Глава 7. Самое удивительное заключается в том, что в некоторых браках истинная любовь соседствует с настоящей бедой

Самое удивительное заключается в том, что в некоторых браках истинная любовь соседствует с настоящей бедой. А бывает и такое, что вещи, которые отталкивают мужа и жену друг от друга, в то же время их объединяют.

Старая Нора из Лох-Ломонда – трем маленьким внучкам в один холодный зимний вечер

Прежде чем спуститься к завтраку, Венеция уделила некоторое время осмотру своего ограниченного гардероба. Чтобы показать Грегору, что она не придала значения их случайному поцелую, ей следует явиться в общий зал, смеясь и болтая о всяких пустяках, не обращая на Грегора никакого внимания. А это значит, что она должна надеть свое лучшее платье.

Венеция облачилась в темно-синее платье из достаточно плотной ткани; последнее было кстати, так как ее нижняя юбка порвалась, когда карета перевернулась.

Платье было отлично сшито, подол и рукава украшены маленькими розовыми розочками с крошечными зелеными листочками. Под самой грудью, как то диктовала мода, платье было опоясано светло-зеленой лентой, а изящное кружево окаймляло скромное декольте. Венеция, к сожалению, забыла в спешке сборов к отъезду захватить с собой синие туфельки и зеленую ленточку для волос, но надеялась, что все будет выглядеть отлично.

Призвав на помощь всю свою храбрость, Венеция решительной походкой направилась к двери общего зала и оказалась там одновременное Рейвенскрофтом. На нем был сюртук великолепного синего цвета, под сюртуком жилет цвета темного вина, а воротничок такой высокий и твердый, что не давал бедняге свободно поворачивать голову. Грегор не терпел модных фасонов и едко высмеивал все, что казалось ему неудобным или экстравагантным. Именно по этой причине она взглянула на чересчур изысканную экипировку Рейвенскрофта более снисходительно, чем обычно, и сказала с улыбкой:

– Боже милостивый, как это вам удалось сохранить вашу рубашку в таком отутюженном виде?

Рейвенскрофт просиял и ответил:

– Служанка миссис Тредуэлл мастерски управляется с утюгом. Кто бы мог подумать, что это возможно в таком захолустье?

– К счастью для нас, она отлично справляется и с приготовлением пищи. Как вы себя чувствуете? Много ли у вас синяков после нашего злосчастного происшествия?

– Голова еще побаливает. – Он потрогал кончиками пальцев ушибленный висок. – А в остальном все в порядке.

– Отлично, – заметила Венеция. Рейвенскрофт немного помолчал, потом заговорил, понизив голос:

– Я должен извиниться перед вами за свое поведение, из-за которого вы попали в это нелепое и жалкое место. Я не думал… то есть не должен был думать… хотя я не ожидал ничего подобного… но я не мог предвидеть, что…

– Понимаю. – Венеция усмехнулась и похлопала его по руке. – Вы поступили нехорошо, но должна признать, что намерения у вас были самые романтические.

– Да, это так! Венеция, я люблю…

– Не начинайте все сначала. – Венеция убрала руку с его руки, но, заметив, каким несчастным сделалось выражение его лица, смягчила тон. – Вы знаете, что я не люблю вас. Мне жаль, но таково истинное положение вещей, и я не намерена это обсуждать.

Он покраснел и сник.

– Хорошо. Постараюсь больше не говорить об этом. Но если вы перемените ваше мнение или подумаете о том, что надо предпринять, или… одним словом, я надеюсь, что вы сами скажете мне об этом. – Он устремил на нее горящий взгляд. – Ради вас я готов на всё, но не из-за вашего приданого.

– Приданого? Какого приданого?

– Ну… ваш отец говорил… нет-нет, я не давал ему повода… просто он как-то упомянул, что, если вы вступите в брак, он хотел бы дать вам в качестве приданого крупную сумму денег.

Венеция снова усмехнулась:

– Он сказал, что хотел бы дать мне приданое (она с особым нажимом произнесла слово «хотел»), поскольку «хотеть» и «дать» – не одно и то же. Надеюсь, вы не поверили, что он и в самом деле собирается дать мне деньги.

Некий намек на разочарование мелькнул на лице Рейвенскрофта.

– Я, конечно, ему не поверил. Но он действительно так говорил. Впрочем, это не имеет никакого отношения к моему намерению жениться на вас.

Венеция вскинула брови:

– Это правда?

– Правда, – произнес он с некоторым раздражением. Губы Венеции слегка дрогнули.

– Бедный Рейвенскрофт.

– Я люблю вас, Венеция. И даже если вы не можете ответить на мое чувство, я готов сделать для вас все, что в моих силах. Скажите только слово, и я докажу это.

Венеция уже готова была пройти в дверь, но его слова задержали ее. Она помолчала, потом произнесла:

– Есть одна вещь, которая для меня очень важна.

Рейвенскрофт схватил ее руку и прижал к сердцу.

– Умоляю вас! Позвольте мне сослужить вам службу!

Венеция с минуту пристально смотрела на молодого человека. Он не был красив опасной красотой Грегора с его интригующим шрамом и уверенностью манер. Ни одна женщина не ощутила бы дрожь при одном взгляде на Рейвенскрофта. Однако Венеция была совершенно уверена, что подчеркнутое щегольство Рейвенскрофта произведет должное впечатление на мисс Платт. Женщина заслуживает такого шанса. Даже если Венеция не добьется желаемых результатов, попытка не пытка.

