Книга вторая 11 page

- Вот так встреча! - воскликнул он. - Как поживаете, мисс Олден!

Здравствуйте, мисс Марр. Если вы собираетесь домой, мы можем вас подвезти.

Не только Роберта, но и Клайд слышал это приглашение. И Роберта сейчас

же сказала, что уже поздно, а они с Грейс должны быть сегодня в церкви

вместе с Ньютонами, поэтому им было бы удобнее вернуться на машине.

Роберта, впрочем, надеялась, что Шерлок пригласит и Клайда и что Клайд

согласится. Шерлок действительно предложил Клайду ехать с ними, но Клайд

решительно отказался. Он объяснил, что хочет побыть здесь еще немного. И

Роберта простилась с ним, бросив ему взгляд, ясно говоривший, как она

благодарна и счастлива. Они так приятно провели время! А Клайд, несмотря

на все свои сомнения и угрызения совести, подумал: как грустно, что он и

Роберта не могли остаться здесь дольше. И сразу после их отъезда он один

вернулся домой.

На следующее утро он с особенным нетерпением ждал встречи с Робертой.

Во время работы, на глазах у всех, он не мог проявить свои чувства, но все

же по беглой восхищенной улыбке, которая играла на его лице и вспыхивала

во взгляде, Роберта поняла, что он настроен так же восторженно, как и

накануне. И хотя она чувствовала, что надвигается какой-то серьезный

перелом в их отношениях, и понимала, как необходимо (хоть это и очень

неприятно) хранить все в тайне, - она, в свою очередь, не могла не

ответить ему нежным и покорным взглядом. Подумать только, что он ею

увлекся! Как странно и как тревожно!

Клайд тотчас решил, что его ухаживание принимают благосклонно и надо

воспользоваться первым же удобным случаем, чтобы заговорить с Робертой.

Выбрав минуту, когда ее соседки отошли, он подошел к ней и, взяв в руки

один из воротничков, которые она штемпелевала, сказал с таким видом,

словно речь шла о ее работе:

- Вчера мне было ужасно жаль, что нам пришлось так быстро расстаться! Я

очень хотел бы сегодня опять поехать с вами на озеро, вместо того чтобы

сидеть здесь. А вы?

Роберта повернулась к нему, сознавая, что настала минута, когда нужно

решить, будет ли она поощрять его ухаживание. В то же время она

почувствовала, что не может оттолкнуть его, чем бы это ей не грозило.

Какие у него глаза! А волосы! А руки! И вместо того чтобы ответить ему

холодно или укоризненно, она только подняла на него беспомощные и ласковые

глаза, полные такой растерянности и покорности, что Клайд понял: она так

же не в силах бороться с влечением к нему, как и он с влечением к ней. Он

тут же решил, как только будет удобно, заговорить с нею о том, где бы им

встретиться без свидетелей; ясно, что ей, как и ему, не хочется, чтобы их

видели... Сегодня отчетливее, чем когда-либо раньше, он понимал, что

вступает на опасный путь.

Он начал делать ошибки в подсчетах, чувствуя, что вблизи Роберты не в

состоянии сосредоточиться на работе. Она слишком очаровательна, слишком

влечет его к себе - такая живая, веселая, милая... Если бы ему добиться ее

любви, он стал бы счастливейшим человеком на свете. Да, но это правило, о

котором говорил Гилберт... Только накануне, на озере, Клайд пришел к

выводу, что в его положении на фабрике нет ничего хорошего. Но теперь,

когда есть надежда на сближение с Робертой, гораздо приятнее остаться.

Разве он не может еще хотя бы некоторое время сносить равнодушие

Грифитсов? А там - как знать! - может быть, они все-таки заинтересуются им

и сочтут возможным ввести его в свое общество, если только он ничем перед

ними не провинится. Однако сейчас его мучит искушение сделать как раз то,

что запрещено. Но что значит этот запрет, которым связал его Гилберт? Если

б только сговориться с ней, - может быть, они могли бы встречаться тайно,

чтобы избежать пересудов.

