Часть первая 2 page

— Очень здравая идея, — похвалил Олег Иванович по телефону.

Лев Семенович вскочил и забегал по кабинету.

— Черт меня дернул меценатствовать! Сколько лет уже кормлю этих дармоедов… И скольких… А отдача? Я спрашиваю: где отдача? Я уже не говорю о качестве фильмов, спектаклей и прочих шоу. И даже не о кассовых сборах. Они хоть одним призом на международных фестивалях порадовали меня, старика? Я прекрасно знаю, что искусство покупается, но не окупается. Но ведь простым людям смотреть нечего! И все равно дай им всем на фильм, дай на театральную постановку… Ну, конечно, я добрый и, как последний идиот, не в силах отказать… Так, Олежка, сегодня же составь список этих потенциальных подписантов, этих небожителей, мать их так, набросай текст, а я посмотрю, кто подпишется, а кто нет… — бормотал он, продолжая бегать по кабинету. Потом остановился, удивленно, будто впервые увидел, посмотрел на Вадима. — Ты что-то хотел?

Вадим недоуменно пожал широкими прямыми плечами:

Во-первых, это вы меня позвали. Во-вторых, мне пока непонятно…

— Что непонятно? Только быстро!

— Непонятно, как сейчас обстоит с постановлением Генпрокуратуры на ваш арест.

— Черт, чуть не вылетело! — хлопнул по столу шеф, сев на место. — Хорошо, есть кому напомнить! Вот так всегда. За других беспокоишься, а до себя руки не доходят… А потом арестуют, и выяснится, что некому передачу принести в Бутырку… Или в Матросскую Тишину? Я как узнал про это постановление, или ордер, ночи не сплю и все думаю: куда посадят предпринимателя такого ранга, как я? Неужели в Бутырку, а Лефортово не для меня? Мордой не вышел, а? Место на Новодевичьем или Троекуровском я еще могу купить, а вот камеру в Лефортове? Там, говорят, получше кормят.

— Да ерунда, — отмахнулся Вадим. — Не берите в голову. Поднимем побольше шума в прессе, подадут свой голос правозащитники и люди искусства, подключим мировую общественность… И, как всегда, это скандальное дело развалится ввиду возникновения новых обстоятельств…

— Но моя репутация! Она ведь тоже развалится? Скажи, это постановление дело рук все того же Турецкого?

— Нет. Вы забыли: Турецкий возбудил дело по дефолту, в котором вы проходили в качестве свидетеля. А это постановление уже с подачи зама генерального Меркулова выписал уже новый «важняк», некто Померанцев. Турецкого сплавили в Интерпол, с повышением…

— Но Меркулов-то остался! — заметил Разумневич. — Эта командировка Турецкого стоила мне много нервов и бессонных ночей, проведенных в напряженных переговорах. В том числе с Эдей Белявским, как это ни противно… Эдя божился, что он здесь ни при чем, ничего прокурорам не подкидывал, ибо прекрасно знает, что без него мне на нарах будет скучно. Один я туда не полезу. А мне всегда есть что рассказать о нем следователю. Как и ему обо мне. Вот так и существуем друг у друга в заложниках сколько лет и потому до сих пор непотопляемы… Короче, ему тоже пришлось использовать все свое влияние. С Меркуловым есть определенные подвижки… Эдя обещал во всяком случае… Ладно, не будем о грустном. Так кто такой Померанцев? Ты нашел к нему подходы?

— Извините, но у меня не сто рук и только одна голова, — ответил Вадим. — А мне приходится самому за все хвататься и брать на себя.

— Ну раз лучше тебя все равно никто не сделает… — развел руками босс.

— Давно вам говорю, — раздраженно кинул Вадим. — Нам нужны не только охранники, но и квалифицированные помощники, и эксперты по разным вопросам!

— А где их взять? — негромко заметил Разумневич. — Ну, положим, тех, кто у тебя были, ты сам предложил устранить, как только выяснилось, что некоторые работают на Эдю Белявского… Думаешь, мне легче, если, кроме тебя, Славы Понятовского и еще двухтрех человек, не на кого положиться? Кстати, у Эдика та же история… У него такой же шеф безопасности, Антон Безруков, и тоже один из немногих, кому он еще доверяет… Но ты мне не ответил. У тебя есть что-нибудь на Померанцева?