– Очень хорошо, Рейвенскрофт. Вы можете сделать мне одолжение, но предупреждаю вас, это дело нелегкое.

Не отнимая у него руку, Венеция изложила свой план. Вопреки обещанию сделать для нее все, о чем она попросит, Рейвенскрофт выразил серьезный протест. Но мало-помалу, опираясь на собственное обещание и счастливый сознанием, что окажет огромную услугу вершине творения – женщине, он капитулировал.

Венеция проследовала в общий зал с удовлетворенной улыбкой на губах.

До той самой минуты, как Венеция вошла в комнату, Грегор не сознавал, с каким напряжением ждет он ее появления, а едва увидев ее, ощутил жар во всем теле.

Проклятие, это было совсем не то, на что он надеялся. Прошедшим вечером, после их импульсивного и пылкого поцелуя, он с немалым недоумением обнаружил, что не может уснуть. Он и мысли не допускал, что любой инцидент с женщиной может лишить его данного Богом права на отдых.

Но как только он смежал веки, мысли о Венеции, воспоминания об охватившем их обоих порыве страсти, о невероятной нежности губ Венеции, о том, как будут развиваться события дальше, не давали ему возможности уснуть.

Хотя Венеция и не была юной девушкой, она оставалась невинной во многих отношениях. Грегор считал, что она потрясена собственной реакцией на их объятие. Воображал, что утром она будет выглядеть подавленной и бледной. Он, разумеется, не подаст виду, что заметил ее смятение, и успокоит ее тем, что поведет себя так, будто ничего не случилось. У него был опыт подобного рода, и он знал – Венеции понадобится некоторое время для осознания того, что он ее не предаст.

Грегор испытал нечто вроде шока, когда нарядно одетая Венеция наконец вошла в комнату, смеясь, по-видимому, над чем-то сказанным ей Рейвенскрофтом. Во взгляде, брошенном ею на него, Грегора, он не заметил ничего, кроме веселого оживления. Она приветливо отозвалась на какое-то замечание миссис Тредуэлл, поддразнила Рейвенскрофта тем, что у него такой голодный вид, не забывая при этом называть его братом самым натуральным тоном, радостно приветствовала мисс Платт, справилась о самочувствии миссис Блум и даже сумела выслушать пространный ответ пожилой леди с заинтересованным видом.

Встретив еще раз взгляд Грегора, она небрежно отвернулась и, отойдя к окну, стала смотреть на тающий снег. Снова обратившись к мисс Платт, сказала, что скоро все они продолжат свой путь и что это замечательно.

В глубине души Грегор пришел в негодование: холодность Венеции по отношению к нему явно была замечена не только им самим. Миссис Блум то и дело переводила взгляд с Венеции на него и обратно, видимо, заинтересованная тем, что между ними произошло. Так скоро, как могла себе позволить, соблюдая правила приличия, она подошла к нему.

– Что случилось? – спросила она, глядя на Грегора так, словно перед ней был лакомый кусочек. – Чем вы так задели чувства мисс Уэст, почему она вас игнорирует? Что вы ей сделали?

Что он сделал? Да ничего такого, чего не сделал бы любой другой мужчина с горячей кровью. Чтобы погасить пыл любопытства назойливой особы, Грегор с недоумением пожал плечами.

– Право, не могу взять в толк, о чем это вы, – проговорил он безразличным тоном. – Мисс Уэст в данный момент интересуется погодой, насколько я понимаю. По-моему, снегопад уже кончился, а как по-вашему?

Намерение втянуть ее в разговор о погоде вынудило миссис Блум отступить, чего и добивался Грегор. Пробормотав в ответ что-то вроде «вы правы», она удалилась.

Едва она повернулась к нему спиной, Грегор устремил взгляд на Венецию, которая все еще стояла у окна. И в ту же секунду пожалел об этом.

За окном сиял ослепительный свет. Солнечные лучи, отразившись от снега, проникали в окно. Венеция стояла чуть в стороне, фигура ее оставалась в тени, лишь наклоненная вперед голова была освещена солнцем, и пышные волосы сияли чистым золотом.

Как ни странно, Грегору до сих пор не приходилось видеть Венецию такой, как сейчас. В Лондоне они совершали в парке верховые прогулки, иногда танцевали друге другом на каком-нибудь вечере. Случалось им встречаться и в «Шоколадном домике леди Б.», где Венеция обычно выпивала чашку горячего шоколада, пока они болтали и смеялись, спорили о людях, о лошадях и о книгах – главном увлечении обоих.

Неожиданно Грегор ощутил острое чувство душевной боли. Куда теперь ушли эти дни? Вернется ли к ним прежнее столь непринужденное и естественное чувство дружбы?

Венеция тем временем отодвинулась влево, и солнечный свет упал прямо на нее, пронизав подол ее платья.

Грегор замер. Черт побери! Почему на ней нет нижней юбки? Красивые, с полными икрами и тонкими, изящными лодыжками ноги видны со всей отчетливостью.

