Глава 5

Джонсоны жили на окраине городка. Они унаследовали свою ферму, но я говорю «унаследовали», как вы могли бы сказать, что унаследовали ген рака. Она была великой обузой, чем‑то, чего нельзя было даже продать. Она была тем, что способно губить жизни. Они кое‑как перебивались на сентиментальной ностальгии проезжих, покупавших их доморощенные овощи и прочее.

По пути к Джонсонам я слушал радио. Информация подавалась сдержаннее, чем в телевизионных новостях, без намека на сенсацию. Но слышать голос, просто рассказывающий, как погиб ребенок, почему‑то было еще тоскливей.

Сообщение завершилось призывом шефа ко всем, кто проезжал там между десятью и двенадцатью часами, откликнуться и помочь расследованию. Я подумал, что именно так и надо вести это дело.

Я свернул на длинную подъездную дорогу Джонсонов, ощутил, как мои колени подпрыгивают на рытвинах. Наступила ночь. Я въехал в унылый двор. Свет фар размывал темноту. Материализовались три собаки и подняли дикий лай. В лучах фар заметались куры, целое море кур.

В кромешной тьме открылась дверь сарая, и на фоне сияния – сарай светился изнутри – возникло нечто вроде космического пришельца в маске, поднимающего палец голубого пламени.

Эрл поубавил пламя. Я был знаком с ним много лет назад, еще в школе, но не так, чтобы хлопать друг друга по плечу. Он был нашим прославленным футболистом, прозванным Эрл‑Перл, но ему всегда не везло. Он просто стеснялся своей славы, а что может быть хуже такого положения? Теперь он славился своими запоями.

Эрл сдвинул маску сварщика выше на лоб. Я вылез из машины, несмотря на собак, и пошел к нему.

Он дал мне заговорить первому.

– Как поживаете, мистер Джонсон? – сказал я тоном, которым пользовался, когда кого‑нибудь задерживал. Официальный властный голос закона.

– Да так‑сяк… – От него разило алкоголем. Мне показалось, что он смотрит мимо меня на дом. Я обернулся и увидел тень в одном из окон верхнего этажа. Затем занавеска задернулась.

Когда я снова повернулся к Эрлу, он сказал особо нарочитым голосом:

– Что привело вас, полицейского, сюда в такую ночь? – Он сказал это, как любитель, которому не помешало бы взять уроки актерского мастерства.

– Надо бы установить кое‑что. Вот я и подумал, не могу ли я поговорить с Кайлом?

– Кайл делает уроки.

У него, казалось, не было желания пускать меня в дом. Он повернул голову к пикапу, будто мне следовало его осмотреть, будто была такая договоренность, и потому я подыграл ему. Я сказал:

– Знаете, прежде чем поговорить с Кайлом, если вы не против, я бы осмотрел пикап, на котором он ездит.

Эрл ответил тем же нарочитым голосом:

– А собственно, в чем дело?

– Ну, просто надо кое‑что установить, мистер Джонсон. Никаких причин для беспокойства.

Я увидел, где Эрл сваривал цепь для своей молотилки. Никакого отношения к пикапу это иметь не могло. Я потратил минут пять, осматривая пикап. Гайки на колесах были чистыми. Их снимали и снова навинтили. Шины успели заменить. Я осмотрел бамперы и шасси, нет ли каких‑нибудь следов, каких‑нибудь пятен крови или обрывков одежды. Однако, хотя снизу машина была чисто вымыта и все следы уничтожены, я сердцем знал, что под этим пикапом погиб ребенок. Я вздрогнул, закрыл глаза, голова у меня закружилась.

Когда я выпрямился, Эрл наклонялся ко мне, держа ацетиленовую горелку. В его глазах отражалось голубое пламя.

– Так все?

– Мне нужно взять показания у Кайла.

Дождь падал длинными иглами, посеребренными светом из сарая. Эрл пошел через двор. Одна из собак выскочила из‑за какой‑то сельскохозяйственной машины и зарычала. Эрл пнул собаку в живот, и она с визгом убежала.

Внутри дом был темной лачугой из нескольких смежных комнат.

– Снимите‑ка сапоги.

На крыльце пахло сеном, кисловатым запахом брожения. Я услышал какое‑то царапанье и увидел ряды клеток с кроликами.

– Хотите одного? Вкуснятина!

Я промолчал и пошел за ним по коридору в кухню, обширное помещение с пылающими в печи дровами. Просто декорации для «Хижины в прерии».