— Сейчас найдем. — Вадим снова открыл свой ноутбук. — Вот, смотрите. — Он увеличил фотографию на дисплее, на которой был виден темноволосый бровастый молодой мужчина с прямым взглядом, приплюснутым носом и раздвоенным подбородком. — Ему тридцать три, занимался боксом, как сыскарь, считается весьма перспективным. Характер нордический, но отходчивый. Любит хорошие костюмы, всегда при галстуке, но живет скромно. Любит обычную парную, но не сауну, а также хороший коньяк. В уголовном мире Питера имел кликуху Непрошибаемый.

— Уважительная кликуха, — кивнул Разумневич.

— Коллеги тоже говорят: строг, но справедлив, — подтвердил Вадим. — Здесь он работает в тандеме с Германом Шестаковым, прежним коллегой Турецкого. Кстати, они однокурсники, вместе закончили юрфак в МГУ. Второй раз женат, жена пока в Питере, ждут квартиры в Москве. Детей у них нет, и баб не водит. То есть в порочащих связях не замечен. В Питере прославился раскрытием нескольких преступлений в сфере высоких технологий и наркоторговли.

— Но слабости у него есть? — засомневался босс. — Как же без них? Все-таки второй раз женат. Запомни: у любого человека должны быть слабости… Если он человек.

— Вы уж предоставьте мне узнать, какие у кого слабости и как их использовать… — заметил Вадим. — Я же не лезу в вашу компетенцию, правильно? Полагаю, все неплохо складывается. В Генпрокуратуре Померанцев новый человек, ему нужно время, чтобы там развернуться, освоиться… Поэтому с ним будет проще, чем с Турецким. Уж как-нибудь справимся…

— Надеюсь…

Лев Семенович посмотрел на телефонную трубку, которую все еще держал в руке, вспомнил, что на ней «висит» Олег.

Олег, кстати, — сказал Разумневич в трубку, как там наш ответ Керзону, готов?

— У меня, Лев Семенович, тоже все идет своим ходом, — обнадежил Олег Иванович. — Статья выйдет завтра, и вскоре мы увидим первые результаты. Я хотел бы сказать пару слов Вадиму…

— Смотри, ничего там не упусти! — напутствовал Лев Семенович и передал трубку Вадиму.

— Вадик, как у тебя по амурной части? Помощь какая нужна?

— Вот, иду на свидание с нашей медсестрой… — Вадим взглянул на часы. — Как раз пора. Если я вам больше не нужен? — обратился Вадим к боссу.

— Иди, нехорошо к даме опаздывать, — погрозил ему пальцем босс.

…Положив трубку, Олег Иванович потер виски, потом крикнул через приоткрытую дверь секретарше:

— Соня, ни с кем меня больше не соединяй. Я уехал на деловую встречу.

Когда после работы они отъезжали от детсада, Марина успела заметить столпившийся на крыльце родной коллектив и родителей со своими чадами. Вадим на всех произвел должное впечатление, хотя было заметно, что ему не очень это понравилось.

Они заехали в небольшой, но очень дорогой и продвинутый ресторанчик на Таганке, где Вадим обнялся со здешним метрдотелем, который покосился на его спутницу, и тот усадил их за столик для двоих в укромном месте.

— Твой метрдотель так на меня посмотрел… — сказала Марина, мельком взглянув на меню и положив его на стол. — Наверно, ожидал увидеть другую?

Вадим слегка напрягся, припоминая, когда они успели перейти на «ты». Вроде до брудершафта еще не дошло. И вообще пока не распивали совместно спиртные и прочие напитки.

Не думаю, — ответил он. — А почему ты не выбираешь?

— Здесь нет цен, — пожала она обнаженными плечами.

— Это дамское меню, — пояснил Вадим. — Цены написаны у меня. Дама должна только указать пальчиком, а дело кавалера заплатить за ее каприз.