И Клайд, сидя за своей конторкой или расхаживая по штамповочной,

обдумывал, как поступить. Даже здесь, на работе, он был занят почти

исключительно Робертой и не мог думать ни о чем другом. Он решил

предложить ей встретиться в маленьком парке на берегу реки Могаук - это

было место загородных прогулок к западу от Ликурга. Но за весь день ему не

удалось с ней поговорить. Во время перерыва он спустился в столовую,

торопливо позавтракал и вернулся пораньше в надежде, что сумеет шепнуть ей

о своем желании встретиться. Но она была окружена девушками, и он не мог

сказать ей ни слова.

В конце дня, выходя с фабрики, он подумал, что хорошо бы встретить ее

одну на улице, - тогда он мог бы подойти к ней и заговорить. Он знал, что

и ей хочется этого, хотя бы она и стала уверять его в противном. Нужно

сделать так, чтобы и ей, как всем, эта встреча показалась совершенно

случайной и, значит, невинной. Но когда после гудка Роберта вышла на

улицу, ее провожала другая девушка, и Клайду пришлось придумывать что-то

еще.

В тот же вечер, вместо того чтобы скучать в доме миссис Пейтон или

пойти в кино, как он теперь часто делал, или одиноко бродить по улицам,

стараясь побороть свою тоску и тревогу, он решил поискать дом на

Тэйлор-стрит, где жила Роберта. Дом этот оказался не слишком приятным,

далеко не таким симпатичным, как дом миссис Каппи, или тот, где Клайд жил

теперь. Это было побуревшее от старости здание, и все здесь по соседству

было старомодным и ветхим и уж слишком бесцветным. Однако, несмотря на

ранний час, в окнах тут и там уже виднелся свет - и это придавало дому

уютный и приветливый вид. И несколько деревьев перед домом понравились

Клайду. Что делает сейчас Роберта? Почему она не подождала его около

фабрики? Почему не чувствует, что он здесь, и не выходит к нему? Вот если

бы как-то дать ей почувствовать, что он здесь, и заставить ее выйти на

улицу... Но Роберта не показывалась. Из дому вышел только Шерлок и быстро

пошел в сторону Сентрал-авеню. А потом еще и еще люди выходили из соседних

домов и скрывались в том же направлении. Клайд поспешно отошел подальше от

дома Роберты, чтобы не обратить на себя внимание. Он то и дело вздыхал:

вечер был так хорош... Около половины десятого взошла полная луна и

повисла над дымовыми трубами, тяжелая и желтая. Клайд был так одинок!..

В десять часов свет луны стал слишком ярок, а Роберта все не

появлялась, и Клайд решил уйти. Было бы неблагоразумно оставаться здесь

дольше. Однако в такой прекрасный вечер ему противно было думать о

возвращении домой, и он стал расхаживать взад и вперед по Уикиги-авеню,

глядя на красивые дома, среди которых был и дом его дяди Сэмюэла. Все

обитатели этих домов выехали на дачи. В окнах нигде ни огонька. А Сондра

Финчли, Бертина Крэнстон и вся эта компания - что они делают в такой

вечер? Где танцуют? Куда спешат? С кем флиртуют? Как тяжко быть бедняком,

без денег, без положения в обществе и не иметь возможности жить так, как

хочешь.

На следующее утро, более нетерпеливый чем когда-либо, он вышел из дому

без четверти семь: ему хотелось поскорее снова встретить Роберту,

попытаться с ней заговорить. По Сентрал-авеню в сторону фабричного района

двигался поток рабочих - и, конечно, Роберта в самом начале восьмого

присоединится к этой толпе. Но по пути на фабрику Клайд ее не встретил.

Проглотив чашку кофе в ресторанчике неподалеку от почты, он прошел по всей

Сентрал-авеню в сторону фабрики, постоял у табачной лавочки, надеясь

увидеть Роберту одну, - и был вознагражден лишь тем, что увидел ее опять с

Грейс Марр. Что за нелепый, сумасшедший мир! - подумал Клайд. - Как трудно

в этом несчастном городишке встретиться с кем-нибудь наедине! Чуть ли не

все здесь знают друг друга. Но ведь Роберта должна понимать, что он ищет

случая с ней поговорить. Неужели она не могла пойти на фабрику одна? Он

достаточно выразительно смотрел на нее вчера. И все же она идет с Грейс

Марр и, по-видимому, довольна. Что же это значит?