Грегора обдало жаром, его охватило древнее как мир неукротимое желание, от которого сердце учащенно забилось.

– Лорд Маклейн? – ворвался в его мысли требовательный голос миссис Блум.

Он взглянул на нее с высоты своего роста и вдруг осознал, что до него вроде бы доносились какие-то рассуждения миссис Блум о погоде, кажется, она о чем-то спрашивала.

– Совершенно справедливо, – произнес он, надеясь, что ответил на ее вопрос по существу.

Тонкие губы миссис Блум неодобрительно искривились, глаза сердито сверкнули.

– Лорд Маклейн, я уже дважды задала вам вопрос, не считаете ли вы, что хороший дождь мог бы растопить весь этот снег?

Грегор попытался сосредоточиться и вникнуть в смысл ее слов, но он все еще был во власти видения у окна. Венеции следовало бы вести себя более осторожно и предусмотрительно на людях. Любой мужчина мог посмотреть на окно и увидеть… Господи, где же Рейвенскрофт?

Грегор поискал молодого человека глазами и увидел, что тот о чем-то оживленно беседует с мисс Платт. И как раз в эту минуту Рейвенскрофт повернул голову и бросил взгляд на Венецию. Бросил – и застыл на месте с разинутым ртом и выпученными глазами.

«Будь оно все проклято!»

– Миссис Блум, вы задали замечательный вопрос. Позвольте мне узнать мнение мисс Уэст. Она отлично разбирается в катастрофических явлениях природы, это, можно сказать, ее конек.

Грегор пересек комнату, подхватил Венецию под локоть и увлек в сторону, подальше от яркого света.

Она споткнулась, и ее теплое тело коснулось груди Грегора, но она тут же отпрянула.

– Что вы делаете? – прошипела она, залившись ярким румянцем.

– Удерживаю вас от продолжения зрелища, которое вы устроили из себя самой, – пояснил он шепотом.

Венеция сделала еще шаг и остановилась как вкопанная, подняв на Грегора свои серебристые глаза, полные негодования.

– Прошу прощения?!

Грегор наклонился к ней и сказал:

– Вы стояли у окна прямо против света.

– Ну и что?

– Я мог любоваться тем, что у вас под платьем, поскольку оно просвечивает. То же зрелище было доступно Рейвенскрофту и всем остальным.

Румянец на щеках у Венеции принял багровый оттенок.

– Ох, я не знала… то есть я даже не подумала! Моя нижняя юбка порвалась, а Элси не успела ее починить.

Грегор с трудом сдержал желание провести пальцами по ее разгоревшимся щекам.

– Думаю, от Рейвенскрофта вы сегодня уже не услышите, ни одного вразумительного слова, – произнес он отрывисто.

Венеция посмотрела на Грегора и озорно улыбнулась:

– Не думаю, что его речь будет заметно отличаться от его обычной манеры говорить.

Несмотря на все свое раздражение, Грегор не удержался от смеха.

– Наш пострел, увы, не наделен даром красноречия.

– Это верно, зато сердце у него доброе. – Венеция пригляделась к Рейвенскрофту, который вернулся к разговору с мисс Платт, бросая при этом многозначительные взгляды на Венецию. – У него не так уж много серьезных недостатков, если не считать нелепого пристрастия к романтичности в самых неподходящих случаях.

Кажется, она симпатизирует Рейвенскрофту. Грегор перестал улыбаться, но не особенно удивился такому отношению Венеции к этому юнцу. Ей вообще свойственна тенденция пригревать любую заблудшую овцу, которая встретилась ей на жизненном пути. Ограничивается ли ее интерес в данном случае только этим?

Венеция и сейчас продолжала наблюдать за разговором Рейвенскрофта с мисс Платт. То, что она видела, явно не удовлетворяло ее, поскольку, к немалому удивлению Грегора, она сделала жест, который можно было истолковать однозначно как поощрение к более активным действиям.

Грегор пригляделся повнимательнее и заметил, что Рейвенскрофт расправил плечи и сказал мисс Платт нечто такое, отчего ее бесцветные щеки вдруг порозовели.

Грегор бросил украдкой взгляд на Венецию и понял, что теперь она довольна поведением Рейвенскрофта. Так-так. Что же все-таки на уме у этой шалой девчонки? Ее улыбка была несколько натянутой, но что касается Рейвенскрофта, то его манера держаться была лишена обычной мальчишеской живости, глаза горели, возбуждением, а улыбка казалась почти бессмысленной. Он стоял рядом с мисс Платт, но смотрел на что угодно, только не на нее, словно боялся встретиться с ней взглядом.

Грегор заметил, что Венеция одобрительно кивнула Рейвенскрофту. Тот весь напрягся, вздернул подбородок с таким видом, будто готовился маршировать навстречу смерти, и, запинаясь, поинтересовался у мисс Платт, не считает ли она день весьма приятным и не могут ли они попозже выйти вместе на прогулку.

Мисс Платт вспыхнула и забормотала нечто путаное и неразборчивое. Венеция между тем одарила обоих сияющей улыбкой.

Черт побери, она опять за свое! Мало ей, что они попали в скандальное положение, она готова вляпаться в новую историю!

Грегор наклонился к Венеции и заговорил, понизив голос:

– Не могу понять, что вы затеваете насчет Рейвенскрофта и мисс Платт, но советую вам поостеречься.