— И названия мне непонятны… — вздохнула она. — Лучше выбери сам. А то я уже попадала на некоторых кавалеров… Тоже сама выбирала. Потом один сбежал, и я, как последняя дура, за него расплачивалась, представляешь? А другой финансы не рассчитал, что ему жена отстегнула, и мне пришлось за него доплачивать и еще отвозить домой на такси…

Он чуть не спросил, каким образом она, с ее заработками медсестры, расплачивалась за первого, но промолчал.

— Мне мужья присылают хорошие алименты, — сказала она сама. — Если тебе это интересно… Я пока отойду, а ты сам закажи, ладно? Мне все равно, а здесь, наверно, такая вкуснятина.

И ушла, забрав сумочку с собой. Все понятно, подумал он, глядя ей вслед. Наверно, ей попадались и такие, что сначала лазали в ее сумку, а уж потом под юбку. Поэтому сразу ничего не получится. Кстати, она привлекает и возбуждает все больше. Своей открытостью и доверием в том числе. Ему давно никто так не доверялся… И в теле девушка, как раз в его вкусе, значит, не придется притворяться невинной, когда он привезет ее к себе домой. А уж там-то, в душ, она свою драгоценную сумочку не возьмет…

Заказ принесли быстро. Марина пила, ела, держа вилку в правой и начисто забыв про нож, и рассказывала, рассказывала… При этом она то влюбленно смотрела на него своими распахнутыми, округлившимися глазами, то «интересничала» — щурилась, скромно опуская их долу. Вот это мне уже ни к чему, думал Вадим, чувствуя нарастающую к ней симпатию и подливая текилу.

— Представляешь, родителей таких нет, как иные дедушки! — увлеченно рассказывала она о своей работе. — Вот к нам за внуком постоянно заходит Макаров Евгений Матвеевич, представляешь? На своего Игорька не надышится.

— А кто он хоть, что за птица этот Макаров? — равнодушно спросил Вадим.

— Как, ты не знаешь Макарова? — удивилась Марина. — Это очень известный журналист. Он какой год по телевизору передачу ведет «Зеркало экономики»! Про финансы, валюту, цены… Я его часто слушаю, а самой непонятно. А спросить, когда он к нам приходит, неловко. И еще про то же самое пишет статьи в этой… как ее? «Негаражированной газете», что ли. Ну и в других. Мы у себя в саду читали. Тоже непонятно, правда, но зато интересно.

— «Неангажированной», — поправил Вадим. — Не от слова гараж, а независимый, значит.

— Какие мы умные!.. — Она сощурилась еще больше. — Ну вот, как он приходит вечером за своим внучком, все время нам чего-то дарит. А меня как увидит, сразу ручку целует. Ах, Мариночка, Мариночка, как жизнь молодая, все хорошеете, мне бы скинуть пару десятков… Представляешь?

— Не очень. Может, он жениться на тебе собрался? — предположил Вадим.

— Ревнуешь? — махнула она рукой. — Да ему уже давно за шестьдесят, лысенький, маленький… Ну, теперь вспомнил?

— Не-а… — пожал плечами Вадим, незаметно взглянув на часы. — Я все больше в компьютер смотрю. А по телевизору только футбол. И то не всегда успеваю.

— И чем, интересно, мы так заняты? — сощурилась она в очередной раз. — Знаешь, я колю его Вовику один импортный препарат… У него осложнения после перенесенного гепатита. Редко в наших аптеках бывает. И этот мальчик у меня никогда не плачет… Или тебе это не интересно?

— Не очень, — пожал плечами Вадим. — Хотя мало ли? Вдруг мне придется делать укол. Позову тебя.

— Обязательно сделаю! И еще этот дед говорит: когда к ним домой приезжают колоть из поликлиники, Игорек ревет на все Измайлово, пусть тетя Марина сделает. Нет, тебе это не интересно…

На ее лице возникло нечто вроде разочарования. Пожалуй, перебор, подумал Вадим. Если интересующая тебя дама уже выстроила определенный имидж кавалера, то лучше ему соответствовать, если собираешься с ней переспать. Как там в песне: «Если я тебя придумала, стань таким, как я хочу». Так, кажется, пела Эдита Пьеха.

