Кочевники и их роль в межцивилизационном взаимодействии. Квазицивилизации номадов

Завершив общий обзор становления структур ведущих цивилизаций Старого и Нового Света, остановлюсь на проблеме выхода на уровень цивилизации коче­вых обществ, в частности тех, которые создали сильные и обширные государства — "кочевые империи", детально рассмотренные Н.Н. Крадиным. Важно подчерк­нуть существеннейшую роль, которую кочевники играли в процессе межцивили-зационного взаимодействия, способствуя контактам и взаимному знакомству на-ходившхся на разных берегах пустынно-степных океанов цивилизаций.

Не останавливаясь на обществах, связанных с отгонным высокогорным ско­товодством, приполярным оленеводством и пр., не сыгравших особо заметной роли в историческом процессе, отмечу, что в Древности и Средневековье мы можем выделить четыре региона компактного преобладания кочевого скотовод-Древние цивилизации 313

ства, в той или иной степени выступавших в качестве арены межцивилизацион-ных связей или, по крайней мере, транслировавших цивилизационные импуль­сы на иные, более отдаленные от центров опережающего развития территории. Среди них, во-первых, аридная южная половина Среднего Востока в пределах Южного, Центрального и Восточного Ирана, южной части Афганистана и За­падного Пакистана (Белуджистана); во-вторых, Аравия; в-третьих, Северная Африка в пределах Сахары и Сахеля (т. е. без Египта и Магриба); и, наконец, в-четвертых, обширная зона Евразийских степей на всем их протяжении от Ниж­него Дуная и Карпат до Средней Хуанхэ и Хингана с ее субрегионами.

Наименьшую роль в межцивилизационном взаимодействии играли ското­воды аридной зоны южной части Среднего Востока. В III тыс. до н. э. через эту территорию проходили караванные пути, связывавшие Шумеро-Аккадскую цивилизацию с Хараппской долиной р. Инд, вдоль которых формировались такие раннецивилизационные центры, как Тепе-Яхья, Шахри-Сохте, Мундигак и пр. Однако говорить о наличии в то время собственно кочевнических ското­водческих обществ еще не приходится, а сами эти раннегородские центры затухают в течение первой трети II тыс. до н. э., что в значительной степени было связано с аридизацией климата. К концу этого тысячелетия затухает и жизнь Джаркутана в Сурхандарьинской долине (юг Узбекистана), существо­вавшего в окружении пастушеских племен.

С распространением в этом регионе арийских, индо-иранских в языковом отношении этносов происходит постепенный переход к кочевничеству, при том что местные номады оказываются в маргинальном положении между ци­вилизациями Ирана, Средней Азии и Индии. Однако основным направлением перекочевок здесь является движение с долин в горы и обратно, что, есте­ственно, не способствовало выполнению роли межцивилизационных посред­ников. К тому же с завоеванием арабами территорий Ирана, республик Сред­ней Азии, Афганистана и Пакистана кочевники южной части Среднего Восто­ка оказываются со всех сторон окруженными населением, исповедывающим ислам, и постепенно интегрируются в общую систему Мусульманского мира.

Более сложным оказалось положение древних кочевников Аравии. Уже с III тыс. до н. э. пастушеские племена западносемитской ветви, занимавшие внут­ренние пространства Аравийского полуострова с полупустынно-степными обла­стями Сирии, оказались в силовом поле Египетской и Щумеро-Аккадской циви­лизаций, некоторым образом способствуя контактам между ними. Со второй половины II тыс. до н.э. в пределах Йемена существовала своя особая, Сабейская, цивилизация, связанная с Ханааном, Сирией и Месопотамией трансаравийскими торговыми маршрутами. Вдоль них, в оазисах, постепенно складываются прото- и раннегородские центры, среди которых в мировой истории наибольшую роль сыграли Тейма, Петра, Тадмор (Пальмира), Мекка и Ятриб (Медина).