Кайл сидел за столом перед открытым учебником математики и листом миллиметровки. Рядом с ним девочка лет четырнадцати и мальчик лет семи тоже водили ручками по бумаге. Двое младших уставились на меня. Кайл постукивал карандашом по зубам, притворяясь, будто не знает, что происходит. Голова его была опущена.

Хелен, жена Эрла, сказала:

– Чему мы обязаны этим удовольствием?

В здешних местах люди так не выражаются. Я сразу же вспомнил, что она работала уборщицей в мотеле номер шесть, где Джанин жила первые дни, когда ушла от меня. Еще одно неприятное совпадение.

– Я хотел бы поговорить с Кайлом, только и всего, мэм.

– У Кайла какие‑то неприятности?

– Нет… нет, мэм, никаких.

Кайл переставил ноги. Он был крупным, как его отец, но более худощавым. Он поднял голову от домашнего задания. И вот тут я увидел, что правая сторона его лица опухла, а глаз весь в сеточках красных прожилок.

Эрл перехватил мой взгляд:

– Ему здорово вдарили сегодня на тренировке.

Кайл ответил в тон:

– Вы бы посмотрели на того парня.

Когда он попытался улыбнуться, глаз заслезился. Мне было ясно, что ударил его Эрл. Эрл дрался с собственными демонами. Успехи сына только высвечивали его неудачи. Об их схватках по округе ходили легенды.

Меня охватила жалость к Кайлу, едва я увидел, как он сидит за столом, сосредоточившись на домашнем задании. Он выглядел туповатым, словно умственные занятия не были его сильной стороной. Я следил за ним последние два года и восхищался, наблюдая, как он превращается в ведущего игрока. На некоторые матчи брал Эдди. Я выкрикивал имя Кайла Джонсона, пока у меня не садился голос, но в этом доме, на этой кухне ничто не указывало на талант этого парня, на то, что в один прекрасный день он подпишет контракт с какой‑нибудь командой НФЛ и сможет зарабатывать по миллиону в год. Сидя здесь, он был просто одним из тех неправдоподобно красивых ребят, которые появляются из навозных куч городков вроде нашего, одним из парней, обреченных на поспешный брак, кучу детишек и стремительное падение в возрасте тридцати с небольшим.

Хелен повернулась к плите:

– Может, выпьете чашечку кофе? Я как раз кофейник поставила.

– Отлично.

Она была относительно молода, чтобы иметь почти восемнадцатилетнего сына. И все еще сохраняла свою школьную фигуру, разве стала пошире в бедрах, да еще у глаз Хелен залегли морщины. Но духом она посуровела. Она обрела религию, вот как определили бы некоторые, нашла Иисуса Христа. Я увидел над плитой вышитую молитву благодарения. Но нигде не было видно ни цветов школьной команды, ни трофеев. Думается, Хелен видела, как Эрл промахивался во всем, и оттого удачи Кайла выглядели еще более ненадежными. Стоило просто взглянуть на Эрла, чтобы понять, куда можно скатиться по склону успеха. Думается, даже младшие дети это понимали. Это висело в воздухе. Хелен предложила:

– Почему бы вам не пойти в гостиную, Кайл, а я принесу туда кофе.

Она говорила так, будто еще был девятнадцатый век.

Эрл воззрился на Кайла, видимо намереваясь пойти за нами, но я сказал:

– Мне хотелось бы поговорить с Кайлом наедине.

Я услышал, как Хелен резко выговаривала младшим:

– Занимайтесь своим делом, слышите? – Я услышал звук шлепка, и девочка вскрикнула.

Через несколько секунд я удостоверился: Кайл Джонсон знал, что сбил ребенка. Он сразу же сам сказал мне это. Я его даже не спрашивал. Он утер нос тыльной стороной ладони и прокашлялся.

При всей своей популярности он был вежлив и почтителен. Нет, он не выглядел обычным зарвавшимся юнцом. Слава сама пришла к нему, и он не позволил, чтобы она ударила ему в голову. Может быть, Кайла тоже переполняла устрашающая религиозность его матери. Я догадывался, что до моего прихода произошла страшная стычка, но, как всегда, Эрл настоял на своем.

Я сказал:

– Все это не для протокола. Я уважаю тебя за то, что ты не уклонился от правды, за твою честность. – Слова находились не без труда. – Послушай, я заехал, просто чтобы проверить, в порядке ли ты, понимаешь? – Я попытался принять дешевый религиозный тон. – Это между тобой и Богом, Кайл.

Он стоял у окна. Рама постукивала под ветром. Снаружи – черный мрак. Мне не было видно его лица.