На фабрику он пришел в самом мрачном настроении. Но вид Роберты,

садившейся на свое место, ее приветливое: "Доброе утро!" - и ее веселая

улыбка утешили его, и он почувствовал, что еще не все потеряно.

К трем часам дня всех охватила сонливость: утомляли летний зной,

непрерывная однообразная работа, слепил отблеск солнечных лучей - их

отражала текущая под самыми окнами река.

Тук-тук-тук - металлические печатки одновременно опускались на десятки

воротничков. Этот звук, обычно едва различимый в жужжании и гуле швейных

машин за барьером, сегодня слышался еще слабее, чем всегда. Кто-то из

штамповщиц затянул песню - Руза Никофорич, Ода Петканас, Марта Бордалу,

Анжелика Питти и Лена Шликт подхватили. Роберта, все время чувствуя на

себе взгляд Клайда и поникая его настроение, спрашивала себя, скоро ли он

подойдет в заговорит с нею. Ей очень этого хотелось, и, вспоминая слова,

которые он шепнул ей накануне, она была уверена, что он недолго сумеет

противиться желанию подойти к ней. Она прочла это во взгляде, каким он

смотрел на нее вчера. Однако тут столько препятствий... Она знала, что ему

нелегко придумать способ сказать ей хоть слово. Но минутами она

радовалась, чувствуя себя в безопасности среди девушек.

Занятая этими мыслями, она в то же время, как и все остальные

работницы, продолжала быстро штемпелевать лежавшие перед ней воротнички -

и вдруг заметила, что проштемпелевала номером "16" пачку воротничков

меньшего размера. Она с огорчением посмотрела на испорченную пачку и

решила, что остается только одно: отложить ее в сторону и ждать замечания

от кого-нибудь из начальства, может быть, от Клайда... или можно сейчас же

отнести бракованные воротнички прямо к нему - это, пожалуй, лучше всего:

тогда никто из мастеров не увидит их до Клайда. Так делали все девушки,

когда ошибались. И все опытные работницы должны были сами следить за

подобными ошибками.

Но сейчас, как ни хотелось ей пойти к нему, она не решалась: это даст

ему желанную возможность заговорить с нею, а самое страшное, что и для нее

это желанная возможность. Она колебалась: с одной стороны, долг перед

Клайдом как заведующим, с другой - верность прежним правилам поведения,

столь противоположным этому новому властному стремлению к Клайду и

подавленному желанию услышать, что он ей скажет... Наконец она взяла

испорченную пачку воротничков и положила к нему на конторку. Руки ее

дрожали, лицо побледнело, она задыхалась. А Клайд в это время тщетно

пытался подсчитать по талонам выработку штамповщиц: мысли его были далеки

от этих подсчетов. Потом он поднял голову. Перед ним, наклонившись, стояла

Роберта. Нервы его натянулись до предела, горло и губы пересохли: вот

удобный случай, о котором он мечтал. Он видел, что Роберта едва не

задыхается от волнения: она понимала, что поступает слишком смело и сама

себя обманывает.

- Там, наверху, ошиблись с этой пачкой, - начала она, путаясь в словах,

- а я не заметила, пока почти все не проштемпелевала. Это размер

пятнадцать с половиной, а я почти на всех воротничках поставила

шестнадцать. Простите меня, пожалуйста.

Клайд заметил, что она пытается улыбнуться и казаться спокойной, но

щеки ее совсем побелели, а рука, держащая воротнички, дрожит. Он сразу

понял, что, хотя она пришла к нему с этой ошибкой как добросовестная

работница, знающая фабричные порядки, здесь кроется нечто большее. Слабая,

испуганная и все же движимая любовью, она давала ему случай, которого он

искал, и хотела, чтобы он этим воспользовался. И Клайд, в первую минуту

смущенный и взволнованный ее внезапным появлением, тут же приободрился и

осмелел чуть не до дерзости: он никогда еще не был так решителен по

отношению к ней. Ее влечет к нему, это ясно. Он ей нравится, и она

достаточно умна, чтобы дать ему возможность с ней поговорить.

Замечательно! Как мила эта смелость!

- Ну, это ничего, - сказал Клайд, притворяясь спокойным и уверенным,

хотя даже сейчас робел перед нею. - Я отправлю их вниз, в прачечную, а

потом посмотрим, нельзя ли будет поставить новый штамп. Это ведь, в

сущности, не наша вина.

