Обретение друга

Эбби Тайлер и ее родители приехали за полчаса до того, как нам всем следовало отправиться в главное здание на общее собрание, проводимое миссис Айронвуд. Я подумала, что она самая хорошенькая из нас. Приблизительно моего роста, но тоненькая, с изысканными чертами лица, как у Одри Хёпберн, бирюзовыми глазами и густыми черными волосами, рассыпавшимися по плечам. Цвет ее лица напоминал кофе. Судя по всему, девушка провела на пляже больше времени, чем мы.

У нее оказался нежный, мелодичный голос, говорила Эбби быстро и с необычным акцентом, с какой-то французской интонацией, в чем явно сказывалось влияние со стороны матери. Когда девушка улыбнулась мне, я почувствовала в ней что-то очень искреннее. Как и мы, она не была уверена в себе, впервые попав в “Гринвуд”.

После того как ее познакомили со всеми девочками, миссис Пенни спросила, не будет ли Эбби возражать, если часть вещей Жизель разместят в ее комнате. Я знала, что Жизель сама никогда не захочет никого ни о чем попросить, но Эбби оказалась очень сговорчивой.

– Разумеется, я не против, – ответила она, улыбаясь моей сестре. – Заходи и занимай столько места, сколько тебе нужно.

– Мне ненавистна мысль о том, что придется ходить из комнаты в комнату за моими собственными вещами, – заныла Жизель.

– Ты только скажи мне, что тебе нужно, и я все принесу, – торопливо сказала я.

– Или я с удовольствием сделаю это, – предложила Эбби. Она взглянула на меня. В ее глазах светилось понимание и сочувствие, и я тут же ощутила родство с этой темноволосой девушкой с мягким голосом.

– Ну, ясно, я должна бегать тут и умолять всех подряд принести мне мою собственную вещь, – не умолкала Жизель. Ее голос звучал пронзительно. Я боялась, что она вот-вот устроит одну из своих истерик и поставит папу в неловкое положение.

– Тебе не нужно умолять. Какое странное выражение. Попросить о чем-нибудь вовсе не значит умолять, – сказала я.

– Я ничего не имею против того, чтобы принести то, что тебе хочется, – добавила Эбби. – Честное слово, мне не трудно.

– С чего бы это? – выпалила в ответ Жизель вместо благодарности. – Ты что, тренируешься, чтобы потом работать горничной?

У Эбби от лица отлила кровь.

– Жизель! Почему ты не можешь быть доброй и принять доброту другого?

– Потому что я не желаю зависеть от чужого милосердия, – крикнула она мне. – Я хочу полагаться на собственные ноги.

– О Господи! – миссис Пенни прижала ладони к своим пухленьким щечкам. – Я только хотела, чтобы все были довольны.

– Не беспокойтесь, миссис Пенни. Если Эбби согласна выделить место в своей комнате для вещей моей сестры, то Жизель будет счастлива, – сказала я, глядя на моего близнеца.

Раздраженная Жизель набросилась на отца, как только все наши вещи внесли в спальный корпус, жалуясь на то, что ее заставляют носить форму. Ее стенания усилились после того, как она ее увидела, – юбка и блузка тусклого серого цвета и черные туфли на широком каблуке. Правила на второй странице буклета, касающиеся внешнего вида, к тому же гласили, что использование декоративной косметики, даже губной помады, запрещено, так же как и нарочитое выставление напоказ любых украшений.

– Я в этой инвалидной коляске, как в ловушке, целый день, – протестовала Жизель, – а теперь я еще должна надевать эти ужасные, неудобные вещи. Я щупала материал. Он слишком груб для моей кожи. А от этой уродливой обуви у меня разболятся ноги. Туфли слишком тяжелые.

– Я поговорю с кем-нибудь об этом, – пообещал отец и вышел из комнаты. Он вернулся через четверть часа и сказал Жизель, что, учитывая обстоятельства, ей разрешено носить то, в чем она будет чувствовать себя удобно.

Жизель откинулась в кресле и надулась. Несмотря на все ее усилия осложнить ситуацию и омрачить наш приезд в “Гринвуд”, кто-то все время находил способ умиротворить ее и облегчить положение.

Папа уже собирался попрощаться с нами.

– Я знаю, что вам обеим будет здесь хорошо. Все, о чем я прошу, – сказал он, глядя вниз на Жизель, – дайте этой школе шанс, по-честному.

– Я ее уже ненавижу, – выпалила она в ответ. – Комната слишком маленькая. До главного здания чересчур далеко. Что я буду делать, когда пойдет дождь?

– То же, что и все остальные, Жизель. Откроешь зонтик, – парировал отец. – Ты не ваза из китайского фарфора и не растаешь.

– У нас все будет хорошо, папочка, – пообещала я.

– У тебя будет, – резко сказала Жизель, – а у меня нет.

– С нами обеими все будет в порядке. – Я стояла на своем.

– Мне пора ехать, и вам обеим есть чем заняться, – поставил точку отец. Он нагнулся, чтобы обнять и поцеловать Жизель. Та отвернулась и не поцеловала его в ответ, даже просто не чмокнула в щеку. Я заметила, как это опечалило и расстроило отца, поэтому сама обняла и поцеловала его крепче обычного.

– Не беспокойся, – шепнула я, все еще обнимая его за шею. – Я за ней присмотрю, чтобы она не выкопала картошку слишком рано, – добавила я. Папа знал это старое акадийское присловье, обозначавшее, что человек быстро сдается. Он рассмеялся.