В века римско-византийского противостояния Ирану, при преимущественно проиранской позиции Химьяритского Йемена, вплоть до крушения его государ­ственности под ударами эфиопов царства Аксум, бедуины Аравии втягиваются в орбиту влияния того или другого (к кому какие племена находились ближе) ци-вилизационного центра, способствуя торговым и прочим связям между ними, особенно в периоды войн на территории Сирии. Однако с объединением Ара­вии и победой ислама как в ней, так и на всех окрестных территориях, местное население становимся неотъемлимым компонентом Мусульманского мира. 314 ____________________ Первые цивилизациии. Цивилизационные системы второй генерации

Своеобразная ситуация сложилась и в кочевническом регионе Северной

Африки. Уже со II тыс. до н. э. ее пастушеское ливийско-берберское население оказывается в зоне не только египетского, но и эгейского воздействия, в ре­зультате чего к XIII в. до н. э. в Центральной Сахаре складывается этнос гара-мантов (отдаленные предки современных туарегов), в формировании которого участвовали ливо-берберы, эгейцы и негроиды суданской зоны. К середине I тыс. до н. э. у них образуется своеобразная ранняя цивилизация (точнее было бы сказать — квазицивилизация) с постоянными поселениями при сохранении ведущей роли кочевого скотоводства.

Гараманты проложили караванные маршруты от Средиземноморского по­бережья Африки вглубь континента до Чадского и Нигерского Судана, актив­но использовавшихся другими кочевыми народами Сахары в последующие века. В результате таких контактов с уже завоеванными арабами областями Север­ной Африки в последней четверти I тыс. на Нигере складывается раннегосу-дарственное образование Гана, разгромленное и на время завоеванное во вто­рой половине XI в. Альморавидами Марокко. С этого времени ислам начинает утверждаться по всему Западному и Центральному Судану, и кочевники Саха­ры и Сахеля принимают его. В результате они интегрируются в структуру Мусульманского мира, не имея связей с иными цивилизациями вплоть до появ­ления на их земле французов в XIX в.

По сравнению с тремя названными ареалами номадизма пространства Евра­зийских степей представляют собой уникальную зону в нескольких отношени­ях. Во-первых, мы видим тут большое число этносов различного культурно-язы­кового происхождения. Во-вторых, здесь неоднократно образовывались обшир­ные "кочевые империи", возглавлявшиеся в тот или иной период разными этно­сами. В-третьих, в этом поясе мы наблюдаем интенсивное взаимодействие раз­личных народов Великой Степи не только между собой, но и с несколькими, параллельно развивающимися и влияющими на них цивилизациями.

На исторической роли кочевых сообществ Евразийских степей следует ос­тановиться несколько подробнее в силу того, что они сыграли существенную роль в процессе межцивилизационных взаимоотношений. Занимая централь­ные области Евразии, номады в равной мере вступали в прямые контакты с цивилизационными центрами от Китая до Центральной Европы.

Перемещаясь с большой скоростью по равнинам континента, кочевники быстро распространяли по его просторам отдельные изобретения, преимуще­ственно военного плана (компактный фигурный лук и стрелы скифского типа, скифский конский уздечный набор, седло, сабля, стремена и пр.), а также конт­ролировали и обслуживали трансконтинентальные торговые пути, проходившие степями от Причерноморья за Урал и от Китая за Алтай уже в середине I тыс. до н. э. Более того, создавшиеся кочевниками огромные, но, как правило, недолго­вечные, макрополитические объединения часто простирались от рубежей одной до рубежей другой цивилизации, периодически охватывая и ведущие центры последних (как то было в результате гуннских или монгольских завоеваний).