— А, да… припоминаю… — кивнул он. — Читал что-то… Так мы за этим препаратом заезжали в аптеку?

— Да… — Она кокетливо склонила голову и понизила голос, ничуть не обидевшись. — А ты зачем туда заходил? Думаешь, я не видела?

— За презервативами, — сказал Вадим. — Вспомнил, что недавно они закончились. И пора пополнить запас.

Она опешила, покраснела, немного растерялась.

— Ты всегда их покупаешь на глазах у своей девушки? Чтобы сразу все было понятно?

— Нет, не всегда, — покачал он головой. — Только когда они заканчиваются. И вообще, у меня к каждой индивидуальный подход.

— По крайней мере, откровенно…

Уже у него дома, когда были исполнены и соблюдены все политесы, ритуалы и церемонии с обрядами и она направилась в душ, выскользнув в его махровом халате из его рук, он залез наконец в ее сумочку, вытащил оттуда глянцевую коробку с ампулами дорогостоящего препарата и положил туда точно такую же, заранее припасенную. И быстро набрал на мобильном номер Олега. В трубке послышались пьяные голоса и отдаленная музыка. Ну да, вспомнил он, сегодня Олежка тоже собирался на какую-то тусовку.

— Абгемахт, — заявил он по-немецки, который в последнее время штудировал наравне с английским. — Дело сделано. И что дальше, мон женераль?

Ему до сих пор не давало покоя, что именно этого щелкопера, придумавшего многоходовую операцию, Лева Разумневич поставил над ним, профессионалом.

— Ладно, не свисти, — усмехнулся Олег Иванович. — Не мне тебя учить. В любом случае, постарайся выспаться. У тебя завтра трудный день.

Он отключил трубку и коротко взглянул на сидящую напротив юную, весьма сексапильную и очень провинциальную певичку из таежной глуши, где она была вице-мисс то ли Приангарска, то ли Забайкальска. Сейчас она с напряженным интересом прислушивалась к его разговору с Вадимом. Эту телку еще раскручивать и трахать, трахать и раскручивать, подумал он, пряча трубку в карман пиджака. Ее еще предстоит пропустить через десяток рук и коек, ибо голоса у нее, по отзывам, никакого, слуха еще меньше, но то и другое она с успехом компенсирует свежестью кожи, шикарным бюстом и плотными, длинными ногами.

Здесь же сидел ее бойфренд, вернее, «папик», принимавший в ней и ее карьере самое деятельное участие. В прошлом известный певец, разменявший седьмой десяток, нынче просто бизнесмен и шоумен Савелий Семенович Марковский, предпочитавший, чтобы его называли просто Савиком. (Говорят, недавно сменил свою дачу на Савеловском направлении на Казанское, не выдержав глумливых вопросов по этому поводу записных остряков.)

— Юленька, — кротко сказал Савелий, — ты уже полчаса как не смотрелась в зеркало. Как ты, бедная, столько выдержала? Сходи, дорогая, приведи в порядок свой макияж и прическу.

— Зачем? — фыркнула она. — Зеркальце у меня всегда с собой.

И достала его из сумочки, уставившись на свое холеное личико с немым восторгом и обожанием.

После чего снова посмотрела на Олега Ивановича, как бы интересуясь произведенным впечатлением.

— Ну тогда сходи и просто пописай! — не без раздражения сказал Савелий. — Ты уже полчаса как не писала!

Юленька капризно надула нижнюю губку, встала и пошла в сторону дамской комнаты, подталкиваемая в безупречные ягодицы одобрительными мужскими взглядами.

— Как тебе ее новое сценическое имя — Стефания? — спросил Савелий. — Никак не могу отговорить.

— Это годится, скорее, для брюнетки, — хмыкнул Олег, не отрываясь от бесплатного зрелища, столько обещающего и предвещающего. — Мы же вроде естественные блондинки… Пусть тогда покрасит волосы, что ли… Или придумай ей что-нибудь эдакое, нордическое. Клаудиа, например.