Радостное возбуждение Венеции несколько потускнело.

– Я не нуждаюсь в том, чтобы вы учили меня жить. В последние десять лет я сама отвечаю за свои поступки и вполне способна принимать самостоятельные решения.

– Так и можно было бы подумать, – резко возразил он. – Но вы продолжаете делать один плохой выбор за другим.

– Что вы имеете в виду? – вскинулась Венеция.

– Только то, что мы с вами еще не выпутались из неприятного положения и впутываться в жизнь случайных попутчиков – последнее, что нам стоило бы делать.

– Я ни во что не впутываюсь. Я всего лишь помогаю мисс Платт обрести хоть немного уверенности в себе.

– Вы побуждаете Рейвенскрофта изображать из себя дурака! – не повышая голоса, отрезал Грегор; глаза у него угрожающе вспыхнули, он крепко сжал запястье Венеции.

В туже секунду, как он до нее дотронулся, жаркая волна поднялась по руке Венеции до самого плеча, грудь стеснило, сердце забилось часто-часто. Она вырвалась и потерла запястье другой рукой.

Грегор сдвинул брови, взгляд его стал жестким.

– Прекратите вмешиваться в жизнь мисс Платт.

Венеция выслушала это, сжав губы.

– Мне, как всегда, было приятно поговорить с вами, Грегор. Всего хорошего.

Она повернулась и проследовала к камину, возле которого стояла миссис Блум.

Грегор не принадлежал к числу мужчин, ожидающих лестных слов от кого бы то ни было. Но он привык к определенному уважению, и потому дерзость Венеции, которая даже отказалась выслушать его мнение, немедленно привела его в негодование.

Он последовал за Венецией к камину, взял ее под руку и обратился к миссис Блум со словами:

– Извините нас, миссис Блум, нам с моей подопечной необходимо кое-что обсудить.

– Мне больше нечего с вами обсуждать, – нахмурилась Венеция.

– Мисс Уэст, – заговорила своим внушительным голосом миссис Блум. – Лорд Маклейн – ваш опекун. Всем нам необходимо отдавать должное установленным правилам поведения. Кроме того, я полагаю, что мне пора занять место за столом. Судя по звукам в холле, завтрак вот-вот подадут.

Она кивнула с царственным величием и удалилась. Венеция высвободила локоть, глаза ее горели возмущением.

– Чего вы от меня хотите?

Грегор скрестил руки на груди.

– Я хотел бы узнать, что за интригу вы затеяли между Рейвенскрофтом и мисс Плат.

Венеция передернула плечами.

– Почему вы постоянно обвиняете меня в том, будто я что-то затеваю?

– Потому что на протяжении нашего знакомства вы только этим и занимались. Постоянно ввязывались в то, что вам не по силам.

– Неправда! Приведите хоть один пример.

– Вспомните, как вы помогали французскому эмигранту в поисках его мнимой семьи, – немедленно ответил Грегор.

Венеция опустила голову.

– Я так и знала, что вы приведете именно этот пример.

– Если память мне не изменяет, позже вы обнаружили, что так называемый Пьер был опытным жуликом, что он не француз, а корсиканец. К тому же он отблагодарил вас за гостеприимство тем, что украл две любимые вами картины.

Венеция надула губы, потом снова пожала плечами:

– Такое произошло всего раз.

– А случай с женщиной из библиотеки с выдачей книг на дом? Она сообщила вам, будто состоит в родстве с герцогом Девонширом, и вы ей поверили.

– Но у нее было внешнее сходство с Девонширами, – поспешила возразить Венеция. – Вы сами это признали!

– Да, но я не нанимал ее в качестве горничной к себе в дом в отличие от вас. Она же устроила грандиозный скандал во время званого обеда, который давал ваш отец. Бросилась к ногам герцога и объявила себя его любимой дочерью, рожденной одной из прачек в его имении.

Венеция прикусила губу, глаза ее засверкали весельем.

– А ведь это было потрясающе, не так ли? Не для меня, конечно, а для герцога. Просто удивительно, что он еще разговаривает со мной!

– Просто удивительно, что с вами вообще кто-то еще разговаривает, – съязвил Грегор, не в силах сдержать смех.

История вышла и в самом деле потешная, тем более что, как впоследствии выяснилось, означенная особа совершила ошибку: на самом деле она хотела обратиться с претензиями к герцогу Клариджу.

А в те знаменательные минуты в столовой началось нечто невообразимое. Все кричали, требовали позвать лакея, чтобы тот выставил за дверь виновницу переполоха. Однако Венеция спокойно помогла женщине подняться на ноги, предложила ей поговорить с герцогом наедине и увела из комнаты. Проходя мимо Грегора, она одарила его неописуемой усмешкой и подмигнула, после чего он расхохотался чуть ли не до колик в животе…

На этот раз Грегор подмигнул Венеции.

– Существуют и другие примеры вашего помешательства, вы это и сами знаете. Помнится, вы приняли в дом вашего отца какого-то бесприютного мальчишку.

– Ну, это не моя оплошность. Он явился в качестве трубочиста. На ногах у него были шрамы от ожогов, и я ему поверила.

– Но он не был трубочистом, верно?