Становление кочевничества в зоне Евразийских степей, как о том уже шла речь, относится ко второй половине II тыс. до н. э. и связывается с Приалтай-ским регионом. Однако уже в первой трети I тыс. до н. э. кочевнические обще­ства доминировали на широких пространствах от Северного Причерноморья (киммерийцы) до Хуанхэ (ди). Благодаря частым войнам, сезонным перекочев- Древние цивилизации ___________________________________________________ 315

никам в меридиональном направлении и массовым миграциям из областей Центральной Азии к западу, югу и востоку, в этой номадической среде (в эпоху раннежелезного века еще преимущественно индоевропейской в этноязыковом отношении и европеоидной по своим антропологическим характеристикам) происходили интенсивные контакты, дополнявшиеся взаимодействием (как военного, так и торгового плана) с соседними цивилизациями.

В середине I тыс. до н. э. кочевники Евразийских степей, от Карпат до Хингана, образовывали обширную скифо-сибирскую культурно-историческую макрообщность, характерными признаками которой, кроме общих черт, свя­занных с кочевническим хозяйственно-культурным типом данной экологичес­кой зоны, были элементы так называемой "скифской триады": специфическая система конской узды, особый набор вооружения и так называемый "звери­ный стиль" в декоративно-прикладном искусстве. С этого же времени, по мере усиления связей с соседними цивилизациями, кочевники западного ареала Ве­ликой Степи (юг Восточной Европы с Предкавказьем) сперва затрагиваются воздействием цивилизаций Передней Азии (Урарту, Ассирии, Мидии), а затем попадают под преимущественное влияние Античного мира, осуществлявшееся через греческие колонии Северного Причерноморья (Боспорское царство с Танаисом, Херсонес, Ольвия, Тира и пр.).

Расцвет Великой Скифии в V—IV вв. до н. э. был прямо связан с созданием в пределах Степной с Крымом и Лесостепной Украины — от Нижнего Дуная до Нижнего Дона — макрополитической системы, во главе которой стояли ираноязычные скифы-кочевники, данническим образом эксплуатировавшие праславянское земледельческое лесостепное население и реализовывавшие отчужденную таким образом натуральную продукцию в ближайших греческих колониях. Уже в это время функционировали торговые пути, которые вели от причерноморских портов во внутренние районы Азии, куда доходили также иранские и китайские влияния. В сарматское время, как о том свидетельствуют археологические материалы рубежа эр, обмен товарами в пределах всей зоны Евразийской степи до ее южных и восточных рубежей заметно интенсифици­руется, что было связано как с торговлей, так и с переселениями в западном направлении отдельных этнических групп.

Приблизительно в рамках казахстанско-среднеазиатских степей, между Кас­пием и Уралом на западе и Алтаем с Тянь-Шанем на вострке, выделяется цент­ральный ареал Великой Степи. В античное время здесь доминировали ближай­шие родственники скифов и сарматов — саки и массагеты. Они находились в орбите преимущественного влияния со стороны иранско-среднеазиатского, пре­имущественно зороастрийского, цивилизационного региона (Бактрия, Согд, Хо­резм, оказавшиеся затем под властью державы Ахеменидов), в том числе и на его эллинистическом этапе (Греко-Бактрийское и Парфянское царства). При этом, особенно с установлением на Среднем Востоке гегемонии Кушанского царства, создатели которого ранее находились в зоне влияния Китая, но, завоевав северо­западные области Индостана, восприняли и элементы индийской цивилизации, кочевники среднеазиатско-казахстанских степей получали опосредованные им­пульсы также со стороны Позднеантичного мира, Индии и Китая.

Кочевники восточного ареала Евразийских степей, от Памира, Тянь-Шаня и Алтая до Средней Хуанхэ и Хингана, находились преимущественно в зоне Китайского влияния. Сперва среди них явно преобладали номады индоевро- 316 ____________________ Первые цивилизациии. Цивилизационные системы второй генерации

пейско-европеоидной принадлежности (ди), однако с IV в. до н. э. ведущая роль переходит к хунну или сюнну (протогуннам). С ними связывается начало преобладания монголоидных в антропологическом отношении, тюркско-мон-гольских (алтайской языковой семьи) в этническом плане кочевнических объе­динений в пределах Евразийских степей.