– Я позвоню вам послезавтра, – пообещал папа. Он попрощался с остальными девочками и вышел вместе с родителями Эбби, проведшими большую часть времени в разговорах с миссис Пенни. Как только они ушли, Вики объявила, что мы должны идти в главное здание на общее собрание. Жизель тут же разразилась тирадой о том расстоянии, что ей придется преодолеть от спального корпуса до школы.

– Им следовало предоставить мне машину, чтобы отвозить меня на занятия и привозить обратно, – заявила она.

– Это на самом деле не так далеко, Жизель.

– Тебе легко говорить, – ныла моя сестра. – Ты можешь пробежаться, если захочется.

– Я буду рада отвезти твое кресло, – вызвалась Саманта.

Жизель сверкнула на нее глазами.

– Руби повезет меня, – резко сказала она.

– Ладно, но, когда Руби не сможет, я буду это делать, – радостно объявила Саманта.

– Почему? Тебя это забавляет? – едко поинтересовалась Жизель.

– Нет, – девушка смутилась. Она быстро обвела присутствующих взглядом. – Я только хотела…

– Нам лучше поторопиться, – заметила Вики, нервно поглядывая на часы. – Никто не опаздывает на общие собрания, проводимые миссис Айронвуд. За опоздание она наорет на тебя перед всей школой и выставит два штрафных балла.

Мы вышли из корпуса. Эбби шла рядом со мной, позади кресла Жизель.

– Почему ты решила закончить выпускной класс в “Гринвуде”? – спросила я ее.

– Мои родители переехали, и им не понравилась та школа, в которую я должна была бы ходить, – торопливо пояснила она, но отвела глаза в сторону.

Я впервые почувствовала, что Эбби не говорит всей правды, но подумала – каковы бы ни были истинные причины, они могли быть такими же болезненными, как и наши, поэтому не стала настаивать.

– Какой симпатичный медальон, – заметила Эбби, снова взглянув на меня.

– Спасибо. Мне подарил его мой приятель сегодня утром, когда мы уезжали в “Гринвуд”. В нем наши фотографии. Посмотри, – предложила я, останавливаясь и наклоняясь к ней.

– Почему ты встала? – требовательно спросила Жизель, хотя она прислушивалась к нашему разговору и прекрасно знала причину остановки.

– Одну минуту. Я только хочу показать Эбби фотографию Бо.

– Чего ради?

Я открыла медальон, и Эбби быстро взглянула на наши лица в нем.

– Очень красивый, – отметила она.

– Поэтому сейчас он, вероятно, уже с другой, – прокомментировала Жизель. – Я говорила ей, что этого следует ожидать.

– Ты тоже рассталась с приятелем? – спросила я, не обращая внимания на слова Жизель, но толкая вперед ее коляску.

– Да, – печально ответила моя новая знакомая.

– Что ж, может быть, он приедет навестить тебя, напишет или даже позвонит, – предположила я.

Девушка покачала головой.

– Нет, он этого не сделает.

– Почему?

– Не сделает и все, – отрезала она. Я остановилась, но Эбби ускорила шаг, чтобы догнать остальных.

– Что это с ней? – спросила Жизель.

– Тоска по дому, я полагаю.

– Не могу ее за это винить. Даже сирота ощутила бы здесь тоску по дому, – добавила моя сестра и засмеялась собственному остроумию. Я ее не поддержала. Я приехала сюда, считая, что только у меня самое загадочное происхождение и наиболее страшные секреты, но меньше чем за час я выяснила, что это не так. Судя по всему, в прошлом Эбби куда больше закрытых дверей, чем в моем. Я стала гадать о причинах этого и о том, удастся ли мне выяснить правду.

– Догони девочек, – приказала Жизель. – Ты везешь меня еле-еле.

Мы присоединились к остальным, и по дороге к главному зданию наш разговор вертелся вокруг того, как мы провели лето, какие фильмы видели, о тех местах, где мы были, о любимых певцах и актерах. Жизель высказывалась по каждому вопросу, навязывала свое мнение, к которому особенно прислушивалась Саманта, впитывая каждое ее слово, подобно маленькому цветку, изголодавшемуся по теплу и солнечному свету. Но я заметила, что Эбби оставалась очень молчаливой, слушая других с вежливой улыбкой на губах.

Когда мы подошли к школе, все решили подняться вместе с Жизель по пандусу, что, как я заметила, понравилось ей. С ней обращались так, словно моя сестра – необыкновенный человек, а не просто инвалид.

Два педагога-мужчины, мистер Фостер и мистер Норман, стояли у двух входов в главный зал и торопливо провожали девочек внутрь.

– Мы идем налево, – указала Вики.

– Почему? – тут же потребовала ответа Жизель. Теперь, когда ей пришлось смириться с фактом пребывания в “Гринвуде”, она захочет знать, почему это не может быть белым, если оно черное. Если бы бабушка Катрин была здесь, она бы сказала так: “Жизель решила стать камнем у каждого в ботинке”.

– Там расположены отведенные для нас места, – объяснила Вики. – Это написано в твоем буклете. Ты что, еще не прочла ни одной страницы?

– Нет, я еще не прочла ни одной страницы, – сказала Жизель, подражая снисходительному голосу девушки. – В любом случае я не могу занимать отведенное место. Я в инвалидной коляске, разве ты не заметила?

– Разумеется, заметила. Но все равно ты должна оставаться с нами. – Вики не теряла терпения. – Так организованы общие собрания под председательством миссис Айронвуд. Мы занимаем места в соответствии с нашим спальным корпусом и нашим сектором в нем.

– А что еще записано в этом драгоценном буклете? Часы, в которые нам следует посещать туалет?

