Е.П. Блаватская. Тайная доктрина

В природном универсуме субъект представлен своей объективированной формой в качестве «гносеологического субъекта». Основная его функция — своей экзистенцией распаковывать дескриптивную форму семантического континуума. «Текстами», которые он обязан «прочитывать», выступают разнообразные морфологические структуры природных объектов, одной из которых является его собственная витальность. «Весь воспринимаемый нами эволюционирующий мир, — считает В.В. Налимов, — можно рассматривать как множество текстов», (122, 106) одной из разновидностей которых выступают генетические коды живых существ, и в их числе человека как природного существа. «Генотипическая коммуникация» — это особого рода «естественные языки», на которых природа изъясняется сама с собой даже без посреднических услуг гносеологического субъекта. Ограничение концепции языка рамками человеческой коммуникации означало бы, по сути дела, отказ от генетического подхода к изучению многочисленных этапов эволюции систем функционирующих символов, ответственных за возникновение самого языка (2, 31).

Процесс распаковывания знаниевой (дескриптивной) формы семантического континуума обозначим термином «дескриптивизация», которая также может быть двух родов: «во-внутрь» и «во-вне».

Дескриптивизация «во-внутрь» связана с перемещением верхней границы природного универсума вглубь «социального пространства». Она позволяет повысить уровень негэнтропии в природе за счет создаваемых человеком искусственных объектов на «естественной основе», то есть технологий, базирующихся на естественных процессах. В природных процессах, используемых в качестве промышленных технологий, всегда можно обнаружить преодоленные человеческой практикой социальные функции, трансформировавшиеся в функции естественные, натуральные.

Дескриптивизация «во-внутрь» оперирует целостными дескриптивными значениями (явными знаниями), выступающими семантической основой для натуралистической формы рефлексии, лежащей в сфере естествознания.

В дескриптивизме истина в полном смысле слова «голая» и этим существенно отличается от истин, добываемых трансцендентной, гуманитарной и социетальной рефлексивными практиками. Истина в дескриптивизме сугубо рациональна, подчиняющаяся лишь законам объективной и субъективной диалектики, полностью очищенная от всего человеческого и трансрационального. Но научная истина — это все же истина, отражающая лишь законы естественной необходимости. Вненаучные формы истин релевантны совершенно иным «логикам», репрезентирующим особую «природу» надприродных онтологий, распространяющих «аромат человеческого».

В отличие от норм, ценностей и символов, дескриптивное значение — одноуровневое, унитарное семантическое образование, не содержащее в себе «свое иное». Однако это еще не означает, что будучи продуктом конечного распада семантической монады, символа, этот знак не обладает внутренней структурой. Если переформулировать известную натурфилософскую посылку, то можно утверждать, что дескриптор так же неисчерпаем, как и естественная необходимость. Неисчерпаемость дескриптивного значения, его принципиальная операционализуемость и эмпирическая верифицируемость позволяют получать в рамках строго логических сциентических процедур самые дробные эмпирические индикаторы для означивания самых элементарнейших отношений «объективной реальности».

Дескриптивизация «во-вне» — процесс означивания «дурной бесконечности» онтологических срезов природного универсума вплоть до «онтологии» элементарных квантов пространства, времени и движения. Энатгуралистическая форма рефлексии — инобытие интенции «объективных законов» естественной необходимости, пронизывающих собой рацио «гносеологического субъекта». В то же время она может рассматриваться и в качестве производной от социетальной формы рефлексии, так как используемые ею дескриптивные значения своим генезисом обязаны неявным прескриптивным знаниям, которые в свою очередь являются производными от неявных эвалюативных и трансцендентных форм знания. Иерархия рефлексивных форм суть следующая: трансцендентная, гуманитарная, социетальная и натуралистическая.