— Олежка, — столь же кротко продолжал Марковский, — ты меня давно знаешь. Знаешь мою третью жену Оксану, которую я сделал заслуженной артисткой.

— И первую, и вторую тоже знаю, — подтвердил Олег Иванович. — Одна просто заслуженная, другая деятель искусств… Они, кажется, до сих пор дружат?

— И ты знаешь, — громче, с нажимом, продолжал Савелий, — что я никого из них не сделал счастливыми, хотя оставил им свои квартиры, сберкнижки и дачи….

От соседних столиков оглядывались. Еще, чего доброго, запоет, озабоченно подумал Олег Иванович. Что-нибудь из прежнего репертуара. Про партию, которая наш рулевой.

— … и я всего-то хочу дать хоть этой девочке, этому ребенку немного счастья. И ничего для этого не пожалею, — закончил Савелий на высокой ноте.

— Понты дороже денег, — кивнул Олег Иванович, разливая виски по рюмкам. — А ты у нее спросил, как она его понимает? Возможно, она сейчас хочет чего-нибудь большого и чистого? В первую очередь, думаю, большого.

— То, о чем ты хотел сказать, дадут ей другие, — пренебрежительно отмахнулся Савелий. — Молодые жеребцы вроде тебя… Поверь, я к этому готов, как пионер. Олежка, я же все понимаю! И никаких иллюзий не строю. Бог дал, Бог взял. И я Всевышнему буду только признателен. И не такой я дурак, чтобы противостоять гормональной стихии…

И он глянул на собеседника с такой пронзительной ненавистью, что Олегу Ивановичу на минуту, не больше, стало не по себе.

— Что, уже и виагра не помогает? — Он понизил голос.

— Олежка, дорогой, не уходи от прямого разговора… Лучше скажи: сколько, какова твоя доля?

— С любой суммы — мои законные пять процентов. Сколько бы с тебя ни взяли на телевидении за ее клипы. Ну и потом, когда, Бог даст, выйдет ее альбом. И это я тебе еще уступаю как давнему другу. А если еще хвалебный отзыв об этой птичке возьмется писать сама Рита Островная?.. Да еще в моей газете…

Об этом я и хотел тебя попросить… — перебил Савелий. — А Рите я сам позвоню, сегодня же.

Разучился, совсем разучился делать дела, подумал Олег Иванович. Чересчур занят. Отдает всего себя, без остатка, заботе о подрастающем поколении женского пола, того, что не старше девятнадцати лет. Хотя уж должен бы знать, что мимо рта я тоже ничего и никого не пропущу. Не в моих это правилах…

— Дело твое, — развел руками Олег Иванович. — Но если подключим Риту, на какую бы сумму вы с ней ни договорились, моя доля поднимется уже до пятнадцати процентов. Ибо это не тебе, а мне придется ее уговаривать, чтобы она восславила новую восходящую звезду нашей эстрады… Или тебе придется идти в другую газету, где тамошние халтурщики тебя обдерут как липку, едва услышат твою Юленьку в аудиозаписи.

— Но они сразу сбросят, как только ее увидят и распустят слюни, за шанс с ней переспать… — уточнил Савелий. — Думаешь, я не вижу ее бездарность?

— Хочешь сказать, ее истинные таланты проявляются только в постельном режиме? — подмигнул Олег Иванович.

Савелий не ответил, только развел руками и выразительно поднял глаза к потолку.

— Ладно, если хочешь, могу устроить для тебя лично интимное прослушивание… — сказал он негромко. — Мы ведь с тобой давно уже молочные братья, не гак ли?

— Если ты про Светочку Алову… — мечтательно вспомнил Олег Иванович.

— И не только. Всех я уже и не припомню. Поэтому уж лучше ты, чем кто другой, который обязательно заразит ее какой-нибудь гадостью, а потом она меня.

— Подумаешь, один укол сумамеда… хмыкнул Олег Иванович, снова подливая себе и собеседнику.

— Я старый человек. Но мне стоит только ей намекнуть насчет тебя. И эта послушная девочка будет твоей всю ночь.