Виктория побледнела и повернулась, чтобы показать дорогу. Мы подошли к нашему ряду и сели. Жизель осталась со своей коляской в проходе, а я села с краю, чтобы быть рядом с ней. Эбби расположилась в соседнем кресле. Девочки вокруг нас смеялись, шептались, многие с интересом и любопытством смотрели в нашу сторону. Но Жизель не отвечала на улыбки тех, кто улыбался ей. Когда девочка с ряда, расположенного по другую сторону прохода, не отвела от нее глаз, Жизель почти рявкнула на нее:

– На что ты уставилась? Ты что, никогда раньше не видела человека в инвалидной коляске?

– Я не смотрела.

– Жизель, – негромко позвала я, прикрывая своей ладонью ее руку, – не устраивай сцен.

– А почему нет? Какая разница? – упорствовала она.

Жаклин помахала рукой знакомым, также поступили Вики, Саманта и Кейт. Потом Жаклин начала указывать на других девочек и давать им краткие характеристики.

– Это Дебора Стюарт. Она такая высокомерная, и у нее каждый день идет носом кровь. А это Сьюзен Пек. Ее брат учится в “Розвуде”, и он настолько хорош собой, что все пытаются подружиться с ней, чтобы Сьюзен представила их брату во время одного из школьных вечеров, на которые приглашают мальчиков из “Розвуда”. А вот и Камилла Рипли. Судя по всему, она все-таки заставила своих родителей сделать ей пластическую операцию носа, правда, Вики?

– Я забыла, как она выглядела, – сухо отозвалась та.

Вдруг шум начал постепенно затихать, волна молчания двигалась от задних рядов к передним, сопровождая появление миссис Айронвуд, маршировавшей по проходу.

– Вот она, Железная Леди, – громким шепотом оповестила Жаклин и кивком указала на нее. Эбби, Жизель и я повернулись, чтобы посмотреть, как директриса поднимается по короткой лестнице на возвышение перед аудиторией.

На вид миссис Айронвуд было лет пятьдесят шесть-пятьдесят семь, не больше. Крепкая, седые волосы аккуратно собраны сзади в строгий тугой пучок, очки в перламутровой оправе висят на груди на серебряной цепочке. Одетая в темно-синий жакет, белую блузку и юбку до щиколоток, директриса твердо ступала в черных туфлях на широком каблуке, расправив плечи, с высоко поднятой головой. Она подошла к возвышению посреди сцены. Когда женщина повернулась к своим ученицам, в зале царила мертвая тишина. Кто-то кашлянул, но тут же затих.

– Как она может носить эту ужасную форму? – пробормотала Жизель.

– Шшш, – зашипела на нее Вики.

– Добрый день, девочки, добро пожаловать обратно в “Гринвуд”. Я уверена, что у всех у вас впереди еще один успешный год. – Миссис Айронвуд помолчала, надела очки и раскрыла свою папку. Затем подняла глаза, повернулась в нашу сторону и посмотрела прямо на нас. Даже с такого расстояния я увидела, насколько холоден стальной блеск ее глаз. У нее были густые брови и твердая линия губ, а челюсти казались высеченными из гранита.

– Прежде всего я хотела бы поприветствовать тех, кто впервые приехал к нам. Я знаю, что остальные постараются сделать все, что в их силах, чтобы для новичков приезд и знакомство с нашей школой прошли легко и без проблем. Вспомните, когда-то и вы впервые приехали сюда.

Мне хотелось бы теперь представить вам трех новых преподавателей. Мистер Райзел – преподаватель современного английского языка, – Железная Леди посмотрела направо, где сидели учителя. Высокий тонкий белокурый мужчина лет сорока встал и кивнул присутствующим. – Месье Марабо – преподаватель французского языка. – Фамилию она произнесла с отличным французским произношением. Крепкий черноволосый коротышка с темными усами поднялся и отвесил поклон. – И наконец, наша новая преподавательница живописи – мисс Стивенс, – объявила миссис Айронвуд с чуть меньшей суровостью в голосе, чем та, которую я заметила в двух предыдущих случаях.

Со своего места встала привлекательная брюнетка лет двадцати восьми-двадцати девяти. Несмотря на теплую, дружелюбную улыбку, она явно чувствовала себя неловко в твидовом костюме и туфлях на высоком каблуке.

– Подожди, пока она услышит о твоих картинах и обнаружит, насколько ты талантлива, – поддразнила меня Жизель. Все девочки в нашем ряду обернулись в ее сторону, и миссис Айронвуд тоже взглянула на нас. Я просто почувствовала ее острое недовольство.

– Шшш, – предупредила Вики.

– А теперь вспомним о наших правилах поведения, – продолжала директриса, не сводя с нас глаз. Мое сердце гулко билось в груди, но Жизель в ответ просто уставилась на нее.

– Как вы знаете, мы ждем от каждой из вас серьезного отношения к учебе. Следовательно, средняя оценка ниже, чем С+, не может быть принята. Если кто-либо из вас спустится ниже этого приемлемого уровня, она потеряет все права на развлечения до тех пор, пока ее успеваемость не повысится.

– Что это за право на развлечения? – спросила Жизель, и снова излишне громко. Миссис Айронвуд подняла глаза от своей папки и посмотрела на нас.

– Вы должны соблюдать тишину, пока я говорю. В “Гринвуде” мы требуем уважения к преподавателям и персоналу. У нас нет ни времени, ни желания терпеть неповиновение на занятиях или в школе. Это ясно?

Ее слова эхом отдались в мертвенной тишине зала. Никто не шевельнулся, даже Жизель. Миссис Айронвуд продолжала говорить уже более тихим голосом, но ее согласные звучали так резко, что, казалось, они могли разрезать воздух.

