Глава 18. Двенадцатилетняя жертва, Эрл Джексон, был найден на углу парковки, возле комплекса пустующих складов

Двенадцатилетняя жертва, Эрл Джексон, был найден на углу парковки, возле комплекса пустующих складов, неподалеку от Лос-Анджелесского международного аэропорта. Место находилось на территории города, но почти на самой границе.

Эркиннен оставался со мной, когда я остановила машину возле желтой ленты. Четыре патрульные машины с включенными фарами стояли вокруг огороженного участка. Чрезмерные усилия – активное движение начиналось лишь в сотне ярдов от нас. Однако порядок есть порядок.

Нет, от нашего иллюзиониста я ожидала совсем другого – а тут полное отсутствие реквизита или снаряжения для пыток.

– Ничего не понимаю, – сказала я, как только мы подъехали. – Не укладывается в схему.

– А разве вы сами не говорили о тренировочных похищениях?

– Иными словами, он тренировался в похищении.

– Ну, возможно, остальное у него доведено до совершенства. Вероятно, похищение – самая опасная часть. А то, что происходит потом, находится полностью под его контролем.

Спор показался мне бессмысленным.

– А вы когда-нибудь видели мертвого ребенка?

– Нет.

– Иногда зрелище бывает ужасным.

– Не сомневаюсь.

Странное дело, но именно я не сумела сдержать рвоты.

Я всегда вожу с собой в машине бутылку воды и благодаря своей предусмотрительности получила возможность избавиться от отвратительного вкуса во рту, прежде чем приступить к работе. Никто не станет винить меня за проявление эмоций. Немного придя в себя, я заметила, что Эрл, как и все пропавшие мальчики, имел хрупкое телосложение и выглядел слишком юным для своего возраста. Его оставили возле «Дампстера» с выставленными вперед ногами. Обе руки находились за спиной, вероятно, были связаны, но это мы сможем определить только после того, как перевернем тело. Но до этого еще далеко. Ниже пояса он был обнажен. На костлявых икрах и бедрах еще не проявились мышцы, характерные для возраста достижения половой зрелости. Гениталии частично скрывались бедрами и на первый взгляд казались нетронутыми. Три нижние пуговицы рубашки из хлопчатобумажной ткани оказались расстегнуты, словно убийца собирался ее снять.

Однако следов быстрого раздевания, вроде отсутствующих пуговиц и разорванных швов, не наблюдалось.

– Он не торопился, когда снимал рубашку, – сказала я Эркиннену.

Под рубашкой в районе паха виднелись следы засохшей крови. Я надела перчатку на правую руку и приподняла край рубашки. Из аккуратного разреза посреди живота торчали внутренности, напоминающие грыжу.

Я продолжала изучать тело, когда послышался тихий голос Дока.

– Взгляните на лицо.

Конечно, с этого следовало начать – именно на лице отражаются эмоции. Я опустила край рубашки и посмотрела на чистое лицо Эрла Джексона. На нем застыл ужас. Полнейший ужас.

Я не сумела представить себя двенадцатилетним мальчиком, который сидит возле помойного бака и видит, как нож входит в его живот.

– Господи, вы можете себе представить…

– Нет, – быстро ответил Док, – не могу.

Я перевела взгляд с лица на шею и пришла в ярость, куда более продуктивное состояние разума, чем боль. Кожа под подбородком покраснела и распухла.

– Похоже на удушение, – сказала я. – Рана в животе не кажется смертельной.

– Его рот широко раскрыт, – услышала я голос Эркиннена. – Он кричал. Именно в этот момент его охватил ужас.

– Да, наверное, ему было очень больно. Но не это его убило.

– Он кричал – это видно по лицу.

Не имеет значения. Только два человека знают, какими были последние слова Эрла, – он сам и тот, кто его убил.

Я встала и подошла к одному из полицейских. Стягивая перчатки из латекса, я спросила:

– Кто его нашел?

– Я, – ответил молодой полицейский.

Судя по тому, как посерело его лицо, это был первый труп в его жизни.

– Как?

– Я производил обычный обход, – ответил он. – Если у меня нет других указаний, я должен проверять это место дважды в день. Утром мне не удалось сюда прийти из-за семейных проблем, – сказал он, опустив голову. – Господи, надеюсь, это не произошло, когда…

– Скорее всего, нет, – ответила я. – Кровь успела засохнуть. Скорее всего, ночью он был уже мёртв. – Конечно, я лишь высказала предположение, коронер установит точнее. – Когда вы были здесь в последний раз?

– Вчера вечером. Я поменялся с одним из парней на вечернее дежурство. Я был здесь примерно в половине одиннадцатого.

– Видели что-нибудь необычное?

– Нет. Все было спокойно. Однако мне пришлось торопиться, меня ждали другие дела. Обычно я все тщательно осматриваю. – Он тяжело вздохнул; бедняга еще долго будет жить с «А что было бы, если…»

Я записала его имя в блокнот.