В науке всегда противоборствовали две основные тенденции, одна из них связана с абсолютизацией процесса дескриптивизации «вовне», а вторая — с абсолютизацией дескриптивизации «во-внутрь». Носителем первой тенденции на протяжении полувека оказался «логический позитивизм», абсолютизировавший роль обедненных дескриптивных значений в познавательной практике, конституируя их в качестве истинных знаков, так как они поддаются полной операционализации и верификации содержащихся в них смыслов и значений. Позитивизм предельно терминологизировал слово, искусственно изъяв из него самые продуктивные и энергонасыщенные смысловые оболочки, разрушив до дескриптивного основания символы, ценности и нормы, а те, которые не поддавались такой декомпозиции, объявил «псевдонаучными предложениями». Он раздробил мир на элементарные кванты, но так и не сумел предложить процедуры, позволяющей из них воспроизвести его целостность.

Однако дескриптивизировать, а следовательно и сциентизировать, можно лишь обедненные познавательные практики, «очищенные» от трансценденталий, ценностей и нормативов. Целостность более высокого уровня универсумов, нежели природный, возможно воспроизвести лишь трансрациональными, трансдескриптивными познавательными практиками, и наука должна осознать истинные свои возможности и не претендовать на истину в последней инстанции об онтологиях, в которых человек укоренен более высокими уровнями своей субъективности, нежели «естественная витальность». Характеризуя ситуацию, складывавшуюся в познавательной практике, в конце прошлого века, Н.Ф. Федоров писал, что знание, «умозрительное, рационалистическое, ограничивалось слишком тесным кругом общих логических понятий, не включая в себя задач проективных; а опытное, эмпирическое — ограничивалось разрозненными данными феноменальной действительности вместо постоянного и повсеместного наблюдения и всеобщего опыта над этой действительностью для воздействия на нее как на целое» (84, 56-57).

Природный универсум (Натура) — самый поздний онтологический слой, исторически выделившийся из социального универсума в особую целостность, являющуюся объектом рационального научного знания. Природный универсум не столько выделяется и обосабливается из системы социальных связей и отношений так называемым «естественным способом», сколько конституируется в качестве такового человеческой практикой. Жесткая сциентистская традиция уже сумела приучить человека рассматривать мир абсолютно и объективно противостоящим ему в акте познания как абсолютно нейтральному гносеологическому субъекту. Сциентизмом гносеологический субъект рассматривается в качестве посредника между объективной реальностью и объективными знаниями о ней, «зажатым» между двумя диалектиками, не имеющим собственного онтологического статуса. Так, к примеру, для Ф. Энгельса время существования человека — это время «наивысшего развития» материи, благодаря которому и в котором материя «приходит к осознанию самой себя» (110, 21, 275). Человек в дескриптивизме — средство самопознания природы и лишь тем и интересен для гносеологии.

Обосабливающийся от социального универсума природный универсум также стремится вобрать в себя всю тотальность существующих форм бытия. Природоцентризм — есть процесс объективирования сущего, его «реформирования» под приоритеты законов «естественной необходимости». Как особая рационализированная идеологема природоцентризм наиболее концентрированно выражен в гиперсциентизме, который можно определить термином «наукоцентризм». Мы не будем терминологически различать эти идеологемы, так как суть их одна — абсолютизация законов естественной необходимости, проецирование их на высшие онтологические и ментальные формы, ведь закон, по утверждению гиперцентристски ориентированных «диалектиков», лишь по форме субъективен, содержание его — объективно и независимо от субъективности.

К понятию «природоцентризм» («наукоцентризм») можно подойти еще с одной стороны. Если космоцентризм связан с конституированием субъекта в качестве бесконечного и абсолютного, наделенного самым высшим онтологическим статусом и потому обозначаемого термином «субъектоцентризм», то природоцентризм напротив наделяет высшим онтологическим статусом объект, рассматривая его в качестве бесконечного и абсолютного начала всего сущего, и потому его можно обозначить термином «объектоцентризм». Мы сознаем, что термин «природа» весьма многозначен и не умещается своим содержанием в совокупность объективированных форм сущего, но для того, и существует в науке конвенция рассматривать в рамках принимаемой парадигмы то или иное понятие в качестве однозначного как по содержанию, так и по смысловой валентности. Кстати, именно такой подход к пониманию сущности природы и ее отличия от космоса характерен многим мыслителям русского космизма.