– Возможно, и был когда-нибудь, – возразила она высокомерно.

– На самом деле он был карманником. Я точно это знаю. Негодяй успел украсть у меня сначала одни, а потом и вторые часы прежде, чем вы обнаружили, чем он занимается.

– Но вы-то, слава Богу, не лишились золотого медальона вашей матери. Нам так и не удалось получить его обратно.

– Теперь вам ясно, к чему я клоню?

Венеция вздохнула:

– Да, конечно. Вы считаете меня чересчур доверчивой и не хотите, чтобы я вмешивалась в жизнь других людей. Мы с вами не раз спорили по этому поводу и к согласию так и не пришли.

– Совершенно верно. Вплоть до сегодняшнего дня.

Серебристые глаза Венеции встретились с глазами Грегора.

– А что, если сейчас это все по-другому?

– Так объясните мне.

Щеки Венеции порозовели.

– Право, не знаю, как лучше, – едва слышно произнесла она и отвернулась. – Я не делаю ничего такого, что может вызвать осложнения. Просто хочу помочь мисс Платт. Даже вы не можете утверждать, будто она скверная женщина, карманная воровка или что-то в этом роде. Она меня ни о чем не просила, более того, противилась моему вмешательству.

– Я считаю, что она рассуждает разумно и не лишена здравого смысла. Надеюсь, вы к ней прислушаетесь.

Венеция сморщила нос.

– С каких это пор вы стали таким консервативным?

Грегор вздернул подбородок.

– Я вовсе не консервативный.

Венеция передернула плечами и сказала, глядя куда-то мимо Гpeгopa, словно потеряла к нему всякий интерес:

– Но вы кажетесь именно таким.

Грегор нахмурился. Он годами наблюдал, как Венеция старается сгладить жизненный путь своих бестолковых и беспорядочных родителей, как обзаводится совершенно неподходящими знакомыми с целью «помочь» им и к тому же постепенно погружается в великое и непосильное дело исправления всех несправедливостей мира. Но мир не оценил этих усилий, никто не сказал ей даже «спасибо». Однако Венеция по совершенно непонятной причине, кажется, только этим и живет.

Эта ее тенденция всегда беспокоила Грегора, но тем не менее он был способен с ней мириться, поскольку она его не волновала, не затрагивала его чувства. Все изменилось, когда они оба оказались здесь как в ловушке. Теперь все казалось иным, и все, что делала Венеция, волновало его самым непосредственным образом.

И Грегору это ужасно не нравилось.

Он глянул в окно, с облегчением заметив, что лед все быстрее тает в теплых солнечных лучах. Быть может, им скоро удастся уехать отсюда, и все опять станет таким, как прежде, удобным и приятным. Венеция умела заниматься благотворительными делами, не вмешивая в них Грегора в те часы, которые они проводили вместе. Так оно и должно быть.

Он отвернулся от окна и обнаружил, что Венеция устремила на него изучающий взгляд. Глаза ее казались ему затуманенными в это утро, и в глубине их таился вопрос.

– Ну что? – спросил он.

Венеция наклонила голову и ответила вопросом на вопрос:

– Вас это хоть когда-нибудь беспокоило?

– Что именно должно было меня беспокоить?

– То, что вы никогда не вмешиваетесь в жизнь, а стоите в стороне и только наблюдаете, как она проходит мимо вас, – Венеция покачала головой с таким видом, словно ей было его жаль. – Однажды вы очнетесь и осознаете, что все в прошлом и что вы только и делали, что наблюдали.

Грегор насупился, но не успел ответить. Появились миссис Тредуэлл и Элси, неся блюдо с едой.

– Идемте, – предложила Венеция. – Нам лучше присоединиться к остальным.

У Грегора не оставалось иного выбора, как последовать этому совету, Он едва не задохнулся от возмущения, услышав, что Рейвенскрофт с жаром расспрашивает мисс Платт, как лучше выращивать азалии. Это выглядело до крайности странно; также как и подведение мисс Платт, которая хихикала, словно дурочка, и заливалась румянцем, слушая комплименты Рейвенскрофта, произносившего их с ужимками бездарного актера. В довершение всей этой чепухи Венеция наблюдала за нелепой парочкой с явным одобрением.

Этого оказалось более чем достаточно, чтобы испортить Грегору аппетит. Неужели этот щенок пытается вызвать у Венеции чувство ревности?

Неожиданно распахнулась дверь из коридора, и на пороге появился Чамберс, грум Грегора.

– Прошу прощения, милорд, но на дороге в двух милях отсюда еще одна карета сползла в канаву и перевернулась.

– Господи! – воскликнула Венеция, вскочив со стула. – Кто-нибудь пострадал?

– Нет, хотя, кажется, одна из лошадей сломала ногу. Мистер Тредуэлл отправился за пассажирами, каким-то джентльменом и его дочерью.

Миссис Блум скривила губы:

– Но эти люди не могут явиться сюда. Нам самим едва хватает комнат.

Венеция слегка вздернула брови, тем самым дав Грегору понять, что боевые знамена подняты.

– Миссис Блум, – заговорила она ледяным тоном, – уверена, никто из нас не уклонится от исполнения долга человечности, потому что ни один из присутствующих не болен и не бессердечен.

