Три героических испытания

Комната в особняке дяди Генри, в которую отвели Элиота и Фиону, была больше целого этажа в их доме в Дель‑Сомбре. Фиона подняла голову к потолку. Высотой около двадцати футов, он был украшен фреской с изображением облаков и херувимов, игравших в прятки или устраивавших засаду друг на друга.[29]

Сквозь высокие, от пола до потолка, окна в южной стене комнату заливал солнечный свет. За окнами виднелось бурное море, вдоль линии горизонта плыли слоистые облака. Элиот подошел к столу, накрытому к чаю и уставленному всевозможными сластями. Взял из вазы пирожное и стал есть, поглядывая в окно.

Фиона рассматривала портреты на стенах: кавалеры и дамы в гофрированных воротниках и бархатных плащах – люди, принадлежавшие к другой эпохе. Однако к этому дому они тоже имели отношение. У всех были волевые подбородки, вокруг глаз залегли смешливые морщинки. У некоторых уши торчали, как у Элиота. Они явно состояли в родстве между собой.

Но их нарисованные глаза слишком пристально смотрели на Фиону, поэтому она отвернулась и подошла к брату.

– Как ты можешь есть? – спросила она.

Элиот запил чаем засахаренную дольку апельсина.

– Мы ведь не ужинали. И ехали долго.

Фиона попыталась припомнить дорогу до поместья дяди Генри, но в ее памяти все смешалось… Запомнился только шофер, который открыл для нее дверцу машины. Раньше никто не открывал для нее дверцу, не протягивал руку, чтобы помочь ей выйти. От шофера пахло кожей и гвоздикой, и еще у него была хорошая улыбка – милая, невинная. Фиона чувствовала магнетическое притяжение этого человека. Роберт – так назвал его дядя Генри.

– Ты в порядке? – Элиот поставил чашку на стол.

– Да. Но все равно не понимаю, как мы здесь оказались.

– Можно понять, если согласиться с нарушением первого закона Ньютона.

Элиот взял с тарелки маленький сэндвич с салями и сыром порволоне.

– И тебе кажется, что это нормально?

– Нет, конечно. – Он покачал головой. – Но когда я думаю об этом, напрашивается единственный логический ответ: со мной что‑то не так, сплю или с ума сошел.

Фионе стало зябко, хотя она и стояла в лучах солнца.

– Мне страшно, – прошептала она.

– Мне тоже.

Но ей было страшно не из‑за странного путешествия, а из‑за его причины. Зачем их сюда привезли?

– Нас вроде как похитили, или что‑то в этом роде, – сказал Элиот.

– Бабушка и дядя Генри – этот их разговор… Я думала, что она…

– Пустит в ход нож?

– Да.

– А что ты думаешь, – спросил Элиот, – насчет его слов? Ну, что бабушка убила мистера Уэлманна?

Фиона всю жизнь побаивалась бабушки, хотя та никогда ни ее, ни Элиота пальцем не трогала. Но, видя, как она сжимает нож, девочка понимала: бабушка знает, как с ним обращаться (и сумеет использовать нож не только для того, чтобы разрезать праздничный торт). Фиона догадывалась, что бабушке уже приходилось убивать.

В коридоре послышались шаги. В арочном проеме двери появился дядя Генри.

– Надеюсь, вы успели перекусить, – сказал он, войдя в комнату. Походка у него была легкая и плавная. Он словно бы впитывал в себя часть блестящего мрамора и позолоты с пола.

– А где бабушка? – спросил Элиот.

– Ждет нас. Пойдемте к ней? Вам не нужно в туалет?

Он спрашивал их об этом, когда они уезжали из Дель‑Сомбры. Неужели их считали маленькими детишками, которые от волнения могут обмочиться?

Фиона посмотрела на Элиота. Он покачал головой.

– Все в порядке. – Фиона постаралась, чтобы это прозвучало вежливо.

– Хорошо, – сказал дядя Генри. – Вы напуганы?

Вопрос прозвучал просто, без осуждения.