Он ласково улыбнулся ей, и она, готовясь уже отойти, ответила ему

сдержанной улыбкой, опасаясь, не слишком ли ясно показала, что привело ее

сюда.

- Нет, не уходите, - прибавил он быстро. - Я хочу вас кое о чем

спросить. Я с воскресенья ищу случая поговорить с вами. Нам надо

где-нибудь встретиться, хорошо? Правда, по здешним правилам заведующий не

должен иметь ничего общего с работницей своего отделения - я хочу сказать,

за пределами фабрики. Но мне все-таки хочется с вами встретиться, хорошо?

Знаете, - и он улыбнулся ей нежно и вкрадчиво, - с тех пор как вы здесь

работаете, я прямо без ума от вас, а после воскресенья стало еще хуже. И я

не хочу, чтобы нас с вами разделяло какое-то глупое правило. А вы?

- Право, не знаю... - ответила Роберта; теперь, когда все вышло, как

она хотела, она была в ужасе от своей смелости. Она тревожно оглядывалась,

и ей казалось, что глаза всех, кто есть в штамповочной, следят за нею. - Я

живу у мистера и миссис Ньютон - это сестра и зять моей подруги, и они

очень строгие. Другое дело, если бы... - Она хотела прибавить: "Если бы я

была дома", - но Клайд прервал ее:

- Только, пожалуйста, не отказывайтесь! Пожалуйста! Мне необходимо с

вами поговорить! Я не хочу причинять вам никаких неприятностей, иначе я с

радостью пришел бы к вам домой.

- Нет, нет, это невозможно, - предостерегла Роберта. - Во всяком

случае, пока нельзя.

В своем смущении она бессознательно дала Клайду понять, что

когда-нибудь позже хотела бы принять его у себя.

- Ну хорошо, - улыбнулся Клайд, видя, что она отчасти уступает. - Тогда

просто пройдемся, хотя бы по вашей улице, если хотите, в конец ее, там

почти нет домов. Или давайте погуляем в маленьком парке, что на берегу

Могаука, знаете? Приезжайте туда, я встречу вас у остановки. Согласны?

- Но я боюсь... я боюсь ехать так далеко. Я никогда ничего такого не

делала. - Она посмотрела на Клайда открытым, невинным взглядом. Он был в

восторге, она такая милая, и у них будет свидание! - Знаете, - продолжала

Роберта, - я просто боюсь ездить куда-нибудь одна. Здесь так любят

сплетничать. Кто-нибудь, конечно, меня увидит. Но...

- Но... что?

- Боюсь, что я слишком долго стою здесь около вас. Как по-вашему?

Она сказала это и сама чуть не ахнула. И Клайд, поняв, как откровенны

ее слова, хотя в них, в сущности, не было ничего необычного, сказал быстро

и настойчиво:

- Ну, тогда давайте встретимся в конце той улицы, где вы живете.

Выходите сегодня вечером на несколько минут, - скажем, на полчаса, хорошо?

- Нет, сегодня я не могу... Не так быстро. Я должна сперва

посмотреть... устроить... Как-нибудь в другой раз... - Взволнованная и

смущенная этим необычайным событием в ее жизни, она, как иногда бывало и с

Клайдом, то улыбалась, то хмурилась, сама того не замечая.

- Тогда, может быть, в среду вечером, в половине девятого или в девять?

Вы придете? Ну, пожалуйста!

Роберта тревожно обдумывала, что ответить. В эту минуту она бесконечно

нравилась Клайду: она оглядывалась, видимо, сознавая, что на нее смотрят и

что она стоит около него слишком долго для первого разговора.

- Мне пора вернуться на место, - сказала она, не отвечая на его вопрос.

- Еще минутку, - просил Клайд. - Мы с вами не сговорились, в котором

часу в среду. Ведь вы придете? Выходите в девять или в половине девятого,

словом, когда хотите. Я буду ждать начиная с восьми. Придете?

- Ну хорошо. Скажем, в половине девятого или между половиной девятого и

девятью, если я смогу. Хорошо? Если смогу, я приду. А если что-нибудь

случится, я скажу вам с утра.