– Я свяжусь с вами, чтобы снять показания, – сказала я ему, и он мрачно кивнул.

Коронер определил время смерти – поздний вечер предыдущего дня.

– От десяти тридцати до одиннадцати, – сказал он мне. – Рана в живот нанесена не ножом. Разрез сделан очень аккуратно и чисто.

– Но внутренности? Что же тут чистого?

– Полагаю, убийца пытался их вытащить. Есть признаки того, что края раны были раздвинуты в стороны. Все делалось очень медленно и тщательно.

– Вы хотите сказать: хирургически?

– Да, можно так сказать. Но я бы не хотел, чтобы этот хирург резал меня.

Вероятно, приближение патрульной машины спугнуло преступника. Быть может, молодого полицейского утешило бы, если бы он узнал, что его появление ускорило неизбежную смерть Эрла, избавив от мучений.

«Нет, пожалуй, парню бы легче не стало», – подумала я, взглянув в его сторону.

Появился Фред. Если бы он предложил мне вызвать в участок всех известных в районе Лос-Анджелеса потрошителей, я бы ему врезала. Однако он не стал этого делать. Бросив один взгляд на останки Эрла Джексона, он лишь покачал головой.

– Держи меня в курсе, – сказал мне Фред. Потом уселся в машину и скрылся.

Я думала, что теперь, когда найдено тело, Фред увидит происходящее моими глазами. Однако он не поверил в связь между похищениями именно потому, что был обнаружен убитый.

Должна признать, что и у меня, несмотря на уверенность Эркиннена, имелись сомнения. Преступник либо совершил ошибку, либо сократил промежутки между преступлениями. В конечном счете у меня стало немногим больше улик, чем до обнаружения тела. Казалось бы, если убийцу спугнули, на месте преступления должно остаться больше улик. Однако мы не нашли следов протектора, волос или кусочков ткани. На разбитом асфальте не было никаких следов. У нас не появилось свидетелей, которые могли бы хоть что-то рассказать о преступнике. А кровь, найденная на месте преступления, принадлежала только Эрлу Джексону.

Это было мое дело, но я стала смотреть на него как на помеху, отвлекающую от главного расследования, хотя на данном этапе у меня имелось лишь имя, полученное от директора музея. Я занялась изучением Уилбура Дюрана так, словно он стал моей последней надеждой.

«Талант уровня Хичкока в жанре фильмов ужасов». Восторженный отзыв красовался на сайте, посвященном «ужастикам». Здесь же я нашла список классических фильмов, к каждому из которых он имел какое-то отношение, но названия были мне неизвестны. В самом конце списка находилось последнее творение – Уилбур Дюран выступал в роли сценариста, продюсера и режиссера фильма «Здесь едят маленьких детей».

Фильм продвигался вовсе не из-за связи с его именем. Согласно мнению автора сайта (который, вынуждена была напомнить себе я, высказывает собственное мнение, возможно не имеющее ничего общего с мнением Дюрана), «Маленькие дети» имели большое значение для Дюрана, поскольку он полностью контролировал как финансовую, так и творческую сторону проекта. Делал ли сам Дюран соответствующие заявления? Может, и делал, но в сети я не смогла их найти. Зато обнаружила много информации о его работах. Довольно быстро я выяснила, к каким проектам он имел отношение.

Однако его личная жизнь оставалась тайной. «Пипл» и «Энтертейнмент уикли» так и не сумели получить у него интервью. Он являлся одной из крупнейших фигур кинобизнеса, но предпочитал оставаться в тени. Его фотографии были подобны куриным зубам; в тех немногих, которые мне удалось отыскать, он был в темных очках и походил на злую, испорченную реинкарнацию почитаемого мною ангела Роя Орбисона[39]. Был ли он женат? Любил ли собак, ел ли мороженое? Никто не знал.

Мне не удалось отыскать его в списке голливудских знаменитостей, которые были тайными гомосексуалистами, хотя из этого еще не следовало, что он им не являлся, – возможно, ублюдки до него еще просто не успели добраться. Иногда удавалось определить принадлежность к голубому братству прямо по фотографии.

Если он и занимался серьезной благотворительностью, как многие другие голливудские знаменитости, то это оставалось тайной.

В этот день у нас состоялось еженедельное собрание за ленчем, в котором принимали участие все детективы нашего участка. Принесли пиццу, которая почему-то всегда способствовала созданию непринужденной атмосферы. Когда все закончили рассказ о своих расследованиях, я коротко ввела коллег в курс дела по убийству Эрла Джексона. Пока я еще не была готова упоминать фамилию Дюрана – он продолжал оставаться для меня неясной фигурой, – однако я рассказала о своем посещении музея и о том, что теперь с большим энтузиазмом пытаюсь следовать по новым наводкам. Фред Васка смутился, когда детективы начали оживленно задавать вопросы.