— … А я за это сброшу пару процентов? — иронично спросил Олег Иванович. — Не мелочись… Откат есть откат. Кстати, а если у меня она запоет по-другому, тебя это не беспокоит?

— Но сбрось хотя бы три процента, — показал три пальца Савелий. — Двенадцать процентов— тебе, сколько еще Рита потребует… Ну, полтора. Знал бы кто, сколько я на нее потратился. И тогда пусть она поет, как ты захочешь. Увидишь, она того стоит. Я искренне говорю: хочу доставить этому юному существу хоть немного радости.

— Кстати, а куда оно запропастилось, это наше юное существо? — Олег Иванович оглянулся на выход, в сторону дамской комнаты. — Уж не домой ли в Сибирь? Ты был с ней не слишком-то нежен.

— Придет, куда денется… Наверно, с мальчиками курит, — равнодушно отмахнулся Савелий. — Ну так что, на каких условиях мы договорились?

— Думаю, это будет статья в разделе «Культура и искусство» на четверть полосы…

— Половина, половина полосы, не меньше… — замотал головой Савелий.

— Мы — солидная газета, — веско напомнил Олег Иванович. — И одно только упоминание ее имени…

— …Ладно, но чтобы статью написала Рита! — перебил Савелий.

— …перевешивает целые полосы в бульварных изданиях… Или тебе до сих пор невдомек? — закончил Олег Иванович.

— Наверно, я очень старый человек… — вздохнул Савелий. — Сколько солидных репутаций погибло на моих глазах, как только они начинали торговать своим именем…

— Спасибо, что напомнил, — усмехнулся Олег Иванович сквозь дым новой сигареты. — Именно для того, чтобы ей продержаться еще как минимум год-другой, четверть полосы, причем восьмым кеглем, не больше… — твердо сказал он. — Мне, кстати, тоже следует отойти по естественной надобности. Извини…

Он встал из-за стола, элегантный и улыбающийся, развел руками и направился в мужскую комнату.

Там, в сверкающей обители кафеля, никеля и зеркал, стояли молодые кавказцы и о чем-то возбужденно разговаривали. Они коротко взглянули на Олега Ивановича и продолжали переговариваться, еще более жестикулируя.

Олег Иванович услышал, как из самой дальней кабинки доносились приглушенные и произносимые смутно знакомым голосом ахи, охи, наконец, всхлипывающее бормотание: еще… ну еще… Как если бы кому-то там, пытающемуся высказать свой восторг, зажимали рот.

Олег Иванович замер, прислушался. Потом сделал свое дело, отошел к умывальнику, открыл кран, по-прежнему прислушиваясь и внимательно глядя себе за спину в зеркало.

Наконец открылась дверца кабинки, и оттуда вышел ухмыляющийся молодой кавказец, который тут же присоединился к соплеменникам, а вместо него туда зашел другой. Скоро снова раздались те же звуки, наконец вышел последний, и остальные, похлопав его по плечу, направились к выходу.

И только потом, на ходу оправляя юбку, из кабинки вышла восходящая звезда отечественной эстрады Стефания, в миру Юлия. Ее лицо было в красных пятнах, глаза опущены.

Девица проскользнула мимо, так и не подняв головы, отчего Олег Иванович не понял: заметила она его или нет… Кажется, она наконец зашла в свою дамскую комнату.

Когда Олег Иванович вернулся за стол, ее все еще не было. Появилась она через несколько минут, сильно напудренная, с темными кругами вокруг потухших глаз.

Села, ни на кого не глядя, и закурила. Сонно и безразлично смотрела в сторону. Пару раз оглянулась через плечо. Олег Иванович проследил за ее взглядом. Там, через несколько столиков, сидели те самые кавказцы с другими девицами, и парень из кабинки что-то оживленно рассказывал, положив руки на обнаженные плечи своей подружки, которая смеялась над его словами.

— Пятнадцать процентов, — зло сказал Олег Иванович Савелию после продолжительной паузы. — Не меньше.

— Без ножа режешь, дорогой… — приоткрыл рот Савелий.

— И никаких скидок, — добавил Олег Иванович высоким голосом. — Даже если у тебя есть дисконтная карта!