Отвислые щеки миссис Блум покрылись багровыми пятнами.

– Я вовсе не предлагала поступить немилосердно, но мы должны быть реалистичными. В гостинице не такой уж большой запас еды и нет свободных кроватей. Где будут спать этот человек и его дочь?

– Я готова разделить постель с молодой леди, – сказала Венеция. – Но не представляю, где мы можем уложить джентльмена, – добавила она, бросив многозначительный взгляд на Грегора.

Грегор мудро промолчал, сосредоточив внимание на собственной тарелке. Ему было ясно, что Венеция убеждена в его отказе проявить великодушие, но Грегору это было безразлично: будь он проклят, если согласится предоставить место у себя в постели совершенно незнакомому человеку! Да и знакомому тоже. Будь это даже его родной брат, он, пожалуй, пожертвовал бы ему одеяло, чтобы прикрыть задницу, но не более того.

Он вдруг заметил, что Венеция и миссис Блум устремили на него строгие взгляды. Он вскинул брови и ответил им столь же строгим взглядом. Он и так уже делил свою комнату с Рейвенскрофтом, который, между прочим, сильно храпел. Это само по себе было достаточной жертвой, чего же еще требовать от человека?

Венеция, сверкнув глазами, произнесла:

– Итак?

Грегор положил вилку и нож.

– Вы правы, – ответил он.

Улыбка Венеции была ослепительной, и Грегор уже пожалел о том, что высказал далее:

– Что-то должно быть предпринято, причем немедленно. – Он повернулся к Рейвенскрофту: – Ну как?

Тот недоуменно моргнул:

– О чем вы?

– Готовы ли вы потесниться ради ближнего, как предлагает мисс Уэст?

Рейвенскрофт поймал взгляд Венеции и покраснел.

– Да, да! Конечно, готов!

– Вот и нашелся выход, – проговорил Грегор вкрадчиво. – Рейвенскрофт уступит свое ложе почтенному джентльмену. Хочу надеяться, что тот не храпит.

– Но где же, – спохватился Рейвенскрофт, – где же я…

Грегор протянул руку и похлопал молодого человека по плечу.

– Для вас мы устроим постель из соломы на полу. Ничего другого не придумаешь.

– Пожалуй, что так, – со вздохом согласился Рейвенскрофт.

– Вы добрый человек, – подбодрил его Грегор и тоже вздохнул: – Ах, что может быть более вдохновляющим, чем возможность оказать добрую услугу тому, кто в ней нуждается!

Венеция посмотрела на него весьма холодно и сказала:

– Это была дурная выходка, Маклейн.

– Все допустимо в делах любви и милосердия, – парировал Грегор, потянулся к блюду с яичницей и положил себе на тарелку добавку.

– Грегор, что вы делаете?

– Думаю, это совершенно очевидно. Я ем.

– Но этот джентльмен и его дочь…

– О них позаботится мистер Тредуэлл. Если бы он нуждался в помощи, то сообщил бы нам об этом. Верно, Чамберс? – обратился Грегор к своему груму.

– Да, милорд. Мистер Тредуэлл попросил меня уведомить женщин, чтобы они в случае необходимости были готовы оказать помощь молодой леди.

– Я немедленно велю приготовить горячий чай, – заявила Венеция, после чего пустила в Грегора отравленную стрелу: – Я не отказываюсь помогать, тем, кто в этом нуждается.

С этими словами она вышла из комнаты.

– О Боже, – заговорила мисс Платт. – Я могу… м-м… то есть я могла бы тоже…

Она бросила умоляющий взгляд на хозяйку. Миссис Блум не замедлила ответить:

– Сходите в мою комнату и принесите мне нашатырный спирт. Он в маленьком пузырьке на столике у моей кровати.

Мисс Платт побежала выполнять приказание.

Грегор спокойно и не спеша доедал свой завтрак.

Венеция вернулась в комнату одновременно с новыми постояльцами. Мужчина, уже немолодой, с круглым лицом, которое соответствовало его располневшей фигуре, был облачен в добротную, но отнюдь не модную одежду, типичную для деревенского сквайра. Войдя, пожелал доброго утра и сказал:

– Позвольте представиться – сквайр Хиггинботем.

Следом за ним появилась леди в промокшем плаще с капюшоном. Ее сопровождала служанка с красным, лоснящимся от холода широким лицом, одетая в поношенный плащ и грубые башмаки деревенской работы. Сквайр продолжил, указывая на леди в капюшоне:

– Это моя дочь, мисс Элизабет Хиггинботем.

Все присутствующие, в свою очередь, назвали свои имена.

Сквайр широко улыбнулся:

– Приятно познакомиться. Должен признаться, мы бесконечно рады избавиться от холода. Мы уже не чаяли выбраться из той проклятой канавы, правда, Элизабет?

Дочь кивнула и сбросила с головы капюшон.

Рейвенскрофт ахнул, чем привлек к себе внимание всех, кто находился в комнате. Заинтригованный, Грегор обратил взгляд на объект изумления молодого лорда.

Масса золотых кудрей обрамляла личико «сердечком», нежно порозовевшее от холода. Огромные голубые глаза были обрамлены густыми темными ресницами, носик крошечный, самой изящной формы, а ротик словно розовый бутон. Девушка не старше семнадцати лет была достаточно красива, чтобы вызвать в Лондоне бурю восторга.