Не вызывает сомнения раннеклассовый характер политических образова­ний кочевников Евразийских степей середины I тыс. до н. э.— начала I тыс. н. э. Однако проблематичным остается вопрос о том, можно ли говорить об их особой "цивилизации", поскольку это понятие семантически однозначно свя­зано с наличием городских центров, которых у кочевников как таковых нет и не может быть по определению. Вместе с тем ясно, что при создании крупных раннегосударственных образований типа кочевых империй необходимым ста­новится формирование ставок-столиц со всеми раннегородскими признаками, хазарский Итиль, монгольский Каракорум и пр. Поэтому представляется кор­ректной постановка вопроса о существовании Евразийско-Степной если и не цивилизации, как предлагает ее характеризовать А.И. Мартынов, то, по край­ней мере, кваз и цивилизации.

При таком уточнении вполне можно согласиться с А.И. Мартыновым в том, что степной мир Евразии середины и второй половины I тыс. до н. э. составля­ли ранние государства скифов и сюнну, а также подобных названным народам по уровню развития саков и массагетов, этносов Алтая, носителей тагарской культуры и пр. Эти государства не образовывали, однако, сплошной зоны, а возникали как отдельные, связанные друг с другом и ведущими цивилизацион-ными центрами социально-политические организмы, имевшие общие культур­ные особенности: религиозно-мифологические представления, основанные на культе солнца, символика "звериного стиля" и пр.

Дальнейшее развитие кочевнического мира Евразийских степей проходило под знаком попыток создания огромных, сперва в пределах Великой Степи, а затем и общеевразийского масштаба, макрогосударственных образований. Ве­дущую роль в этом играли тюркско-монгольские этносы, расширявшиеся (или перемещавшиеся) в западном направлении. Это определяло то обстоятельство, что в результате их экспансии восточноазиатские элементы через зону Вели­кой Степи переносились на запад в гораздо большей мере, чем европейско-западноазиатские тем же степным коридором на восток.

В общих чертах можно выделять три этапа на пути создания почти-что общеевразийской квазицивилизационной системы усилиями кочевников: гун­нский, тюркский (эпоха Тюркского каганата во главе с тюркютским домом Ашина) и монгольский (время Чингисхана и Чингизидов).

Гунны, строго говоря, еще не ставили перед собой задачу утверждения гос­подства над всей Евразией, и ни в один из периодов своей истории какое-либо из созданных ими политических объединений не распространило свою власть на всю Великую Степь. Сперва их государство занимало пространства Монго­лии и прилегающих степных областей, однако после решающих поражений, нанесенных им китайскими войсками и усунями, в середине I в. сюнну раскалы­ваются на южных, признавших верховенство империи Хань, и северных, отсту­пивших на запад, к предгорьям Алтая и Тянь-Шаня. Здесь спустя столетие они были разбиты утвердившими свою власть в пределах Монголии сяньбийцами и отошли в области Восточного Казахстана, постепенно распространив свою властьДревние цивилизации 317

до Приаралья и Сырдарьи. Утверждаясь в пределах современного Казахстана, они, точнее их уже сильно смешавшиеся с представителями иных этносов по­томки, возглавили местные ираноязычные и тюркоязычные народы и в первой половине — середине IV в. развернули дальнейшую экспансию в южном и за­падном направлениях.

Одна часть гуннов распространяет свою власть на области Среднеазиатско­го Междуречья, а к середине V в. и на всю Среднюю Азию с Афганистаном и Северным Индостаном, поглощая территории рухнувшего Кушанского царства. Тут они, по разным источниками, известны как гунны-кидариты, гунны-хиони-ты и гунны-эфталиты, и если в какое-то время и имели общее политическое управление, то к середине VI в. явно его уже утратили.