Как только Фред ушел, Эскобар и Фрейзи подошли ко мне.

– Тебе нужна помощь? – спросил Спенс.

Увидев встревоженное выражение моего лица, Эскобар сказал:

– Фреду об этом знать не обязательно.

Я задумчиво перевела взгляд с одного на другого.

– У вас есть свободное время?

Оба энергично закивали.

– Вы отличные парни, – сказала я. – В данный момент я еще не знаю, каким будет мой следующий шаг, но завтра утром с удовольствием воспользуюсь вашей помощью.

Но сначала мне следовало нанести кое-какие визиты.

Дом Дюрана находился в Лос-Анджелесе, в районе Брентвуда, но выше по склону, чем поместье Рокинхэм. Там, наверху, дома и сады больше, ограды выше и массивнее, и все вокруг окутывает атмосфера, которую лучше всего передают слова: вход воспрещен. Дом Дюрана – точнее, поместье – стоял довольно далеко от улицы и был окружен деревьями.

Когда я в первый раз проехала мимо, то почти ничего не сумела разглядеть. Перед домом виднелись запертые ворота, посреди которых выделялся прямоугольник интеркома. Я развернула машину и припарковала ее в тридцати ярдах к востоку от ворот. Затем неторопливо обошла вокруг ограды. Примерно через минуту появился черный с подпалинами, голодного вида ротвейлер, который двигался параллельно мне вдоль ограды. Он не стал на меня лаять, даже ни разу не зарычал, но пару раз звонко щелкнул зубами, давая понять, что я выгляжу аппетитно. Я положила руку на ограду, и он слегка приподнял губу. Мне этого хватило.

Бок гаража оказался ближайшим от меня сооружением вдоль периметра ограды. Пристройка, походившая на помещение для слуг или домик для гостей, начиналась от боковой стенки гаража, возможно, там располагалась студия, если Дюран действительно творческая личность. Это сооружение находилось довольно далеко от главного дома. До соседних владений оставалось никак не меньше шестидесяти или семидесяти футов – наверное, здорово быть богатым и иметь столько земли в Лос-Анджелесе. Я стала бы выращивать здесь что-нибудь съедобное. Помидоры и баклажаны. Или лекарственные растения.

Когда ограда кончилась, я развернулась и пошла обратно, в сопровождении того же ротвейлера. Как только я вновь оказалась возле ворот, из динамика, который я так и не сумела заметить, раздался голос. Наверное, динамик был спрятан в орнаменте решетки. Интересно, эту деталь Дюран, мастер обмана, придумал сам?

Никто лучше детектива не знает, что внимание к деталям решает все.

Наверное, он выкопал динамики из кучи мусора – возле забегаловки, продающей гамбургеры на Малибу, – которая сползла с холма после очередного ливня.

– Чем-м м-могу пмоч-чь?

– Благодарю, все в порядке.

Молчание.

– Чем-м м-могу пмоч-чь?

Теперь слова были произнесены с большим напором, но все так же невнятно.

– Ничего не нужно, в самом деле. Но все равно, спасибо. – Если звук обратно доходил с таким же искажением, то он, наверное, не услышал, как я хихикнула.

Вероятно, страж Дюрана не привык к подобной реакции. Туристы тут же улепетывали в полнейшем смущении. Извращенцы также предпочитали убраться подальше, чтобы их не задержала полиция. Но я лишь прогуливалась по тротуару, как и любой гражданин, имеющий полное право дышать свежим воздухом в солнечный калифорнийский денек.

Тогда почему я чувствовала себя так паршиво? Наверное, все дело в том, что я могла попасть в такой дом только по ходу расследования или виртуально, через Интернет, пользуясь сайтами «Архитектурного дайджеста» – а Дюран позаботился о том, чтобы проникнуть к нему было невозможно.

Мне хотелось бросить сочный бифштекс голодному псу, расположившемуся между мной и входной дверью в дом Дюрана. Впрочем, мне бы это не помогло – ставлю пятьдесят долларов на то, что пес был выдрессирован и не поддался бы на такое искушение. Скорее всего, он набросится на любого, кроме своего тренера, кто посмеет предложить ему угощение, – хорошая собака ест только из знакомых рук. Дюран наверняка заплатил немалые деньги за пса, который совсем не походил на домашнего любимца.

Несколько мгновений я колебалась – то ли нажать на звонок, то ли дать здешним обитателям возможность поломать голову над причиной моего появления. Что я спрошу у хозяина, если он дома и согласится побеседовать со мной?

Мистер Дюран, вы действительно получаете удовольствие, создавая иллюзорные лужи крови?