– Я бы посоветовала всем вам вернуться к странице десятой вашего буклета и запомнить приведенные там правила. Вы заметите, когда будете изучать список, что обнаружение у вас алкогольных напитков или наркотиков влечет за собой немедленное исключение. Ваши родители знают, что это означает потерю внесенной платы за обучение. Громкая музыка, курение или любой акт вандализма влечет за собой наказание и большое количество штрафных баллов.

В прошлом году я была чуть более снисходительной, чем следует, когда речь заходила о соблюдении формы одежды. Если нет иной предварительной договоренности, вы обязаны носить школьную форму, содержать ее в чистоте и хорошо выглаженной, воздерживаться от употребления косметики. Для “Гринвуда” выглядеть привлекательной означает быть чистой и аккуратной, а не раскрашивать лицо.

Директриса помолчала и холодно улыбнулась.

– Рада сообщить вам, что в предстоящем году у нас будет столько же танцев, сколько и в прошлом. Было всего два случая неприличного поведения, но с нарушителями мы быстро справились, прежде чем они смогли причинить всем серьезный вред. Мы ожидаем от вас соответствующего поведения, когда вы принимаете гостей в дни посещений. И помните – пока ваши гости находятся в кампусе, они должны подчиняться тем же правилам и установкам, что и наши ученицы. Это касается как посетителей мужчин, так и гостей женского пола, – подчеркнула она. – Напоминаю вам, – медленно произнесла Железная Леди, расправляя плечи и глядя на потолок в дальней части зала, – что вы все теперь ученицы “Гринвуда”, а девочки из “Гринвуда” не похожи на других. Новеньким я советую запомнить наш лозунг: девочка из “Гринвуда” – это та, кто содержит в чистоте свое тело и свои помыслы и сознает, что все ее поступки отражаются на всех нас. Гордитесь тем, что вы ученицы “Гринвуда”, и дайте нам возможность гордиться тем, что вы ученицы нашей школы.

Те, кто должен получить форму и обувь, отправляйтесь прямо к интенданту в подвальный этаж. Изучите ваше расписание, запишите время прихода на занятия. Помните, одно опоздание – один штрафной балл, второе опоздание – четыре балла, третье – шесть.

– Я не могу получать штраф за опоздание, – пробормотала Жизель. – Ведь мне приходится передвигаться в этом кресле.

Те девочки, что слышали ее слова, посмотрели на нее, а потом перевели взгляд на миссис Айронвуд, которая снова так холодно взглянула на нас, словно была хищной птицей на протоке. Затянувшаяся пауза заставила всех в зале испытать чувство неловкости. Я ощущала себя так, словно сидела на верхушке муравейника, и не могла дождаться, пока миссис Айронвуд посмотрит в другую сторону. Наконец она отвела глаза.

– В этом году мы приняли больше учениц, но наши классы все еще достаточно малы для того, чтобы каждой из вас, если вы работаете в полную силу, был обеспечен индивидуальный подход для достижения успехов. Желаю вам всем удачи, – закончила она, сняла очки и закрыла папку. Директриса еще раз посмотрела в нашу сторону и широким шагом сошла со сцены. Никто не шевельнулся, пока Железная Леди не вышла из зала. Только тогда девочки, многие из которых просто затаили дыхание, громко заговорили и стали вставать со своих мест.

– Большое тебе спасибо, – сказала Жизель, поворачиваясь ко мне. Ее глаза горели.

– За что?

– За то, что привезла меня в это подобие ада. – Она развернула свое кресло, расталкивая девочек со своего пути. Потом сестра оглянулась. – Саманта! – позвала она.

– Да?

– Отвези меня обратно в общежитие, пока Руби пойдет за своим очаровательным новым нарядом, – приказала Жизель и засмеялась. Саманта тут же подскочила исполнить приказание, и мы все вышли из зала следом за моей сестрой, словно ее только что выбрали королевой.

После того как мы с Эбби получили нашу форму и обувь, мы вернулись в спальный корпус. По дороге я рассказала ей об автомобильной аварии, в которой пострадала Жизель и следствием которой стал паралич. Девушка внимательно слушала, ее глаза потемнели, когда я описывала похороны Мартина и глубокую печаль отца в дни, последовавшие за несчастьем.

– Так что ты не можешь сказать, что она стала такой из-за несчастного случая, – констатировала Эбби.

– Нет. К несчастью, Жизель стала такой задолго до этого, и я боюсь, что она такой и останется еще очень долго.

Эбби рассмеялась.

– У тебя есть братья или сестры? – спросила я.

– Нет. – Она надолго замолчала, потом добавила: – Я не должна была родиться.

– Что ты имеешь в виду?

– Я следствие несчастного случая. Мои родители не хотели иметь детей, – сказала Эбби.

– Почему?

– Они их просто не хотели, – последовал ответ, но я почувствовала, что для этого были более глубокие, скрытые причины, о которых она знала, но не могла сказать. Эбби и так открыла больше, чем собиралась, что я связала с нашей быстро возникшей дружбой. Для нас с Эбби было естественным желание стать ближе. Не считая Жизель, мы с ней единственные новенькие в школе из нашего общежития. Мне показалось, что со временем я смогу рассказать ей мою историю, что Эбби та, кому я могу доверять и кто сохранит все в тайне.

Вернувшись в наш сектор, мы примерили форму. Несмотря на размеры на этикетках, мы в ней просто утонули. Я решила, что эти одеяния предназначены для того, чтобы превратить нашу женственность в государственную тайну. Одетые в мешковатые блузки и юбки до лодыжек, мы вышли навстречу друг другу в гостиную и залились истерическим хохотом. Жизель выглядела довольной. Наш смех заставил остальных девочек выйти из комнат, где они раскладывали по местам свои вещи.