Выдающиеся успехи в области науки и техники, несомненно, объективно порождают устойчивую иллюзию о том, что наука может решить все проблемы человеческого существования, так же свободно и рационально управлять социальными, гуманитарными и ментальными процессами, как это она делает с природными процессами. При этом часто забывается, что именно наука и технология своим экстенсивным вмешательством в естественные процессы многие из них либо полностью разрушили, либо серьезно подорвали, то есть выступили фактором энтропийным. На этой иллюзорной основе «культивируются» особо репрессивные формы сознания, порождаются особо ложные онтологические формы, которые по своему тоталитарному воздействию на исторические судьбы человека, несомненно, превзойдут формы антропного и социального насилия.

Процесс запаковывания семантического континуума в дескриптивное значение существенно раздвигает рамки всеобщего идеологического процесса, предельно «онаучивает» ложное сознание. Процесс запаковывания семантического континуума в дескриптивный знак мы обозначим термином «гипердескриптивизация», который позволяет выяснить существо запаковывания в сциентистские познавательные процедуры более сложных и развитых экзистенциальных практик, таких как социализация, актуализация, трансценденция, в которых знание представлено своими неявными, внерациональными формами.

Гипердескриптивизация — это выход Рацио за границы природного универсума в пределы социального, человеческого и космического универсумов. Она является третьей исторической формой морального тоталитаризма, идеологией насилия, осуществляемого «гносеологическим субъектом» над субъектом частичным (Социум), целостным (Род) и микрокосмом (Абсолют). Эта форма морального тоталитаризма является абсолютной и всеохватывающей еще и потому, что сводит все формы субъективности в объективации, что не может не вести в конечном итоге к уничтожению всех форм бытия, за исключением бытия косной природы (Хаоса). Гипердескриптивизация сводит все многообразие сущего к унифицированным структурам, состоящим из элементарных объектов — квантов пространства, времени и движения, в которых не содержится ни грана «субъектности». И здесь мы имеем дело с проявлением феномена гипернетерпения, провоцирующего гносеологического субъекта в короткие исторические сроки преобразовать все мироздание на строго научных основаниях, запаковать мир в единую дескриптивную формулу — формулу всеобщего земного рая.

Познание, полностью очищенное от трансцендирования, актуализации и социализации, то есть от «человеческого, которое слишком человеческое», из тотального превращается в тоталитарное, из средства распаковывания кодов «естественных процессов» — в средство насильственного и искусственного запаковывания «погребения» разнообразных сущностных сил человека в косных структурах мирового хаоса (всеобщий объект). Такого рода «познание, — писал Гегель, — делает человека злым, поэтому оно и является злом, и познание есть то, чего не должно быть, оно есть источник зла. В этом представлении зло связывается с познанием. Это существенный пункт» (47, 2, 260).

Чистое познание, осуществляемое не Субъектом с присущей ему тотальностью способностей, а всего лишь «гносеологическим субъектом», наделенным только «рацио», по своей природе должно быть тоталитарным и репрессивным и нести в себе идею дезынтеграции человека в сущем, так как в этой форме познания субъекту противостоит не другой субъект, а всего лишь объект, по отношению к которому весьма морально применять репрессивные познавательные и технологические процедуры воздействия. Процесс объективизации в рацио находит свой имманентный «инструмент», как процесс субъективизации — в логосе. Рацио, обособившееся от Логоса, творит не Мир из Ничего, а Ничего из Мира. «Познание действительно является источником всякого зла, — пишет Гегель, — ибо знание, сознание есть тот акт, благодаря которому полагается разрыв, отрицательное, перво-деление, раздвоение в ближайшем определении для себя—бытия вообще. Природа человека не такова, какой она должна быть; познание открывает ему это и порождает то бытие, каким оно не должно быть. Это долженствование есть его понятие, и то, что он не таков, впервые возникло в сравнении с тем, что он есть в себе и для себя. Познание впервые полагает противоположность, в которой предстает зло». (47, 2, 261). Борьба двух тенденций — сциентистской и антисциентистской — всего лишь нечто производное от соотношения тотальности и тоталитарности сознания, соотношения его истинных и ложных форм, за которыми противостоят истинные и ложные формы бытия человека.

Человек, преодолевший в себе все духовное и святое, выродившийся в чистое рацио, в познавательную функцию, превращается в «насильника» над своей собственной исторической судьбой.