– Немного странно, – уклончиво ответил Элиот.

Фиона запрокинула голову и посмотрела дяде Генри в глаза – прямо и пристально, как давеча смотрела на Майка.

– А мне страшно.

– Рад, что ты в этом признаешься, – кивнул дядя Генри. – Ты сильна и честна, как твоя мать. И это хорошо, потому что вам предстоит познакомиться с другими вашими родственниками.

Фиона почувствовала, как уверенность покидает ее.

– Есть еще родственники? – прошептала она.

Дядя Генри перевел взгляд на Элиота, словно пытаясь что‑то решить. Наконец он отбросил сомнения.

– Вас хотят испытать и узнать, принадлежите ли вы к нашему семейству.

– А если мы не выдержим этого испытания, – спросил Элиот, – мы вернемся домой?

– Нет, – коротко ответил дядя Генри.

У Фионы под ложечкой похолодело, словно там образовалась льдинка.

Без дальнейших объяснений дядя Генри развернулся и направился к выходу из комнаты.

– Пойдемте. Назад дороги нет.

Фиона посмотрела на Элиота.

– Похоже, придется.

Он кивнул.

Близнецы последовали за дядей Генри.

Он провел их через кабинет, где находилось множество чучел животных и прочих охотничьих трофеев: медведь‑кодьяк, лев, дронт, бивни мамонта. Затем они оказались в застекленном атриуме и, перейдя по мостику оформленный в японском стиле ручеек с каменистым дном, прошли в библиотеку.

В библиотеке было три этажа, обрамленных галереями с металлическими коваными балконами. Все стены занимали книжные шкафы, возле которых стояли медные стремянки на колесиках. Дальней стены не было видно. Наверное, книжное собрание включало в себя миллионы томов. Фиона почувствовала запах бумаги и кожи – запах веков. Как дома. Чтобы все здесь рассмотреть, потребовалось бы несколько десятков лет.

Но дядя Генри не позволил Элиоту и Фионе задержаться в библиотеке. Он подтолкнул их к короткому коридору, и они услышали шипение воздуха, вызванное перепадом давления. Коридор выходил к галерее над обрывом.

Ветер растрепал волосы Фионы, пряди упали на глаза. Она собрала волосы в узел на затылке и увидела, куда привел их дядя Генри. Узкий каменный мост, переброшенный через бушующие волны, вел на маленький островок.

Когда они подошли ближе, Фиона заметила, что на мосту есть парапет, но в некоторых местах он сломан и вообще не слишком высок. Оступишься – не удержишься.

– Вы про это говорили? – спросила она, с трудом перекричав вой ветра. – Мост и есть испытание?

– О нет, детка, – ответил ей дядя Генри. – Если тебе не хватит храбрости пройти по этому мосту, то у тебя нет и десятой части той выдержки, какая потребуется для встречи с семейством.

Он махнул рукой, словно хотел сказать: «Идите – или не идите». Предоставил им выбор.

Фиона посмотрела на Элиота. Он взял ее за руку, полагая, что на таком мосту четыре ноги лучше, чем две… Оба понимали, что нарушают уговор – никогда не прикасаться друг к другу, но промолчали.

Вместе они ступили на потрескавшиеся, не скрепленные раствором камни. Ветер дул с такой силой, что Фионе пришлось согнуть ноги в коленях. Она сделала несколько первых робких шагов по мосту. В щелях между камнями гудел воздух.

Девочка старалась смотреть на носки своих кроссовок, и это было бы легко и просто – ведь, работая в пиццерии, она всю смену не отрывала глаз от пола, – но ее взгляд то и дело соскальзывал к неровным камням и бушующему внизу морю. Соленые брызги щипали глаза, но Фиона смаргивала слезы и продолжала идти вперед. Она должна идти. Если остановится – Элиот сочтет ее трусихой. А этого следовало избежать любой ценой.

Сосредоточенно смотря себе под ноги, она продолжала путь по мосту.

И вдруг древние камни закончились, и Фиона ступила на темный песок.