Наверное, ничего умнее я не сумею придумать – мне следовало подготовиться получше. Пока я лишь планирую охоту на этого парня; еще не время входить в прямой контакт.

Засунув руки в карманы и негромко насвистывая, я направилась к своей машине. Кто-то, находившийся в доме, за мной наблюдал. На моей машине не было никаких полицейских значков – белый «форд-таурус», универсальная машина для женщин. И я не похожа на полицейского; не думаю, что они приняли меня за детектива.

Если только кто-то в доме не ждал моего появления.

Фрейзи хотел знать, почему я все утро не отрываюсь от монитора компьютера.

– Стараюсь разузнать побольше о подозреваемом, – ответила я.

Он тут же подскочил ко мне.

– У тебя появился подозреваемый? А почему ты ничего не сказала на совещании?

– Потенциальный подозреваемый, я хотела сказать. Он имел отношение к выставке в музее.

Спенс уселся на стул рядом со мной и некоторое время глядел на экран.

– Подозреваемый вступал в прямой контакт с посетителями?

– Нет. Но он напрямую связан с выставкой, поскольку является создателем экспозиции зверей. Все жертвы на ней побывали. А он сконструировал систему безопасности. Все посетители записаны на пленку.

Спенс с минуту молчал.

– Я читал, что выставку посетили почти миллион человек, – наконец заметил он.

– Спенс, он иллюзионист. А я ищу того, кто является специалистом в этой области. И Док говорил о наборе качеств, которыми должен обладать подозреваемый.

– Ты с ним уже встречалась?

– Нет.

– Откуда ты знаешь, что он обладает этими качествами?

– Я читала о нем. Вполне достаточно, чтобы у меня появились подозрения.

– Замечательно, – скептически сказал он. – Мы все знаем, что пресса – самый надежный источник информации. Скажи, когда тебе действительно потребуется помощь.

– Обязательно.

Он тяжело вздохнул, укоризненно покачал головой и оставил меня одну возле компьютера.

Я искала клуб поклонников. Спилберг, Лукас, Хичкок, «Индустриальный свет и магия»[40]– у всех имелись группы фанатов, которые только и делали, что обменивались электронными сообщениями о своих героях. А вот у Дюрана их не было вовсе – бред какой-то. Увлеченные кино люди готовы на все, чтобы как-то приблизиться к своим кумирам, – их мания часто выражается в преследовании идола, так что тому порой приходится обращаться в полицию. Иногда это происходит слишком поздно.

Но никто не интересовался Уилбуром Дюраном. Я не нашла ни одного клуба, организации или сайта, имеющего к нему хоть какое-то отношение.

– А как отбить желание создавать клубы поклонников?

– Нужно поручить своему адвокату написать им письмо, как только такие клубы начинают возникать, – ответил мне Эскобар с другого конца комнаты. – Или самому к ним обратиться. А этот тип настолько знаменит, что у него должен быть клуб поклонников?

– Не знаю, подходит ли в данном случае слово «знаменит». Но он должен стоять у истоков культа – он работает над фильмами ужасов.

– Ага.

– Эркиннен сказал, что преступник должен вести жизнь затворника, так что он не станет лично входить в контакт с фанатами. Вероятно, он пользуется услугами адвоката. Мне кажется, Док прав, наш преступник ни с кем не хочет встречаться; я ничего не могу найти на него в Интернете. Похоже, ему не нужна раскрутка; он настолько владеет своим ремеслом, что пользуется постоянным спросом у продюсеров и режиссеров, которые мечтают, чтобы он снимал для них кино.

– Дунбар, – перебил меня Спенс, – это Лос-Анджелес. Здесь не говорят: «кино». Правильно сказать: фильмы.

– Да, ты прав. – Я отодвинулась от стола и встала. – Пора его немного погонять.

– Я могу сделать это для тебя, – предложил Спенс. Выслушав шумные предложения о помощи, я смутилась и поняла, что еще не готова ничего рассказать.

– Я сама, – пробормотала я. – Скоро я узнаю, есть ли причины следить за этим типом.

– Тебе решать. – Спенс нахмурился. – Только не погружайся в это дело с головой.

Похоже, это стало заметно.

Дюран получил права в двух штатах: Калифорнии и Массачусетсе. В калифорнийских правах было указано три адреса; первый в плохом районе, вероятно, он жил там в дни зеленой юности; второй адрес находился в более благополучном месте, там селились представители богемы, идущие в гору. Три переезда за двадцать лет; не слишком много.

