Глава 9. Ах, малютки мои, мало кто скажет вам, чего на самом деле стоит то или иное

Ах, малютки мои, мало кто скажет вам, чего на самом деле стоит то или иное. Цените людей, которые говорят вам правду, несмотря на то, нравится она вам или нет.

Старая Нора из Лох-Ломонда – трем своим маленьким внучкам в холодный зимний вечер

Сердце у Венеции колотилось как бешеное, она забыла обо всем на свете. Страсть бушевала в ней, возбуждая с той же силой, как утренняя скачка на лошади в парке, которая так увлекала ее и Грегора. Прикосновение к его горячим губам и крепкое объятие сильных мужских рук побуждали ее желать большего. Она застонала, все тело ее пылало, язык коснулся языка Грегора.

Она испытывала острое наслаждение от того, как он обнимал ее, от того, как его ладони трогали и гладили ее тело, от того, что он поднял ее на руки и держал так, прижимая к себе. Венеция обеими руками провела по его спине, потом по бедрам и…

Грегор поставил Венецию на землю, взял ее запястья в свои ладони и отстранил от себя.

Они стояли, тяжело дыша; на холодном воздухе дыхание обоих, вырываясь изо рта, обращалось в пар. Стояли и смотрели друг на друга с удивлением и одновременно с неуверенностью.

Грегор покачал головой.

– Мы сошли сума. Оба, – проговорил он.

Щеки у Венеции вспыхнули, частые удары сердца отдавались в ушах. Пожалуй, не стоило начинать разговор о случившемся со слов «сошли с ума». О чем она только думала? Это же Грегор. Господи помилуй! Она ведь понимала – или должна была понимать, – чего ей может стоить слишком вольное обращение с ним, каковы могут быть последствия.

Донельзя смущенная, Венеция попыталась высвободить свои запястья, но Грегор их не отпускал.

– Успокойся, – посоветовал он, глядя ей в глаза. Венеция всем сердцем хотела убежать или сделать так, чтобы последних минут не существовало, чтобы они чудом исчезли.

Но это было невозможно. Что случилось, то случилось и останется между ними навсегда.

– Грегор, – прошептала она, – что нам делать?

Вопрос повис в воздухе.

Грегор не сводил с Венеции глаз – он не мог иначе, как не мог отпустить ее руки. Она стояла перед ним в своей мантилье, волосы ее растрепались и едва удерживались в свободном пучке, к плечу пристала соломинка, видимо, из конюшни. Губы припухли от его поцелуя и влажно блестели.

Все в ней пленяло, очаровывало его – и давно уже знакомое и милое, и нечто новое, неизвестное. Грегор отпустил запястья Венеции, но сплел ее пальцы со своими.

Ее ресницы затрепетали, прежде чем она решилась снова поднять на него взгляд. Никогда еще она не казалась Грегору такой соблазнительной.

Больше всего на свете Грегор сейчас хотел овладеть ею прямо здесь – повалить ее на землю, задрать юбки и удовлетворить ту страсть, которую он почувствовал в ее объятиях и увидел в ее глазах. Но это невозможно. Перед ним не обыденная, заурядная женщина, а Венеция. Он не мог бы причинить ей боль, хотя бы самую малую. Да, он знал без расспросов, что она будет рада их любовным ласкам… в конечном итоге.

Грегор нахмурился. В том-то и вся проблема. Венеция заслуживала большего, нежели «конечный итог». Он вовсе не волокита, но у него было немалое количество связей, которые заканчивались через несколько месяцев без всяких осложнений, так сказать, по-дружески. Все начиналось со страстного влечения, но вот он смотрит сейчас на Венецию с ее порозовевшим от холода носиком и сверкающими глазами и вынужден признать, что ни одна из пережитых ранее связей не обещала того, что обещает эта. В этой захолустной гостинице, среди снегов, появилось в его стародавней приятельнице нечто такое, что воспламеняет его чувства и будоражит воображение. Он жаждет продолжения, однако…

Грегор покачал головой и медленно отпустил руки Венеции.

Венеция отвернулась, но перед тем, как опустить руки, коснулась пальцем в перчатке своих губ и снова покраснела.