Они с Элиотом одновременно разжали руки.

– Вот видите? – проговорил дядя Генри, сойдя с моста следом за ними. – Ничего страшного.

– Да, – прошептал Элиот. – Проще простого.

Фиона сердито глянула на него. Конечно, он соврал.

– Сюда.

Дядя Генри повел их к амфитеатру.

Здесь ветер утих. У Фионы возникло такое чувство, словно она очутилась в аквариуме. Бабушка сидела на самой нижней ступени лицом к остальным. Их было четверо – трое мужчин и женщина. Увидев Фиону и Элиота, бабушка сдвинула брови и моргнула. Ее взгляд был жестким и непонятным.

– Позвольте представить вам мисс Фиону Пост и мистера Элиота Поста, – сказал дядя Генри. – Элиот, Фиона, это… – Он вздохнул. – Всяческие титулы типа «великий» и «дважды свергнутый» я опущу, если не возражаете.

Дядя Генри остановился перед женщиной. Она была красива, как фотомодель или актриса, а от ее улыбки Фионе сразу стало тепло, но почему‑то одновременно – не по себе.

– Это ваша тетя Лючия.

Значит, сестра их матери? Неужели их мать была так же хороша собой? И Фиона сможет стать такой же красавицей, когда повзрослеет?

Далее дядя Генри представил им мужчину с золотистой бородой и волнистыми волосами. Он был в джинсах, кроссовках и белой рубашке с короткими рукавами. Мужчина улыбнулся Элиоту и Фионе.

– Ваш кузен Гилберт.

– Очень рад.

– А это… – Дядя Генри указал на сурового мужчину, сидевшего опершись локтями на колени. Он устремил на Элиота и Фиону такой взгляд, словно смотрел в микроскоп на образцы бактерий. Его длинные усы напомнили Фионе о монгольских воинах, которых она видела на картинках, – воинах, которые проносились по просторам Азии и убивали каждого, кто посмел оказать им сопротивление. – Ваш дядя Аарон, – продолжал дядя Генри, затем повернулся к старику, сидевшему рядом с Аароном, скрестив ноги по‑турецки. – Дядя Корнелий.

– Мы очень рады познакомиться с вами, – сказала Фиона.

Более необдуманных слов она никогда в жизни не произносила. И вовсе не была рада тому, что находится здесь, ей не хотелось знакомиться ни с кем из этих людей. Хотелось бы только узнать, чего они хотят. Она посмотрела на бабушку. Та кивнула. По крайней мере, Фиона сумела хоть что‑то сказать.

Тетя Лючия встала. Складки ее черного платья заколыхались. Красные розы на ткани были такого же цвета, как ее губы и волосы. Фионе, одетой в серый свитер и трикотажные штаны, с испачканными маслом и скрученными в неуклюжий узел волосами, было неловко стоять перед такой утонченной женщиной. Наверное, всем этим людям я кажусь уродкой, думала девочка.

– Вы проделали долгий путь, – нарушила молчание Лючия. – Наверняка вы устали, но прошу вас, окажите нам честь и ответьте на несколько вопросов.

Фиона выпрямилась в полный рост. Они с Элиотом очень хорошо умели отвечать на вопросы. Если под словом «испытание» дядя Генри имел в виду это, то все пройдет благополучно. На вопросы бабушки они отвечали всегда, сколько Фиона себя помнила.

Она бросила взгляд на Элиота. Тот кивнул.

– Мы готовы, – сказала Фиона Лючии. – Задавайте вопросы.

– Первым спрошу я, – сказал дядя Корнелий и взял блокнот и карандаш, приготовившись записывать. – Любимые цвета?

К такому вопросу Фиона не была готова. Она ожидала чего‑то вроде: «Как называется столица Мадагаскара?» Никто никогда не спрашивал ее о том, какие цвета она любит.

– Лиловый, – выпалила она.

Это было первое, что пришло ей в голову. Не сиреневый, а темно‑лиловый. Цвет сумерек или ранней зари. Темный, глубокий и немного печальный.