В Массачусетсе, в Бостоне, он жил на Дистрит. На компьютерной карте я увидела, что это Южный Бостон. Действие прав закончилось, когда Дюрану исполнилось девятнадцать лет, но он их так и не обновил. Примерно в это же время он получил права в Калифорнии. В те давние времена ему выписали несколько штрафов за превышение скорости и другие мелкие нарушения – заметно больше, чем у прочих горожан. Дважды его штрафовали за неосторожную езду. Возможно, за рулем он избавлялся от избытка ярости. Один из полицейских в своем рапорте написал, что Дюран «агрессивен и не склонен к сотрудничеству». Впрочем, штрафы Дюран платил, не слишком протестуя. В те времена еще не действовали специальные программы по работе с агрессивными водителями, с них просто брали штрафы и с мстительным удовольствием значительно ухудшали условия страховки.

За год до переезда в свою нынешнюю резиденцию он перестал попадать в поле зрения дорожной полиции. Неужели начал уважать правила уличного движения? Едва ли – как показывает статистика, подобного рода наклонности обычно лишь усугубляются. Быть может, он нашел человека в дорожном суде, который помогает ему разбираться с полицией, тут я могла навести справки. Или нанял шофера.

Очень жаль. Было бы замечательно арестовать этого типа за обычное превышение скорости и найти на заднем сиденье набор париков и других улик.

Нет, он не будет так неосторожен.

Проверка первого калифорнийского адреса дала мне еще кое-что. Во время второго года пребывания там Дюран подал несколько жалоб на соседскую кошку, которая якобы очень шумела.

– Эй, Спенс, – позвала я, с трудом сдерживая смех, – ты только посмотри.

Он взял распечатку жалобы и прочитал вслух:

– «Уилбур Дюран, – здесь Спенс сделал паузу, понимая, что узнал наконец так долго скрываемое имя подозреваемого, – подает жалобу на постоянно воющего кота Эдит Грандстром, женщины пожилого возраста, которая проживает в соседней квартире. Мистер Дюран утверждает, что кот шумит и мешает ему спать, а также угрожает нормальному состоянию его разума. Полицейский Т. Л. Робинсон навестил мистера Дюрана в его квартире и убедился в том, что тот находится в состоянии крайнего возбуждения. С некоторым трудом Робинсону удалось успокоить мистера Дюрана, после чего он сказал, что не может ничего поделать, поскольку в данный момент кот не издает никаких звуков. Он посоветовал мистеру Дюрану вызвать полицию в тот момент, когда кот нарушает спокойствие, или задокументировать этот факт при помощи аудио или видеозаписи. Когда Дюран спросил, какие еще действия он может предпринять в данный момент, Робинсон ответил, что больше ничего сделать не может». – Спенс с усмешкой вернул рапорт. – Значит, жалобщик является главным подозреваемым?

Я кивнула.

– Никогда о нем не слышал.

– Считается, что он большая шишка.

– Ну, тем лучше для него. Должен сказать, что такую жалобу увидишь не часто. Похоже, он слегка чокнутый.

– И замечательный водитель. – Я протянула Спенсу распечатку штрафов. – Если хочешь помочь, можешь проверить, нет ли там чего подозрительного. Потом штрафы полностью прекратились.

– Ну, если у него есть пара извилин, он должен был с этим справиться. А ты не можешь подкинуть мне чего-нибудь поинтересней?

Мы оба рассмеялись. Без смеха в нашем деле не обойтись. Спенс ушел с листком в руках, качая головой.

Однако следующая информация была совсем не такой забавной. На сей раз жалобу на Дюрана подала Эдит Грандстром.

Кошка исчезла, ее хозяйка хотела, чтобы Дюрана арестовали.

– Мисс Грандстром?

Она осторожно приоткрыла дверь, и я увидела лишь узловатые пальцы руки. Однако она имела возможность разглядеть меня. И еще я заметила массивную цепочку и пряди седых волос.

Я показала свой полицейский значок. Она прищурилась.

– Я бы хотела поговорить с вами о вашем бывшем соседе, – сказала я.

– О котором? – У нее был высокий визгливый голос. – Они постоянно меняются.

– Об Уилбуре Дюране. Он жил здесь…

Дверь моментально распахнулась, зазвенела снимаемая цепочка.

– Заходите, детектив.

На меня обрушился запах кошачьей мочи. Я последовала за хозяйкой в гостиную, в которой царил ужасный беспорядок. Похоже, мисс Грандстром не встречала статуэток кошек, которые бы ей не нравились. Кроме того, здесь имелись настоящие кошки – только в гостиной я насчитала четыре штуки. Они сразу же стали действовать мне на нервы.

–Давно пора, – заявила мисс Грандстром. – А я все жду, когда расследование принесет плоды.

Я решила промолчать, рассчитывая, что она сама все расскажет. Так и получилось.

– Он убил моего Фарфела, я точно знаю. Кот был здоров как лошадь, и он бы никогда от меня не убежал.

Несколько секунд я не знала, как себя вести. Следует ли сказать правду? Должна ли мисс Грандстром знать, что я пришла вовсе не из-за ее кота, дело которого уже давно сдали в архив? Или мне следует подыграть ей и сделать вид, что я продолжаю расследование, чтобы она разговорилась?

