Кромка леса

Длинная колонна бритых наголо молодых людей в ватниках и ушанках вялым маршем проходит по дороге, разделяющей поле и лес. Рядом идут охранники с собаками. Колонна поет что-то нечленораздельное. Крупный план: затылки идущих заключенных. Один из них оборачивается. Это Володя.

Изба

Старушечьи руки шьют кукольную руку. Звучит невразумительная песня.

Другие старушечьи руки шьют кукольную ногу.

Еще одни руки пришивают руки и ноги к туловищу куклы.

Лагерная мастерская

Мастерская по изготовлению балалаек. Володя наждаком шлифует гриф балалайки. Его руки. Звучит балалайка. Рядом с Володей сидят еще два зека, тоже трудящихся над балалайками.

ПЕРВЫЙ ЗЭК (Володе): Дырявый! Чего замолчал?

ВТОРОЙ ЗЭК (толкает Володю локтем): Ну-ка, пой!

Володя боязливо косится на них и начинает подвывать что-то.

ГОЛОС СТАРУХИ: Вот и родился Аника-воин.

Смех старух.

Изба

Руки старух разрывают остывший хлеб на части, суют куски себе в рот. Двенадцать старух сидят и жуют. Ходики тикают на стене. Вечереет.

Следующая сцена: ночь. Руки Марата зажигают керосиновую лампу.

ГОЛОС МАРИНЫ: А чего, света нет?

МАРАТ (подкручивая фитиль): Так это, на ночь вырубают, гады.

Лампа освещает кладовую. На полках сидят четыре тряпичные куклы. Они без лиц и без одежды.

МАРАТ: Вот и куколки.

МАРИНА: Только эти?

МАРАТ: Еще есть. Надо доделать да продать. Правда, Зоинька?

МАРИНА: Почем продавали?

МАРАТ: Да... когда как. Всем хватало.

МАРИНА: А одежда?

МАРАТ: Да одёжу-то пошьют, чего уж. Материй-то полно, Зоинька запасла. А вот морды лепить... Морды это... не знаю. Гады.

МАРИНА: Морды — сложно?

МАРАТ: Зоинька, Зоинька делала морды. Зоинька.

МАРИНА: А старухи?

МАРАТ: Шили ноги-руки. И морды жевали. Из хлеба.

МАРИНА: А почему из хлеба?

МАРАТ: Так крепче. Навечно.

МАРИНА: Навечно! А собаки сожрали.

МАРАТ: Собаки... собаки... много собак. Зоинька собачек любила. Гады...

МАРИНА: Слушай, а у Зои слепка не было?

МАРАТ: Как... слепка?

МАРИНА: Ну, слепка морды. Это же просто — одну форму сделать и колбасить по ней. Как пряники тульские.

МАРАТ: А? Как пряники? Нет. Зоинька каждую мордочку сама лепила. Она говорила: «Детки мои. У каждого свой характер». Умела. А я вот... это. Не умею лепить. Я ей помогал. И любил. Я маманю так не любил, как Зоиньку.

МАРИНА: Ты ж говорил — секрет оставила. Я-то думала — это форма.

Марат отрицательно качает головой.

МАРИНА: Да. Сложно у вас.

МАРАТ (в сердцах): Потому что гады железные! Делают по-плохому! А надо по-хорошему! Скупщики. Приедут послезавтра.

МАРИНА: Уже?

Марат угрюмо кивает.

МАРИНА: Ты вот что. Найди какого-нибудь пацана. И сними у него с лица маску. И по ней лепить будешь постоянно.

МАРАТ: Да?

МАРИНА: Конечно. Будете торговать этими куклами хоть сто лет. Будет на что выпить и закусить. Только маску сними правильно.

МАРАТ: А как?

МАРИНА: Ну, как! Как в морге. Лицо маслом намажут, глину белую приложат. Она засохнет — и маска готова.

МАРАТ: Да? Ааа... А как же...

МАРИНА: Чего?

МАРАТ: А у нас одни старики. С кого снимать-то? Пацанов-то и нет. (Серьезно.) А вот глины белой — полно.

Марина достает сигарету, прикуривает от лампы. Смотрит на безлицых кукол.

МАРИНА (зевает): Рано тут у вас темнеет.