Четвертое ноября

Есть только одна причина, по которой я могу оставаться такой спокойной по поводу Безмозглой команды. Причина, почему мне совершенно все равно, что они так явно игнорируют меня, или в случае Сары, начавшей по электронной почте кампанию против меня, чтобы заставить всех в десятом классе также ненавидеть меня, как и она. Причина, по которой сеансы физиотерапии не вызывают такой сильной боли, как прежде. Причина, почему больше не беспокоит внезапно и вновь вспыхнувший интерес отца к моей персоне, потому что, похоже, я вовремя смогу восстановиться перед соревнованиями в помещении в этом году. Причина, по которой бесконечная болтовня мамы по поводу визита Бетани на День благодарения не вызывает у меня желания проткнуть барабанные перепонки острой спицей.

И эта причина Маркус Флюти.

– Поговорим с тобой позднее, – сказал он. И он правда хотел этого.

Все казалось таким безнадежным в понедельник утром. Он не разговаривал со мной перед утренней перекличкой, потому что был слишком занят лобызаниями с Мией, его ненормальной подружкой. Он не разговаривал со мной во время переклички. Не разговаривал и после переклички, потому что тоже был слишком занят тем, что снова тискал и целовал Мию.

Когда он сел за мной на первой паре, я предположила, что мы опять вернулись к прежним отношениям преступников, совместно совершивших преступление и поэтому хранящих молчание. Но когда он похлопал меня по плечу и сказал нечто странное, я подумала, что он опять подсел на наркотики.

– Ты знала, что средний американец проводит шесть месяцев его или ее жизни, ожидая, пока красный сигнал светофора поменяется на зеленый?

– Что?

– Шесть месяцев напрасно потраченного времени, пока ожидаешь разрешения ехать дальше.

– Угу!

– Подумай обо всех интересных вещах, которые ты могла бы сделать за это время.

Я была сбита с толку:

– В машине?

– В твоей жизни, – ответил он.

– А!

Затем Би Джи начал говорить о «новом курсе» президента Франклина Делано Рузвельта, и это означало конец беседы.

И так продолжалось всю неделю. До урока истории Маркус стучал мне по плечу и задавал вопрос, который на поверхности, казалось, ни к чему не имел отношения. Но потом начинался разговор о том, о чем я меньше всего ожидала услышать, принимая во внимание вступительную фразу. Это трудно объяснить. Это все равно что лингвистический тест Роршаха.

В пятницу я уже не удивилась, что его вопрос о моем любимом актере вовсе не предусматривал выбор между Джоном Кузаком и парнем, игравшим Джейка Рьяна в фильме «Шестнадцать свечей». Это был способ начать дискуссию о том, как появление каждой статьи в журнале или на телевидении, которая приближает звезду к поклонникам, на самом деле лишь добавляет еще один кирпич к возвышающемуся алтарю, около которого мы поклоняемся культу этой знаменитости.

Или что‑то в этом роде.

Эти разговоры напоминали глоток шнапса с острой перечной приправой. Быстрый, сладкий и странный глоток, способный как разгорячить и опьянить меня, так и сбить с толку.

Как же за неделю может все измениться. Всего сто шестьдесят восемь часов назад мы не разговаривали. А теперь говорим. Если сейчас у нас пик отношений, то на следующей неделе все может сойти на нет и между нами все закончится.

Не могу позволить этому случиться. Есть столько вопросов, которые мы еще не обсудили, но которые требуют нашего рассмотрения, прежде чем мы сможем продолжить наши, так сказать, отношения. Случай с коробочкой из‑под «Данона». Рот‑оригами. Мидлбери. Мию. Три коробки с пончиками. Смерть Хиза. Хоуп.

Зная о его тяге к ночным развлечениям, я решила, что в понедельник сама определю тему разговора, задав Маркусу вопрос в лоб: «Я не могу спать. А ты?»

Посмотрим, к чему это приведет.

Date: 2015-07-27; view: 328; Нарушение авторских прав