, 22). Навуходоносор — тип богоборца и гонителя не только в книге Даниила и в сказании Иудифи, но и в христианской агиографии. Но автор книги Даниила считает Навуходоносора достойным вразумления божия и заставляет его «хвалить и превозносить и славить царя небесного» (4, 34) и «исповедывать его пред всем народом своим» (3, 100). Мы уже видели, что Навуходоносор не был завоевателем по ремеслу и не дорожил военной славой, не был он и сумасбродным деспотом. Так, он не покарал Иехонию за преступления отца и долго надеялся уладить с иудеями, не доводя дела до окончательной катастрофы. Но и наказав Иерусалим, он все же испытывает последнее средство — назначает туземного правителя и старается водворить среди оставленных возможное благосостояние. И уведенных в плен он поставил в такие условия, что они могли многое заимствовать из вавилонской культуры, сорганизоваться в общину, жить своею национальною жизнью и даже надеяться на скорое избавление из плена. Что он не был влюбленным в себя, надменным богоборцем, доказывают оставленные им памятники его религиозного настроения — многочисленные молитвы, которыми он сопровождал свои надписи о постройках. Мы уже видели образец таких надписей в тексте, оставленном его отцом Набупаласаром — смирение и покорность воле божией, выражаемые там, могли бы послужить образцом для любого христианина. Навуходоносор в этом отношении не уступает своему отцу — и его надписи выражают подобные же чувства. Напр., при своем вступлении на престол он обращается с такой молитвой к Мардуку:

«Превечный владыка, вседержитель. Подай, чтобы имя царя, которого ты возлюбил, которого имя ты возвестил, преуспевало, согласно воле твоей. Направи его на путь истинный. Я — государь, покорный тебе, создание рук твоих. Ты сотворил меня и доверил мне власть над людьми. По милости твоей, господи, всех обнимающей, да будет твое высокое владычество милосердым. Страх пред божеством твоим вложи в сердце мое. Подай мне то, что благоугодно тебе, ибо ты — создавший жизнь мою».

Здесь и высокое смирение, и достойное великого и благочестивого царя сознание ответственности своего звания, как доверенного богом, который один только и может помочь ему в его несении, руководствуя на правый путь. Навуходоносор и вообще последняя вавилонская династия — действительно благочестивые люди. Ни один царь не выстроил и не обновил столько храмов — до 40 святилищ перечисляется в его надписях; его преемники старались подражать ему в этом. Если в этом отношении халдейская династия совершенно не похожа на ассирийских царей, для которых главными заботами были дворцы и военная слава, то относительно теплоты религиозного чувства они вообще представляют новое явление, имеющее, правда, корни в прошлом (ср. Хаммурапи), но еще более объяснимое из духа этого времени, отмеченного углублением религиозности и в Иудее и в Египте.

По окончании работ в храме Шамаша в Сиппаре царь обратился к богу солнца со следующей молитвой, намекая на функции его как бога правосудия:

«Шамаш, великий владыка, вступая в твой лучезарный храм Э-барру в ликовании, воззри на мою драгоценную работу, и пусть уста твои изрекут мне милость. По твоему справедливому приговору да буду я награжден потомством. Даруй мне жизнь в долготу дней и утверди престол мой. Да будет царство мое (т. е. династия) долговечно до века, с жезлом правости, с мудрым правлением. Укрась во веки царство мое законным скипетром, благодетельным для людей. Огради мои войска на поле брани мощным оружием. О Шамаш, дай мне ответ, как судья, приговором и во сне. Твоим возвышенным и неотменяемым повелением да преуспевают мои изощренные оружия и да повергнут они оружия врагов». Подобным же образом, по окончании дворца в Вавилоне, молился Навуходоносор Мардуку: «да существует по твоему повелению вечно дом, выстроенный мною, да насыщусь я его великолепием, да достигну в нем глубокой старости, имея многочисленное потомство, получая обильную подать от царей всех стран света, от всех людей. Да не будет у меня врагов от основания неба до высоты неба, от восхода солнца до запада, да не устоит никакой супостат мой. Да будут потомки мои во веки в нем управлять человечеством».

