Глава без героя

Весь день до глубокой ночи они провели вместе. После полуночи мужчины, преодолев отчаянное сопротивление, отправили уставших Марину и Антона спать, а сами вернулись на берег.

Набережная, несмотря на поздний час, была полна народу. Обычно каждый вечер до глубокой ночи здесь сверкали огни и гремела музыка. Сегодня было непривычно тихо: музыка и разговоры звучали приглушенно. Мужчины спустились к воде, сняли обувь и по колено в воде зашагали в сторону тишины цвета свежей нефти. Нашли дикое безлюдное место, где светили только звезды и луна. Решили искупаться в черной теплой воде, испытывая страх, смешанный с восторгом.

Особенно часто забилось сердце, когда, вынырнув из воды, они потеряли из виду берег. Набежали тучи, заслонили звезды и луну. Сверху и снизу, слева и справа – всюду висела и плескалась недобрая сероватая тьма. «Господи, помилуй!» – выдохнули они, не сговариваясь. И в тот же миг из разрыва облаков вышла яркая луна и пролила мягкий серебристый свет на берег и перламутровую пену волны. Оказалось, заплыли они далековато… Мощными гребками, не теряя берега из виду, поплыли по лунной дорожке к полоске света на берегу.

Наконец ноги коснулись каменистого дна. Снова, не сговариваясь, они одновременно произнесли: «Слава Тебе, Господи!» По скользким камням вскарабкались на берег. Оказывается, течение их отнесло еще дальше от поселка. Минут пять они почти бежали по скрипучей гальке и крупному песку вдоль воды. Разыскали свою одежду и прикрыли наготу. Нехотя вернулись на асфальт набережной.

Солнце воскресенья сильно пронзило воздух и нагрело камни. И после заката влажное тепло густыми слоями стелилось и плавало над поселком. Разогретые зноем листва и цветы наполнили ночь горьковато‑сладкими ароматами.

Настало время, когда «поспать» значило «обокрасть себя». Все, кто мог, вышли из домов и с наслаждением пили пряное густое вино летней ночи. Прошлое забыто, будущее неизвестно, что будет завтра: сырая мгла или шторм? Но сейчас, в этот тихий час, по‑матерински нежная ночь ласкала усталых детей. А им не хотелось, чтобы теплые руки остановились. Такие ночи – бессонные, праздничные, полные свободного покоя – редки в долгой череде печальных дней и ночей.

Мужчины сидели за столом, попивая вино. Мимо непривычно тихо, почти бесшумно, как тени, шли, гуляли, скользили прохожие. Никто никого не тревожил. Даже музыка звучала приглушенно, полушепотом, как сказка на ночь.

– Что это? Куда подевался шум? – спросил Петр.

– Ты не знаешь, что случилось прошлой ночью? – удивился Борис.

– Нет. А что?

– Подрались два местных подростка. Собралась толпа «болельщиков», тоже ввязалась в драку. В горячке одного паренька убили, кирпичом в висок. Утром весь поселок наводнили иномарки с бритоголовыми парнями. Со всего края слетелись авторитеты. Несколько часов в парке у них шла разборка. Все улицы были оцеплены ребятами в безразмерных пиджаках и плащах с «калашниками» под мышкой. В общем, замяли дело, чтобы отдыхающих не разогнать. За пару часов навели идеальный порядок. Цены снижены вдвое. Обслугу одели в белоснежную униформу и приказали улыбаться. Вежливыми стали, как англичане. Ну и музыку притушили, чтобы страсти не возбуждать. Красота.

– Все одно к одному. Это не случайно.

Они снова замолчали. С одной стороны серебрилась лунной дорожкой большая вода. С другой – текла почти безмолвная река людей. Теплый ветерок приносил густые струи цветочных ароматов.

Вдруг Петр выпрямился и слегка кивнул в сторону одинокого прохожего. Тот был одет в светлый костюм, внешняя простота и изящество которого указывали на работу гениального портного. Мужчина неопределенного возраста медленно проходил мимо. В его походке, осанке, посадке головы, скупых движениях рук – что‑то сразу внушало уважение. На миг лицо незнакомца повернулось к сидящим.

Петр про себя отметил, что такие черты формируются не одним‑двумя поколениями интеллигенции, но взращиваются в лоне древнего дворянского рода. Там случаются, конечно, свои маргиналы и вырожденцы, но благородство сохраняется в потомках ветви, которая свято хранила родовую честь и высокое предназначенье. Властный взгляд умных и добрых глаз прохожего скользнул по лицам мужчин. Едва заметная одобряющая улыбка слегка приподняла уголки породистых губ и век. И всё: он удалился. Он находился в толпе, он шел среди людей, не принадлежа никому, и вместе с тем казалось, все принадлежали ему.

– Ты видел его? – громким шепотом спросил Петр. – Ты узнал?

– Я не совсем уверен… – промычал Борис. – Неужели это он?

– О, брат, не знаю, не знаю. Но как все напряглось внутри. Я чуть было не встал, чтобы вытянуться в струнку. Но этот взгляд… меня остановил. Какая сила!

– Знаешь, когда я думаю о нем, – смущенно улыбнулся Борис, – у меня за плечами словно крылья вырастают. Иногда кажется, что он уже где‑то рядом. Нет, не кажется, – он точно здесь, среди нас. Когда я хожу в толпе, часто ловлю себя на том, что всматриваюсь в лица прохожих и пытаюсь найти черты его лица. Ты понимаешь, я пока не вполне ясно представляю себе, какой он. Но, если увижу, то, наверное, узнаю. Хотя бы потому, что лица его славных предков мне знакомы, как родные.