– Довольно, – произнес Грегор угрюмо, видимо, желая сгладить неловкость минуты.

– Мне жаль, Грегор. Это, – она неуверенным жестом указала на расстояние, разделяющее их, – не должно было случиться.

– Не должно, согласен, но случилось. – Он посмотрел ей в глаза. – И я прошу у вас прощения.

Венеция натянуто улыбнулась:

– Не думаю, что мне тоже следует извиниться, но было бы неразумно продолжать в том же духе.

Грегор решил, что она права, но легче ему от этого не стало. Черт возьми, он никогда еще не терял самообладания.

Он, перехватил вопрошающий взгляд Венеции и услышал собственный охрипший от волнения голос:

– Вы правы. Этого больше не случится. Никогда. Мы должны продолжать наши дружеские отношения.

Что-то промелькнуло в ее взгляде. Разочарование? Что касается самого Грегора, то ему стало так тяжело, будто огромный камень лег ему на грудь.

Внезапно все случившееся показалось ему несправедливым. Несправедливо, что Рейвенскрофт внес чудовищную дисгармонию в их существование; несправедливо, что они застряли здесь из-за треклятого темперамента самого Грегора; несправедливо, что от разгулявшейся снежной бури пострадали другие люди и утратили мир и покой. Все вспышки гнева, которые он испытывал с того самого момента, когда обнаружилось исчезновение Венеции, порождали огромную массу осязаемой ярости.

– Мы должны вернуться в Лондон как можно скорее.

– Да. Разумеется. Сможем ли мы уехать сегодня? – спросила Венеция.

– Нет. Но если еще потеплеет, мы сможем уехать завтра. – Он обратил к Венеции совершенно спокойный взгляд и добавил: – Венеция, когда мы вернемся, ваша жизнь может сильно измениться.

– Я понимаю, – ответила она невозмутимо. – Я знаю, что папа беспокоился обо мне. Поскольку он не в состоянии держать в узде свои эмоции, то вполне может пооткровенничать с неподходящими для этой цели людьми.

– Я попросил Дугала позаботиться о том, чтобы он не проговорился, но… – Грегор пожал плечами. – Кстати, это вообще утратит всякое значение, как только в Лондоне появится сквайр, потому что он, безусловно, вас узнает. В отличие от миссис Блум у сквайра отличное зрение. – Он запустил пятерню себе в волосы. – Венеция, вплоть до нашего отъезда вам следует ограничить время общения с другими постояльцами. Чем меньше вы станете с ними разговаривать, тем лучше. – Он невесело улыбнулся. – Вас легко запомнить.

Она уставилась на него с недоверием:

– Но я не могу вам этого обещать.

– Вы должны. На кону ваша репутация.

– Чепуха! – огрызнулась Венеция. – Теперь уже слишком поздно. Сквайр, безусловно, меня узнает. К тому же есть вещи, которые я обязана делать, чтобы… – Она встретила взгляд Грегора и, недоговорив, закрыла рот.

– Чтобы делать что? – спросил он.

Она передернула плечами и вызывающе вздернула подбородок.

– Венеция, вы должны прекратить вмешательство в жизнь других людей. Оставьте в покое Рейвенскрофта и предоставьте ему самому делать из себя пирожное для мисс Платт.

– Он помогает ей обрести уверенность в себе.

– Он строит из себя дурака, и не более того. Точно так же он поступал, когда обманом увез вас из дома, сочинив весь этот вздор о том, что хочет уехать на континент и поселиться в коттедже.

Венеция обратила на Грегора грустный и очень пристальный взгляд, словно хотела вникнуть в каждое его слово.

– Грегор, вы когда-нибудь были влюблены?

– Нет. Я не настолько глуп.

– Возможно, в вас для этого чего-то не хватает, – произнесла она очень серьезно. – Вы настолько не обеспокоены какими-то там эмоциями, что не симпатизируете людям, которых они обуревают.

Грегор крепко сжал губы, прежде чем ответить:

– Если у меня слишком мало эмоций, то у вас, моя дорогая, они явно в излишке.

– Ничего подобного.

Эти два слова произвели на Грегора примерно такое впечатление, как скрежет ржавого напильника.

