Андрей Рублёв. Этапы творческого пути

Андрей Рублёв – великий русский иконописец. Родился в 60-е годы 14 века. Время жизни Рублёва совпадает с переломным моментом в освободительной борьбе против татаро-монгольского ига. Творчество прославленного иконописца знаменует важную веху в истории русского искусства. Сего именем связано возникновение художественного направления, на многие десятилетия определившего развитие русской живописи. Дошедшие до нас исторические свидетельства о жизни и творчестве Андрея Рублёва крайне бедны хронологическими данными и во многом противоречат друг другу. Бесспорны лишь два сообщения, фигурирующие в летописях под 1405 и 1408 годах. 1405 год – совместно с Феофаном Греком и Прохором с Городца, Андрей Рублёв участвует в росписи Благовещенского собора Московского Кремля. 1408 год – Андрей Рублёв и Даниил Чёрный руководят работами по росписи Успенского собора города Владимира.

Благовещенский собор Московского Кремля перестраивался в 15 веке, и роспись его не сохранилась. Во владимирском Успенском соборе сохранилась лишь небольшая часть росписей. Дошли до нас также иконы из иконостаса этого собора, экспонирующиеся ныне в Третьяковской галерее и Русском музее. О предшествующем периоде жизни Андрея Рублёва известно мало. Составленное в 17 веке «Сказание о святых иконописцах» утверждает, что он жил сначала в Троицком монастыре в послушании у Никона. По словам «Сказания», Никон повелел Рублёву написать икону Троицы «в похвалу отцу своему, святому Сергию чудотворцу». Об остальных крупных работах Рублёва мы знаем из житий Сергия и Никона. Между 1425-1427 годами он вместе с другом и «спостником» Даниилом Чёрным участвовал в создании ныне несохранившихся росписей Троицкого собора Сергиева монастыря. Там Рублёв и скончался в 1430 году.

Для воссоздания творческого облика Рублёва очень важны сведения, сообщённые в 1478 году Иосифу Волоцкому бывшим игуменом Троицкого Сергиева монастыря старцем Спиридоном. По его словам удивительные и прославленные иконописцы Даниил и его ученик Андрей, иноки Андронникова монастыря, отличались такими добродетелями, что удостоились необычных дарований и настолько преуспели в совершенствовании, что не находили времени для мирских дел. Эти свидетельства дают отчётливое представление о высокой оценке творчества Рублёва его современниками, позволяют глубже проникнуть в образный строй его произведений и постигнуть существенные особенности его живописного метода.

Рублёву предстояло вернуть утраченное состояние – гармонию чувств, ясность и чистоту ума. Совершенствуясь, ум приобретал способность воспринимать «невещественный» свет. По аналогии с физическим светом, умственный свет освещал истинную природу, первообразы всех предметов и явлений. Интенсивность проявления этого света и ясность умозрения ставились в прямую зависимость от степени нравственной чистоты созерцателя. Атмосфера внутреннего согласия и любви, радостное звучание холодных и чистых оттенков, передающих оптимистическую идею о будущем совершенстве преображенного материального мира, о восстановлении утраченной «первообразной» красоты и гармонии заставляют вспомнить о том, какое значение придавал Сергий Радонежский первому, построенному им храму. Историческая канва рублёвского шедевра – «Троицы» – библейская легенда о явлении бога Аврааму и его жене Сарре под видом трёх мужей. Для нас эмоциональное содержание иконы Рублёва далеко выходит за рамки её богословского толкования. Художник воплотил в «Троице» свой идеал совершенства, представление о человеке тонкой одухотворённости и нравственной просветлённости. Отдавая всё свободное время изучению наследия византийской и русской иконописи, Рублёв отбирал лучшее и творчески переосмысливал увиденное, основываясь на собственном опыте. Важную роль в раскрытии дарования Рублёва сыграло его сотрудничество с прославленным византийским живописцем, «великим философом» Феофаном. Огненный темперамент Феофана Грека, образные, насыщенные притчами философские беседы, которые он вёл с восторженными слушателями, на глазах у них вдохновенно и с профессиональным блеском воплощая «духовную красоту», открытую «чувственным очам» его ума, наконец, его отточенное мастерство монументалиста и миниатюриста, - всё это не могло не повлиять на мировосприятие Рублёва и, несомненно, способствовало расширению его творческого диапазона.

Так же, как Феофан, Рублёв стремится достигнуть воплощения изначальной красоты совершенного человека. Так же, как Феофан, он видит в этой красоте результат творческой деятельности преображенного человеческого духа. Но если для Феофана достижение совершенства означает полное изменение чувственного человека, то для Рублёва этот процесс заключается в освобождении первозданной красоты, скрытой в материальных формах.

В противоположность Феофану, в иконах и фресках Рублёва отсутствуют резкие блики, противопоставленные санкирю или охрению. Последовательное наложение тончайших светлых и постепенно светлеющих слоёв охр создаёт совершенно иной эффект. Источник света – внутри, но свет не пробивается сквозь материальную поверхность, а равномерно излучается ею. Он исходит на окружающие предметы и сообщает всему животворную радостную теплоту, которая передаётся зрителю. В пропорциях фигур появляется лёгкость. Движения освобождаются от бремени случайности. Перерождаясь вместе с душой, плоть как бы наполняется светом. Мечта о грядущем торжестве согласия и любви, о восстановлении утраченной гармонии человека и мира обретает в творчестве гениального художника конкретные, зримые формы.