Сциентизм оформлялся в качестве особой познавательной практики как антипод трансцендированию, лежащему в основании мистики. Наиболее емко сциентистская стратегия познания выражена в известной формуле Ф. Бэкона: «Знание — сила». Сила, насилие над объектом, как абсолютным не—Я, составляет основу сциентистской познавательной процедуры. Из репрессивной сциентистской процедуры вырастает и репрессивная освоительная технология, над которой подстраивается репрессивная социальная технология (формальная культура), деперсонифицирующая приватные человеческие отношения. Являясь истинной по отношению к законам естественной необходимости, будучи спроецированной на более высокие онтологические ряды мироздания, нежели совокупность природных объектов, она становится не только ложной, но и весьма опасной для судеб человечества. Страстным призывом к человечеству изменить ценностные приоритеты бытия в пользу его высших форм явилась посмертно опубликованная статья Г.С. Батищева «Корни и плоды. Размышление об истоках и условии человеческой плодотворности». В ней говорится: «Любое знание мы приемлем, лишь низводя его до уровня нашей собственной силы, и повторяем: знание — сила! И нам ничего не нужно, кроме сил, вооружающих нас. Нам ничего не нужно вне нас в окружающем нас мире, кроме того, что обратимо в вооружение и оснащение для нас, и поэтому — именно поэтому! — Универсум все больше опустошается для нас, омертвляется, и мы не видим в нем ничего, кроме веществ, энергии и информации». (16, 1). И вот это гигантское разбухание вооружающих нас сил мы горделиво, — пишет Г.С. Батищев, — называем историческим прогрессом. На самом деле это есть прогрессирующая общечеловеческая замкнутость и закрытость к ценностным измерениям Универсума. Это — движение вперед и «вперед» вовсе не есть восхождение, но есть лишь полная мнимыми успехами измена восхождению. Можно более определенно добавить: посредством «знания — насилия» человек прогрессирует в своем космологическом самоубийстве.

«Знание — это насилие» — такова истинная сущность гипердескриптивизма, претендующего заменить чистым знанием нормы долженствования, ценности культуры и символы культа. Знание в нем — тотальное насилие над человеком, превращенным сциентизмом в абсолютный объект, в абсолютное не—Я. Сциентистская процедура, применяемая в ее чистом, рафинированном виде по отношению к системе, в которой укоренен субъект, ведет к разукоренению его в ней, десубъективированию, а следовательно, омертвлению всех ее динамических связей и отношений. Гипердескриптивизм — это отрицательное познание, ложное и падшее познание, цена которому — тотальное превращение любой предметности в объектность. Как тонко подметил П.А. Флоренский, «познание не есть захват мертвого объекта хищным гносеологическим субъектом, а живое нравственное общение личностей, из которых каждая для каждой служит и объектом и субъектом. В собственном смысле познаваема только личность и только личностью» (177, 1, 74).

В гипердескриптивизме можно выделить три основных направления, в рамках которых происходит «научная» идеологизация процессов, осуществляющих в социальном, человеческом и космическом универсумах.

По отношению к социальному универсуму гипердескриптивизм выступает в качестве так называемой «научной социальной идеологии» или «научной социологии», открывающей объективные законы общественного развития, якобы не зависящие от субъективных устремлений человека. Это своего рода проекция дескриптивизации «во-внутрь», проскочившей пределы природного универсума, его «верхнюю границу» и оказавшейся в пределах социального универсума, заменившей собой процедуру социализации.

Если процесс социализации все же связан с расширенным воспроизводством субъекта хотя и нецелостного, частичного, то процесс гипердескриптивизации, гиперадаптации индивида — это полный демонтаж в субъекте всех личностных структур в целях трансформации социальной функции в функцию естественную, природную, тотально подчиняющуюся законам необходимости. Если социализация под социальные функции подгоняет технологические процессы, то гипердескриптивизация под технологические процессы формирует почти полностью объективированные функции, которые должен исполнять индивид, при случае заменяемый автоматизированной системой (работа на конвейере).

