Выступление А. ЗЕЙДЛЯ, защитника подсудимого Рудольфа Гесса

[Стенограмма заседаний Международного военного трибунала от 5 и 25 июля 1946 г.]

Господин председатель, господа судьи! Когда в 1918 году немецкая армия после более чем четырехлетней героической борьбы сложила оружие, она поступила так, доверяя заверениям президента Вильсона, который неоднократно делал их в 1918 году. В своей речи в конгрессе 8 января 1918 г. президент Соединенных Штатов Америки требовал в 14 пунктах открытых, согласованных мирных договоров.

Председатель: Я должен сказать Вам, доктор Зейдль, что Трибунал не хочет слушать Вас по вопросам, которые не имеют никакого отношения к рассматриваемому делу и выдвинутым в отношении Гесса и других подсудимых обвинениям. Если Вы не можете перестроить свою речь на ходу, Вам будет дана возможность сделать это не спеша, а затем позже выступить...

Зейдль: Господин председатель, господа судьи!

Когда в 1919 году германский народ после проигранной мировой войны приступил к преобразованию своей общественной жизни на демократической основе, он столкнулся с трудностями, которые были обусловлены не только самой войной и связанными с ней потерями, но и репарационной политикой держав, победивших в 1918 году.

Последствия этой политики для Германии должны были стать тем более опустошительными, что Франция в 1923 году приступила к военной оккупации Рурской о блести, центра экономической мощи Германии. В это время, время экономического краха и полной беззащитности Германии, Адольф Гитлер сделал первую попытку 9 ноября 1923 г. захватить в свои руки государственную власть революционным путем. Подсудимый Рудольф Гесс также участвовал в этом шествии к «Дворцу полководцев» в Мюнхене.

Вместе с Адольфом Гитлером он отбыл наказание, наложенное на него неродным судом, в крепости Ландсберг, где Гитлер написал саою книгу «Майн кампф».

Когда в 1925 году партия была восстановлена, Рудольф Гесс был одним из первых, кто снова был вместе с Адольфом Гитлером.

Во время выборов в рейхстаг 14 сентября 1930 г. национал‑социалистская партия добилась серьезной победы и получила в новом рейхстаге 107 мест. Этот факт не а последнюю очередь является результатом экономического кризиса того времени, большой безработицы и, следовательно, непосредственно результатом репарационных поставок, противоречащих здравому экономическому смыслу, результатом отказа держав‑победительниц, несмотря на настойчивые предупреждения, от изменения существующего порядке. Правде, предусмотренные Версальским договором репарационные поставки и способ выполнения их были изменены планом Деуэсе и пленом Юнге. Однако правильно и то, что эти изменения произошли слишком поздно и потребовали от Германии в дальнейшем поставок такого масштаба и при таких условиях, которые должны были неизбежно привести к экономической катастрофе и фактически привели к ней впоследствии.

В этой связи необходимо указать следующее: обвинение представило обширный доказательный материал в отношении подъема НСДАП до ее приходе к власти. Сравнение количества мандатов а рейхстаге в 1930–1932 годах с числом безработных в тот же самый период показало бы, что движение этих цифр приблизительно было одинаковым. Чем безутешнее становились социальные явления, обусловленные безработицей, – в 1932 году результаты безработицы отразились не менее чем на 25 миллионах человек, включая членов семей, – тем более разительными становились успехи национал‑социалистов во время выборов.

Я не думаю, чтобы можно было привести более убедительное доказательство причинной связи между следствиями политики репараций держав‑победительниц в 1919 году и подъемом национал‑социализма.

Эту причинную связь можно свести к одной короткой формуле: без Версальского договора не было бы репараций, без репараций не было бы экономического краха с теми, в особенности для Германии, катастрофическими последствиями, которые нашли свое выражение в 7 миллионах безработных, а без катастрофы национал‑социализм не пришел бы к власти.

Политическая и историческая ответственность руководящих государственных деятелей противной стороны, вытекающая из этой причинной связи, так очевидна, что излишне делать по этому вопросу какие‑либо дальнейшие пояснения на этом процессе.

Пусть эта формула покажется слишком заостренной и пусть даже верно, что не только бедственное экономическое положение и громадная цифра безработных заставили миллионы немцев а первый раз 14 сентября 1930 г. выбрать в рейхстаг национал‑социалистов и впоследствии привели к дальнейшему укреплению власти партии. Определенно только, что это было одной из основных причин.

Другие причины, сыгравшие роль для многих избирателей при принятии их решения, в конце концов, также должны быть отнесены за счет роковых последствий Версальского договоре и отказа держав‑победительниц, и в первую очередь Франции, согласиться на ревизию этого договора. Это прежде всего относится к выдвинутому позднее всеми демократическими правительствами требованию равноправия.

Когда германский народ в порядке выполнения Версальского мирного договоре разоружился, он по праву мог ожидать, что и страны‑победительницы начнут разоружаться соответственно взятым ими на себя по договору обязательствам. Этого не случилось. И не подлежит сомнению, что отказ в равноправии, а денном случае отказ этих стран от своего разоружения, был одной из основных причин подъеме национал‑социализме в 1931 и 1932 годах.

30 января 1933 г. Адольф Гитлер был назначен президентом Гинденбургом на пост имперского канцлера и получил задание сформировать новое правительство...

Я уже заявил от имени подсудимого Гессе, что он берет не себя полную ответственность за все законы и приказы, которые были подписаны им в качестве заместителя фюрере и в качестве имперского министре или же члене совете министров по обороне империи. Я отказался от представления доказательств по тем пунктам обвинения, которые затрагивают только внутренние дела Германской империи как суверенного государстве и не находятся ни в какой связи с преступлениями против мира и с преступлениями против законов и обычаев ведения войны, о которых говорится в Обвинительном заключении. Поэтому и сейчас я остановлюсь только на тех законах и государственно‑правовых и политических мероприятиях, которые имеют какое‑либо отношение к пунктам обвинения и к общему плану или заговору, о которых говорит Обвинительное заключение.

Обвинительное заключение ставит подсудимому Рудольфу Гессу в вину то, что он будто бы способствовал военной, экономической и психологической подготовке войны и принимал участие в политическом планировании и подготовке агрессивных войн. В доказательство этого утверждения обвинение указало на тот факт, что подсудимый Рудольф Гесс как имперский министр без портфеля 16 марта 1935 г. подписал закон о создании вооруженных сил. Этим законом в Германии вновь вводилась всеобщая воинская повинность и устанавливалось, что немецкая сухопутная армия в мирное время будет состоять из 12 корпусов и 36 дивизий.

Введение всеобщей воинской повинности законом от 16 марта 1935 г., по‑видимому, рассматривается в Обвинительном заключении не как наказуемое само по себе действие, а как часть того общего плана, который, по утверждению обвинения, был направлен на совершение преступлений против мира, против законов и обычаев ведения войны и против человечности...