– Я хочу уточнить кое-какие детали, – в конце концов сказала я.

В моих словах не было лжи, но и всей правды не прозвучало. Однако я добилась ожидаемого результата.

– Вы не могли бы напомнить, как все произошло? – спросила я. – Я понимаю, мы говорим о делах давно прошедших дней, к тому же ваше заявление принял тогда другой детектив.

У меня уже начал чесаться нос. Я не страдаю от настоящей аллергии на котов, но их присутствие оказывает неприятное действие на мой нос. Здесь их наверняка значительно больше, чем четыре; кошки подобны тараканам: на каждую, которую ты видишь, найдется еще десяток спрятавшихся. Один из котов, полосатый и ужасно толстый, уже терся о мою ногу, урча, как «роллс-ройс». Мисс Грандстром ловко схватила его за шиворот и взяла на руки.

– Ну, Борис, – заворковала она, – не мешай нам беседовать. Не всем нравятся кошки.

Она улыбнулась, чтобы дать мне возможность выказать любовь к кошкам, но я этим не воспользовалась. Однако я улыбнулась в ответ, что вполне удовлетворило мою собеседницу.

– Это было очень давно, – продолжала она. – Но если вы теряете любимое существо, забыть о нем трудно. Во всяком случае, я так устроена.

– Я вас понимаю, – сказала я. – Так, дайте подумать… – Я полистала дело и нашла распечатку с жалобами. – Перед исчезновением кота Дюран жаловался на шум.

– Это правда. Но я не понимаю, что его так рассердило, – Фарфел любил поболтать, но у него был тихий и приятный голос. Мы чудесно с ним беседовали. Конечно, он разговаривал на человеческом гораздо лучше, чем я на языке кошек.

Душевные болезни могут быть трудноуловимыми и очень коварными.

– В жалобе написано, что шум раздавался по ночам.

– Но я никогда не просыпаюсь, когда мои кошки шумят, – не сдавалась мисс Грандстром.

– Значит, вы могли просто не слышать?

– Ну, такой вариант нельзя исключать, я сплю крепко…

– А вам известно, как ваши кошки ведут себя ночью?

– Я полагаю, что по ночам они ведут себя так же, как днем.

– Вы уверены?

– Нет.

– Значит, вы не можете с уверенностью утверждать, что ночью кошки не шумят?

– Нет, если вы хотите подойти к данному вопросу формально. Однако я уверена, что Дюран все выдумал. Он почему-то меня невзлюбил.

– В его жалобе написано, что в то время он работал по ночам. А вам известно, чем именно он занимался?

– Кажется, скульптурой, если я не ошибаюсь, но вы можете спросить у него.

– Мне хочется побольше узнать о подозреваемом, чтобы составить о нем представление. Вот почему я решила сначала побеседовать с вами.

Мои слова ей понравились, и она заговорила снова.

– У меня создалось впечатление, что он всегда сидел дома; Дюран почти не выходил на улицу. Люди, которые жили раньше в его квартире, все время работали, я их даже не замечала. Ну, а те, что поселились после него – их было слишком много, чтобы обо всех рассказать, – никогда не вели себя так, как мистер Дюран. – Она усмехнулась, когда произнесла его имя. – Однажды я зашла к нему с пирожными, пытаясь установить мир, и он даже впустил меня к себе.

Она мягко оттолкнула кошку.

– Только не трогай чулки, Мейнард. Ты ведь и сам знаешь, как нужно себя вести. – Она вновь посмотрела на меня. – Его квартира произвела на меня странное впечатление. Никакой мебели, лишь кое-какие украшения на стене. Однако я сумела разглядеть заднюю комнату, там, где у меня расположена спальня. Дверь была распахнута, и я успела кое-что увидеть. Мастерская или лаборатория. Там было полно… оборудования, так, наверное, следует сказать. Инструменты и материалы, и очень тесно. Не понимаю, как можно жить подобным образом, – даже пройти сложно.

«Интересно, – подумала я, – сколько времени прошло с тех пор, как она в последний раз посмотрела непредвзятым взором на свою гостиную?» Когда-нибудь полицейским придется немало потрудиться, чтобы вынести отсюда мисс Грандстром – впрочем, сначала они будут вынуждены разобраться с худыми котами, брошенными на произвол судьбы.

– Значит, прежде чем обратиться в полицию, вы попытались с ним договориться, хотели разрешить конфликт.

– Да, я пыталась. Ну, в конце концов, они всего лишь кошки – и у них есть своя воля. Я постоянно шипела на них, чтобы они не шумели, но они не обращали внимания.

– А каким соседом был мистер Дюран?

– В каком смысле?

– Ну, каким человеком он был? Вы можете назвать его симпатичным – если отвлечься от вашего конфликта?