Этому желанию не суждено было исполниться. Едва умер Навуходоносор в 561 г., после 43-летнего царствования, как начались смуты, доказавшие очень скоро, что блеск халдейского царства был мишурой, и величие Вавилона держалось только личностью великого царя. За преобладание внутри боролись партии, извне стали угрожать враги. Навуходоносор был халдей, его отец — человек, выдвинутый военной партией, но он был личностью выдающейся; внешней славой он удовлетворил вавилонян, а постоянным храмоздательством и благочестием — жрецов. Сын его Эвиль-Меродах (Амель-Мардук) известен нам из библии (IV Ц. 25, 27—30) тем, что он «в год своего воцарения вывел Иехонию, царя иудейского, из темницы, беседовал с ним ласково и поставил престол его выше престола других царей, что у него в Вавилоне»... Таким образом, иудеи добились теоретической реставрации своего царства чрез какие-нибудь тайные пружины при дворе. Очевидно, новый царь был доступен посторонним влияниям, которые при отце его не могли добиться успеха, но сейчас же нашли осуществление своих планов после его смерти. Влияния эти во всяком случае не имели в виду интересов вавилонского царства и его прочности, а потому царь потерял кредит у националистов и жрецов, тем более, что о храмах он не заботился — по крайней мере нет следов его благочестивых работ. Жрец Берос сообщает о нем: «он правил беззаконно и надменно, а потому убит Нериглиссором, женатым на его сестре, после двухлетнего царствования». И Набонид в своей хронике говорит, что он «преступил завет» своего отца и деда. К сожалению, о закулисной стороне истории этого времени мы можем только догадываться; вероятно дело обстояло еще сложнее, чем говорят наши скудные источники. Например, Нериглиссор, вероятно, метил на престол уже давно. Еще при Навуходоносоре он занимает совершенно исключительное положение, упоминаясь в документах рядом с царем. Вероятно, тожественен с ним и упоминаемый у пророка Иеремии (39, 3, 13) генерал «раб-муги» Нергалшарецер. В своих надписях он упоминает своего отца Бел-шум-ишкуна и даже называет его один раз царем вавилонским. Достигши престола, Нериглиссор пошел по стопам Навуходоносора и все краткое время своего мирного царствования (559—555) провел в строительных работах в храмах, на каналах, во дворце и т. п. Надписи составлены в том же стиле, что и принадлежащие Навуходоносору. Перечисляет его благочестивые деяния и хроника Набонида. Он умер своею смертью, к сожалению, преждевременно, и малолетний сын его Лабаши-Мардук был убит «друзьями» чрез 9 месяцев, ибо, как говорит Берос, «проявлял во многих отношениях дурные наклонности», или, по словам Набонида, «не умел править и против воли богов сел на престол». Очевидно, юный царь стал проявлять самостоятельный характер, вопреки ожиданиям жрецов — «друзей» его отца; он «не умел править» в их духе, а потому был ими устранен. На престол возвели одного из участников заговора, не принадлежавшего к царской фамилии вавилонянина Набу-нахида (Набонида, 555—538), который сам таким образом повествует о своем воцарении: «меня ввели во дворец; все бросились мне в ноги, целовали их, приветствовали мое царство. По повелению Мардука, моего господина, возведен я на царство над страною. Они восклицали: «отец страны, нет ему подобного». Я — могучий посланник Навуходоносора и Нериглиссора, царей, бывших до меня. Их люди доверены мне, против их повелений я не буду погрешать, их духу я буду угождать. Эвиль-Меродаху и Лабаши-Мардуку (я не буду подражать), ибо они преступили их заветы». Недавно найденная Pognon близ Харрана клинообразная надпись дает надгробную автобиографию отца Набонида. В ней он называет себя достигшим возраста 104 лет от времен Ассурбанипала до 6-го года своего сына Набонида, называет себя жрецом Сина Харранского и упоминает различных ассирийских царей; говорит, что имя его (Набу-балатсуикби) было дано ему уже в царствование сына, вместо прежнего, вероятно, ассирийского. Langdon ставит это в связь с известием Ассурбанипала о назначении им в харранские первосвященники своего брата. Он думает, не был ли отец Набонида тожественен с ним или, по крайней мере, его преемником. И в последнем случае его родство с ассирийским царским домом весьма вероятно. При таких условиях, с одной стороны, понятно тяготение Набонида к Харрану, с другой — пред нами еще более запутанная картина происхождения и связей Набонида. Несомненно, что Набонид был человек с повышенным религиозным настроением и с большим литературным вкусом — его многочисленные длинные надписи стоят в этом отношении еще выше оставленных Навуходоносором. Винклер полагает, что на Набониде сошлись партии в грозную годину и что он должен был угрожать обеим, и потому оттолкнул обе и был обеими покинут. Трудно сказать, насколько это верно, но 17-летнее царствование Набонида доказало, что при более благоприятных внешних обстоятельствах он мог бы оказаться пригодным правителем, теперь же, в виду грозных врагов, он был неуместен. Он постоянно подчеркивает свое благоговение к Навуходоносору и даже получает от него откровения во снах, когда по поводу какого-то необычайного и грозного астрономического явления тот явился к нему на колеснице с жрецом и, кажется, удостоверил его законность, но он совершенно оказался не в состоянии, подобно великому предшественнику, оценить важность исторического момента и совершающихся событий.