Он был вне себя: Юленька равнодушно на него взглянула и отвернулась. Савелий внимательно и печально посмотрел на Олега Ивановича, перевел взгляд на нее, потом на компанию, сидевшую от них через несколько столиков, тяжело вздохнул и ничего не сказал.

Утром Вадим встал пораньше и не без труда разбудил Марину, чтобы отвезти ее на работу. Но ей потребовалось еще не менее получаса, чтобы переговорить с Веркой о детках: как спали, что ели, как писали, чем какали, очень капризничали или нет…

Он не довез ее до самого детсада, сославшись на то, что сам опаздывал в офис. Избавившись от нее, он тут же позвонил по сотовому Колюне, бывшему местному авторитету, который некогда «крышевал» на здешнем рынке, пока его не вытеснили конкуренты из солнечного Дагестана. После чего тот благополучно спился… Сейчас жил тем, что перебивался случайными заработками.

— Помнишь, как договаривались? — спросил Вадим, когда он появился.

— С тех пор кое-что изменилось… — сказал Колюня, невысокий, коротко стриженный, с татарскими скулами парень. — Цены, например, выросли.

— У меня не бывает инфляции.

— Я про другое. Этот медбрат, с кем я договорился, сегодня не вышел на дежурство, он мне вечером звонил, вроде приболел. То ли сам, то ли его жена. Может, и врет, но все равно придется ему отстегнуть, чтоб молчал, верно?

— Перетопчется. Кто поедет на вызов?

— Пока неизвестно. Там на «скорой» сейчас их двое дежурят. Девка молодая, практикантка, Самохина Наталья Александровна, похоже, с ней и придется разговаривать, и еще пенсионер какой-то. А кто из них сколько возьмет, тоже непонятно. Так что сам посчитай.

Черт, подумал Вадим, говорил же Леве и этому умнику Олегу Ивановичу… Вот что значит, когда непрофессионалы! Чем больше ходов и фигур, тем больше вероятность ошибки на любом этапе. И вот — первая.

Еще через сорок минут он встретился с Колюней возле местного пункта «скорой помощи».

— Вызов только что поступил и уже принят, — сказал Колюня, сев к нему в машину. — Сейчас туда должна выехать эта практикантка Самохина. Живет одна, есть ребенок трех лет.

— Я уже почти все о ней знаю, — прервал Вадим.

— Так ее припугнуть или как?..

— Без или! И то и другое, — жестко перебил Вадим. — Кнут и пряник, ничего лучше прогрессивное человечество пока не придумало.

Он достал свой ноутбук, вставил компакт-диск с адресами и телефонами в Москве и области, быстро набрал имя, отчество и фамилию практикантки. На экране возникли адрес и номер телефона в Химках.

— Вот это да… — присвистнул Колюня. — Только она вроде живет на Таганке.

— Не мешай… Значит, в Химках прописана. Сейчас проверим…

Вадим включил сотовый и позвонил по номеру, возникшему на дисплее ноутбука.

— Здравствуйте, это Полина Алексеевна? — вежливо спросил он.

— Здравствуйте, она самая. А кто это?

— Это Сережа, знакомый Наташи… А можно ее к телефону?

— Сережа… А, был у нее такой, помню, вместе учились. Только сейчас ее нет, Ниночку, внучку, мне привезла, а сама на дежурство уехала. Да и живет после развода сейчас в Москве, на Таганке. А вы, Сережа, хоть знаете про ее развод?

— Конечно, — сказал Вадим, строго глянув на Колюню, который прыснул, не выдержав. — Вы мне ее телефон не подскажете?

— Как я могу без ее согласия, сами подумайте? Нет, лучше вы свой оставьте. И она вам перезвонит. Или позвоните сюда вечером, когда она с дежурства вернется.

— Спасибо, я так и сделаю… — Вадим отключил, телефон и взглянул на Колюню.

— Скажешь ей сам и передашь это… — Вадим написал записку, отсчитал триста долларов и положил все в конверт. — Она меня не должна видеть, ты понял?

— Да понял я… — Колюня косо взглянул на записку, где был записаны диагноз и номер клиники.

