Семья и государство

Как мы знаем, семья имеет биологическое основание, но в цивилизованном обществе она законодательно фиксируется и регулируется статьями закона, в которых детально определены права родителей по отношению к детям. Если брак не зарегистрирован законом, то отец не имеет никаких прав на своих детей, и они полностью находятся во власти своей матери. Хотя закон обязан стремиться сохранить семью, в настоящее время он все чаще вмешивается в отношения между родителями и детьми и, вопреки желаниям и намерениям законодателей, получается так, что закон в довольно сильной степени способствует распаду семьи. Эта ситуация возникла потому, что общественное мнение требует, чтобы достойным строгого порицания родителям было запрещено воспитывать своих детей. Но закон и государство вмешиваются не только, когда родители плохи, но и в том случае, если они настолько бедны, что их детям грозит голодная смерть.

В начале XIX в. предложение принять закон, запрещающий применение детского труда на фабриках, встретило серьезное сопротивление на том основании, будто его принятие ослабило бы родительскую ответственность. Хотя английское законодательство и запрещало родителям – как это было в Древнем Риме – убивать детей быстро и безболезненно, оно, однако, не возражало против того, чтобы родители отправляли детей на фабрики, где те умирали медленной смертью. Священное право родительской власти защищали тогда родители, предприниматели и профессора политэкономии. Тем не менее моральный дух общества был настолько высок, что все были возмущены казуистическими доводами противников закона, и закон был принят парламентом.

Следующим и более важным шагом было введение обязательного обучения. Это являлось серьезным нарушением родительских прав, поскольку дети должны были проводить бóльшую часть своего времени – исключая выходные дни – в школе и изучать там предметы, которые родители считали ненужными, но которые государство считало обязательными. Государство взяло на себя заботу о здоровье детей, даже несмотря на то, что их родители исповедовали христианскую науку¹. Для умственно отсталых детей были созданы специальные школы, дети получили возможность питаться в школе, и их даже стали снабжать одеждой и обувью, если их родители были настолько бедны, что не могли им ее купить. Если у детей обнаруживались следы побоев, то родителей можно было привлечь к уголовной ответственности. В прошлом у родителей было право отбирать у детей, если те не достигли совершеннолетия, заработанные ими деньги; теперь у детей появилось право не отдавать деньги – практически это было трудно сделать – и даже отстаивать свои права при определенных обстоятельствах. Одним из немногих прав, оставшихся у родителей, работающих по найму, было право учить детей тем суевериям и предрассудкам, которые были общим достоянием и родителей, и соседей. Но и это право во многих странах у них было отнято.

Этому процессу узурпации государством отцовских прав не видно конца. Но только у отца, а не у матери государство отнимает функции, ради выполнения которых отец трудился и зарабатывал деньги. Впрочем, этот процесс почти не заметен в высшем и среднем классах, а это означает, что права отца и прочность семейных отношений по‑прежнему нерушимы в этих слоях в сравнении с классом работающих по найму. Там, где идеи социализма приняты всерьез, как, например, в Советской России², ломка всей системы образования, в прошлом предназначенной для детей из богатых семей, признана жизненно необходимой. Трудно себе представить, что нечто подобное может случиться в Великобритании. Помню, как несколько известных английских социалистов были взбешены предположением, что их дети должны будут посещать школы всеобщего обязательного обучения. «Что?! – в один голос закричали они. – Наши дети будут сидеть вместе с детьми из трущоб? Этого не будет никогда!» Странно, что именно социалисты настолько близоруки, что не видят, какая глубокая пропасть разделяет классы во взглядах на систему образования.

В вопросах, связанных со здоровьем и воспитанием детей, большое значение имеет общественное мнение, которое может оказывать давление на государство. Так, например, общественность могла бы очень много сделать для улучшения условий жизни детей в лондонских районах, где живут бедняки, и в промышленных районах на севере страны, где подавляющее большинство детей страдает от рахита. Сами родители, несмотря на самое горячее желание, не в состоянии справиться с этой проблемой, поскольку здесь требуется радикально изменить и жилищные условия, и среду обитания – детям нужен свежий воздух, а не загрязненная атмосфера – и обеспечить хорошее питание детей. Безусловно, жестоко и антигуманно наблюдать, как разрушается здоровье маленьких детей, ничего не предпринимая для того, чтобы изменить это положение, используя современные методы гигиены и медицины.