Она покраснела и опять оглянулась смущенно и тревожно, потом быстро

направилась к своему месту; она вся дрожала с головы до ног и выглядела

такой виноватой, словно ее уличили в страшном преступлении. А Клайд за

своей конторкой едва не задохнулся от волнения. Не чудо ли, что он так

говорил с ней и что она согласилась? Она решилась на свидание с ним здесь,

в Ликурге, где его все хорошо знают! Потрясающе!

А Роберта думала, как чудесно будет погулять и поговорить с ним при

свете луны, ощущать пожатие его руки и слушать его нежный, ласковый голос.

Было совсем темно, когда Роберта в среду вечером украдкой выскользнула

из дому, чтобы встретиться с Клайдом. Но перед этим сколько сомнений и

борьбы с самой собою! Ей не только трудно было преодолеть собственные

внутренние колебания, - вызывала немало тревог и душная, пошлая и

ханжеская атмосфера, окружавшая ее в доме Ньютонов. С тех пор как она

приехала сюда, она никуда не выходила без Грейс Марр. А тут еще в эту

среду, - Роберта совсем забыла обитом, разговаривая с Клайдом, - она

условилась отправиться вместе с Ньютонами и Грейс в баптистскую церковь,

где должна была состояться проповедь, а затем вечер для прихожан с разными

играми, чаем, пирожными и мороженым.

И она не знала, как быть, как ей освободиться в этот вечер, но потом

вспомнила, что дня за два перед тем Лигет, заметив, как хорошо и быстро

она работает, предложил ей поучиться шить у миссис Брейли, в соседнем со

штамповочной швейном цехе. Теперь, когда приглашение Клайда совпало с

собранием в церкви, Роберта решила сказать Ньютонам, что в этот вечер она

должна явиться на дом к миссис Брейли. Она скажет это в среду вечером,

перед обедом. Таким образом, она сможет встретиться с Клайдом. И успеет

вернуться домой до возвращения Ньютонов и Грейс. Так сладко будет слушать

его... снова услышать, как тогда, в лодке, что она показалась ему самой

красивой девушкой на свете, когда стояла на берегу и смотрела на водяные

лилии. Много, много мыслей - смутных, пугающих, ярких - осаждало ее: как и

куда они пойдут и как потом станут встречаться, если она сумеет сделать

так, чтобы они стали друзьями и чтобы это не повредило ни ей, ни ему. Если

будет нужно, она уйдет с фабрики и поищет какое-нибудь другое место, -

таким образом, с Клайда будет снята всякая ответственность за нее.

Еще одно волновало ее: как одеться? Роберта видела, что в Ликурге

многие работницы одеваются лучше, чем в Бильце и Трипетс-Милс. Но она

значительную часть своего заработка посылала матери, - если бы не это, она

тоже могла бы прекрасно одеться. Теперь, когда Клайд завладел всеми ее

мыслями, она забеспокоилась о своей внешности; вечером, после того как они

условились о встрече, она пересмотрела весь свой скромный гардероб и

выбрала синюю шляпку, которую Клайд еще ни разу не видел, платье из

дешевого сукна в белую и синюю клетку и белые парусиновые туфли, купленные

прошлым летом в Бильце. Она решила дождаться, пока Ньютоны и Грейс уйдут в

церковь, а затем быстро переодеться и выйти.

В половине девятого, когда наконец совсем стемнело, она пошла по

направлению к Сентрал-авеню, а оттуда кружным путем вернулась на

условленное место в конце Тэйлор-стрит. Клайд был уже там. Он стоял,

прислонясь к старому деревянному забору, окружавшему пятиакровое

кукурузное поле, и смотрел на городок, огни которого светились сквозь

листву деревьев. Воздух был насыщен пряными ароматами трав и цветов.

Легкий ветерок шелестел в высоких стеблях кукурузы позади Клайда, в листве

деревьев над его головой. А далеко в вышине сверкали звезды - Большая и

Малая Медведица, Млечный Путь, их когда-то ему показывала мать.

И Клайд думал о том, как изменилось его положение здесь по сравнению с

Канзас-Сити. Там он робел перед Гортензией Бригс, да и перед любой другой

девушкой, боялся им слово сказать. А здесь, особенно с тех пор как его

назначили заведующим штамповочной, он убедился, что не так уж неинтересен,

как ему казалось раньше. Девушки на него заглядываются, и он теперь уже не

так боится их. Глаза Роберты сказали ему, как сильно он ей нравится. Вот и

у него есть подруга. Когда она придет, он обнимет ее и поцелует. И она не

сможет ему противиться.