Гесс обвиняется еще в том, что он лично в качестве заместителя фюрера создал заграничную организацию НСДАП, союз немцев на Востоке, германо‑американский союз и германский иностранный институт. Документы, представленные обвинением по этому вопросу, не содержат доказательств того, что сам Гесс давал этим организациям указания или приказы о проведении деятельности, сходной с деятельностью «пятой колонны»... Обвинение не представило также доказательств и того, что названные организации в действительности занимались подрывной деятельностью в иностранных государствах. Эти обстоятельства делают излишним более подробное исследование деятельности перечисленных организаций, тем более что нет никаких данных, свидетельствующих о том, что имелась какая‑либо причинная связь между задачами и функциями этих организаций и теми событиями, которые в 1939 году привели к развязке войны.

При помощи большого количества документов обвинение пыталось далее доказать, что подсудимый Гесс принимал решающее участие в оккупации Австрии 12 марта 1938 г. Я не намереваюсь останавливаться на деталях истории аншлюса и давать правовую оценку фактам, которые в 1938 году действительно привели к присоединению Австрии к Германской империи...

Что же касается участия подсудимого Рудольфа Гесса и национал‑социалистской партии в осуществлении аншлюса, то и по этому вопросу представленные доказательства показывают, что присоединение Австрии было событием, не имевшим ничего общего с национал‑социалистской партией в империи как таковой. В этой связи достаточно сослаться на показания, данные подсудимым Герингом, а также на показания доктора Зейсс‑Инкварта, из которых следует, что вопрос аншлюса был решен исключительно империей, то есть государственной властью, a не партией. Если останутся еще какие‑либо сомнения по этому поводу, то они будут устранены представленным обвинением документом США‑61 (ПС‑812).

Здесь речь идет о письме гаулейтера Зальцбурга доктора Фридриха Райнера, направленном им 8 июля 1939 г. имперскому комиссару Йозефу Бюркелю, в котором, между прочим, говорится:

«...Вскоре после прихода к власти в Остмарке[23]Клаузнер, Глобочник и я вылетели в Берлин для того, чтобы сделать доклад заместителю фюрера, члену партии Рудольфу Гессу о событиях, приведших к захвату власти...».

Такой отчет был бы, разумеется, излишним, если бы заместитель фюрера сам непосредственно и решающим образом принимал участие в разрешении вопроса об аншлюсе. Я напоминаю об этом не для того, чтобы привести причины, оправдывающие или извиняющие подсудимого Рудольфа Гесса. Я устанавливаю это исключительно в интересах исторической истины. Теперь я перехожу к вопросу о присоединении Судетской области...

Когда вопрос об аншлюсе в отношении Австрии был разрешен, нельзя было избежать того, чтобы положение судетских немцев в будущем – они насчитывали все же 3,5 миллиона человек и их принадлежность к германской нации не подлежала сомнению – было подвергнуто пересмотру. Я не собираюсь с фактической и с юридической точек зрения отдельно рассматривать все вопросы, связанные с присоединением Судетской области к империи. Однако, учитывая, что обвинители в представленных ими Суду судебных выдержках по делу подсудимого Гесса останавливались на судетско‑немецком вопросе и предъявили несколько документов в качестве доказательств, необходимо все же кратко остановиться на этом. В документе ПС‑3258 (ВБ‑262), представляющем собой речь заместителя фюрера на конференции заграничной организации НСДАП 28 августа 1938 г., он останавливается только в общих выражениях на судетско‑немецком вопросе. Остальные представленные обвинением документы – США‑126 (ПС‑3061) и США‑26 (ПС‑388) не содержат ничего, что давало бы основание судить о решающей роли подсудимого Рудольфа Гесса в разрешении судетско‑немецкого вопроса. Однако степень его участия можно и не подвергать рассмотрению, так как аншлюс Судетской области сам по себе ни в коей мере не является действием, наказуемым на основании международного права. Ведь присоединение Судетской области было произведено не на основании односторонних действий Германии и не на основании договора между Германской империей и Чехословацкой республикой, который, возможно, мог бы показаться сомнительным. Аншлюс произошел на основании соглашения, которое было заключено 29 сентября 1938 г. в Мюнхене между Германией, Соединенным Королевством Великобританией, Францией и Италией. В этом соглашении были предусмотрены и детально сформулированы условия вывода войск из области, уступаемой Германии, и постепенного занятия ее немецкими войсками. Окончательное установление границ было произведено международным комитетом. Не вдаваясь в детали соглашения, можно с уверенностью сказать, что этот договор был заключен на основании свободного волеизъявления и все его участники питали надежду, что он будет основой или, по крайней мере, важной предпосылкой для улучшения международных отношений в Европе.

Я перехожу теперь к другому пункту обвинения. Как в Обвинительном заключении, так и в материалах индивидуального обвинения, предъявленных обвинителями, подсудимому Рудольфу Гессу вменяется в вину то, что он участвовал в развязывании войны; на него возлагается ответственность за это. Действительно, подсудимый Гесс во многих речах высказывался по вопросу о Польском коридоре и проблеме вольного города Данцига. Однако прежде всего необходимо сказать следующее. Путем создания Польского коридора было нарушено не только право народа на самоопределение, потому что таким образом более миллиона немцев попало под польское господство, но, кроме того, в результате раздела государственной территории Германии на две территории, полностью отделенные друг от друга, было создано положение, которое не только противоречило экономическому смыслу, но и стало с первого же дня причиной постоянных трений и инцидентов. Начиная со дня подписания Версальского мирного договора, требования о ревизии этого договора именно по вопросу о Польском коридоре не замолкали никогда. В Германии не было ни одной партии и ни одного правительства, которые не признали бы и не требовали бы необходимости ревизии договора прежде всего по этому пункту.

Не подлежит никакому сомнению, что, если уж Польша при всех обстоятельствах должна была получить свободный доступ к Балтийскому морю, – эту проблему можно было бы разрешить разумнее, чем путем создания так называемого Коридора и вызванного этим раздела Германской империи на две совершенно изолированные территории. То же относится и к вопросу о положении свободного города Данцига с точки зрения международного и внутригосударственного права. Нет необходимости в том, чтобы здесь детально останавливаться на тех фактах, которые с течением времени создавали все большие трудности и, в конце концов, привели к такому состоянию, которое сделало необходимым изменение положения чисто немецкого города в международно‑правовом и внутригосударственном отношении.

Неверно было бы считать, что только после прихода Гитлера к власти затронутые здесь проблемы начали подвергаться открытому обсуждению...

При таких обстоятельствах ни для кого не могло быть неожиданностью, что после прихода к власти Гитлера и его партии были еще раз подвергнуты пересмотру вопросы, возникшие в связи с созданием Польского коридора и отторжением Данцига от империи.