Элиот сосредоточенно сдвинул брови.

– Серый.

Корнелий записал их ответы и сверился с астрологическими таблицами.

Дядя Генри сел на ступень, немного наклонился и спросил:

– Когда я закрыт, я – треугольник. Когда открыт – круг. Что я такое?

Фиона обожала загадки. В детстве они с Элиотом разгадали все загадки. И те, что смогли найти в домашней библиотеке, и те, что помнили бабушка и Сесилия. Именно поэтому они потом перешли на игру в «словарные дразнилки».

– Зонтик, – ответили близнецы одновременно.

– Но правильнее было бы сказать, – добавил Элиот, – что в закрытом состоянии вы представляете собой конус.

– А в открытом – полушарие, – сказала Фиона.

Дядя Генри довольно улыбнулся.

– Отметь способности к многомерной абстракции, – сказал он Корнелию.

– Да‑да, – пробормотал тот и быстро записал несколько уравнений.

– Сколько квадратов на шахматной доске? – фыркнув, спросил Аарон.

Фиона знала, что на шахматной доске – шестьдесят четыре квадратика, черных и белых, восемь по вертикали и восемь по горизонтали. Но кроме того, квадраты на доске образовывали маленькие квадратики – два на два, три на три.

– Начни с самых больших блоков, – шепнул сестре Элиот.

Фиона недовольно нахмурилась – не потому, что это было плохое предложение, а потому, что брат был прав: так было легче подсчитать.

– Есть закономерность, – сказала она Элиоту.

– Угу, я только что это заметил, – в свою очередь обиделся Элиот, потому что Фиона догадалась первой.

– Один, четыре, девять.

– Квадраты чисел, – сказала ему Фиона. – Последнее – восемь в квадрате, то есть шестьдесят четыре. Суммируем все и получаем…

– Двести четыре, – в унисон ответили они на вопрос дяди Аарона.

Он кивнул и больше не смотрел на них, как на бактерии под микроскопом.

Корнелий оторвался от своих записей.

– По моим расчетам, баланс сохраняется. С точки зрения генетики возможен эквивалент.

Тетя Лючия испустила долгий вздох.

– Эдип ответил на загадки сфинкса, но к его происхождению это не имело никакого отношения. Дети умны, в этом я с вами согласна… но быть просто умным может любой.

Ее слова возмутили Фиону. Она не могла понять, как это «любой» может быть «просто» умным.

– Не поискать ли искру трансцендентальности? – продолжала Лючия, поджав губы. – Мы не имеем права рисковать, когда от нашего решения может зависеть судьба семейства.

Остальные молчали. Фиона услышала стук собственного сердца. Генри сунул руку в карман и вытащил две игральные кости. Красные, с белыми точками, и блестящие, как рубины.

При взгляде на кости взрослые вздрогнули.

– Откуда они у тебя? – спросила Лючия и неприязненно поморщилась.

– С озера Тахо. – Генри вытянул руку, чтобы все смогли лучше разглядеть кубики, лежащие на его ладони. – Есть возражения?

Никто не произнес ни слова.

– Великолепно.

Дядя Генри протянул игральные кости Фионе. Фиона посмотрела на бабушку. Та нахмурилась, но кивнула. В их доме существовало особое правило насчет игральных костей.

ПРАВИЛО № 3: Никаких игральных костей.

Оно было самым необычным из всех ста шести правил бабушки. В отличие от прочих, в нем содержался запрет одной‑единственной вещи. И никаких разъяснений во избежание какого‑либо недопонимания. Просто: «никаких игральных костей», и все тут.

Фиона взяла у дяди Генри красные кубики. Они были теплыми, но ничего необычного девочка не почувствовала.

– Брось их, – сказал ей дядя Генри. – Прямо тут, на ступенях.

Она так и сделала.

Кости ударились о камень, покатились и замерли. На одной выпало «один», на другой – «три». Генри подобрал кости и снова протянул Фионе.

– Бросьте еще раз, мадемуазель.