Кайл не обернулся ко мне, но он сказал тихо:

– В пикапе были и другие.

Я почувствовал дрожь. И не сразу взял себя в руки. Я сказал без всякого выражения:

– Кто?

– Моя подружка… И Бобби Холлард с подружкой. – Он в первый раз обернулся ко мне. – Мы ничего такого не делали, просто хорошо проводили время, совсем не пьяные и ничего такого… – Он покосился на дверь, и его голос понизился до шепота: – Она не знает, что я пью.

Он замолчал.

Я подошел вплотную к нему:

– Что произошло, Кайл?

– Нам было весело, и только… Сворачивали туда‑сюда, сшибали мешки с листьями. Бобби все время подначивал меня дать газу, и я давал… А тут вдруг что‑то застучало. Я подумал, может, там грабли лежали или еще что.

– Ты остановился?

Кайл помотал головой.

– Так откуда ты знаешь, что сбил девочку?

Он понизил голос:

– После того как я подвез Бобби и его подружку, я вернулся.

Подошва Кайла заерзала по полу.

– Со мной была Черил. – Он пошарил в кармане и вытащил брелок. – У меня брелок с фонариком. – Кайл посветил на меня. Узенький лучик уперся мне в лицо. – Она просто лежала там… Будто спала.

Передо мной поплыли желтые пятна.

– Ты не проверил, была ли она жива?

Он зажмурил глаза:

– Она была мертвая.

В тот момент я мог думать только о том, что Черил Карпентер известно все. Знает ли об этом мэр? Пожалуй, нет. Откуда бы? Я хотел позвонить ему, но пока все это крутилось у меня в голове, Кайл шептал:

– Все случилось из‑за того, что мы с Черил задумали, из‑за того, что мы грешили.

– Грешили… Как грешили?

– Блудили. – Кайл шагнул ко мне, подавляя своим ростом. Он прикоснулся ко мне могучей ладонью. Я почувствовал, что весь напрягся. – От возмездия за грех не уйти – так говорит моя мать.

Нелепость услышанного, эти слова – «блудили», «возмездие за грех», – все это усилило ощущение нереальности происходящего.

– Ты хочешь сказать, что твоя подружка беременна?

Кайл смотрел на кухонную дверь. Я различил под ней тень от ног.

– Получается, что я сшиб девочку… потому что был с Черил, позволял ей ввести меня во грех. Вот почему, говорит мать, девочка оказалась на дороге передо мной.

Я повысил голос:

– Послушай меня, Кайл: никакого отношения это ни к чему не имеет. Никакого. – Я смотрел на черноту под его глазом, след от удара.

Кайл понурил голову:

– Я не знаю…

Наступила мертвая тишина. Он стоял неподвижно и не отрывал глаз от двери.

Я все еще видел ноги под этой дверью. Они ждали.

Кайл шагнул ко мне. Его дыхание было горячим.

– Черил не хочет этого ребеночка. – Его пальцы стиснули мой локоть. – Вот почему так случилось… из‑за того, что мы собрались сделать с нашим ребеночком.

Я видел страх в его глазах, страх религии Ветхого Завета, религии мстительного Бога, религии ока за око.

– Послушай, Кайл. Женщина, чья дочка умерла, оставила дверь открытой, и девочка просто выбежала из дома. Ты ничего дурного не сделал. Это был несчастный случай. И он не имел никакого отношения к тому, что было у вас с Черил. Никакого.

Кайл посмотрел на меня:

– Так почему это случилось?

– Я не знаю.

Кайл все еще сжимал мой локоть.

– Я хочу, чтобы эта женщина знала, как я сожалею. Вот и все, чего я хочу. Сказать, что я сожалею. Это был несчастный случай, клянусь.

– Ты не можешь… – сказал я. – Ты не можешь просто прийти и сказать. Тебе придется признаться, что ты вернулся на место происшествия. Ты собираешься признать, что покинул место преступления?

– Я ничего не видел. Просто возникло какое‑то чувство. Я не пытался скрыться. Я вернулся.

– А потом снова уехал…

– Я испугался.

– Так не пойдет, Кайл. Ты ведь видел эту девочку, когда сбил ее, верно? Не мог не видеть.

– Нет, я не видел.

– Но ты избавился от своих друзей, прежде чем вернуться. Любой обвинитель не отстанет от тебя, пока ты не ответишь, почему не остановился, когда сбил ребенка. Ты видел ее, прежде чем сбить. Это единственное логичное объяснение. Должен был увидеть на какую‑то долю секунды.