Она наклонилась ко мне поближе.

– Вы хотите знать правду?

И она еще спрашивает?

– Да, конечно, пожалуйста, говорите.

Слова хлынули из нее фонтаном.

– Он был самый настоящий псих, если вас интересует мое мнение. Злобный псих, который ненавидит животных. Я никогда не видела его друзей, за исключением парочки молодых людей, которые изредка появлялись. И никаких подружек. – Она расправила плечи, словно ее кто-то оскорбил. – Мне это показалось довольно странным. В конце концов, внешне он был весьма привлекательным. Я не знаю, каким он стал сейчас. Но тогда казался мне красивым молодым человеком. Должно быть, он не нравился девушкам из-за своих неприятных манер.

– Что вы имеете в виду, когда называете его злобным?

– Он вел себя очень недружелюбно. Я всегда старалась быть с ним любезной, завести разговор. Наши балконы находились рядом, и я пыталась с ним беседовать, когда выходила подышать свежим воздухом. А Дюран вешал там белье.

Значит, всякий раз, когда Уил Дюран выходил на балкон развесить белье, Эдит Грандстром выскакивала с котом на руках и принималась разговаривать с ним своим визгливым, неприятным голосом. Такое могло вызвать раздражение у кого угодно. Но убить кошку? Это слишком.

– Расскажите мне, что произошло, когда вы обнаружили, что ваш кот – Фарфел – мертв.

Она тяжело вздохнула.

– О, это было ужасно. Я нашла его в подвале, возле моего шкафчика. У нас у всех стоят там запирающиеся шкафчики для хранения всяких вещей. Кота не было уже несколько дней, и я ужасно волновалась. А потом я спустилась вниз, и стоило мне включить свет, как я его увидела. Он висел передо мной.

– Висел? – Этого в отчете не было. – Как?

– Задние лапки были связаны бечевкой. – Голос мисс Грандстром задрожал, глаза заблестели. – Живот разрезан, а внутренности вывалились наружу.

Вот оно!

– Мне очень жаль, я вам сочувствую, это было ужасное зрелище.

– Да. – Ее голос стал совсем тихим. – С тех пор меня мучают кошмары.

– Но почему вы решили, что виноват Дюран?

– Он ненавидел меня и моих кошек, в особенности Фарфела.

Что ж, вполне логично. И место, где он поместил труп, несомненно, выбрано не случайно. Однако нет ни малейших доказательств, что это сделал Дюран.

– Вы его арестуете?

Я не нашла в себе сил, чтобы объяснить: с тех прошло тринадцать лет, и мы не можем выдвинуть против Дюрана обвинение.

– Пока у меня недостаточно оснований для ареста. Кроме того, ордер на арест выписывает прокурор, а не я. Но я намерена поговорить с ним.

Пандоре потребуется динамит, чтобы открыть крышку ящика, в котором прячется Уилбур Дюран. Человек из ниоткуда.

Я позвонила по телефону в его студии; почему-то оказалось, что он есть в телефонном справочнике. Не сомневаюсь, что кто-то за это заплатил.

– Сожалею, детектив, но мистера Дюрана нет в стране. Сейчас он работает над фильмом.

– Над каким фильмом?

– Боюсь, я ничего не могу вам сказать.

– В какой он стране?

– Я точно не знаю; он может находиться в нескольких местах.

– Когда вы ожидаете его возвращения?

– Мы не знаем.

– Ну, хотя бы примерно.

– Это зависит от того, насколько успешно будет продвигаться работа. Иногда возникают задержки, и сейчас я не могу сказать вам, когда он вернется. Однако я обязательно попрошу его вам позвонить, как только он появится, и вы сможете с ним договориться о встрече.

Впервые меня записали в связи с моим телефонным звонком. У меня не было никакой возможности узнать, где сейчас находится Дюран, поскольку наши граждане не должны предъявлять паспорт, когда они покидают страну; так что мне придется ждать его возвращения.

– Отдел детективов. Говорит Москал.

Я даже позавидовала его бостонскому акценту. В Лос-Анджелесе нет своего акцента, моя среднезападная гнусавость исчезла уже давно.

– Вас беспокоит детектив Лорейн Дунбар из Лос-Анджелеса, отдел «Преступления против детей». Я понимаю, что прошу слишком многого, но мне бы хотелось поговорить с детективом, который состоял на службе двадцать пять лет назад. Я занимаюсь делом об исчезновении группы детей. Подозреваемый живет в сейчас в Лос-Анджелесе, но прежде жил в Южном Бостоне. Мне хотелось бы узнать, не было ли у вас преступлений, сходных с теми, что расследую я. Возможно, кто-то из ваших детективов мог бы мне помочь.

– Я здесь старший детектив, но на этом участке работаю только пятнадцать лет. Не исключено, что вам сможет помочь кто-нибудь из ушедших в отставку.