Однако все предложения, направленные на улучшение условий жизни в этих районах, встречали мощное сопротивление со стороны представителей верхнего класса. В каждом округе города Лондона эти люди объединяются между собой, для того чтобы снизить тарифные расценки работающих по найму, иными словами, они изо всех сил стараются, чтобы бедняки по‑прежнему умирали от болезней, голода и нищеты. Когда городские власти в Попларе³ приняли эффективные меры с целью уменьшить детскую смертность, виновные в этом «преступлении» попали в тюрьму[24]. Конечно, сопротивление богачей будет со временем сломлено, и состояние здоровья бедняков начнет постепенно улучшаться. Думаю, мы можем с уверенностью ожидать, что в самом ближайшем будущем государство увеличит пособия детям бедняков, тем самым беря на себя в еще большей степени функции отца ребенка. Мы уже писали, что биологическая функция отца состоит в поддержании жизнедеятельности ребенка до тех пор, пока он не будет способен сам зарабатывать себе на хлеб. Поскольку государство берет на себя эту биологическую функцию, теряется всякий смысл и необходимость присутствия отца ребенка в семье. Таким образом, следует ожидать разделения капиталистического общества на две касты: касту богатых, где семья сохранится в своей традиционной форме, и касту бедняков, где государство будет все больше и больше брать на себя функции, традиционно принадлежавшие отцу ребенка.

Мы с изумлением наблюдали за изменениями, происходящими в Советской России, в вопросах брака и семьи, Но если принять во внимание тот факт, что восемьдесят процентов населения страны составляют крестьяне, в семьях которых сохранились те же порядки и та же строгость, что и в крестьянских семьях Западной Европы в средние века, маловероятно, что эксперимент, затеянный коммунистами, затронет большую часть городского населения, кроме узкого круга лиц. Таким образом, в противоположность тому, что происходит в капиталистических странах, в Советской России семья распадается в верхнем классе, тогда как в остальных она сохраняется по‑прежнему.

Другой силой, действующей в том же направлении, является стремление женщин к экономической независимости. До сих пор политически активные женщины были в подавляющем большинстве незамужними, но такое положение едва ли будет сохраняться долго. В Англии перед замужними женщинами стоят гораздо более серьезные проблемы, чем перед незамужними. Например, вышедшая замуж учительница третируется так, как будто она совершила свальный грех. Женщина‑врач по специальности акушерство и гинекология должна быть обязательно незамужней. Мотивируется это не тем, что замужняя женщина хуже выполняет свою работу, и не тем, что закон запрещает принимать на работу замужних женщин, – напротив, недавно был принят закон, который обязывает не чинить замужним женщинам никаких препятствий при приеме на работу – просто в этом случае действует эгоистическое желание мужчин по‑прежнему сохранять над женщинами власть. Интересно, что ни одна из партий не встанет на их сторону; консерваторы защищают домашний очаг, а лейбористы – рабочий класс. Но поскольку женщины составляют сейчас большинство избирателей, не следует ожидать, что они согласятся оставаться в таком положении. Если их требования будут приняты, в семейном вопросе произойдут большие изменения.

Существуют два пути, следуя которыми, женщины могли бы добиться экономической независимости. Первый путь состоит в том, что женщины, вступив в брак, по‑прежнему сохраняют за собой рабочие места, которые они занимали до этого. В этом случае потребуется открыть большое число детских садов, где дети будут находиться, пока их матери на работе, но это будет означать, что влияние матери на психологию ребенка уменьшается в такой же степени, как и влияние отца. Второй путь мог бы состоять в том, что государство стало бы выплачивать матерям пособие по уходу за детьми. Такое положение могло бы быть временным; потому что по истечении некоторого времени, в течение которого ребенок достигнет возраста трех‑четырех лет, женщина могла бы вернуться к своей прежней работе. Преимущество второго пути в том, что благодаря ему женщина сама может позаботиться о своем ребенке. Следует наконец признать, что в наше время появление на свет ребенка не означает, как прежде, последствия сексуального удовольствия, но сознательно взятую на себя обязанность. В ней просматривается также и огромная заинтересованность государства, которое обязано помогать семьям с детьми, а не бросать их на произвол судьбы. Многие, сознавая необходимость этого, требуют выплаты пособий на семью, но они должны иметь в виду, что эти пособия идут на уход за детьми и, следовательно, должны выплачиваться матерям. Я уверен, что феминистки из рабочего класса рано или поздно придут к тому же мнению и соответствующий закон будет принят.