Длительное время в социальной философии велась борьба между материализмом и идеализмом, которая в конечном счете закончилась победой третьей силы — натурализмом позитивистского толка, оказавшимся наиболее адекватным целям и задачам, которые преследовала так называемая научная идеология. Современный идеолог, социальный мыслитель в своих расчетах и прогнозах «желаемого будущего» исходит из объективных законов общественного развития, открывать которые призвана общественная наука. Ложная посылка в наукообразной упаковке в век научно-технического прогресса на человека массы действует автоматически. По отношению к индивидуальному сознанию гипердескриптивизация выполняет по крайней мере две взаимосвязанные функции: моделирует «окружающую социальную действительность», то есть продуцирует «научную модель мира», и разрабатывает наиболее эффективные способы адаптации индивида к порождаемой технологией ложной социальной онтологии. Поэтому гипердескриптивизация индивида всегда тесно связана с его гиперадаптацией. По сути гиперадаптация — это трансфер, перенос механизмов взаимодействия организма и среды, действующих исключительно в рамках природного универсума, на условия социального взаимодействия, способствующий тотальной интеграции индивидов в социальную сверхцелостность, вне которой они не в состоянии просто выжить, так как лишились способности к самосоциализации.

«Научная социальная идеология» — это своеобразная память о совершенном и идеальном будущем и полное забвение о несовершенном прошлом, преодолевающая настоящее безудержным законотворчеством, призванным закрепить в социальной действительности искусственные и ложные онтологические структуры — своеобразные «ростки будущего». Превращая общество в объект «подлинного научного познания и эксперимента», сциентистски ориентированная идеология в конечном итоге максимально объективирует нецелостных индивидов, превращая их в винтики государственной машины.

Гипердескриптивизация оперирует так называемыми «дескриптивными нормами», то есть ложными знаниями, претендующими репрезентировать собой нормативную природу социального долженствования. Дескриптивизация социальных основоположений и их искусственная генерализация в научную социальную доктрину ведут к насильственному преобразованию социального бытия, к революционной ломке сложившихся естественным, эволюционным образом разнообразных структур социума. По сути эти преобразования направлены на замену социальной природы частичного субъекта объектной, «естественной» природой гносеологического субъекта. В тоталитарных обществах отношения между людьми даже своей «кинематикой» начинают походить на отношения в огромном муравейнике, в котором за каждым закреплена какая-то одна позиция, которую он всю свою жизнь занимает, до автоматизма отрабатывая соответствующую ей модель поведения. В «Ювенильном море» А. Платонова один из героев повествования говорит: «Каждому трудящемуся надо дать в его собственность небольшое царство труда — пусть он копается в нем непрерывно, но и будет вечно счастлив... каждый делает планово свое дело, и некуда ему больше соваться». «Страна муравия» А. Твардовского, как и почти все утопические романы А. Платонова, — художественная иллюстрация социального гипердескриптивизма.

Социальная иерархия, замещаемая объектной иерархией, превращает социальную динамику в разновидность технологического процесса. «Технология, — пишет В.Ф. Дорфман, — это организация естественных процессов, направленных на создание искусственных объектов» (65, 116). Гипердескриптивизация социума в таком случае может рассматриваться как организация социальных процессов, направленных на создание ложных онтологий, состоящих из искусственных социальных объектов.

В социальном гипердескриптивизме долг и благо оказываются производными от знания. Основными его формулами являются «долг ради знания» и «благо ради знания». В гиперпарадигме знания все социальные основоположения являются вторичными по отношению к дескриптивному знанию, что конституирует человеческую витальность в истинную социальность, поддающуюся тотальному научному управлению.

Гипердескриптивизация социальных основоположений ведет к безудержному законотворчеству во всех сферах социальной действительности, создает новую форму иллюзорной реальности, которая, естественно, никак не согласуется с «само собой разумеющейся вещью» в системе реальных социальных отношений. Фактический разрыв между словом и делом невозможен, если между ними существует естественный гомоморфизм, то есть реальная форма бытия и соответствующая ей семантическая форма находятся в отношении взаимообусловленности. Этот разрыв может быть, когда «слово» берется из иллюзорного сознания и соотносится с «делом» из наличной реальности, наличного бытия. Более того, разрыв может быть не между словом и делом, а между термином и делом. Термин, обособившийся от слова и осуществляющий над ним насилие, не может соответствовать делу. Когда познавательная практика (чистая социальная мысль) искусственно обосабливается от процесса социализации, объявляя себя истинным учением об объективных законах общественного развития, трудно ошибиться, определив его в качестве разновидности ложного сознания, разновидности идеологии, духовно порабощающую личность. «Отвлеченные схемы, они же перспективные единства, перспекты, — писал П.А. Флоренский, — если допустить такой идеологизм, вытеснили из жизни личность, и ей приходится полузаконно ютиться где-то на задворках, работая на цивилизацию, ее губящую и ее же порабощающую» (173, 346).