Он стоял, прислушивался, мечтал и смотрел вдаль; шорох кукурузы за его

спиной будил в нем какое-то воспоминание. И вдруг он увидел Роберту.

Нарядная, оживленная и тем не менее встревоженная, она остановилась в

конце улицы, озираясь, как пугливый, осторожный зверек. Клайд тотчас

поспешил к ней навстречу и тихонько окликнул ее:

- Привет! Как мило, что вы пришли! Трудно было выбраться? (Он подумал,

что она гораздо лучше Гортензии Бригс или Риты Дикермен: одна была такая

расчетливая, а другая - чувственная и неразборчивая.)

- Еще бы не трудно!

И она стала подробно и красочно рассказывать о том, как неловко вышло с

Ньютонами: она совсем забыла о своем обещании пойти с ними в церковь, а

тут еще и Грейс заявила, что не пойдет без нее. И ей пришлось солгать,

ужасно солгать: будто она идет к миссис Брейли учиться шить. Клайд ничего

не знал о предложении Лигета и сразу же стал расспрашивать Роберту: у него

явилась мысль, не хочет ли Лигет перевести ее от него. Он не дал ей

вернуться к рассказу о Ньютонах, пока не выслушал всех подробностей насчет

Лигета, и Роберте было очень приятно, что он так живо этим

заинтересовался.

- Но, знаете, я ведь пришла ненадолго, - быстро и ласково сказала она

при первом удобном случае, когда Клайд, сжимая ее руку, повернул к реке,

совсем безлюдной в этих местах. - Собрания в баптистской церкви почти

всегда кончаются к половине одиннадцатого, и я должна быть дома раньше

Ньютонов и Грейс.

Она привела множество доводов, объясняя, почему ей нельзя задерживаться

позже десяти часов, и Клайд, хотя и раздосадованный, не мог не

согласиться, что она рассуждает благоразумно. Сначала он надеялся удержать

ее дольше. Но, видя, что времени у него мало, он старался теперь скорее

добиться большей близости; он стал расхваливать ее шляпу, жакет - они ей

так к лицу! И тут же попытался обнять ее за талию, но Роберта, считая, что

он слишком спешит, отвела его руку, вернее, пыталась отвести, ласково

убеждая:

- Ну, не надо! Это нехорошо! Разве вам недостаточно вести меня под

руку? Или давайте я возьму вас под руку.

Высвободившись из его объятий, она сразу крепко взяла его под руку и

прижалась к его плечу, стараясь идти с ним в ногу. И Клайд подумал, как

просто и естественно держится она теперь, когда лед между ними сломан.

А как она щебетала! Ей нравится Ликург, но только она никогда еще не

жила в таком строгом и набожном городе - тут в этом смысле даже хуже, чем

в Бильце или Трипетс-Милс... И она стала рассказывать о Бильце и

Трипетс-Милс, говорила и о своем доме, но мало: об этом ей не хотелось

рассказывать. И снова - о Ньютонах и Грейс Марр, о том, как они следят за

каждым ее шагом.

А Клайд слушал и думал, что она совсем не похожа на Гортензию Бригс или

Риту, да и ни на одну из девушек, которых он встречал: она гораздо проще и

доверчивее, ей совершенно не свойственны ни распущенность Риты, ни

тщеславие, резкость и самомнение Гортензии, но она такая же красивая и при

этом гораздо симпатичнее. А как мило она выглядела бы, если бы была лучше

одета... Что бы она подумала, если бы узнала, как он вел себя с

Гортензией, - тогда все было по-другому, совсем по-другому...

- Знаете, - сказал Клайд, когда Роберта на мгновенье замолчала, - мне

хотелось заговорить с вами с самого начала, как только вы стали работать

на фабрике. Но вы сами видите, тут все вечно следят друг за другом. Это

возмутительно! Мне заявили, когда я получил это место, что я не должен

заводить знакомство ни с одной девушкой на фабрике, и я старался соблюдать

это правило. Но теперь я просто не могу сладить с собой. - Он крепко сжал

ее руку, потом вдруг остановился и обнял ее. - Знаете, Роберта, я от вас

без ума. Правда! Вы самая милая, самая очаровательная девушка на свете.