В случае принятия закона остаются еще вопросы его применения, что может сильно повлиять на моральный климат в семье. Закон может, например, потребовать, чтобы женщине не выплачивалось пособие, если ее ребенок родился не от мужа, а от другого мужчины; более того, закон может потребовать, чтобы пособие выплачиваюсь не ей, а ее мужу, если будет доказано, что она изменила ему хотя бы раз. Но в таком случае потребуется вмешательство местной полиции, которая должна будет следить за нарушениями супружеской верности. Это было бы очень хорошо для поднятия морального духа супругов, но я сомневаюсь, что кто‑нибудь был бы рад этому. Скорее всего, общественность потребовала бы, чтобы вмешательство полиции прекратилось, и в результате пособие по уходу за детьми стали бы получать также и матери незаконных детей. Вследствие этого мужчина из числа работающих по найму перестал бы быть кормильцем своей семьи, и его роль в супружеских отношениях мало бы чем отличалась от той роли, которая характерна для кота, встретившегося с кошкой.

В наши дни существует еще одна проблема, которая вызывает ужас у многих женщин, а именно: ведение домашнего хозяйства и уход за детьми. Они с большим удовольствием предпочли бы продолжать работать па том же месте, где они работали до вступления в брак, а не получать пособие по уходу за детьми. В то же время, я думаю, найдется немало женщин, которые изберут своей профессией уход за детьми и их воспитание в детских садах. Как бы там ни было, но если все сказанное подтвердится и если в рядах феминисток будет все больше замужних женщин, то и в условиях капиталистического общества недалек тот день, когда обоим родителям, принадлежащим к классу работающих по найму, уже не потребуется прилагать большие усилия по уходу за своими детьми.

Эмансипация женщин, которая вначале выглядела как восстание женщин против господства мужчин, закончилась лишь в том смысле, что женщины обрели политические права. Но если рассматривать ее в более широком аспекте, то она все еще находится в младенческом состоянии. Мы видим, как постепенно обнаруживаются отдаленные последствия этого движения. Все, что мы знаем об эмоциях и настроениях женщин, – не более как размышления мужчин о женщинах с точки зрения своих интересов и настроений. Например, вы можете прочесть у какого‑нибудь романиста, что женщины испытывают физическое удовольствие от кормления младенца грудью; но если вы спросите у кого‑нибудь из женщин из круга ваших знакомых, имеющих детей, то получите отрицательный ответ. Заметьте, вы задали этот вопрос после того, как женщины обрели политические права.

О материнских чувствах мужчинами было написано столько сентиментальной чепухи – в этом проявлялось их подсознательное желание сохранить господство над женщинами, – что требуются значительные усилия, чтобы выяснить, каковы на самом деле чувства и настроения женщин. Например, еще совсем недавно считалось, что все порядочные женщины заинтересованы не в том, чтобы вступить в половые отношения, а в том, чтобы иметь детей; Есть мужчины, которые делают вид, что шокированы, когда женщины открыто заявляют, что они не желают иметь детей. В этих случаях мужчины дают женщинам соответствующую отповедь.

До тех пор пока женщины будут находиться в подчиненном положении, они не осмелятся честно рассказать о том, что они чувствуют, и будут говорить то, что нравится мужчинам. Следовательно, занимаясь вопросом, каково реальное отношение женщин к детям, нельзя исходить из общепринятых представлений; следует подождать, когда женщины станут совершенно свободными, но тогда, быть может, окажется, что их взгляды на этот вопрос совершенно противоположны тем, которые нам представлялись. Я полагаю, что наша цивилизация в том виде, в каком она существует, имеет сильную тенденцию к постепенному исчезновению у женщин материнского чувства. Вероятно, в будущем интересы развития цивилизации потребуют, чтобы рождение и уход за детьми поддерживались с помощью выплат женщинам значительных сумм, сравнимых с теми, которые они могли бы получить, занимаясь каким‑то делом. Если это когда‑нибудь произойдет – совсем необязательно, чтобы большинство женщин пожелало стать матерями, – материнство станет такой же профессией, как и многие другие, и будет исполняться с той же тщательностью и строгостью. Но все это одни лишь умствования. Одно можно сказать со всей определенностью – феминистское движение приведет в конце концов к тому, что патриархальная семья, создававшаяся тысячелетиями, окончательно распадется.