Другая часть гуннов, одержав победы над аланами и готами, к концу IV в. распространила свою власть на Северное Причерноморье, а в середине следу­ющего столетия угрожала обеим Римским империям (Западной и Восточной), приводя свои войска в центральные области Галлии и Италии. Однако со смер­тью Аттилы (453 г.) распавшиеся на враждующие группировки гунны отходят из Центральной Европы в Приазовье, уступая свое ведущее место в среде ко­чевников Восточноевропейских степей к середине VI в. аварам и булгарам.

В те же столетия, с начала IV в., ранее признавшие власть династии Хань южные сюнну совместно с другими кочевниками опустошают и постепенно занимают Северный Китай. Однако уже во второй половине этого столетия ведущее положение среди господствовавших в долине Хуанхэ номадов заняла сянбийская группа тоба, тогда как сюнну вскоре растворились в общей массе местного и пришлого населения.

Новой силой, утвердившей свое господство на просторах Великой Степи, были тюрки, точнее — тюркоязычный народ тюркюты во главе с ханским родом Ашина. Разгромив уйгуров и жужан, ранее властвовавших над тюркюта-ми, вождь последних Бумын в 551 г. провозгласил себя каганом. Блестящие победы следующих лет к 555 г. расширили их владения на всю Центральную Азию от Маньчжурии, где они покорили киданей, до Приаралья, где к 558 г. были разбиты вары, огоры и другие этносы, бежавшие от тюркютов к Волге и сплотившиеся в народ авар.

Добившись власти над всей зоной Евразийских степей от Волги до Хинга-на, тюркюты в 60-х гг. VI в. завоевывают находившуюся ранее под властью эфталитов Среднюю Азию до Амударьи, столкнувшись там с Сасанидским Ираном. В следующем десятилетии, когда авары, разгромив антов-полян, уже прочно обосновались в Среднем Подунавье, власть дома Ашина на западе дос­тигает Приазовья и Кавказа, а на востоке — Хуанхэ и Уссури. А в результате, к началу 80-х гг. Тюркский каганат впервые в истории объединил под своей властью практически всю зону Евразийских степей, подчинив и целый ряд прилегавших к ней областей древних цивилизаций, прежде всего Согд с Мара-кандой (Самаркандом) и Бухарой — ключевыми городами на центральной трассе Великого шелкового пути. Благодаря этому они оказались заинтересованными в налаживании бесперебойной трансевразийской торговли от Китая до Визан­тии, конкурируя в борьбе за контроль над среднеазиатскими маршрутами с державой Сасанидов, при том что Византия, борясь с Ираном и стремясь уста­новить прямые торговые связи с Восточной Азией в обход его, становилась естественным партнером тюркютов. 318 Первые цивилизациии Цивилизационные системы второй генерации

Особенно в функционировании этого степного транспортного коридора были заинтересованы согдийцы, и именно представитель этого народа, Маннах, в 569 г. прибыл в качестве посла от тюркского кагана в Константинополь для налаживания прямого товарообмена Византии с Центральной и Восточной Азией через Предкавказье, Северный Прикаспий и Приаралье. Ответное византий­ское посольство во главе с Земархом к кагану торкютов свидетельствует о заинтересованности в этом и империи ромеев.

Тюркский каганат оказался первой великой евразийской державой, одно­временно граничившей и находившейся в непосредственных торговых, воен­но-политических и культурных связях со всеми ведущими цивилизациями того времени: Восточнохристианской, прежде всего самой Византией с ее северо­причерноморскими владениями, но также и с христианскими государствами Закавказья, Иранско-Зороастрийской — как на Кавказе (Дербент), так и на всей протяженности Средней Азии от Каспия до Памира, Индийской, соприка­саясь с ней на стыке Бактрии (Тохаристана) и Кашмира, а также прямо выходя к Тибету просторами нынешнего Синцзяня (Восточный Туркестан), и, нако­нец, Китайско-Дальневосточной, в виде как собственно Китая, объединенного в 581 г. в пределах империи Суй, так и ее Корейской филиации (держава Когу-ре). Такое положение огромной евразийской степной империи способствовало движению через ее территорию самых разнообразных товаров, основным ис­точником которых, судя по археологическим данным, был Китай, тогда как ведущую роль в посреднической торговле явно выполняли согдийцы, чья коло­низация в это время через Семиречье достигла Монголии. В это время в руки согдийцев попадает вся трансъевразийская торговля от Мерва до Дунхуаня — большого пограничного города у Великой Китайской стены.