– Ты тоже считаешь, что он среди нас?

– Трудно такие вещи объяснить словами, понять умом. Просто на это указывает множество событий. Здесь и настроение в обществе, и уровень духовности. И резкая поляризация народа: ты, или в церковной ограде, или зомби на игле денежной, телевизионной, наркотической, компьютерной – неважно. Сердце подсказывает: надвигается огромная волна. Ковчег стоит. Значит, капитан на подходе. Сам воздух наэлектризован, как перед грозой. Люди Божии, люди честные – изнывают от безумия серого большинства. Того и гляди, молния сверкнет и… всё начнется.

– Но ведь это, наверное, страшно.

– «Ей гряди! И гряди скоро!» А страшен только грех, свой собственный. Уж кого‑кого, а православных Господь сохранит для Себя. Впереди еще столько дел!

– А что мы знаем о нем?

– Самое главное то, что он будет. И Россия при нем станет великой державой. Он будет красив и могуч. Воли железной, веры кристальной… Впрочем, думаю, что его личность до поры будет сокрыта. И случится, как в детективе: все будут его ждать оттуда или отсюда, а он в самый решительный момент появится с той стороны, откуда его никто не ждал.

– А что, если это только наши мечты? – Петр словно проверял свои тайные предположения.

– Нет. Существует много пророчеств из разных независимых источников. Об этом есть и в Библии, и у наших современных преподобных. Да ты и сам, поди, читал. Что там говорить! Душа того требует… у каждого, кто совесть не потерял. Даже Сталин говорил, что русский человек по своей душевной организации – царист. Он никогда не купится на демократию. Никогда ей не подчинится и служить не станет. А если у народа есть такая потребность в духовно сильной личности, значит, она родилась не из пустых мечтаний. Это опробовано веками. Вымолим, заслужим – будет!

– Ты знаешь, я подумал… Ведь он человек из мышц и плоти. Но к нему незримо тянется множество нитей. Они берут начало в древней старине. По запутанным лабиринтам истории, сквозь века, народы, царства – тянутся к его сердцу и, сходятся в нем, как в конечной точке всеобщей надежды. От библейских пророков – к современности и дальше в будущее. О нем рассказывают былины и сказки, поют баллады и заклинают эпосы. Сколько отчаянных успокоила и обнадежила одна мысль о нем. Сколько пошлостей, издевок, шуточек комьями грязи запустили в него враги. Одно лишь именование его свертывало их кровь в тромбы ненависти и мистического страха. Скольким поэтам, романтикам и художникам одна лишь возможность его появления в их времени, среди них – дала вдохновенье.

– Будет. И будет скоро.

Ночь, полная чудес, продолжалась. Она покоила сонным шорохом волны. Она ласкала нежными касаньями ароматного тепла и музыкальных переливов. На ее черном бархатном фоне зажигались и сверкали драгоценные камни сокровенных надежд. И этот свет… Он сходил с неба и отражался от озера. Он лился из фонарей и… изнутри каждого, кто не спал. Свет ночи наполнял воздух и мысли.

– Ты знаешь, Петр, этим летом со мной случились два события, которые мне запомнятся на всю жизнь. Первое – это подсолнухи. Да, не смейся… Там, на краю села, было небольшое поле. Представляешь, оно в течение дня меняло цвет: то зеленое, то желтое, то почти черное. Сначала я его разглядывал издали. Потом как‑то подошел поближе. Оказывается, подсолнух постоянно поворачивает голову за солнцем. Но тут я заметил, что не все цветы тянутся к солнцу. Некоторые перестают поворачиваться. Спросил старушку, почему? Она объяснила, что в таких растениях завелся червь. Они, обычно, долго не живут, засыхают. Я тогда подумал, что со мной случилось то же. Я перестал тянуться к Свету истины. Охладел я… В церковь перестал ходить.

– Как говорили преподобные, верный признак омертвения души есть уклонение от церковных служб. Человек, который охладевает к Богу, прежде всего начинает избегать ходить в церковь. Сначала старается прийти к службе попозже, потом и совсем перестает посещать храм Божий.

– Вот, вот, – согласно кивнул Борис. – Только в отличие от подсолнуха, я сам червей напустил в душу. Увлекся, знаешь ли, деньгами, властью, развлеченьями. Вот эта червоточина и остановила мое движение к свету. И уж почти погиб я вовсе, да приехал ко мне Родион и сумел меня перевернуть. Понимаешь, он нищий, а веселый! А мне уж и не в радость мои богатства. Вот я и сбежал оттуда.

– Понятно. А второе?

– Второе… Не усидел я в селе. Там над головой иногда пролетали военные самолеты и вертолеты. Вот меня и потянуло в зону боевых действий. Думал, Афган прошел, а в Чечне не был. Сначала, конечно, взял благословение у батюшки. Тот поначалу удивился, но, видя мою решимость, встал на молитву, меня рядом поставил. Мы с ним часа два молились. А в конце он сказал, что живым я останусь, но вокруг меня будет много… двухсотых. Что‑то там он увидел во время молитвы. Взял я с собой складни с молитвой «Живый в помощи», крестики, масло освященное, молитвословы и поехали мы.