– Что вы так веселитесь? – поинтересовалась Саманта.

– Почему веселимся? Посмотри на нас, – ответила я.

– Железная Леди сама придумала эту форму, – пояснила Вики, – так что не жалуйтесь слишком громко.

– А не то она сожжет вас у позорного столба, – добавила Жаклин.

– По крайней мере, мы можем надевать свою одежду по выходным, на вечерах и когда нас приглашают на чай к миссис Клэрборн, – успокоила нас Кейт.

– На чай к миссис Клэрборн? – вставила Жизель. – Не могу этого дождаться.

– Ой, у нее всегда самое вкусное печенье, – развеселилась Кейт. – А какие конфеты!

– Несколько десятков которых Толстушка умудряется затолкать в свою сумочку, а потом спрятать где-то в комнате. Не знаю, как это у нас до сих пор нет крыс, – прокомментировала Жаклин.

– И все-таки, что это за чай? – спросила я.

– Это не только один чай. Миссис Клэрборн устраивает его часто, и попасть туда можно только по приглашению. Все знают, кого приглашали, а кого нет. Учителя становятся более высокого мнения о тебе, если тебя пригласили больше одного раза.

– Три приглашения – и ты становишься Королевой Чая, – объявила Жаклин.

– Королевой Чая? – переспросила Эбби и посмотрела на меня. Я лишь пожала плечами.

– Надо сохранить твой пакетик чая после каждого приглашения и приколоть на стену, словно награду или диплом, – объяснила Вики. – Это гринвудская традиция и большая честь. Джеки права. К тем, кого приглашают чаще, относятся лучше.

– Она говорит так потому, что сама Королева Чая, – съехидничала Жаклин. – В прошлом году ее приглашали четыре раза.

– А тебя? – спросила Жизель.

– Один раз. Кейт звали дважды, Саманту тоже.

– Всех новеньких приглашают на первый чай в году, но это не считается, потому что это само собой разумеется, – продолжала Вики.

– А где происходит чаепитие? – поинтересовалась Эбби.

– В особняке Клэрборнов. Миссис Пенни отвезет вас туда и расскажет историю дома. Здесь так же важно знать это, как и события американской или европейской истории, – заметила Жаклин. Вики кивнула.

– Не могу дождаться, – заявила моя сестра. – Только я не уверена, что смогу пережить такую радость.

Кейт рассмеялась, Саманта улыбнулась, но Вики выглядела шокированной ее словами – для “Гринвуда” это было святотатством.

– Итак, – продолжала Жизель, – когда состоится первый бал в этом месяце? Тот, с мальчиками?

– О, не раньше чем через месяц. Ты что не видела календарь светских мероприятий в твоем буклете? – спросила Жаклин.

– Через месяц? Я же говорила папе, что это похоже на монастырь, – заныла Жизель, обращаясь ко мне. – А как насчет поездок в город? – быстро задала она следующий вопрос. Девочки переглянулись.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Вики.

– Поездки в город. Разве так сложно понять? А ты еще собираешься произносить прощальную речь.

Вики побелела.

– Я… Ну…

– Никто из нас никогда не выезжал из кампуса в одиночку, – сказала Жаклин.

– Почему? – требовательно спросила Жизель. – Должны же быть в городе места, где мы можем познакомиться с мальчиками.

– Во-первых, в твоем личном деле должно быть разрешение покидать территорию школы без сопровождения, – объяснила Вики.

– Что? Ты хочешь сказать, что я и в самом деле здесь как в тюрьме?

– Просто позвони родителям и попроси их заполнить соответствующую форму. – Девушка пожала плечами.

– А как же вы все? Вы хотите мне внушить, что никогда об этом не задумывались? – Все молчали. – Вы что все… девственницы? – с досадой воскликнула Жизель. Она покраснела как вареный рак.

У Саманты приоткрылся рот. На лице Кейт сияла полуудивленная-полувеселая улыбка. Вики оставалась в замешательстве, но Жаклин выглядела пристыженной. Мы с Эбби быстро переглянулись.

– Только не говорите мне, что вы подчинялись всем этим дурацким правилам, – продолжала моя сестра, недоверчиво качая головой.

– Штрафные баллы могут… – начала Вики.

– Свести к нулю твои шансы стать Королевой Чая. Понятно, – прервала ее Жизель. – Есть более важные вещи, которые можно приколоть на стены ваших комнат, чем старые высохшие пакетики с чаем, – выпалила она и подкатила свое кресло к Вики, отступившей назад. – Например, любовные письма. Получала их когда-нибудь?

Виктория оглянулась и увидела, что все взгляды прикованы к ней. Она даже начала заикаться.

– Я… Мне нужно начинать читать книги по европейской истории, – сказала девушка. – Еще увидимся. – Она развернулась и быстро вышла из комнаты. Жизель развернула коляску и уперлась взглядом в Жаклин.

– В прошлом году во время уик-энда два мальчика из “Розвуда” хотели пробраться ночью в наше общежитие, – открыла та тайну.

– И?

– У нас не хватило смелости, – призналась она.

– Что ж, теперь этот год, и у нас есть смелость, – заявила моя сестра. Она взглянула на меня. – Мы покажем им, как устраивают вечеринки девушки из Нового Орлеана, правда, Руби?

– Прошу тебя, Жизель, не начинай.