При этом отношения тюркютов с Китаем, Средней и Передней Азией каса­лись не только вопросов торговли или внешней политики, но затрагивали и сферу духовной культуры. Веротерпимость шаманистско-политеистических народов Евразийских степей была благоприятной почвой для проникновения разнообразных вероучений из разных концов Старого Света. Ранее других из Китая в степи Центральной Азии проник буддизм, который в конце VI в. вос­принимается верхушкой Тюркского каганата. В дальнейшем его в разной сте­пени придерживались уйгуры, кыргызы, кимаки и другие средневековые ко­чевнические этносы до монголов, бурят и калмыков.

Одновременно из Средней Азии через Согд проникали идеи христианства в его несторианской форме и манихейства. В 70-х гг. VIII в. манихейство стало государственной религией уйгуров, от которых, возможно, его частично вос­приняли также енисейские кыргызы и кимаки. Несторианство же, проникшее в тюркскую среду уже в VI в., распространялось в последующие века вплоть до монгольских степей, где его приняли басмалы, онгуты, кераиты и другие этно­сы, так что, по мнению Л.Н. Гумилева, в XI в. христианство едва ли не преобла­дало в областях между Алтаем и Хинганом.

Однако контакты кочевых этносов в великими цивилизациями раннего Сред­невековья не были односторонними. Имело место и обратное влияние, которое выразилось, прежде всего, в широком распространении определенного комп­лекса предметов убранства верхового коня и вооружения, сложившегося в ко­чевнической среде. В первую очередь, это касается седла с жесткой основой, сабли, сложного лука тюркского типа, специфического поясного набора воина-Древние цивилизации 319

всадника, стремян и пр. Тесные взаимные контакты, преломленные в художе­ственных образах, создали синкретическое искусство раннего средневековья Евразийских степей, где теснейшим образом переплелись традиции иранского, согдийского, китайского и собственно тюркского искусства.

Однако политическое единство кочевников Великой Степи удерживалось не долго. Уже в 582 г. вспыхнули междоусобицы и, при деятельном вмешатель­стве китайцев, Тюркский каганат к началу VII в. распадается на два каганата: Восточно-Тюркский и Западно-Тюркский, при том что булгары и хазары, а позднее уйгуры, кыргызы, кидани и другие кочевые этносы в течение VII— X вв. образовывали свои более или менее устойчивые государственные образо­вания регионального значения, враждовавшие друг с другом и замыкавшие свои торгово-культурные и военно-политические отношения на одну из вели­ких цивилизаций, как кыргызы и кидани на Китай или волжские булгары и карлуки на Мусульманский мир, редко, как Хазария, в одинаковой мере под­держивающие контакты даже с двумя цивилизационными центрами. Такая ситуация в среде кочевого тюркоязычного мира на новом уровне воспроизво­дит положение дел в Великой Степи в скифскую эпоху.

Последней великой эпохой в истории кочевнических этносов Евразии было время господства монголов. Одержав ряд побед над ханами отдельных улусов, Темучин в 1206 г. под именем Чингисхана был провозглашен великим ханом монгольских племен и уже в следующем году привел войска к Великой Китай­ской стене, послав при этом сына Джучи для покорения тюркских этносов Южной Сибири. В последовавшие за тем два десятилетия войска Чингисхана завоевали весь Северный Китай, Центральную Азию, Среднюю Азию с приле­гающими к ней областями Афганистана и Ирана и, обогнув Каспий, через Кавказ и Восточноевропейские степи вернулись в глубины Евразии. При его прямых преемниках в середине — второй половине XIII в. под властью монго­лов оказалась почти вся Азия от Сирии и Центральной Анатолии до Тихого океана, без Индии и Индо-Китая (хотя Бирма была завоевана, а Северный Вьетнам и даже о. Ява опустошены), но с Восточной Европой. В 1241 г. войска Батыя, разорив Русь, Польшу и Венгрию, стояли на пороге Германии и Италии, а в 1260 г., пройдя Ирак и Сирию, они вышли на рубежи Египта.