Элизабет обвела всех быстрым, почти отчаянным взглядом, потом гордо вздернула подбородок и отвернулась, словно выражая несогласие с заявлением отца. Однако весь эффект оказался в Известной мере несостоятельным, поскольку зубы у юной леди выбивали дробь.

Венеция заметила, что все в комнате пришли в восторг от созерцания мисс Хиггинботем – за исключением Грегора. Он смотрел на сквайра, сдвинув брови с таким видом, будто его что-то озадачило.

Венеция быстро подошла к мисс Хиггинботем и взяла ее дрожащие руки в свои. Даже сквозь лайковые перчатки она почувствовала, что руки у девушки окоченели от холода.

– Ох, бедняжка, да вы вся дрожите! Идемте, погрейтесь у огня. – С этими словами она увлекла девушку за собой к камину. – Рейвенскрофт, уступите бедному ребенку ваше кресло.

– Рейвенскрофт? – раздался вопрошающий голос мисс Платт. – Почему вы так назвали мистера Уэста?

– О… это пустяки, в детстве у него было такое прозвище. Он и его друзья играли в разбойников, он изображал главаря шайки и придумал себе такое имя. Вот оно к нему и прилипло.

Мисс Платт кивнула, однако вид у нее был весьма заинтересованный.

Между тем Рейвенскрофт выглядел совершенно потрясенным и уставился на мисс Хиггинботем словно завороженный.

Грегор, усмехнувшись, решил, что теперь ему понятно, чем можно очаровать Рейвенскрофта. Что касается его самого, то Маклейну нравились женщины более зрелые как физически, так и нравственно, не говоря уже об уме. Этими качествами явно не обладала мисс Хиггинботем с ее широко раскрытыми глазами и не слишком дружелюбным выражением лица.

Грегор остался бы равнодушным к любой молодой женщине подобного типа. Иное дело Рейвенскрофт. Гм, вполне вероятно, что все происходящее откроет Венеции глаза на подлинную суть ее нелепого похитителя.

Сама мысль заключала в себе некоторые возможности, но тут Грегор снова перевел взгляд на сквайра и снова испытал некое странное ощущение. Что-то знакомое есть в этом человеке. Как если бы он…

– Лорд Маклейн, – произнес сквайр и подступил ближе к Грегору. – Вот уж не ожидал встретиться с вами здесь.

Грегор вежливо поклонился.

– Простите, но я не припоминаю наше знакомство…

– Нет-нет, мы с вами не знакомы. Я видел вас в клубе «Уайтс», и кто-то упомянул ваше имя. Не думаю, что мы с вами обменялись хоть словом, но я знаком с одним из ваших братьев. С тем, который одевается на французский манер.

– А, с Дугалом! Он заделался настоящим денди. Остальные мои братья и я сам не соответствуем ему в этом отношении.

Сквайр усмехнулся:

– Уверен, это у него временное увлечение. Я вел переговоры с вашим братом о возможности некоей совместной инвестиции. – Сквайр выпятил грудь. – Сегодня я несколько не в форме для разговоров о выгодных вложениях. Уж очень холодный день, по-настоящему холодный, если Нед Хиггинботем не в состоянии держаться на высоте. Может, не стоило бы упоминать об этом, но в прошлом году я заработал более двадцати тысяч фунтов в результате всего лишь двух спекуляций.

– Ах вот как, – произнес Грегор. – Это объясняет, почему вы вступили в переговоры с Дугалом. Он чует возможность выгодного вложения средств за сотню миль.

– Да, он человек проницательный, согласен с вами. Мой крестный отец герцог Ричмонд говорит, что его деньги попадают в надежное место, когда он доверяет мне их вкладывать. За последние десять лет он благодаря мне получил большую прибыль.

Миссис Блум весьма оживилась, и глаза ее заблестели при упоминании о герцоге.

– Здравствуйте. Я миссис Блум. Я еду с визитом к своей подруге, графине Камберленд. Кажется, вы сказали, что являетесь членом клуба «Уайтс»?

– Да. Я член этого клуба с семнадцати лет, так же как мой отец и мой дед.

Венеция, которая растирала холодные как лед руки мисс Хиггинботем в своих ладонях, глянула искоса на Грегора. Между бровей у него резко обозначилась вертикальная морщина и такие же линии появились по обеим сторонам рта. Стало быть, он чем-то недоволен. Венеция нахмурилась. Сквайр не сказал ничего предосудительного, почему же Грегор так мрачен? Быть может, он неодобрительно относится к новым приезжим?

Она пригляделась к сквайру. Круглое лицо с красноватой кожей, большой нос. Черты самые обычные, простоватые, но в глазах светится добрый юмор, и хотя голосу него по-деревенски громок, а одежда старомодная, на вид он, в общем, приятен. Досадно, если Грегору он не пришелся по вкусу всего лишь из-за грубоватых манер.

Миссис Тредуэлл внесла в комнату поднос, на котором стоял чайник, пускающий пап из носика, а также чашки и блюдца. Хозяйка гостиницы поставила поднос рядом с мисс Хиггинботем и налила чашку чаю.

– Пожалуйста, мисс! Это вас согреет.