– Чего не начинать? Жить? Ты хочешь, чтобы я стала послушной маленькой девочкой из “Гринвуда”, тихо ездила тут в моем инвалидном кресле, не открывала рта, с полным подолом засохших пакетиков чая, плотно сомкнув коленки, так?

– Жизель, пожалуйста…

– У кого есть сигарета? – быстро спросила она. У Кейт округлились глаза. Она покачала головой. – Саманта?

– Нет, я не курю.

– Не курю. Не встречаюсь с мальчиками. А чем же вы, девочки, занимаетесь? Разглядываете журналы и мастурбируете?

Словно удар грома раздался в спальном корпусе. Мне было так неловко из-за выходки моей сестры, что пришлось смотреть в пол.

– Отлично, – не унималась Жизель, – не беспокойтесь. Теперь я здесь. Все будет иначе. Обещаю. Все уже изменилось, – улыбнулась она, – я сама припрятала несколько сигарет.

– Жизель, у всех по твоей вине будут неприятности, причем в первый же день, – запротестовала я.

– Вы же не птенчики, правда? – спросила она Жаклин, Кейт и Саманту. – Хорошо, – одобрила Жизель, когда те промолчали. – Пойдем в мою комнату. Вы поможете мне разложить пластинки, и мы покурим. Может быть, скоро я раздобуду для нас чего-нибудь получше, – добавила она улыбаясь. Моя сестра развернула свое кресло и направилась к нашей комнате. Никто не двинулся с места. – Ну? – бросила она.

Первой за ней пошла Жаклин, затем последовали Кейт и Саманта.

– Закройте дверь, – приказала Жизель, когда все они вошли в нашу комнату.

– Я никогда не предполагала, что сестры-близнецы могут быть такими разными, – заметила Эбби и тут же сообразила, что она сказала. – Ой, прости, я не имела в виду…

– Все в порядке. Я тоже никогда этого не предполагала. Пока не встретила ее, – произнесла я и прикусила язык. Но было уже слишком поздно.

– Встретила ее?

– Это долгая история. Предполагалось, что я никому ее здесь не стану рассказывать.

– Понимаю, – ответила Эбби. По выражению ее лица я поняла, что это действительно так.

– Но я не возражаю против того, чтобы рассказать ее тебе, – добавила я. Девушка улыбнулась.

– Почему бы нам не пойти в мою комнату? – предложила она. Я обернулась на закрытую дверь, за которой Жизель общалась со своими новыми протеже. В этой сцене мне сейчас не хотелось участвовать.

– Отличная мысль, – согласилась я. – За разговором я разложу вещи Жизель, которые тебе придется хранить в твоей комнате. Лучше будет, если я сделаю это сама, – сказала я, бросая еще один взгляд на нашу комнату. – Никто не знает, что она туда спрятала.

Прошло чуть больше часа, и миссис Пенни пришла в наш сектор, чтобы посмотреть, как мы справляемся.

Если она и учуяла запах, исходящий из нашей комнаты, то ничем этого не выдала. Честно говоря, не знаю, как экономка могла его не почувствовать. Табачный дым впитался в одежду девочек и висел в воздухе, несмотря на открытые окна.

– Я здесь еще и для того, чтобы передать официальное приглашение миссис Клэрборн Эбби, Жизель и Руби прийти к ней на чай в субботу в два часа, – сказала она. – Вы можете надеть, что захотите, но вы должны выглядеть соответственно случаю, – добавила миссис Пенни, подмигивая. – Это официальное чаепитие.

– Ох, нет! А я забыла мое платье для официального чаепития дома! – воскликнула Жизель.

– Прошу прощения, дорогая?

– Так, ерунда, – улыбнулась моя сестра. Я заметила, что Саманта и Кейт ухмыляются за спиной миссис Пенни. На лице у Джеки царила ее дежурная усмешка, но все три совершенно явно благоговели перед моей сестрой.

– Хорошо. Ужин через пятнадцать минут, – пропела экономка. – Новенькие не дежурят в столовой первую неделю, – добавила она и поплыла прочь.

– Что бы это значило? – поинтересовалась Жизель, выкатывая свое кресло в центр гостиной. – Что еще за дежурства?

– Мы все помогаем в столовой. Расписание дежурств вывешивается в главном вестибюле, – пояснила Жаклин. – На этой неделе Вики, Саманта, Толстушка и я выполняем обязанности уборщиц. Мы убираем со столов, относим грязную посуду и серебряные приборы на кухню после того, как все поедят. Девочки из секторов В и С работают официантками, а сектор D накрывает на стол.

– Что? – Жизель развернулась, чтобы взглянуть на меня. – Ты мне об этом не говорила.

– Я сама только что узнала об этом. И что в этом такого?

– Что в этом такого? Я не выполняю работу прислуги.

– Я уверена, что никто не станет требовать этого от тебя, раз… – начала было Вики и осеклась.

Жизель уставилась на нее.

– Раз я инвалид? Ты это хотела сказать?

– Я собиралась сказать “раз ты в инвалидном кресле”. От тебя нельзя требовать, чтобы ты носила посуду на кухню.

– Она может накрывать на стол, – сказала я и улыбнулась сестре, готовой, если бы взгляд мог стать огнем, сжечь меня дотла.

– Что я могу делать и что я буду делать – это две разные вещи. Если остальные дуры хотят платить такие деньги за то, чтобы посещать частную школу и работать при этом прислугой, это их дело, – отозвалась она.

– Все девочки во всех общежитиях делают это, особенно в двух больших корпусах, – заговорила Саманта. Жизель бросила на нее такой взгляд, словно влепила пощечину. Девушка закусила нижнюю губу и сделала шаг назад. – Правда, – пробормотала она нам с Эбби.