Это было неизбежно тем более потому, что и после заключения германо‑польского договора в 1934 году ни в коей мере не прекратились попытки Польши во все возрастающей степени вытеснить германский элемент...

В первый раз имперский министр иностранных дел 24 октября 1938 г. в беседе с польским послом обсудил вопросы, связанные с Коридором и Данцигом, и сделал Польше соответствующее предложение, которое было построено на следующей основе:

«1. Свободный город Данциг возвращается в состав Германской империи.

2. Через Коридор будет проведена экстерриториальная автострада, принадлежащая Германии, а также экстерриториальная железная дорога в несколько путей.

3. Польша получает в Данцигской области также экстерриториальное шоссе или автостраду и железную дорогу, а также свободный порт.

4. Польша получает гарантии для сбыта своих товаров в Данцигской области.

5. Обе нации признают свою общую границу (гарантия) или территорию обоих государств.

6. Германо‑польский договор пролонгируете я сроком от 10 до 25 лет.

7. Обе страны присоединяют к своему договору также условие о консультации».

Ответ польского правительства на это предложение был предъявлен Трибуналу самим обвинением. Это документ ТС‑73, в котором излагается точка зрения польского министра иностранных дел Бека от 31 октября 1938 г. и его поручение польскому послу Липскому в Берлине. В этом документе германское предложение категорически отклоняется...

Несмотря на эту отрицательную позицию Польши, все же во время дальнейших переговоров между польским послом и имперским министром иностранных дел, начавшихся 21 марта 1939 г., последний повторил предложение, сделанное 24 октября 1938 г. Из этого следует сделать вывод, что германское правительство стремилось к тому, чтобы разрешить вопросы, связанные с Коридором и Данцигом, путем переговоров.

Ответом на германские предложения от 21 марта 1939 г. была частичная мобилизация польской армии. Можно оставить открытым вопрос о том, в какой связи находилась частичная мобилизация, объявленная польским правительством, с английским предложением о консультации от 21 марта 1939 г. и высказало ли британское правительство уже в связи с передачей этого предложения о консультации в Варшаве свое согласие на заявление о гарантиях, сделанное им затем 31 марта, или только указало на такую возможность. Не подлежит никакому сомнению, что частичная мобилизация польской армии, которую признал также английский премьер‑министр Чемберлен в своем заявлении в палате общин 10 июля 1939 г., меньше всего могла создать благоприятные предпосылки для дальнейших переговоров. В действительности меморандум польского правительства, переданный 26 марта 1939 г. польским послом Липским, содержал окончательное отклонение германского предложения. Было заявлено, что не может быть и речи об удовлетворении требований Германии в отношении экстерриториальности транспортных путей, а вопрос о передаче Данцига империи не может подвергаться обсуждению. В беседе, которая происходила после передачи меморандума между имперским министром иностранных дел и польским послом, последний совершенно откровенно заявил, что дальнейшее стремление к осуществлению германских планов, в особенности касающихся передачи Данцига Германии, будет означать войну с Польшей...

Переговоры, которые начались 21 марта 1939 г. между Лондоном, Парижем, Варшавой и Москвой с целью заключить союз, направленный исключительно против Германии, не привели к желаемым результатам. Французская и британская военные миссии, посланные 11 августа 1939 г. в Москву, также не могли устранить трудностей, вызванных, очевидно, далеко идущими разногласиями. Можно оставить открытым вопрос о том, какую роль играл при этот тот факт, что Польша, которая должна была получить гарантию со стороны Англии, Франции и Советского Союза, очевидно, отказывалась от военной помощи со стороны Советского Союза. Можно не решать также вопрос о том, правильно ли утверждение советского комиссара иностранных дел Молотова на Чрезвычайной сессии Верховного Совета от 31 августа 1939 г. о том, что именно Англия не только не рассеяла сомнений Польши, а, наоборот, поддержала их.

Значительно важнее рассмотреть принципиальные расхождения...

На XVIII съезде Коммунистической партии 10 марта 1939 г. Председатель Совета Народных Комиссаров СССР Сталин выступил с речью, в которой он намекнул, что советское правительство считает возможным или желательным улучшение отношений с Германией. Гитлер хорошо понял этот намек.

Подобным образом высказался народный комиссар иностранных дел Молотов в своей речи в Верховном Совете 31 мая 1939 г. Начатые после этого переговоры между германским и советским правительствами преследовали сначала цель заключения германо‑советского соглашения о торговле и кредите. Это соглашение было подписано 19 августа 1939 г. в Берлине. Но уже во время этих переговоров экономического характера обсуждались также вопросы общеполитического порядка, которые, согласно сообщению советского агентства ТАСС от 21 августа 1939 г., показали, что обе стороны желают изменить свою политику и воспрепятствовать войне путем заключения пакта о ненападении. Этот пакт о ненападении был подписан в ночь с 23 на 24 августа в Москве, следовательно, как показало представление доказательств на этом процессе, за два дня до нападения германских армий на Польшу, которое было намечено на утро 26 августа 1939 г.

Наряду с этим пактом о ненападении был подписан в качестве его существенной составной части «Секретный дополнительный протокол». На основании результатов представления доказательств, в частности, на основании письменного показания статс‑секретаря министерства иностранных дел барона фон Вейцзекера и на основании заявлений подсудимых фон Риббентропа и Иодля можно считать, что установлено следующее содержание секретного дополнительного протокола: в случае территориально‑политических преобразований в областях, относящихся к прибалтийским государствам, Финляндия, Эстония и Латвия попадут в сферу интересов Советского Союза, в то время как территория Литвы должна была принадлежать к сфере интересов Германии.

В отношении территории Польши сфера интересов была поделена таким образом, что области, расположенные восточнее рек Нарев, Висла и Сан, попадали в сферу интересов Советского Союза, в то время как области, лежавшие западнее демаркационной линии, проходившей вдоль этих рек, были включены в сферу интересов Германии. Впрочем, в отношении Польши было достигнуто соглашение такого содержания, что обе державы при окончательном урегулировании вопросов, касающихся этой страны, будут действовать с обоюдного согласия. В отношении юго‑востока Европы было достигнуто разграничение сфер интересов таким образом, что с советской стороны была подчеркнута заинтересованность в Бессарабии, в то время как с германской стороны было провозглашено абсолютное отсутствие политических интересов в этой области. Согласно показаниям свидетелей, в частности, на основании показаний посла доктора Гауса и статс‑секретаря фон Вейцзекера установлено, что это тайное соглашение содержало совершенно новое урегулирование вопроса, касавшегося Польши и судьбы польского государства.

Попытки соглашения с Польшей о Данциге и Коридоре, предпринятые после подписания германо‑советского договора о ненападении и относящегося к нему секретного дополнительного протокола, окончились неудачей.