Послушайте, вы не сердитесь, что я так говорю? С тех пор как я увидел вас,

я почти потерял сон. Честное слово, правда! Я все думаю и думаю о вас. У

вас такие дивные глаза и волосы! Вы сегодня ужасно красивая! Ах, Роберта!

И он вдруг привлек ее к себе и поцеловал, прежде чем она успела

уклониться. Он продолжал держать ее в объятиях, а она наперекор себе самой

сопротивлялась, напрягая всю силу воли: оказалось, что ей хочется обнять

его и прижаться к нему еще крепче, - это поразило и испугало ее. Какой

ужас! Что подумают, что скажут люди, если узнают? Конечно, она дурная

девушка, но ей хочется быть с ним вот так - совсем рядом... никогда еще ей

так этого не хотелось.

- Не надо, мистер Грифитс, - умоляла она. - Правда, не надо! Ну,

пожалуйста! Нас могут увидеть. Кажется, кто-то идет.

Она оглянулась, видимо, очень испуганная, но Клайд только рассмеялся.

Он был в восторге: наконец-то жизнь порадовала его таким восхитительным

подарком!

- Я никогда в жизни не делала ничего подобного, - продолжала она. -

Честное слово! Пустите меня. Это только потому, что вы сказали...

Но Клайд, не отвечая, крепко прижал ее к себе; его бледное лицо и

темные жадные глаза были совсем близко от ее лица. Он целовал ее снова и

снова, несмотря на ее протесты; ее маленький рот, подбородок, щеки были

так прелестны, что невозможно было устоять, и он, слишком взволнованный,

чтобы говорить более мужественным тоном, шептал умоляюще:

- Роберта, дорогая, ради бога, ну скажите, что вы меня любите? Скажите?

Я знаю, что любите, Роберта! Я знаю! Я с ума схожу по вас! Скажите! У нас

так мало времени!

И он снова целовал ее щеки и губы. И вдруг почувствовал, что она

слабеет. Она стояла безвольная и покорная в его объятиях; он смутно понял,

что с ней творится что-то странное. Внезапно по лицу ее потекли слезы; ее

голова упала ему на плечо, и он услышал шепот:

- Да, да, да, я люблю вас! Да, люблю, люблю!

В ее голосе послышалось рыдание, то ли от горя, то ли от блаженства, и

Клайд был так глубоко тронут ее искренностью и простотой, что и у него на

глазах выступили слезы.

- Роберта, дорогая, все будет хорошо. Не надо плакать. Вы такая милая.

Правда, правда, Роберта!

Он поднял глаза и увидел на востоке, над низкими крышами домов,

тоненький светящийся краешек восходящей июльской луны. И в это мгновение

ему показалось, что жизнь дала ему все - все, чего только можно пожелать.

Это свидание, как поняли и Клайд и Роберта, было только прелюдией к

новым бесчисленным встречам и радостям, которые ждали их впереди. Они

обрели любовь. Они были восхитительно счастливы, несмотря на все

затруднения и препоны. Но как быть дальше, как найти способ видеться чаще?

Уже само по себе положение Роберты в доме Ньютонов было серьезной помехой

в ее отношениях с Клайдом, и особо приходилось задуматься над тем, как

быть с Грейс Марр. Грейс была еще больше скована, чем Роберта, и своей

внешней непривлекательностью и, главное, мещанскими предрассудками и

строгими правилами сектантски-религиозного воспитания. Однако и она хотела

повеселиться и почувствовать себя свободной. Роберта, веселая и подчас

даже смелая, в сущности, была скована теми же условностями, что и Грейс,

но Грейс воображала, будто ее подруга несравненно более свободна. Поэтому

она очень льнула к Роберте, которую это несколько утомляло. Грейс

воображала, что они с Робертой могут обмениваться признаниями, шутками,

мыслями обо всем, что касается любви, могут безбоязненно поверять друг

другу свои мечты. Это было единственным развлечением в ее довольно

безрадостной жизни.

Но Роберте, даже до того, как в ее жизнь вошел Клайд, совсем не

нравилась эта навязчивость. Ей это надоедало. А затем она почувствовала,

что не может говорить с Грейс о Клайде, - и не потому только, что Грейс,