– Почему кому-либо из нас следует бояться работы по дому? – заметила я.

– Это говоришь ты. Ты… – Жизель замолчала, чтобы не высказаться насчет моего акадийского происхождения, и быстро оглядела остальных. – Я проголодалась. Пошли. Саманта! – крикнула она, и та буквально выскочила вперед, чтобы везти кресло повелительницы.

В столовой мы увидели других девочек из нашего спального корпуса. Всего нас было пятьдесят четыре. Три длинных стола были накрыты в большой комнате, ярко освещенной четырьмя огромными люстрами. Панели темного дерева покрывали стены. Эстампы с изображением сцен на плантации и на протоке висели на каждой из них. Все оживленно переговаривались, когда мы вошли, но при появлении Жизель в инвалидной коляске как-то притихли. Моя сестра ответила на каждый взгляд своим полным яростного осуждения взглядом, заставляя всех отвести глаза. Вики показала нам наши места. Из-за своего кресла Жизель расположилась во главе нашего стола, чему она порадовалась и сразу же обратила себе на пользу. Не прошло и минуты, как она уже определяла темы разговоров, говоря, что и это устарело, и это тоже, и пустилась в длинное описание своей веселой жизни в Новом Орлеане.

Казалось, девочки зачарованы ею. Некоторые, показавшиеся мне еще большими снобами, смотрели на нее как на привидение с кладбища плохих манер, но Жизель не давала сбить с себя спесь. Она обращалась с девушками, приносящими еду, так, словно это была настоящая прислуга, требовала, жаловалась, ни разу ни за что не сказала “спасибо”.

Еда была хорошей, но далеко не такой вкусной, как готовила Нина у нас дома. Когда ужин закончился и девочки из нашего сектора стали убирать со стола, Жизель приказала мне отвезти ее в нашу комнату.

– Я не собираюсь их ждать, – сказала она. – Они абсолютные идиотки.

– Ничего подобного, Жизель, – поправила я. – Они просто делают то, что будем делать и мы. Забавно. Это дает возможность почувствовать себя как дома вдали от собственного.

– Но не мне. Для меня это кошмар вдали от дома, – возразила сестра. – Отвези меня в комнату. Я хочу послушать музыку и написать письма подругам, которым захочется узнать об этом бледном подобии школы, – проговорила Жизель достаточно громко, чтобы все вокруг услышали ее слова. – Да, Джеки! – окликнула она. – Когда вы, девочки, закончите со своими обязанностями, можете зайти ко мне в комнату послушать пластинки и узнать, что сейчас модно.

Я повезла ее прочь так быстро, как только могла. Она завопила, что я разобью ее о стену, но как раз это мне и хотелось сделать. Эбби последовала за нами. Мы уже решили, что прогуляемся к озеру после ужина. Я собиралась предложить Жизель присоединиться к нам, но та уже решила, чем займется, так что я не стала ничего говорить.

– Куда это вы обе собрались? – поинтересовалась Жизель, когда я привезла ее в комнату.

– На улицу, погулять. Хочешь с нами?

– Я не могу гулять, помнишь? – резко ответила она и хлопнула дверью.

– Извини, – обратилась я к Эбби. – Боюсь, что мне вечно придется просить за нее прощения.

Та покачала головой и улыбнулась.

– Я думала, что несу тяжелый крест, и жалела сама себя, но когда увидела, с чем приходится справляться тебе… – сказала Эбби, когда мы вышли из корпуса.

– Что ты имеешь в виду, когда говоришь о своем кресте? Что это может быть за крест? Твои родители кажутся очень милыми.

– Это правда. Я их очень люблю.

– Тогда что ты имеешь в виду? Ты чем-нибудь больна или что-нибудь в этом роде? Ты кажешься такой же здоровой, как молодой аллигатор.

Эбби засмеялась.

– Да, слава Богу, я абсолютно здорова.

– И к тому же хорошенькая.

– Спасибо. Ты тоже.

– Тогда что? Что за крест ты несешь? – настаивала я. – Я же рассказала тебе мою историю, – добавила я, помолчав.

Девушка не ответила. Мы пошли вниз по дорожке, ведущей к озеру. Эбби опустила голову, а я посмотрела вверх и увидела луну, выглянувшую из-за облака. Холодный блеск серебристых лучей осветил ночь и превратил наш новый мир в нереальный, сделав его похожим на сны, которые мы все часто видим. Справа от нас два других общежития сияли всеми своими огнями. То там, то сям мы встречали других девочек, прогуливающихся или собравшихся группкой поговорить.

Мы прошли поворот, который должен был привести нас к воде, и услышали лягушек, цикад и других ночных существ, которые завели свою привычную вечернюю мелодию, симфонию, полную кваканья и щелканья, треска и тонкого посвистывания.

Так как мы были далеко от шоссе, шум машин до нас не доносился, но на расстоянии я видела бегущие по Миссисипи красные и зеленые огоньки барж, перевозящих нефть, и представляла себе звуки сирен и голоса пассажиров. Иногда, в такие вечера, как этот, человеческий голос может разноситься над водой на целую милю, и если закрыть глаза и прислушаться, то ощутишь, какое огромное расстояние отделяет тебя от других.

Озеро у наших ног приобрело металлический блеск. Оно было довольно большим, с островом посередине. Стояла такая тишина, что я могла ясно различить, как плещутся в воде лодки, привязанные к пристани возле небольшого эллинга, к которому мы подходили. Мы почти подошли к пристани, когда Эбби снова заговорила.