Конечно, такой детектив мог бы что-то вспомнить, но у него нет доступа к старым делам.

– А вы случайно не знаете, кто самый старый из детективов, работающих сейчас?

– Да, я его знаю.

Последовала небольшая пауза, и я услышала негромкий смех.

– А вы не могли бы назвать его имя?

– Это я.

– Ах, вот оно как. Что ж, очень удачно.

– Не стану спорить.

– А сколько лет, если вы не против?..

– Двадцать шесть.

– Ничего себе, – удивленно пробормотала я. – И вы продолжаете работать?

– Вы очень догадливы.

Некоторые трудоголики никак не могут уйти на покой.

– Ну, тогда я хочу поговорить с вами.

– Конечно, если вам нужен умный ответ, вы можете попробовать найти кого-нибудь помоложе. Однако попытайтесь. – Я поняла, что он улыбается. – Постараюсь вам помочь.

– В Лос-Анджелесе пропала группа подростков, – начала я.

Мне пришлось потратить пять минут, чтобы рассказать главное, в том числе и о моей попытке войти в контакт с Уилбуром Дюраном, и все это время детектив из Бостона меня внимательно слушал.

– Он уехал из Бостона в Калифорнию, чтобы учиться в колледже, – закончила я свой рассказ.

Москал стал вслух сопоставлять даты. Затем на несколько секунд замолчал.

– Я помню дело об исчезнувшем мальчике – это произошло как раз в тот промежуток времени, который вы имеете в виду. Тело нашли через неделю. Однако убийцу так и не поймали.

Я почувствовала, как мой пульс ускорился.

– Значит, дело еще не закрыто?

– Формально, да. Но сейчас никто над ним не работает. У нас не хватает личного состава. О, нет, простите, человеческих ресурсов.

Мне он понравился.

– У нас такие же проблемы. Я сейчас занята расследованием последних похищений, но мне скинули и старые дела. В противном случае у нас бы ими также никто не занимался. Итак, вы можете что-нибудь рассказать о мальчиках, которые пропали и не были найдены, – помните такие случаи?

Он рассмеялся и ловко ушел от вопроса.

– Детектив Дунбар, со всем уважением, но неужели вы думаете, что в моем возрасте я способен вспомнить, что я сегодня ел на завтрак?

– Ну…

– Извините. Я здесь главный объект гериатрических шуток. У нас наверняка есть дюжины пропавших ребятишек, которых не удалось найти. Как вы понимаете, из этого не следует, что все они плохо кончили. Давайте я немного подумаю и поработаю в архиве, а потом вам перезвоню. Мы начали заносить в компьютер старые дела, кое-что уже находится в базе данных. В таком случае их будет не трудно найти. Ну а если нет, мне потребуется больше времени. В любом случае я постараюсь связаться с вами до конца сегодняшнего дня.

Через час, когда я все еще работала с делами, он позвонил.

– Не знаю, насколько вам пригодится то, что я нашел. У нас есть два мертвых мальчика и трое пропавших в течение двухлетнего периода, который вас интересует. Все они белые, возраст от одиннадцати до четырнадцати лет.

Одна из наших референтов была выходцем из Новой Англии.

– Послушай, Донна, сколько времени потребуется на то, чтобы доехать от Нью-Йорка до Бостона?

– Около пяти часов – все зависит от движения. Проклятье.

– Есть скоростной поезд, который довезет тебя за два с половиной часа. Еще можно полететь на самолете, это сорок пять минут, но если учесть время на путь до аэропорта, на поезде ты доберешься быстрее.

Я прикинула свои возможности. Да, пожалуй, я успевала.

– Фред, у нас еще остались места на компьютерных курсах в Нью-Йорке? – небрежно спросила я.

– Не думаю, Дунбар. – Он откинулся на спинку кресла и прищурился. – А в чем дело, у тебя мало работы?

– Нет. Однако я зашла в тупик. Чувствую, что мне бы не помешало немного повысить квалификацию. Приближаются выходные, так что я потеряю совсем немного времени…

Мое предложение не вызвало у него энтузиазма, тем не менее он проворчал:

– Я наведу справки. Когда я в прошлый раз к ним обращался, свободных мест не было. Но тут никогда не знаешь заранее.

Через полчаса выяснилось, что у жены Джимми Тайлера возникли трудности с беременностью, что вынудило его отказаться от посещения двухдневного курса.

– Мы уже выкупили билет на самолет, можешь забрать. Ты улетаешь в четверг вечером, вернешься днем в воскресенье. Занятия в пятницу и субботу.

Я позвонила Кевину. Он с радостью возьмет детей на один день раньше. Фред зарезервировал мне место на курсах. Сегодня вторник. Но мне еще кое-что требовалось сделать.

Date: 2015-09-03; view: 284; Нарушение авторских прав