В том, что государство – как это происходит на Западе – берет на себя функции отца семейства, имеются большие преимущества. Улучшается состояние здоровья населения, повышается в среднем уровень образования, становятся невозможными случаи жестокого обращения с детьми вроде тех, что пришлось испытать Давиду Копперфильду⁴. Возможно, в будущем это приведет к физическому оздоровлению общества и к высоким интеллектуальным достижениям, равно как и к исправлению некоторых зол, которые иногда связаны с семейными отношениями.

В то же самое время подмена семьи государством влечет за собой огромные опасности. Родители, любящие, как правило, своих детей, не могут рассматривать их как средства для достижения каких‑то целей, например, политических. Мы не можем сказать то же самое о государстве. Разумеется, те лица, которые имеют дело с детьми в школах и других учреждениях, при том условии, что они не слишком перегружены работой и не получают недостаточное жалованье, могут испытывать к детям чувства, в какой‑то мере похожие на родительские. Но учителя почти не имеют никакой власти, которая полностью принадлежит администраторам, т. е. маленьким и большим чиновникам. Они в глаза не видели детей, которыми они управляют, и, обладая типичными и характерными качествами чиновника (если бы у них таковых не было, они никогда бы не занимали те кресла, в которых сидят), они имеют весьма большую склонность к тому, чтобы рассматривать человеческие существа не как цель но своей сути, но как рабочий материал для какого‑нибудь дела. Чиновник, кроме того, обожает постоянство, регулярность и стандарт, потому что эти качества легко заметить и дать им какой‑нибудь ярлычок. Если же стандарт к тому же еще и правильный, то это означает подгонку большинства человеческих существ под тот стандарт, который его начальство желает видеть. Дети, отданные на милость чиновников, будут похожи друг на друга, а те немногие, которые не смогут или не пожелают приспособиться к заданному образцу, обречены на преследования как со стороны своих товарищей, так и со стороны начальства. Это приспособившееся большинство станет смотреть на всех свысока, будет с радостью преследовать инакомыслящих, поскольку совершенно не в состоянии воспринять какую‑либо новую мысль.

До тех пор пока мир будет разделен на группы соперничающих милитаристских государств, передача государству функций воспитания детей, которые ранее принадлежали родителям, приведет к усилению так называемого патриотизма, т. е. к добровольному желанию участвовать в уничтожении противника, которого указало правительство⁵. Несомненно, так понятый патриотизм является страшной опасностью для существования цивилизации, и если он приобретет характер фанатической ненависти и злобы, то его надо опасаться так же, как чумы. Сейчас молодые люди подчиняются, с одной стороны, родителям, с другой – государству. Если окажется, что они будут подчиняться только государству, то желание проливать кровь – и свою и чужую – станет едва ли не всеобщим. Я убежден, что до тех пор пока остается нерешенной проблема международных отношений, усиление роли государства во всем, что связано с воспитанием детей, имеет такие опасные тенденции, которые перевешивают несомненные преимущества.

Однако если когда‑нибудь будет образовано мировое правительство, способное поставить на первое место в отношениях между нациями закон, а не грубую силу, ситуация изменится коренным образом. Такое правительство потребует, чтобы в любой из стран пропаганда национализма в его расистской форме была полностью запрещена, чтобы вместо этого детей учили преданности мировому правительству и чтобы вместо существующего благоговения перед национальным флагом появилось чувство интернационализма. Конечно, по‑прежнему останется опасность всеобщей серости и злобного преследования неугодных, зато опасность распространения военного конфликта будет устранена. Контроль мирового правительства над системой образования будет хорошей гарантией против возникновения войны. Таким образом, если государство займет место отца, это будет благом для развития цивилизации при условии, что государство станет мировым; однако до тех пор пока интересы государств чисто националистические и милитаристские, это будет создавать все возрастающую опасность гибели цивилизации в результате войны.

Сейчас ситуация такова, что семья быстро распадается, а благие пожелания мира между народами пока никак не сбываются. Очевидно, что ситуация содержит в себе серьезную угрозу миру. Тем не менее не все так безнадежно – возможно, в будущем у интернационализма появится гораздо больше сторонников, чем сейчас. Быть может, это счастье, что нам не дано предсказывать будущее. Следовательно, мы имеем право надеяться на то, что будущее будет лучше, чем настоящее, хотя не исключено, что все будет иначе.

Date: 2015-09-03; view: 279; Нарушение авторских прав