Пакт о взаимопомощи, заключенный 25 августа 1939 г. между Великобританией и Польшей, не предотвратил войны, а только оттянул на несколько дней ее начало. Я не намереваюсь подробно рассматривать дипломатические переговоры, которые велись после подписания германо‑советского договора от 23 августа 1939 г. для того, чтобы все‑таки прийти к соглашению. Но одно можно с уверенностью заявить: если данная Англией 31 марта 1939 г. односторонняя гарантия увеличила неуступчивость польского правительства по отношению к германским предложениям, то пакт о взаимопомощи с Великобританией еще более отрицательно повлиял на готовность Польши вести переговоры.

Провал переговоров, которые велись между Германией и Польшей, не может казаться удивительным, если вспомнить показания свидетеля Далеруса в этом Трибунале. Этот свидетель ведь подтвердил, что польский посол в Берлине Липский заявил 31 августа 1939 г., что он не может вести переговоры относительно предложений германского правительства...

Когда 1 сентября 1939 г. вспыхнула война между Германией и Польшей, речь шла сначала о местном конфликте между двумя европейскими государствами. Когда 3 сентября 1939 г. Великобритания и Франция объявили войну Германии, этот конфликт перерос в европейскую войну, которая, как все современные войны между большими государствами при характерной для нашего времени неудовлетворительной международной организованности и после окончательного провала системы коллективной безопасности, с самого начала имела тенденцию перерасти во всеобщую мировую войну. Эта война должна была причинить неимоверное горе всему человечеству, и когда 8 мая 1945 г. война в Европе закончилась безоговорочной капитуляцией Германии, Европа в результате войны была превращена в руины.

Адольф Гитлер не пережил поражения Германии и безоговорочной капитуляции.

На скамье подсудимых сидят 22 бывших руководителя национал‑социалистской Германии, которые обвиняются в том, что они, осуществляя общий план, совершили преступления против мира, законов и обычаев ведения войны и против человечности.

Основой данного процесса является так называемое Лондонское соглашение, которое было заключено между правительством Великобритании и Северной Ирландии, правительством Соединенных Штатов Америки, временным правительством Французской республики и правительством Союза Советских Социалистических Республик. На основании этого соглашения был создан данный Трибунал, чей состав, чья компетенция и задачи изложены в Уставе Международного военного трибунала, представляющем собою составную часть соглашения упомянутых четырех правительств от 8 августа 1945 г. Устав Международного военного трибунала содержит не только положения о составе, компетенции и задачах Трибунала. В нем имеются наряду с этим – и это важнейшие части Устава – и положения, относящиеся к материальному праву. Это прежде всего относится к статье 6, в которой содержится определение понятий преступлений против мира, военных преступлений и преступлений против человечности со всеми отдельными признаками соответствующих составов преступлений. Абзац 3 статьи 6 Устава, в котором отдельно перечисляются признаки так называемого заговора, следует рассматривать как определение состава уголовного преступления. Статьи 7, 8 и 9 Устава также следует рассматривать как нормы материального права...

В самом Обвинительном заключении подсудимому Гессу вменяется в вину, что он содействовал захвату власти так называемыми нацистскими заговорщиками, укреплению их контроля над Германией, а также военной, экономической и психологической подготовке развязывания и ведения войны. Затем ему инкриминируется, что он принимал участие в политическом планировании и в подготовке агрессивных войн, а также войн в нарушение международных договоров, соглашений и гарантий и участвовал в подготовке и разработке внешнеполитических планов так называемых нацистских заговорщиков.

Первый раздел Обвинительного заключения рассматривает так называемый общий план или заговор. Согласно этому разделу все подсудимые вместе с другими лицами в период до 8 мая 1945 г. в качестве руководителей, организаторов, подстрекателей и сообщников принимали участие в подготовке и осуществлении общего плана, направленного на совершение преступлений против мира, преступлений, нарушающих законы и обычаи войны, и преступлений против человечности. Утверждается, что подсудимые планировали, подготавливали, развязывали и вели агрессивные войны и в осуществление этого плана совершили военные преступления и преступления против человечности.

В то время как Устав включает только три состава преступления: преступления против мира, преступления против законов н обычаев ведения войны и преступления против человечности, Обвинительное заключение содержит четыре состава преступления. В Обвинительном заключении общий план или заговор превращается в отдельный и самостоятельный пункт обвинения, хотя Устав не дает для этого достаточного основания. Можно оставить в стороне вопрос о том, является ли заговор по англо‑американскому праву специальным составом преступления. Венду того, что Устав не придерживается ни англо‑американского, ни континентального права, а самостоятельно создает правовые нормы... решающими являются лишь текст и смысл Устава. Поскольку, однако, в абзаце 3 статьи 6 Устава ясно говорится о составлении или осуществлении плана, направленного на совершение преступлений против мира, против законов и обычаев ведения войны и против человечности, не может быть никакого сомнения в том, что не существует того самостоятельного состава преступления, на который указывается в первом разделе Обвинительного заключения под заглавием «Общий план или заговор», во всяком случае его не существует согласно положениям Устава.

Так как подсудимому Гессу инкриминируют я преступления, перечисленные во всех четырех разделах Обвинительного заключения, необходимо сначала рассмотреть первый пункт обвинения.

Обвинение не могло предъявить ни одного доказательства, которое позволило бы сделать вывод о том, что партия и ее руководители, применяя незаконные средства, стали соучастниками в составлении общего плана, имевшего целью развязать агрессивную войну.

Когда Гитлер 30 января 1933 г. был назначен рейхсканцлером, для него и его правительства, в которое вошли и представители других партий, не могло быть и речи о том, чтобы, полностью игнорируя политические, а главное – экономические условия, заняться разработкой общего плана, имеющего целью агрессивную войну.

Германская империя добивалась уравнения вооружений путем собственного перевооружения. Это делалось не тайно, а совершенно открыто, путем объявления 16 марта 1935 г. закона о восстановлении всеобщей воинской повинности. Обвинение не смогло предъявить никаких доказательств в подтверждение обвинения в том, что этот закон был издан в связи и во исполнение общего плана, направленного на развязывание агрессивной войны...

В связи с этим нужно вкратце остановиться на одном документе, представленном обвинением в числе других так называемых ключевых документов, который должен служить доказательством существования совместного плана, упоминаемого в Обвинительном заключении. Документ, о котором я говорю, является протоколом совещания, происходившего в имперской канцелярии 5 ноября 1937 г. (США‑25, ПС‑386). Суду известно, что этот документ не является дословной передачей выступления Гитлера, а представляет собой запись полковника Госсбаха, датированную 10 ноября 1937 г. Я не стану подробно рассматривать содержание этого документа. Я сошлюсь в этом случае на те показания, которые давались здесь подсудимыми Герингом и Редером, а также на соображения, высказанные другими защитниками. Нужно еще только добавить, что Гитлер в обращении к главнокомандующим и тогдашнему министру иностранных дел имел в виду план последовательности проведения операций, который не находится ни в какой связи с позднейшими событиями. При таких обстоятельствах само существование определенного и твердо намеченного плана кажется весьма неправдоподобным, если учесть, что собою представлял Гитлер. Из содержания этого документа бесспорно вытекает лишь то, что 5 ноября 1937 г. Гитлер и сам имел в виду разрешение территориальных вопросов, возникших в связи с Версальским договором, мирным путем. Хотя бы по одной этой причине какой‑либо совместный план, предусматривающий начало агрессивной войны, не мог существовать до этого дня... На основании общих результатов представления доказательств и, в частности, с учетом показаний свидетеля доктора Ламмерса и других свидетелей, а также целого ряда документов, предъявленных представителями обвинения, можно с уверенностью сделать вывод, что не позднее чем с 5 ноября 1937 г. все вопросы, затрагивающие проблемы войны и мира, не обсуждались больше ни правительством как государственным органом, ни каким‑либо другим широким кругом постоянных сотрудников, а решались исключительно самим Гитлером...