В основании абсолютного социального тоталитаризма лежит стремление гносеологизирующего идеолога объективизировать все социально сущее, с тем, чтобы обрести возможность тотально управлять обществом как единым социальным объектом. Лишь в век научно-технической революции социальный тоталитаризм получает реальную возможность превратить сложнейший комплекс социальных связей и отношений в унитарную социальную монаду. Эту возможность любезно предоставляет наука, которая осуществляя экспансию за пределы природного универсума, по отношению к более высоким слоям бытия, выполняет одновременно и функцию сверхидеала и функцию сверхнасилия.

Превращая общество в один из своих познавательных объектов, наука для «чистоты эксперимента» окончательно разукореняет в нем человека, тем самым запаковывая основоположения и нормативы долженствования в форму законов естественной необходимости. Если «добрый человек» своей гиперактуализацией распинает «свободного человека» и сам погибает от гиперсоциализирующего «человека долга», то последний оказывается жертвой гипердескриптивизирующего «гносеологического субъекта». Если в XIX веке умер Бог, а в XX — Человек, то не исключено, что в XXI веке погибнет Индивид и вместе с ним прекратит свое существование цивилизация. Если так произойдет, то «последнюю точку» на многомерной экзистенции Субъекта поставит Наука. Уже в наше время именно частичный, нецелостный субъект — элемент человеческой массы — становится объектом тотального уничтожения, стратегия которого неявно содержится в социальном гипердескриптивизме. И подтверждение этой версии тотального самоубийства, к которому исподволь подводит «гносеологический субъект» уже есть: Хиросима, Нагасаки, Чернобыль.

Пронизывая собой весь социальный универсум, гипердескриптивизация вторгается в пределы человеческого универсума (Рода), стремясь и целостного субъекта адаптировать к законам естественной необходимости. Дескриптивный знак еще больше раздувается в своих объемах, инкорпорируя ценностные значения культуры. Гипердескриптивизация межсубъектных отношений основывается на искусственном конструировании «дескриптивных ценностей» или «научных ценностей», ценностей, порождаемых якобы наукой. Дескриптивное значение в пределах природного универсума не может быть ни истинным, ни ложным, так как является абсолютно амбивалентным по отношению к человеческой субъективности. Чтобы оказывать на человека воздействие, оно вынуждено мимикрировать под более сложные и универсальные семантические монады, то есть модифицироваться из нейтрального термина в агрессивный и ложный знак — элемент идеологии. «Дескриптивная ценность» — элемент сциентистской формы антропологизма. Не случайно многие гуманитарные науки для большей убедительности используют прилагательное «научные»: этика как наука, научная антропология и проч.

Происходит трансфер, перенос сущностных характеристик природного объекта на природу родового человека. И наоборот. Наука становится мифом, а человек — научным текстом. Наука не только берется его адекватно прочитать, но и изменить вкравшиеся в текст ошибки, связанные с его «темным» родовым прошлым. Делая человека объектом познания, наука, действительно, превращается в миф, но в миф ложный. Человек может выступать особой «предметностью», но лишь для гуманитарной рефлексии, имплицитно содержащейся в общем процессе актуализации. Однако контринверсия «эвалюативных знаний» в «дескриптивные ценности», возникающие в ходе гипердескриптивизации родовых сущностных сил человека, предельно объективизирует целостного субъекта, а следовательно порождает о нем абсолютно ложную версию. Гипердескриптивизация пытается превратить весь род человеческий в сверхцелостный гносеологический субъект и тем самым интенсифицировать процесс познания природой самой себя.