Фиона не понимала, хорошо или плохо то, что выпало «три» и «один», и что теперь нужно сделать, чтобы выиграть. Но она заметила, как напряглись взрослые. Она сжала в руке кости, ставшие горячими.

Она бросила их. Три и четыре. Вместе – семь.

– Проигрыш! – радостно возвестил Генри. Все расслабились.

Фиона ничего не могла понять: все случилось так быстро. И никакой стратегии – просто случайные числа.

– Я проиграла? – спросила она, сглотнув подступивший к горлу ком.

– О нет, – успокоил ее дядя Генри. – Ты одержала славную победу.

Он повернулся к Элиоту и протянул ему кости.

Элиот взял их дрожащей рукой. Лоб его покрылся испариной. Сжав кулак, мальчик с трудом сделал вдох и бросил кости.

Они запрыгали по камням амфитеатра. Одна кость остановилась в ямке на ступени, другая перекатилась на следующую ступень и легла не совсем ровно.

Генри неуверенно взглянул на кости, поднял их и снова подал Элиоту.

– Брось еще раз, – сказал он.

Элиот побледнел. Вид у него был такой, будто он съел пиццу «пепперони» месячной давности, а потом его всю ночь тошнило. Фионе хотелось спросить у брата, что с ним, но тот не отрывал глаз от игральных костей, и девочка поняла, что он ее не замечает.

Элиот снова бросил кости.

На этот раз они, сверкая, завертелись в воздухе, приземлились и заскакали по камням, словно жарящаяся воздушная кукуруза. Взлетев, они обогнули одна другую по кругу и наконец медленно остановились, прижавшись друг к другу боками под небольшим углом.

– Очаровательно, – выдохнул дядя Генри.

Все молчали. Даже дядя Корнелий прервал свою писанину. Бабушка встала.

– Это простое испытание, – объявила она, глядя на всех сверху вниз. – Проверьте их. Устройте им настоящие испытания, достойные тех, кто принадлежит к нашему семейству.

Дядя Аарон ударил кулаком по ступени. Взлетела пыль. Фиона ощутила удар ступнями.

– Да! – воскликнул Аарон. – Как в стародавние времена! Героические испытания! Давно мы не переживали чего‑то подобного.

Дядя Генри задумчиво склонил голову к плечу.

– Две тысячи лет… ни отнять, ни прибавить.

Фиона подумала, что это шутка, но никто не улыбнулся, даже сам дядя Генри.

– Трех подобных испытаний будет достаточно, – сказал Корнелий. – Тогда мы получим ответ с точностью около девяноста девяти процентов.

Алые губы тети Лючии побледнели. Она была готова заговорить, но первым высказался кузен Гилберт.

– Прекрасная идея. Настоящие испытания определят их истинный потенциал. Высказываю в качестве предложения.

– Поддерживаю предложение, – незамедлительно добавил дядя Аарон.

– Это заседание становится одним из самых лучших в истории Сената, – сказал Генри. – Так что же, голосование? Единогласно?

– Да! – хором произнесли мужчины.

Лючия промолчала. Она встретилась взглядом с бабушкой. В следующее мгновение та проговорила:

– Конечно, мы должны дождаться полного сбора Сената, чтобы определить, каковы будут испытания.

Губы тети Лючии вытянулись в тонкую белую линию. Она едва заметно кивнула.

– Несомненно.

Их взгляды многое сказали друг другу, но что – Фиона не поняла. Зато она догадалась: бабушка выиграла какое‑то сражение, в котором защищала их с Элиотом. А тетя Лючия проиграла.

– Итак, мы согласны с мудрым решением Сената, – сказала бабушка.

– Пусть в протоколе будет записано, – добавила тетя Лючия, – что мы проверим способности детей путем трех героических испытаний. В этих испытаниях прольется свет на их характер и будет определено их происхождение. Нам станет ясно, достойны ли они того, чтобы остаться в живых. – Она в упор посмотрела на Фиону, и та чуть не лишилась последних сил. – А может быть, и права считаться членами семейства.