Кайл прижал ладонь к голове:

– Я не знаю… Нет! Я… я клянусь, я… я не знаю.

– В том‑то и суть, ты не знаешь. Чего‑то, что могло произойти за малую долю секунды. Ты не знаешь. Я тебе верю, но обвинителю достаточно посеять семя сомнения, и он от твоих показаний камня на камне не оставит.

Я видел, что Кайл начинает осознавать то, о чем я говорил. Видел ли он фигурку девочки, мимолетный образ, когда сбивал ее?

Он встретил мой взгляд, потом отвел глаза. Я сказал:

– Кайл, послушай меня. В тебе есть потенциал великих достижений, ты это знаешь? – Мне пришлось повторить его имя, чтобы принудить вновь посмотреть на меня. – Ты помнишь историю, как Бейб Рут посвятил свою подачу мальчику, лежавшему в больнице при смерти? Понимаешь, что Рут поступил так не ради славы, но ради утешения других?

Кайл смотрел на меня, но ничего не говорил.

– Ты можешь сделать то же, Кайл.

– Как?

– Показав себя в футболе. Когда ты станешь богатым и знаменитым, сможешь уделять что‑то одиноким женщинам, замученным бедностью и лишенным надежды. Ты употребишь свои деньги на то, чтобы облегчить им жизнь.

Вот так и надо воздействовать на таких парней, терпеливо подводить их к усвоению жизненного урока.

Правый глаз Кайла увлажнился.

– Вы думаете, так можно искупить все? – Он снова сжал мой локоть.

– «Пусть правая рука не ведает, что левая творит» – разве не так сказано в Библии? Ты можешь искупить вину. Религия ведь учит прощению и искуплению. Доброте и милосердию в поступках.

И пока я говорил, глаза Кайла становились все шире.

– Я поступлю именно так, как вы сказали. Я могу что‑то изменить.

Секунду я ощущал его внутренний порыв. Мальчик, отзывающийся на воодушевляющие речи. Я чувствовал то же, что, наверное, чувствовал мэр, давая волю красноречию, когда продавал что‑то.

– Используй свой дар во славу Господню. Оказывай анонимную помощь, когда станешь знаменитым. Приноси людям радость и надежду, и пусть они не знают, откуда пришло к ним счастье. Это может стать твоей судьбой. Прими это, как знамение: ты должен посвятить жизнь творению добра. Теперь это – между тобой и Богом.

Мы немного подождали, прежде чем позвать Эрла и Хелен.

Эрл замер у дверей тяжелой массивной тенью. Хелен вошла, тихо плача.

– Кайл вырос честным и порядочным. Я хочу, чтобы вы это знали. Его сбили с пути!

Она подошла к Кайлу. Я догадался, что перед моим приходом она поносила Черил Карпентер, винила девушку за то, что та совратила Кайла. Вот как она готовила себя к сокрытию случившегося. Ее сын не был виноват. Причиной несчастья была Черил.

Так оно и продолжалось. Каждый из нас находил свой способ помешать Кайлу открыто признать, что произошло. Мы твердили себе, что на кон поставлено слишком много. Кайл Джонсон не понимал обычаи суетного мира: тебе выпадает шанс обрести успех, но потом этот шанс улетучится.

Но разумеется, это были наши доводы, а не Кайла; последствия же нашего решения в этот вечер предстояло встретить ему, путь назад оказался закрыт. Это было ясно с первого вечера.

Перед уходом я сказал:

– Не думаю, что кто‑то виноват. Такие несчастные случаи происходят сами собой.

И хотя Хелен кивнула, ее убеждения не позволяли ей усомниться в том, что жизнь управляется высшей властью, что ее Бог был карающим Богом. Она сказала сурово:

– Мы покорствуем Творцу. Мы выполняем Его повеления.

Я уехал с джонсоновским кроликом, вопреки всем моим протестам. Он сопел сквозь просверленные для дыхания дырки в деревянном ящике на сиденье рядом со мной. Я остановился у обочины и вылез.

Я опрокинул ящик, и кролик нерешительно задвигался, царапая деревянную стенку, прежде чем выпрыгнуть наружу. Но он не запрыгал прочь, а остался тут же, обнюхивая край дороги. Дождь лил вовсю, и кролик, казалось, не мог решить, действительно ли свобода была тем, чего он жаждал более всего, или то, что пряталось в почерневших полях с гниющими стеблями кукурузы, могло оказаться много хуже, чем неволя в клетке.

Date: 2015-09-03; view: 311; Нарушение авторских прав