В рамках гипердескриптивизма формируется еще одна форма ложной морали, существо которой можно обозначить формулой «добро ради знания». В нем добродеяние лишь в том случае морально, если влечет за собой постижение истины. Известно, что в антропологизме добро и истина синтезированы в правде. Истина, обособившаяся от добра и превратившая его в одну из своих функций, начинает противостоять правде как абсолютная ложь. Ложь и есть синтез «дескриптивной ценности» и зла. Как только наука начинает брать на себя функцию меры добра и зла, гибнет культура, а вместе с ней и целостный субъект. Тоталитаризм в сфере человеческого духа всегда базировался на логике несвободы от диктата законов естественной необходимости. В одной из работ Гегель говорит, что все, что испорчено в нашем мире, испорчено на хороших логических основаниях. Истина, отделившаяся от добра, лжесвидетельствует о человеке как о тексте, в котором запакована формальная логика, логика прописных истин. «Научное мировоззрение, — пишет П.А. Флоренский, — и качественно и количественно утратило тот основной масштаб, которым определяются все прочие наши масштабы: самого человека... эта бесчеловечная субъективность, по какому-то странному недоразумению себя объявляющая объективностью (себя!), вносит в мыслителя раздвоенность сознания, и, как мыслитель, он думает и говорит в прямой противоположности тому, что думает и говорит как человек» (178, 348-349).

Гипердескриптивизм, устраняя родовую природу человека, тем самым подрывает основу основ космического универсума. Гипердескриптивизм, таким образом, обретает возможность решить свою главную цель — запаковать в дескриптивный знак весь семантический континуум, превратив его в символ, с тем чтобы Абсолют, Микрокосм подчинялись законам «естественной необходимости», способствуя Природе инкорпорировать Космос. Все онтологическое, семантическое и ментальное многообразие мироздания оказывается «спрессованным» дескриптивизмом во Всеобщий Объект — единый квант пространства, времени и движения, что означает полное торжество Энтропии.

Гипердескриптивизация отношений между микро- и макрокосмом базируется на искусственном и ложном знаке — «дескриптивном символе». «Дескриптивный символ» — это перевертыш неявного «символического знания», это Логос, запакованный в научный Термин. Если Мир рождается в Логосе, то умирает в Термине. Он умирает потому, что будучи раздробленным на «дурную бесконечность» «чистых объектов», подчиняющихся законам необходимости, в нем исчезает субъективность — его имманентная негэнтропийность. Формулой гипердескриптивизма в сфере отношений микро- и макрокосма является «свобода ради знания». Истина о Космосе, искусственно отделенная от свободы, становится высшей формой ложного сознания, ложным символом, печатью лжепророка, лжемессии, человека —зверя, не случайно в Апокалипсисе он выражен именно математическим числом — 666.

Гипердескриптивизация, последовательно замещая собой социализацию, актуализацию и трансценденцию, в конечном итоге выходит к верхней границе космического универсума, пробивая в экранирующем слое шлюзы для сил Хаоса. Замещая собой Абсолют, Наука превращает Ничто — в Нечто, Свободу — в Несвободу, Бытие — в Небытие, Гармонию — в Хаос. Миф о том, что когда-нибудь мирозданием будет управлять не архаичный бог, а созданный наукой искусственный интеллект, космологичен лишь по форме, в нем запакован летальный ген мироздания, он несет в себе вселенское Зло. Породив Рацио и отделив его от Субъекта, Природа в целях достижения высшего уровня саморефлексии кончает «самоубийством». Универсум — это целостность, в которой так или иначе укоренен субъект. Как только из него искусственно устраняется все субъективное, человеческое, он перестает быть «живой системой», становится мертвым объектом — добычей хищного гносеологического субъекта. Превратить мир в Объект — это значит обрести абсолютную власть над ним, стать равным Богу. Библейский змей-искуситель, побуждая человека нарушить запрет вкушать от древа познания, убеждает его что, познав добро и зло, он станет равным богу. Змей не лгал, так как бог подтвердил его слова, сказав себе: Адам стал как один из нас.