Ни один из документов, предъявленных обвинением, не содержит никаких данных о существовании сотрудничества между имперским правительством, имперским руководством партии и имперским военным министерством, а позже ОКБ или главнокомандующими частями вооруженных сил и их начальниками штабов. Напротив, если из всех представленных доказательств можно сделать какой‑либо вывод, то этот вывод лишь о том, что вся власть была сосредоточена исключительно в руках Гитлера, что имперское правительство, имперское руководство партии и вооруженные силы получали приказы только от него и что именно Гитлер всячески препятствовал независимости этих инстанций. Этим объясняется то, почему вопросами политического или военного характера занимались только те служебные инстанции, которые непосредственно имели дело с выполнением поставленной задачи...

Можно с уверенностью сказать, что не позднее чем с 5 ноября 1937 г. положение Гитлера стало настолько исключительным, а единоличные решения им всех важнейших политических и военных вопросов стали столь несомненными, что уже по одной этой причине существование какого‑либо совместного плана невозможно.

Подсудимый Гесс не принимал активного участия в совещании у фюрера в рейхсканцелярии 5 ноября 1937 г., несмотря на то, что он был заместителем фюрера, а по партийной линии – высшим политическим руководителем, как и во всех остальных совещаниях, которые обвинением рассматриваются как доказательства существования общего плана; он также мало участвовал и в принятии важных политических или военных решений. Это в равной мере относится и к предъявленному обвинением доказательству за номером США‑26 (ПС‑388). Я имею в виду секретный документ командования – «план Грюн» о Чехословакии. Не вдаваясь в подробности этого документа, нужно, однако, сказать, что речь здесь идет о специфическом плане генерального штаба, который задуман был вначале в качестве разработки варианта, а затем переработан в настоящий план кампании. Этот план военных действий не был проведен в жизнь. Разработка «плана Грюн» прекращается по приказу №1 фюрера и главнокомандующего вооруженными силами, в котором указывается на оккупацию территории, где проживали судетские немцы, отделенной от Чехословакии на основании Мюнхенского соглашения от 28 сентября 1938 г. При этих обстоятельствах излишне подробно останавливаться на письме начальника ОКБ на имя заместителя фюрера от 27 сентября 1938 г., которое также находится среди документов «плана Грюн» и говорит о мерах мобилизации, которые должны быть проведены без особого приказа.

То, что я сказал о документе США‑25, в равной мере относится и к документу США‑27 (Л‑79). Это тоже один из так называемых ключевых документов, в котором приводятся инструкции, данные фюрером 23 мая 1939 г. в помещении новой имперской канцелярии главнокомандующим тремя родами войск и начальникам их штабов. Не останавливаясь подробно на содержании, значении и доказательной силе документа (доклад Гитлера закончился приказом о создании небольшого учебного штаба при ОКВ), надо сказать, что и этот документ со всей ясностью показывает, что общего плана в той форме, как это утверждает обвинение, не могло существовать, тем более между теми подсудимыми, которые сейчас предстали перед Судом. На этом совещании у фюрера – на самом деле это было не совещание, а информация для присутствующих и отдача приказов – не присутствовал ни один министр, ни один служащий гражданского ведомства.

Следующие три «ключевых» документа, предъявленные обвинением, относятся к одной и той же теме, а именно к речи Гитлера перед главнокомандующими вооруженными силами, г произнесенной им 22 августа 1939 г. Это документы США‑28 (Л‑3), США‑29 (ПС‑798) и США‑30 (ПС‑1014). Изложенное в этих документах как по форме, так и по содержанию очень отличается одно от другого. Наиболее полное изложение сказанного Гитлером дается, по‑видимому, в документе США‑29. И здесь самым примечательным является конец, который до некоторой степени освещает тогдашнее положение и показывает, какие обстоятельства побудили Гитлера произнести эту речь.

«Я убежден в том, что Сталин никогда не согласится на предложение англичан. Россия не заинтересована в сохранении Польши и, кроме того, Сталин знает, что с его режимом будет покончено, все равно, вернутся ли его солдаты с войны побежденными или победителями. Замена Литвинова была решающей. Я постепенно подготовил перемену в отношениях к России. В связи с торговым договором мы пришли к разговору на политические темы. Предложение пакта о ненападении. Затем пришло универсальное предложение от России. Четыре часа тому назад я сделал особый шаг, который привел к тому, что Россия вчера ответила, что она готова подписать соглашение. Личная связь со Сталиным установлена. Послезавтра Риббентроп заключит договор. Теперь Польша в таком положении, в котором я хотел ее видеть...».

На этом совещании, кроме главнокомандующих, не присутствовал ни один министр или партийный руководитель и, в частности, подсудимый Гесс.

То же самое относится и к документу США‑23 (ПС‑789), где говорится о совещании у Гитлера 23 ноября 1939 г. Из этого документа явствует, что и здесь также присутствовали только главнокомандующие родами войск, которым фюрер давал директивы относительно предстоящих операций на Западе. Далее идет документ США‑31 (ПС‑446). Это, собственно говоря, инструкция №21 к «плану Барбаросса». Речь идет об инструкции фюрера и верховного главнокомандующего вооруженными силами, носившей исключительно военный характер и предназначавшейся только для вооруженных сил. Возможность какого‑либо участия в этом представителей гражданских ведомств или партии, даже в лице ее высшего партийного руководителя подсудимого Гесса, исключается по самому характеру этой инструкции.

Из документа США‑32 (ПС‑2718), который содержит запись результатов совещания от 2 мая 1941 г. по «плану Барбаросса», также явствует, что в этом совещании ни заместитель фюрера, ни какой‑либо другой политический руководитель не участвовал.