— Перехвати ее прежде, чем она сядет в машину, предупредил Вадим. — И вот, микрофон не забудь…

И нацепил ему под ворот почти незаметный конденсаторный микрофон.

— А это зачем? — не понял Колюня.

— Чтоб я проконтролировал, как ты отработал аванс… — сказал Вадим. — А также что ты ей никаких глупостей не наговоришь. Чтоб все по-честному.

Он видел, как Колюня приблизился к девушке в синей тужурке поверх белого халата, сбежавшей с крыльца, над которым красовалась поблекшая и покосившаяся эмблема красного креста и полумесяца. Он что-то ей сказал, она пожала плечами, отошла с ним в сторону, всем видом выражая крайнюю занятость и нетерпение. Теперь Колюня стоял к Вадиму боком, и было видно, как она реагирует на его предложение. Сначала отвела руки за спину и отступила на шаг, когда он ей что-то протянул. Замотала головой…

— Черт… Что он ей там наговорил? — сказал Вадим вслух и перевел на максимальную громкость свой миниатюрный приемник, который вдруг, так не вовремя, забарахлил.

— …Мы хотим как лучше, — канючил Колюня. — Нашу клинику мало кто знает, поэтому мы развернули рекламную кампанию и везде пропагандируем наши достижения…

— Что он там мелет? — поморщился Вадим.

— Если вы убедите родителей мальчика, что его нужно отправить лечиться только к нам, ну, типа того, что в другой больнице это пока не лечится, то получите от нашей фирмы конкретное вознаграждение… Ну? Врубилась? — Колюня вдруг перешел на «ты».

Ему тяжело дался этот пассаж, но девушка уже читала записку.

— Нет, я так не могу, — сказала она. — Вы меня поймите! Я еще не видела этого мальчика… Да, я слышала про вашу клинику, это действительно хорошая клиника, с современным оборудованием, но уж очень дорогая. Как я могу что-то предложить его родителям, если нам туда не дают путевок… А откуда вы, кстати, знаете его диагноз? Вы что, врач? Вы этого мальчика уже осматривали?

— А то… — хмыкнул Колюня.

— Что-то не похоже. Извините, и дайте пройти, мне нужно ехать к ребенку!

— Ты погоди извиняться-то. Ты, Наталья, лучше не о чужих детях, а о своей дочке Ниночке подумай… — негромко сказал Колюня, когда она, оттолкнув его, хотела пройти мимо. — Что щас у твоей матери в Химках гостит.

Вот здесь он уже в своем привычном репертуаре, подумал Вадим, увидев, как резко изменилось ее лицо, когда она остановилась.

— А что с ней?.. — тихо охнула она.

— Пока ничего, — сказал Колюня. — Пока. Но ты, в натуре, тоже не будь дурой. Бери, пока дают. И делай, что говорят. И никому ни слова. Поняла? Тогда прям щас, при тебе, отзвоню ребятам в Химки и дам отбой.

И сунул ей вместе с адресом клиники конверт с деньгами.

Она нерешительно взяла. Неловко сунула в сумку. Потом с окаменевшим лицом последовала к ожидавшему ее «рафику», мотор которого нетерпеливо и сердито гудел. Обернулась в его сторону, прежде чем сесть в машину. И снова к нему подошла.

— Вы это точно?.. С Ниночкой все в порядке, ничего не случилось? — спросила она.

— А чего меня спрашивать? Ты ей сама и позвонишь, — пожал тот плечами. — Сразу, как дело сделаешь.

— Все-таки мы — сволочи! — вдруг сказал себе Вадим.

Впрочем, мир на том и стоит — бить в самое незащищенное и слабое место — женщин, детей. Например, посадить невинную душу на иглу дармовых баксов. Может, она их в руки никогда не брала. А теперь будет брать. С этого дня, кто и за что ей ни предложит, снова возьмет… Раз уже попала в зависимость… А дальше будет сама искать случая, чтобы снова испытать прилив адреналина. Не я это придумал. Мир так устроен. А значит, или мы будем следовать его понятиям, или понятия займутся нами.