Взвинченный упрямством Венеции и обуревающим его самого желанием близости с ней, он почувствовал, что раздражение превращается в нем во всепоглощающий гнев.

– Давайте кончим разговор прямо сейчас, ладно? Я знаю, что вы провоцируете некую интригу между мисс Платт и Рейвенскрофтом. Я против этого.

– Грегор, напоминаю, отношения между нами дружеские, и потому вы не вправе чего-либо требовать от меня или запрещать.

– Поскольку мы с вами оказались в весьма затруднительном положении, я вынужден требовать и даже запрещать независимо оттого, нравится это вам или нет.

Венеция подбоченилась и процедила сквозь зубы:

– Мне не нравится ваш тон.

– Это не имеет значения, – заявил Грегор. – Ваше право что-либо одобрять кончилось, когда вы совершили недопустимую глупость и уселись с Рейвенскрофтом в карету.

– Я считала, что записка, которую он нацарапал, написана моим отцом, и… ох, проклятие, ведь я уже рассказывала вам об этом!

– Этого недостаточно, – возразил Грегор, чувствуя, что теряет самообладание. – Я привык считать вас здравомыслящей женщиной, но со вчерашнего дня пришел к выводу, что вам необходим руководитель, точнее говоря, сторож!

– Как вы смеете так говорить? Я не сделала ничего предосудительного, всего лишь спешила на помощь маме, а потом решила помочь мисс Платт. – Она смело встретила его взгляд. – Впрочем, хватит. Я не обязана объяснять вам свои поступки. Вы, Грегор, самый настырный, высокомерный, самовлюбленный тип из всех, кого я знаю.

Глаза у Грегора сделались необычайно яркими и блестящими.

– Зато я не отношусь к числу тех назойливых особей, которые пытаются руководить жизнью окружающих и воображают, будто их мнение гораздо важнее суждений заинтересованных личностей. А вы, моя дорогая, несколько заблуждаетесь, полагая, что вы самая умная на свете.

– Ни слова больше! – процедила Венеция сквозь зубы.

– Если хотите вернуться в Лондон с незапятнанной репутацией, прекратите попытки решить проблемы мисс Платт.

Слишком разъяренная, чтобы выговорить в ответ хоть слово, Венеция сунула руки в карманы мантильи и вздрогнула от резкого порыва холодного ветра, от которого с деревьев с мягким шорохом посыпались на землю комья снега.

Грегор снова запустил пятерню себе в волосы, со злостью глядя на Венецию.

– Вся эта история с самого начала была не более чем вздором и чепухой. А теперь, как всегда, когда вы пытаетесь кому-то помочь, все пошло вкривь и вкось.

Неподдельная горечь в словах Грегора задела Венецию за живое. Не хотел ли он сказать, что именно с ней связаны вздор и чепуха?

– Если вы хотите вернуться домой и по-прежнему радоваться жизни, ведите себя так, как я велю.

– Я не принадлежу к числу ваших слуг, так что нечего мною командовать! – взвилась Венеция.

– Нет, вы не принадлежите к числу моих слуг. Они гораздо покладистей.

– Более того, я не одна из ваших… ваших… божьих коровок, – сорвалось с губ Венеции неизвестно каким образом подвернувшееся словечко, – которые с ума сходят от вас и готовы на все, лишь бы добиться вашего внимания. Мне безразлично, что вы думаете о моих интригах, как вы это называете. Я взрослая женщина и вполне отвечаю за свои поступки, так что держите у себя в кармане и ваше мнение, и ваши невыносимые манеры.

Губы Грегора превратились в тонкую полоску.

В эту минуту раздался отдаленный раскат грома. Венеция взглянула на небо и увидела, что по нему быстро движутся темные тучи, которые вот-вот закроют солнце.

– Черт возьми, Грегор! Сдержите ваш темперамент! Я предпочла бы покинуть эту гостиницу до наступления будущего года!

Губы Грегора побелели. Сверкнула молния, и снова грянул гром.

Венеция содрогнулась и прижала руку к сердцу.

– Прекратите!

– Вы же знаете, управлять грозой, когда она уже началась, я не в силах, – огрызнулся Грегор.