И, наконец, последний из этих документов – США‑33 (ПС‑1881), на котором следует остановиться, является записью посла Шмидта о переговорах между фюрером и японским министром иностранных дел Мацуока, происходивших в Берлине 4 апреля 1941 г. Тема этих переговоров сама по себе исключает возможность участия в них подсудимого Гесса или какого‑либо другого политического руководителя. Но из документов явствует еще другое, а именно тот факт, что не только нельзя говорить о наличии в Германии какого‑либо общего плана, но что и, кроме того, между так называемыми державами оси не существовало никакого тесного военного или политического сотрудничества, во всяком случае когда речь идет о Германии и Японии.

Какие же выводы можно сделать из содержания этих так называемых основных документов, которые обвинение представило в качестве веских доказательств существования общего плана? Не оценивая доказательной силы этих документов, можно, во всяком случае, учитывая их, сказать, что подсудимый Гесс не принимал участия в издании приказов. Учитывая это обстоятельство, а также и тот факт, что подсудимый Рудольф Гесс был заместителем фюрера, то есть верховным политическим руководителем, и что он с 1 сентября 1939 г. был назначен преемником Гитлера после подсудимого Германа Геринга, можно сказать, что не остается места для утверждения, что общий план существовал в той форме, как это говорит обвинение...

Надо считать доказанным, что даже в узком кругу соратников Гитлера не было полной согласованности относительно тех мероприятий, которые должны были проводиться в политической и военной областях, причем можно оставить в стороне вопрос о порядке подчиненности, основанном на государственном праве и существовавшем между офицерами вооруженных сил и главой государства и верховным главнокомандующим. Ясно, что нельзя признать существование общего плана, направленного на подготовку и ведение войны, даже среди того круга лиц, в котором это казалось бы наиболее правдоподобным...

В качестве второй общей цели заговора Обвинительное заключение указывает на захват областей, которые Германия потеряла в результате мировой войны 1914 – 1918 годов. Кроме того, из требования воссоединения Австрии с Германской империей и присоединения к ней Судетской области нельзя сделать вывод о существовании плана, который должен был быть осуществлен при помощи силы и путем войны.

На самом деле эти области присоединились бы к Германской империи еще в 1919 году, если бы им не помешали в этом, игнорируя право народов на самоопределение. По этому поводу я могу сослаться на то, что я сказал в начале своей речи. На основании представленных доказательств можно сказать, что присоединение Австрии к Германии произошло при таких обстоятельствах, которые не могут быть квалифицированы как военные действия и которые дают основание сделать вывод, что большая часть австрийского населения была согласна с присоединением. Что касается судетских немцев, то здесь Достаточно указать на Мюнхенское соглашение, подписанное Гер манией, Великобританией, Францией и Италией, урегулировавшее вопрос воссоединения судетских немцев с империей.

Наконец, в качестве третьей цели общего плана указывается на захват других территорий европейского континента, которые должны были служить заговорщикам «жизненным пространством»... В этом пункте Обвинительное заключение изложено очень неясно и дает основания думать что угодно. На самом деле вопрос о так называемом жизненном пространстве является проблемой, совершенно не зависимой от национал‑социалистской идеологии...

Господа судьи! Я перехожу к юридической оценке дела, фактическую сторону которого следует считать установленной. Как я уже говорил, абзац 3 статьи 6 Устава представляет собою не определение самостоятельного состава преступления, а расширение уголовной ответственности организаторов, подстрекателей и соучастников, которые совместно участвовали в составлении общего плана, направленного на совершение одного из преступлений, указанных в пункте 2, или в совершении их. Согласно вышеназванным положениям эти лица отвечают не только за те действия, которые они сами совершали, но и за все действия, которые совершали другие лица при проведении в жизнь этого общего плана.

В статье 6 Устава (пункт «а» абзаца 2) состав преступления против мира определяется следующим образом:

«Планирование, подготовка, развязывание или ведение агрессивной войны или войны в нарушение международных договоров, соглашений или заверений или участие в общем плане или заговоре, направленных к осуществлению любого из вышеизложенных действий».

Таким образом, если в абзаце 3 статьи 6 Устава говорится, что уголовная ответственность участников общего плана ограничивается действиями, совершенными любыми лицами с целью осуществления такого плана, то в пункте «а» абзаца 2 статьи 6 говорится, что со став преступления против мира будет и в том случае, когда война ведется в нарушение соглашений или заверений или когда устанавливается участие в общем плане или заговоре, направленное к осуществлению любого из вышеуказанных действий. В противоположность абзацу 3 статьи 6 здесь не требуется, чтобы вообще совершались действия по проведению данного плана; оказывается, достаточно одного участия в заговоре.

Я не собираюсь подробно рассматривать вопрос, можно ли считать начало войны 1 сентября 1939 г. согласно действовавшему тогда международному праву началом преступной, агрессивной войны...

Таким образом, уже на основании этих констатаций и исследований можно сделать вывод, что преступления против мира, как это изложено в пункте «а» абзаца 2 статьи 6 Устава, не существует.

Этот раздел статьи 6 Устава не находит достаточной основы в существующем международном праве...

Во вступительных речах четырех главных обвинителей и на предшествовавшей процессу дискуссии о правовых основах процесса были выдвинуты два совершенно противоречащих друг другу аргумента. В то время, как одни заявляли, что Устав является истинным выражением существующего международного права и что он полностью согласуется с общими правовыми воззрениями всех народов, другие утверждали, что одной из главных задач создаваемого Международного военного трибунала является дальнейшее развитие международного права. Последнее мнение выражено довольно ясно, например, в докладе американского Главного обвинителя Президенту Соединенных Штатов от 7 июля 1945 г. В докладе, между прочим, сказано дословно следующее:

«Организуя этот судебный процесс, мы должны помнить о тех стремлениях, с которыми наш народ принял на себя тяготы войны. После того, как мы вступили в войну, использовали наших людей и наши богатства для искоренения зла, весь народ почувствовал, что в результате этой войны должны быть созданы обязательные правила и эффективный механизм для того, чтобы всякий, кто питал бы мысль о новой разбойничьей войне, знал бы, что он за это будет лично привлечен к ответственности и лично наказан».

В другом месте доклада говорится следующее:

«Покушение на основы международных отношений должно рассматриваться как преступление против всех стран, которые при помощи права должны защищать нерушимость своих принципиальных договоров, наказывая агрессора. Поэтому мы предлагаем выдвинуть требование о том, что агрессивная война должна считаться преступлением и что современное международное право должно отказаться от положения, согласно которому тот, кто начинает или ведет войну, действует в соответствии с законом».

И в самом деле во все не нужно было выдвигать требования о создании нового уголовного закона, если бы такое поведение было бы наказуемым уже в соответствии с существующим правом.

Очевидно, что выполнение подобного требования судом, каковы бы ни были юридические принципы процесса, противоречило бы принципу, на котором основано уголовное право почти всех цивилизованных народов и который находит свое выражение в правиле: нет преступления, не указанного в законе, то есть действие может лишь тогда повлечь за собой наказание, если наказуемость его установлена законом до того, как оно было совершено. Это положение кажется тем более примечательным, что правило «нет преступления, не указанного в законе» зафиксировано в конституциях почти всех цивилизованных государств...