– Я не хотела показаться слишком скрытной, – начала она. – Ты мне нравишься, и я ценю то, что ты доверила мне свою тайну. Я не сомневаюсь, – с горечью говорила Эбби, – что большинство девочек станут смотреть на тебя свысока, если выяснится, что ты родом из бедной акадийской семьи, но это ничто по сравнению с моим происхождением.

– Что? Почему? – воскликнула я. – Что не так с твоим происхождением?

Мы стояли с ней на пристани и смотрели на озеро.

– Недавно ты спросила, есть ли у меня приятель, и я ответила утвердительно. И ты попыталась подбодрить меня, сказав, что он напишет или позвонит. Я возразила, что этого не произойдет, и я не сомневаюсь, что ты гадала, почему я в этом так уверена.

– Да, – подтвердила я, – так и было.

– Его зовут Вильям, Вильям Хантингтон Кембридж. Его назвали так в честь его прапрадедушки, – в голосе Эбби по-прежнему слышались горькие нотки, – который был одним из героев Конфедерации, а этим семейство Кембриджей очень гордится, – добавила она.

– Я полагаю, что если ты поспрашиваешь здесь всех и каждого, то убедишься, что предки многих сражались на стороне южан, – негромко заметила я.

– Да, я в этом уверена. В этом еще одна причина того, почему я… – Эбби взглянула на меня глазами, полными слез. – Я никогда не видела родителей моего отца. Они являлись семейной тайной, и поэтому я не должна была появиться на свет, – объяснила она. Девушка замолчала, словно ожидая, что я все пойму, но я только покачала головой в недоумении.

– Мой дедушка женился на гаитянке, поэтому мой отец – мулат, но с достаточно светлой кожей, чтобы сойти за белого.

– И поэтому твои родители не хотели иметь детей? Они боялись…

– Боялись, что я, дитя белой женщины и мулата, унаследую еще более темную кожу, – кивнула Эбби. – Но все-таки благодаря случаю я родилась. Так что, как ты понимаешь, я квартеронка. Мы часто переезжаем с места на место, в основном из-за того, что, стоит нам остаться где-нибудь подольше, кто-то когда-то начинает подозревать.

– И твой приятель Вильям…

– Его семья все узнала. Они считают себя людьми голубых кровей, и его отец всегда должен все знать о тех, с кем общаются его дети.

– Мне очень жаль, – сказала я. – Это несправедливо и глупо.

– Верно, только легче от этого не становится. Мои родители отправили меня сюда в надежде, что окружение самых сливок общества все сгладит. И неважно, каково мое происхождение, меня в первую очередь будут принимать как выпускницу “Гринвуда”, к тому же из хорошей обеспеченной семьи, и никто никогда не заподозрит, что я квартеронка. Я не хотела ехать сюда, но они так стремились уберечь меня от предрассудков, и они чувствуют себя такими виноватыми в моем рождении, что я поступила в эту школу в большей степени ради них, чем ради самой себя. Поняла?

– Да, – ответила я. – Спасибо тебе.

– За что? – с улыбкой поинтересовалась она.

– За доверие.

– Ты же поверила мне, – сказала Эбби. Мы обнялись, и тут услышали мужской голос позади нас.

– Эй! – Дверь эллинга с шумом захлопнулась. Мы обернулись и увидели высокого темноволосого молодого человека лет двадцати пяти, не больше. Он вышел без рубашки, в облегающих джинсах, но босиком. Его мускулистое тело блестело в лунном свете. Достаточно длинные волосы закрывали уши и спускались на шею.

– Что это вы здесь делаете? – требовательно спросил парень и подошел ближе. Мы заметили темные глаза и высокие скулы индейца, сильные, резкие черты лица, массивные челюсти и твердую линию губ. Молодой человек держал тряпку и, рассматривая нас, все время вытирал ею руки.

– Мы просто вышли погулять, – начала я, – и…

– Разве вы не знаете, что сюда запрещено приходить, когда стемнеет? Хотите устроить мне неприятности? Всегда находится парочка авантюристок, готовых превратить меня в развлечение, – грубо сказал он. – А теперь быстренько уносите ноги, а не то я спущу на вас миссис Айронвуд, понятно?

– Извините, – ответила я.

– Мы пришли сюда не для того, чтобы причинить кому-нибудь неприятности, – добавила Эбби, выступая вперед из тени. Когда парень увидел ее, он немедленно смягчился.

– Вы обе новенькие, так, что ли?

– Да, – ответила она.

– Вы что, не читали правила?

– Не полностью, – подтвердила Эбби.

– Смотрите, – предупредил он, – я не хочу никаких проблем. Миссис Айронвуд установила правила и для меня. Когда стемнеет, я даже не должен разговаривать ни с одной из вас, если рядом нет преподавателя или кого-нибудь из персонала, ясно? А особенно здесь! – добавил парень, оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что никто нас не слышит.

– А кто вы? – поинтересовалась я.

Перед тем как ответить, он мгновение колебался.

– Я Бак Дардар, но, если вы быстренько отсюда не смоетесь, я стану для вас мистером Мадом.

– Ладно, мистер Мад, – сказала Эбби.

– Кыш! – скомандовал он, указывая на холм. Мы схватились за руки и с хохотом бросились бежать. Наш смех разносился над озером. На вершине холма мы остановились, чтобы перевести дух и еще раз взглянуть на эллинг. Индеец уже ушел, но он все еще будоражил наше воображение, как все, что находится под запретом.

Возбужденные, с сильно бьющимся сердцем, мы заторопились в общежитие. Мы стали подругами. Нас объединило наше прошлое, о котором нельзя было рассказывать, и наши тайные надежды на будущее.

Date: 2015-07-25; view: 279; Нарушение авторских прав