– Хорошо бы вам постараться и найти такую возможность! – Венеция снова взглянула на небо и поплотнее закуталась в мантилью. – Попробуйте овладеть собой, может, все обойдется.

– Я вполне в состоянии овладеть собой, если вы перестанете меня провоцировать. Я хочу, чтобы вы обещали мне прекратить вмешательство в дела других постояльцев.

– У меня нет никаких обязательств перед вами. Я делаю то, что считаю нужным, хотите вы того или нет!

Снова сверкнула молния и последовал удар грома, от которого содрогнулась земля. Небо потемнело, на землю стали падать небольшие снежные хлопья.

– Видите, что вы натворили! Мы никогда не уедем отсюда.

Грегор наклонился, едва не коснувшись носом ее носа.

– Я проделал чертовски долгий путь во время снежной бури, чтобы спасти вашу драгоценную шкурку. Так по крайней мере постарайтесь избежать новой опасности!

Кожа Венеции слегка порозовела, губы дрогнули и стали влажными. Почти болезненная ясность чувств охватила Грегора, и в крови у него вспыхнул огонь жарче гнева.

Он жаждал снова заключить Венецию в объятия, прижать к груди и целовать до потери дыхания. Сжав челюсти, он старался унять муки воображения. С такими женщинами, как Венеция, не занимаются флиртом. Их любят. Их берут в жены. Не существует ничего иного ни для нее, ни для такого мужчины, как он.

Грегор сунул руки в карманы пальто.

– Нам лучше вернуться, пока никто не обратил внимания на наше отсутствие.

Он указал на тропинку, однако Венеция не двинулась с места. Стояла и смотрела на него горящими глазами.

– Ну что ж, отлично. – Он повернулся к ней спиной, бросив через плечо: – Будьте осторожны на обратном пути, дорожка скользкая.

С этими словами Грегор ушел.

Он шатал по дорожке, подставляя лицо под холодные снежные хлопья. Сапоги его четко поскрипывали на снегу. Одному Богу ведомо, сколько снега выпадет на этот раз.

И что произошло с Венецией здесь, вдали от Лондона, если он разглядел в ней то, чего не замечал прежде!? Но что бы это ни было, Грегор надеялся, что оно уйдет также, как пришло. Для него оказалось настоящим мучением находиться так близко от Венеции в деревенской гостинице, в окружении совеем небольшого количества людей. Что-то совершенно необычное произошло между ними. Что-то непредвиденное и набирающее силу. Что бы это могло…

Поскрипывание снега за спиной вынудило Грегора остановиться и обернуться. К нему приближалась Венеция; ее темные волосы были припорошены снегом, выражение лица напряженное, словно она обдумывала, что сказать. Быть может, она хочет извиниться?

Она прошагала мимо него к началу дорожки, остановилась, заложив руки за спину, и ждала, когда он подойдет.

А, понятно. Она хочет поговорить с ним в присутствии обитателей гостиницы. Имея в виду их склонность падать друг другу в объятия, это было мудрое решение. Он направился к ней, глядя себе под ноги, чтобы не споткнуться о какой-нибудь скользкий камень. Слава Богу, Венеция вроде бы одумалась. Она должна извиниться за свое непокорное поведение и оставить в покое мисс Платт и Рейвенскрофта. Он, конечно, примет ее извинения, и между ними восстановится мир, а это самое…

Трах! Метко пущенный снежок ударил Грегора по голове. Он замер на месте, не в состоянии поверить в то, что случилось. Холодный комок получил полную возможность свалиться ему за воротник, и ощущение оказалось не из самых приятных.

Он заорал и бросился вдогонку, но было уже поздно. Венеция умчалась в вихре своих юбок, и, когда Грегор добежал до двора, дверь гостиницы уже захлопнулась.

Грегор стоял, насквозь продуваемый ледяным ветром. Мокрый воротник липнул к шее, а гроза со снегом все продолжалась, и удары грома смешивались с завываниями ветра.

Пропади она пропадом, Венеция Оугилви с ее бурным, неуправляемым нравом, а главное, дьявол ее побери за то, что она так чертовски привлекательна!

Грегор обратил лицо к небесам, выругался громко и пространно, а снег все валил и валил.