Помимо участия в общем плане или заговоре, как это изложено в первом разделе Обвинительного заключения, подсудимому Рудольфу Гессу вменяется в вину совершение военных преступлений и преступлений против человечности. Это обвинение основывается, по существу, на одном документе, а именно на документе ВБ‑268 (Р‑96).

Речь идет о письме имперского министра юстиции имперскому министру и начальнику имперской канцелярии от 17 апреля 1941 г., в котором говорится о введении уголовного закона против поляков и евреев в присоединенных восточных областях. Подсудимого Гесса это касается лишь постольку, поскольку в письме, между прочим, упоминается, что заместитель фюрера поставил на обсуждение вопрос о введении телесных наказаний. Если учесть, что штаб заместителя фюрера насчитывал 500 чиновников и служащих и что по вопросам законодательства существовал особый отдел, который непосредственно вел переговоры с отдельными министерствами, то кажется очень сомнительным, чтобы подсудимый Гесс лично вообще занимался этим вопросом... Точна зрения фюрера или же в данном случае заместителя фюрера в том виде, как она изложена в письме имперского министра юстиции, не имеет отношения к делу с позиций уголовного права...

Другой документ, представленный обвинением, это документ США‑696 (ПС‑62). Здесь речь идет о распоряжении заместителя фюрера от 13 марта 1940 г., в котором говорится об инструктировании гражданского населения относительно поведения при высадке на территории Германской империи парашютистов или приземлении вражеских самолетов.

Это тот самый документ, об исправлении перевода которого я ходатайствовал, так как перевод с немецкого на английский, по моему мнению, был сделан неправильно.

Правда, этот документ не содержится в представленных британским обвинением судебных выдержках и не был упомянут господином полковником Гриффит‑Джонсом 7 февраля 1946 г., когда он говорил об индивидуальной ответственности подсудимого Рудольфа Гесса, но, учитывая, что это распоряжение было официально представлено в качестве доказательства, необходимо вкратце на нем остановиться.

Поводом для издания этого распоряжения от 13 марта 1940 г. был тот факт, что французское правительство официальным путем и по радио дало указания французскому гражданскому населению, как оно должно вести себя при посадке германских самолетов.

Эти инструкции французского правительства заставили главнокомандующего германскими военно‑воздушными силами со своей стороны соответствующим образом проинструктировать германское гражданское население, используя для этого партийные каналы. Главнокомандующий военно‑воздушными силами издал инструкцию о поведении населения при посадке вражеских самолетов или парашютистов. Эта инструкция была использована заместителем фюрера Гессом в качестве приложения к вышеназванному распоряжению от 13 марта 1940 г.

Указанная инструкция, однако, не содержит в себе ничего такого, что противоречило бы законам и обычаям ведения войны, в частности Гаагским правилам ведения сухопутной войны. В пункте 4 инструкции дается указание задерживать вражеских парашютистов или обезвреживать их. Не подлежит никакому сомнению, что как по тексту, так и по смыслу этого пункта в нем подразумевалось лишь то, что вражеские парашютисты должны быть взяты путем применения силы или уничтожены, если они не сдаются добровольно и пытаются со своей стороны избежать задержания с помощью применения силы и, в частности, с помощью огнестрельного оружия. Это ясно вытекает уже из самого слова «или». В первую очередь следует пытаться взять их в плен. Это должно осуществляться хотя бы а интересах службы информации. И только если это окажется невозможным вследствие оказываемого ими сопротивления, они должны быть обезврежены, то есть уничтожены в бою.

Всякое другое истолкование этой инструкции противоречило бы как ее содержанию, так и ее духу и, кроме того, противоречило бы тому факту, что, включая и французскую кампанию, война велась согласно Гаагским правилам ведения сухопутной войны и что во всяком случае в то время – март 1940 года – война не развилась еще до взаимной борьбы на уничтожение, какой она стала после начала германо‑русской войны. Что возможность веяного другого истолкования исключается, вытекает также из содержания так называемого приказа о коммандос, изданного фюрером 18 октября 1942 г.; этот документ был предъявлен обвинением под номером США‑501 (ПС‑498). Этот приказ был обусловлен совершенно иными предпосылками и издание его самим Гитлером было бы совершенно излишним, если бы главнокомандующий военно‑воздушными силами издал уже в марте 1940 года инструкции, которые служили бы тем же самым целям. Кроме того, в пункте 4 приказа фюрера от 18 октября 1942 г. совершенно недвусмысленно говорится, что пленные члены коммандос должны передаваться СД...

Документ ВБ‑267 (ПС‑3245), содержание которого также вменяется в вину подсудимому Гессу, не нуждается в подробном разъяснении, так как содержание его при условии применения вышеназванных принципов не может ни в каком случае рассматриваться как преступление против закона и обычаев ведения войны и против человечности.

Кроме индивидуального, Гессу были также предъявлены обвинения как члену СА, СС, руководящего политического состава и имперского правительства. Что касается принадлежности к СА и к СС, то всякие подробные разъяснения по этому вопросу являются излишними.

Из предъявленных обвинением документов вытекает, что подсудимый Гесс имел в этих организациях лишь почетное звание обергруппенфюрера, которое не давало ему праве издавать приказы или пользоваться дисциплинарной властью.

В качестве заместителя фюрера подсудимый Рудольф Гесс занимал, однако, высшую должность, имевшуюся среди руководящего состава национал‑социалистской партии. В мою задачу не входит подробное исследование обвинения, которое предъявлено руководящему политическому составу в пределах и на основании статьи 9 Устава; это обвинение нашло свое выражение в требовании объявить руководящий политический состав преступной организацией...

Ни в Обвинительном заключении, ни в судебных выдержках, где разбирается вопрос об индивидуальной ответственности подсудимого Гесса, последнему не вменяется в вину никакое действие, которое подпало бы под состав преступления, именуемого военным преступлением или преступлением против человечности, и совершено было бы Гессом как членом Руководящего политического составе национал‑социалистской партии. Осуждение его было бы равнозначным установлению уголовно‑правовой ответственности за действия и упущения Другого лица...

Наконец, Рудольф Гесс обвиняется как член имперского правительства. Что касается его принадлежности к тайному совету министров, то по этому поводу можно сказать следующее: процесс представления доказательств показал, что этот тайный совет министров был создан только для того, чтобы общественность не восприняла отставку бывшего имперского министра иностранных дел фон Нейрате как разрыв между ним и Гитлером. В действительности ни разу не состоялось ни одного заседания этого тайного совета министров. Совет не собирался даже для учредительного заседания.