Она передала чай мисс Хиггинботем, однако руки у той нее еще дрожали, и половина чая вылилась на блюдце до того, как горничная пришла на помощь своей хозяйке, взяла у нее чай и поставила чашку обратно на столик.

– Она промерзла до костей. Карета опрокинулась в канаву, и мы упали в глубокую лужу, она и я! – Горничная повернулась, чтобы показать, что спинка ее плаща совершенно мокрая. – У мисс Хиггинботем все точно так же, только я больше привычная к холоду, чем она.

– О Боже! – в ужасе воскликнула миссис Тредуэлл, взяла руки девушки в свои и начала энергично растирать. – Вам лучше снять с себя мокрую одежду, пока вы не заболели.

Венеция обратилась к сквайру:

– Мисс Хиггинботем может поселиться со мной, в моей комнате и…

– Нет, – прервал ее Грегор. Наступило неловкое молчание. Щеки у Венеции вспыхнули.

– Что вы имеете в виду, Грегор?

– Я уверен, что сквайр здесь не останется.

Венеция в изумлении округлила глаза, а сквайр побагровел.

– Послушайте… – начал было он, однако Грегор не дал ему договорить.

– Это было бы в высшей степени неудобно для обеих заинтересованных сторон. Здесь едва хватает места для нас пятерых. Я уверен, что мисс Хиггинботем нужно совсем немного времени, чтобы собраться с силами, и тогда вы отправитесь в путь. Пострадавшую лошадь можно заменить. – Грегор совершенно невозмутимо встретил взгляд сквайра. – К тому же вы, видимо, очень торопились попасть в Лондон, иначе не отправились бы в путь в такую погоду.

Сквайр бросил на дочь строгий взгляд, прежде чем заговорил отрывистым голосом:

– Это правда, мы очень спешим. Я надеялся попасть в дом моего брата до наступления ночи, но дороги оказались куда более скверными, чем я предполагал.

– Сейчас еще день. Вы доедете до Эддингтона меньше чем за час. Там есть прекрасная гостиница. – Грегор обратился за подтверждением к мистеру Тредуэллу: – Не правда ли?

Мистер Тредуэлл ответил, что да, это так, но вот дороги… а расстояние как-никак четыре мили.

– Проехать вполне можно, – возразил Грегор. – Снег тает.

Мисс Хиггинботем чихнула. Лицо у сквайра помрачнело.

Венеция взяла злополучную молодую леди за руку и помогла ей встать с кресла.

– Довольно об этом. Я не хочу больше слышать, что кого-то собираются выпроводить отсюда в такую погоду. Снег, конечно, тает, но сугробы еще достаточно высокие, и поездка может оказаться опасной.

– К тому же надо иметь в виду, что там, где снег уже растаял, образовалась жидкая грязь, – подхватил сквайр. – Карета вполне может увязнуть, причем глубоко. Так что иди, моя дорогая, – добавил он, увидев, что Венеция уже ведет девушку к двери. Спасибо, мисс… э-э… простите, боюсь, что не расслышал вашего имени.

Венеция остановилась, чтобы ответить, но тут что-то в Грегоре вынудило ее послать ему негодующий взгляд; он вернул его с лихвой, и Венеция заметила, что глаза его пылают едва сдерживаемым гневом. Она даже отшатнулась и с трудом вернула себе самообладание, прежде чем смогла удовлетворить любопытство сквайра.

– Я мисс Уэст, а это, – она указала на Рейвенскрофта, который подошел, чтобы придержать дверь, – мой брат, мистер Уэст.

– Приятно познакомиться, – ответил сквайр с коротким поклоном. – Благодарю вас за то, что вы позаботились о моей дочери. Элизабет, иди с этой доброй леди и не вздумай докучать ей своими причудами, слышишь?

Мисс Хиггинботем устремила на отца сверкающий взгляд своих огромных голубых глаз и заговорила, запинаясь чуть ли не на каждом слоге:

– Я… не уеду, пока не почувствую себя лучше.

Кустистые брови сквайра сошлись на переносице.

– Прекрати разыгрывать драмы по пустякам. Живо в постель, и больше ни слова!

Мисс Хиггинботем вздернула подбородок, который все еще вздрагивал.

– Я… сде… сделаю все, к-как вы х-хотите, папа. Мое счастье уже… рухнуло.

– Господи! – не удержалась от восклицания Венеция. – Зачем же так говорить? В гостинице уютно и тепло, вы согреетесь и перестанете дрожать.

– Я дрожу не от холода, а от того, что со мной случилось. Я… я здесь… не по своей воле… М-меня увезли н-насильно!

У мисс Платт отвисла нижняя челюсть. Миссис Блум выкрикнула:

– Что такое?!

Рейвенскрофт сжал кулаки, словно собирался вступить в бой с пока неведомым злодеем.

Грегор взглянул на Венецию, желая по выражению ее лица угадать, как она отреагировала на поведение своего обожателя, но увидел всего лишь, что она ласково обняла девушку со словами:

– Дорогая моя, кто вас похитил?

– Это… он! – объявила мисс Хиггинботем, указывая трясущимся пальцем на сквайра.

– Ваш родной отец?

– Да. Я говорила ему, что не… поеду в-в Лондон, скорее покончу с собой!