Природа, породив хищного гносеологического субъекта как средство самопознания, по мере того, как он продвигался в своей великой миссии по запаковыванию и объективированию Субъекта, сама превращается в Сатурна, пожирающего своих детей, уничтожающая ею же порожденное. Не случайно Сатурн в мифологии иногда отождествляется с хтоническим божеством мира мертвых, а в астрологии планета Сатурн считается холодной и мрачной.

Каждая эпоха из «человеческого материала» лепит свой особый тип раба, тип духовно несвободного человека. «Грядущий хам» оказался порождением научно-технического прогресса. В отличие от раба, человек свободный — всегда вне типологии, он всегда тождественен космосу и вместе с ним составляет нравственную ось Вселенной. Несмотря на приверженность логике и чистому знанию, «сциентистский тип раба» — самый безнравственный из исторической когорты рабских душ, так как свято верит в право Науки повелевать Миром, а потому без трепета душевного самозабвенно отдается ее Делу. «Свобода Я, — писал П.А. Флоренский, — в живом творчестве своего эмпирического содержания; свободное Я сознает себя творческою субстанцией своих состояний, а не только их гносеологическим субъектом, т.е. сознает себя действующим виновником, а не только отвлеченным подлежащим всех своих сказуемых... святость есть предварительное самовосприятие этой своей свободы, а грех — предварительное рабство себе» (177, 1, 217).

Сведение познавательных практик, имплицитно содержащихся в трансцендировании, актуализации и социализации, к единой сциентистской (научной) с неизбежностью ведет к гиперрациональному, гипернатуралистическому постижению высших онтологических слоев Субъекта. По отношению к каждому конкретному универсуму пределами познания выступают соответствующие моральные парадигмы, позволяющие отсекать ложное сознание, порождающее «бытие, каким оно не должно быть», от сознания истинного, гармонизирующего бытие в рамках того, каким оно есть, каким оно сложилось в процессе распаковывания существования, экзистенции из сущего. Такими парадигмами являются: по отношению к природному универсуму — парадигма знания; социальному универсуму — парадигмы долга и блага; человеческому универсуму — парадигма добра и космическому универсуму — парадигма свободы. Применительно к высшим онтологическим слоям бытия принципиально не применимы чистые сциентистские практики, так как они не только не соответствуют моральным установлениям, но и гипердескриптивизируют их, порождая ложные моральные формы.

Гипердескриптивизация морали закрепляется господством так называемых «научных представлений» в этике. По сути они проекции господствующей идеологии на сферу нравственных представлений, мимикрирующих под так называемую объективную истину. Идеологизированная форма этики в нашей стране длительное время претендовала на название научной, несущей в себе истинное знание о моральном феномене. Весь парадокс здесь в том, что чем более онаученной становится этика, тем менее она оказывается способной прояснить истину в сфере нравственности, так как моральная истина есть не порождение дескриптивного знания, а неявная функция норм долженствования, ценностей добродеяния и символов свободы. Если желаешь дискредитировать этику, принизить роль этической рефлексии — придай ей сциентистский статус. Дескриптивная подсистема значений — пантеон истин, утративших собственно человеческий смысл и обретших «внечеловеческую», «естественную», «объектную» валентность — в ней нет ни грана моральности.

Процесс запаковывания семантического континуума как процесс прямо противоположный его распаковыванию как по целям, так и по последствиям, говорит о дуальном характере Феномена Человека. Человек — существо крайне противоречивое, являющееся носителем не только истинного сознания, позволяющего ему трансцендировать, актуализировать, социализировать и дескриптивизировать свои истинные онтологии, но и сознания ложного, побуждающего путем гиперактуализации, гиперсоциализации и гипердескриптивизаиии «созидать» противоестественный мир искусственных и ложных онтологий. В Человеке диалектически соединены Свобода и Несвобода, Абсолютное и Релятивное, Бесконечное и Конечное, Бытие и Небытие, Истинное и Ложное. Человек — существо не только конструктивное, но и деструктивное. Он одновременно и созидает и разрушает Мир, параллельно творит и Рай и Ад. И чем более человек оказывается идеологизированным, тем меньше у него остается шансов к выживанию, тем больше возможностей у сил Хаоса поглотить Гармонию. Человек не столько научная разгадка, сколько моральная загадка.