Вавилонская империя, несмотря на отсутствие прочного правительства, еще держалась в полном своем объеме, и Набонид еще мог призывать на свои харранские постройки своих людей «от Газы на границе Египта, Верхнего моря по ту сторону Евфрата, до Нижнего моря — царей, князей, широко разбросанных людей, доверенных ему Сином, Шамашем и Истар». Евреи ждали благоприятного исхода своего дела, будучи уверены в том, что ждать долго не придется. Тиряне, после смерти Ваала, за отсутствием членов царского рода, находившихся в вавилонском плену, стали управляться «судьями», но чрез 8 лет, вероятно, в виду неудачи этого опыта, послали в Вавилон за царевичами и получили оттуда сначала Мервала, а чрез 4 года Хирома III, уже от Набонида. Таким образом, в Сирии все обстояло как следует; фараон Амасис также не нарушал спокойствия. Гроза пришла с другой стороны. Астиаг решился, наконец, двинуться в Месопотамию, пользуясь очевидно вавилонскими неурядицами. «Царь Умманмандов» Иштувегу напал на область священного Харрана. Набонид ходил с полками на запад, к Аману в Финикии. Доходило ли дело до столкновений — неизвестно. Вторжение мидян было особенно неприятно благочестивому царю в том отношении, что препятствовало ему исполнить свое намерение — реставрировать Эхульхуль, древний храм Сина в Харране. Набонид с особенною любовью рассказывает в своих надписях, как ему являлось во сне то или другое божество и повелевало начать работу в том или ином храме страны, как он, следуя ритуалу и обычаю, с усердием искал памятных цилиндров древних царей в фундаментах зданий, тщательно отмечал находки или тщетность поисков и т. п. Таким образом, накануне крушения Вавилона пред нами проходит в его текстах вереница имен древних царей, начиная с Саргона и Нарамсина, Дунги и Хаммурапи. И теперь «в начале моего вечного царствования боги послали мне сон: Мардук, великий господин, и Син, свет неба и земли, стояли по обе стороны. Мардук сказал мне: «Набонид, царь вавилонский, достав кирпичи, отстрой Эхульхуль и дай Сину, великому господину, поселиться там». Благоговейно сказал я Мардуку, владыке богов: «храм, на который ты указываешь мне, окружает Умманманда и многочисленные войска их». Мардук ответил мне: «Умманманды, о которых ты говоришь, больше не существует, ни его земли, ни царей, его помощников». В третьем году они навели на его войну, и Кир, царь Аншана, его (Мардука?) юный слуга, рассеял со своими немногочисленными силами полчища Умманмандов. Иштувегу, царя Умманмандов, взял он в плен и отправил в свою страну». Несчастный царь радовался такому неожиданному союзнику, облегчившему ему путь к харранским святыням.

Надписи: Die Insohritten Nebukadnezars II im Wadi Brissa und am Nahr-el-Kelb. Heraus gegeben. v. F. Weissbach. Lpz., 1900. Langdоn, Die neubabylonischen Konigsinschriften; Vorderasiatische Bibliothek. Lpz., 1901. Вавилонские постройки: Koldeweу, Die Pflastersteine in Babylon. Lpz., 1901. R. Koldevvey, Das wieder erstehende Babilon. Die bisherigen Ergebnisse der deutschen Ausgrabungen. 3 Aufl. Leipz., 1014. Вillerbeсk, Nebuchadnezzars Befestigungen. Mitteil. Vorderasiat. Gesellschaft III. Лидия: v. Оelfers, Ueber die lydisohen Koenigsgraber. Abhandl. Берл. акад., 1858. Сhоisу, Notes SUP les tombeaux lydiens de Sardes. Rev. Arch. XXXII. Gelzer, Das Zeitalter des Gyges. Rhein.Museum, XXX. Schubert, Ges-chkhteder Konige von Lydien. Breslau, 1884. Radet, La Lydie et le monde grec au temps des Mermnades, 1893. Perrоt-Chipiez. Histoire de l'art V. 1890. Статьи: Winсkler. Zur Medischen und altpersischen Geschichte. Untersuch. zur altorient. Geschichte. Zur inneren Politik. Altorient. Forschungen II. A 11, Psammetich II in Palastina. Zeitschrift f. alttestamentl. Wissens-chaft 40 (19101. Ed. Meyer, Untersuchungen... iiber Nebukadnezars Befestigungsanlagen Sitzungsber. Preus. Akad., 1912, считает водный бассейн сооруженным не столько для военных, сколько для ирригационных целей.