Ни до, ни после мир не видел столь гигантского государства, если не считать сферы влияния империи И. Сталина в последние три года его жизни, после того как при его прямой поддержке к власти в Китае пришли коммунисты.

Монголы впервые (и единственный раз в истории) объединили в преде­лах огромной макрополитической, в полном смысле слова — Евразийской системы — различные великие цивилизации и кочевой мир. В их руках ока­зались большие части Китайско-Дальневосточной, Мусульманской и (по край­ней мере, в территориальном отношении) Восточнохристианской цивилиза­ций, а также все трансевразийские караванные пути от Средиземного и Черного морей до Тихого океана. Это, казалось бы, должно было опреде­лить выход на новый уровень цивилизационной интеграции в пределах Ста­рого Света, обеспечить, так сказать, средневековую евразийскую "глобали­зацию". Однако ничего подобного не произошло. Более того, со времен мон­гольских завоеваний, а особенно после опустошительных походов Тимура (1370—1405), внутриевразийские цивилизационные контакты явно идут на убыль. Перемещение мировых коммуникаций с XVI в. на просторы мирово-320 Первые цивилизациии. Цивилизационные системы второй генерации

го океана еще более ускорило этот процесс. Такой поворот объясняется, очевидно, несколькими причинами.

Во-первых, монгольские завоевания были связаны со страшными опусто­шениями покоряемых силой оружия государств, и не только таких относитель­но периферийных в общеевразийском культурном процессе, как, скажем, го­сударство чжурчженей с его базовой территорией в Маньчжурии, Волжская Булгария или даже Киевская Русь, но и центральных узловых: среднеазиатско-иранской державы Хорезмшахов и мусульманского Ближнего Востока, с одной стороны, и Северного Китая с тангутской державой Си-Ся — с другой.

В результате были уничтожены крупнейшие экономические и культурные центры, такие как Отрар и Ходжент, Бухара и Самарканд, Балх и Мерв, Герат и Нишапур, Рей (Тегеран) и Хамадан, Багдад и Дамаск и пр. А они не только производили массу товаров и прочих ценностей, но занимали ключевые места в трансевразийской системе коммуникаций. А при гибели множества, причем наи­более активных в социально-экономическом и всех прочих отношениях, людей, резком сокращении производства и разрушении узлов коммуникаций интенсив­ность трансевразийских межцивилизационных связей не могла не пойти на убыль.

Во-вторых, созданная Чингизидами огромная империя, даже при сохраняв­шемся несколько десятилетий ее формальном единстве, реально никогда не пред­ставляла собой функционального целого. Империя считалась владением не вели­кого хана, старшего в доме Чингизидов, а всего клана как такового, и каждый из потомков Чингисхана, получая во владение отдельный укус, управлял им как бы от лица всего своего рода. Реально управлять из единого центра всем достоянием дома Чингизидов было попросту невозможно. Гонцам требовались многие меся­цы, чтобы добраться от одного края великой державы до другого: к примеру, из столицы-ставки Каракорума в Монголии до Багдада или Киева, тем более — из Руси в Бирму или из Маньчжурии в Сирию. Поэтому уже при жизни Чингисхана держава была разделена на улусы, переданные в управление его сыновьям.

В-третьих, оказавшись на землях древних высококультурных народов, мон­голы быстро стали воспринимать навыки и привычки местных жителей, при­нимать их веру и образ жизни, иными словами, интегрироваться в социокуль­турные системы соответствующих цивилизаций. В Восточной Азии они адап­тировались в силовом поле буддизма, в Западной — ислама, воспринятого и ханами Золотой Орды, владевшими не только Восточноевропейскими степями и осуществлявшими верховную власть над Русью, но также имевшими в соста­ве своего государства такой оплот мусульманства, как Хорезм. Империя Чин­гизидов поэтому неизбежно дифференцировалась по цивилизационному при­знаку на восточную, буддийскую, и западную, мусульманскую, половины с ус­ловной границей в малозаселенных пустынно-степных областях Центральной Азии между Алтаем и Куньлунем. И если в восточной, китайско-монгольской части преобладали тенденции упорядоченно-бюрократической конфуцианской государственности, тем более после изгнания монголов из Китая и провозгла­шения там империи династии Мин в 1368 г., то в западной, мусульманской, кровавые распри между потомками Чингисхана, образовавшими отдельные династии (Чагатаидов, Ильханов и Джучидов), не прекращались вплоть до вре­мен Тимура, вспыхнув после его смерти с новой силой.

И, наконец, в-четвертых, сами монголы не несли ничего, что бы могло спло­тить, интегрировать покоренные ими народы в нечто целостное. У них не было,Древние цивилизации 321

в отличие, скажем, от принявших ислам арабов, ни новой, способной привлечь людей разных народов и цивилизаций религии, ни, как у римлян и китайцев, собственной отработанной и эффективной административно-правовой систе­мы, упорядочивавшей жизнь покоренных этносов, ни мощной, как у европей­цев Нового времени, экономической системы, интегрирующей производствен­но-торговую жизнедеятельность на межцивилизационном уровне. Монголы смогли лишь навязать военно-политический диктат, будучи, однако, абсорби­рованными покоренными народами в цивилизационном отношении, они вско­ре были либо ассимилированы, либо изгнаны обратно в степь.

Рассмотрение реалий кочевнических обществ требует введения понятия ква­зицивилизация номадов для определения социокультурной природы тех созда­вавшихся преимущественно усилиями подвижных скотоводов макрополитичес­ких образований типа кочевых империй, которые по своей раннеклассовой, ран-негосударственной природе, уровню сознания их носителей вполне соответство­вали раннецивилизационной стадии, однако представляли собою чрезвычайно гетерогенные общности, не имевшие достаточно мощного духовного ядра для того, чтобы интегрировать в реальную цивилизационную систему охваченные ими этносы, часть из которых (по крайней мере, в Средние века) обычно уже была сопричастной одному или более цивилизационным мирам.

Поэтому в создававшихся номадами квазицивилизациях центробежные силы всегда оказывались сильнее центростремительных, и в течение жизни несколь­ких поколений такие квазицивилизационные системы распадались на отдель­ные части, частично абсорбируясь соседними цивилизациями, частично же сохраняясь в виде периферийных субцивилизационных филиаций, как, напри­мер, монголы, буряты и калмыки позднего средневековья по отношению к ла­маистскому Тибету.

Однако следует подчеркнуть, что в пределах квазицивилизационных ми­ров мы наблюдаем не только временное военно-политическое единство (впро­чем, далеко не всегда имевшее место в пределах всей Великой Степи одно­временно — такое состояние скорее исключение, чем правило), но и общ­ность стиля жизни, ментальности и, как выражение этого, прикладного ис­кусства, что хорошо улавливается археологически. Так, в скифское время не было единой политической системы от Карпат до Хингана, но "скифская три­ада" присутствует на всех необъятных степных пространствах. Менее ярко, но также вполне определенно общий стиль улавливается и в гуннское, тюрк­ское (тюркютское), монгольское время. Бесспорно; проблема выделения и определения сущности кочевнических квазицивилизаций требует специаль­ного исследования, однако в данном случае можно ограничиться констатаци­ей существования такого рода феноменов. ГЛАВАХ

Date: 2015-08-24; view: 441; Нарушение авторских прав