Что касается имперского кабинета, то в ходе представления доказательств был о совершенно ясно доказано, что по крайней мере с 1937 года заседания кабинета больше не проводились. Задачи, которые должны были разрешаться имперским правительством, а также задачи, связанные с законодательными функциями, разрешались так называемым циркулярным методом. Представление доказательств показало, далее, что, по крайней мере начиная с 1937 года, все важные политические и военные решения выносились единолично самим Гитлером, причем членов имперского правительства предварительно не информировали по этим вопросам.

Имперское правительство как институт, начиная со времени назначения Гитлера на пост рейхсканцлера, еще задолго до 1937 года не принимало какого‑либо значительного участия в вынесении политических и военных решений.

Господа судьи! Сейчас я перехожу к событию, которым закончилась политическая карьера подсудимого Рудольфа Гесса, а именно – к его полету в Англию 10 мая 1941 г. Это событие для данного процесса по многим причинам имеет очень важное значение. Как это показали представленные доказательства, подсудимый Гесс принял решение относительно этого полета уже в июне 1940 года, то есть сразу после капитуляции Франции. Осуществление этого плана задерживалось по целому ряду причин, в частности необходимо было наличие некоторых технических предпосылок. Кроме этого, определенную роль играли также соображения политического порядка, в частности то, что подобное предприятие может увенчаться успехом лишь в том случае, если политические условия и особенно военная обстановка будут благоприятными для начала переговоров о заключении мира. Восстановление мира, без сомнения, являлось целью, которую преследовал Гесс своим полетом в Англию.

Когда подсудимый Гесс на следующий день после своей посадки встретился с герцогом Гамильтоном, он заявил последнему: «Я прибыл с миссией, имеющей целью защиту интересов человечества». Во время бесед, которые состоялись у подсудимого 13, 14 и 15 мая с господином Киркпатриком из Министерства иностранных дел, он изложил последнему все причины, которые побудили его предпринять такой необычный шаг. Одновременно он сообщил Киркпатрику об условиях, при которых Гитлер готов заключить мир. 9 июня 1941 г. состоялась беседа между Рудольфом Гессом и лордом Саймоном, который явился по поручению Британского правительства. Записи этой беседы я предъявил Трибуналу в качестве документального доказательства и сейчас ссылаюсь на этот документ. Из этого документа видно, что причиной, вызвавшей этот полет, было намерение прекратить дальнейшее кровопролитие и создать благоприятные условия для начала переговоров о мире. В ходе этой беседы подсудимый Гесс передал лорду Саймону документ, в котором были перечислены четыре условия, при которых Гитлер в то время согласен был заключить с Англией мир. Эти условия были таковы:

«1. Чтобы воспрепятствовать возникновению новых войн между Державами оси и Англией, должно быть произведено разграничение сфер интересов. Сферой интересов держав оси должна быть Европа, сферой интересов Англии – ее империя.

2. Возвращение Германии ее колоний.

3. Возмещение германским гражданам, которые жили в Британской империи перед или во время войны, ущерба, причиненного их имуществу или жизни мероприятиями какого‑либо правительства на территории империи или такими действиями, как грабежи, беспорядки и т.д. Германия обязуется обеспечить на равных условиях возмещение ущерба британским подданным.

4. Перемирие и заключение мира одновременно также с Италией».

Рудольф Гесс заявил господину Киркпатрику и лорду Саймону, что это как раз те условия, при которых Гитлер был готов сразу же после окончания французской кампании заключить мир с Англией, и что мнение Гитлера со времени окончания французской кампании в этом вопросе не изменилось. Нет никаких оснований считать это заявление подсудимого недостоверным. Как раз наоборот, эти заявления подсудимого находятся в полном согласии со многими заявлениями самого Гитлера, которые он сделал по вопросу о взаимоотношениях Германии и Англии. Подсудимые Геринг и фон Риббентроп в своих показаниях подтвердили, что сообщенные Гессом лорду Саймону условия полностью соответствовали намерениям Гитлера.

Если в выдвинутых Гессом условиях предусматривалось, что Европа будет сферой интересов держав' оси, то из этого обстоятельства никоим образом не следует делать вывода, что это является равнозначным установлению господства держав оси в Европе.

Из разъяснений, данных Гессом, содержащихся в протоколе по поводу совещания между ним и лордом Саймоном, следует со всей ясностью, что это должно было лишь исключать возможность влияния Англии на континентальную Европу...

Господа судьи! Последующие соображения относятся к вопросу о том, какой юридический вывод следует сделать из полета подсудимого Гесса в Англию в отношении его участия в общем плане или заговоре, о котором говорится в Обвинительном заключении, в частности, можно ли считать, что подсудимый должен нести уголовную‑ответственность за действия, совершенные в то время, когда он был в Англии...

Согласно абзацу 3 статьи 6 Устава подсудимый несет уголовную ответственность за все действия, совершенные любым лицом с целью осуществления общего плана, о существовании которого говорило обвинение...

В данном случае по общепринятым правовым принципам, которые могут быть установлены на основании юридического права всех цивилизованных народов, должно быть применено правило исключения ответственности при установлении алиби.

Если этот принцип применить в отношении подсудимого Гесса, то следует признать, что после его полета в Англию 10 мая 1941 г. он не должен нести ответственность за все последующие события, которые имели место не по его воле и в его отсутствие...

В этой связи следует еще коснуться утверждения обвинения в том, что подсудимый Гесс совершил свой полет в Англию не с целью создания благоприятных условий для мирных переговоров. Его намерением, как утверждает обвинение, якобы было защитить тыл Германии для планируемого похода против Советского Союза. Документы, представленные обвинением, не обосновывают этого предположения. Этому противоречит в первую очередь тот факт, что подсудимый Гесс принял решение совершить этот полет еще в июне 1940 года, то есть в то время, когда никто в Германии и не думал о походе против Советского Союза. Из письма, которое в свое время было оставлено подсудимым Гессом и которое был о передано Гитлеру, когда Гесс был уже в Англии, следует со всей ясностью, что Гесс ничего не знал о предстоящем походе против Советского Союза. Как установлено показаниями свидетельницы Фаб, читавшей это письмо, подсудимый Гесс в этом письме ни одним словом не обмолвился о том, что он, совершая этот полет, намеревался защитить тыл Германии для предстоящего походе против Советов. В этом письме Гесс вообще не упоминает о Советском Союзе. Следует почти что с уверенностью предположить, что Гесс обязательно коснулся бы этого вопроса, если бы он знал о планируемом нападении и если бы он связывал со своим полетом такие намерения, о которых говорит обвинение...

Но даже в том случае, если бы Гесс имел точные сведения о планируемом походе против Советского Союза, это не должно было бы помешать снять с него ответственность за последующий период.

Как показало представление доказательств, Гитлер отдал приказ о нападении на Советский Союз в значительной мере для того, чтобы опередить предстоящее наступление Советов. По этому вопросу я ссылаюсь на доклад начальника американского генерального штаба Маршалла, который я уже оглашал среди тех вопросов, которые должны быть здесь рассмотрены. Можно оставить открытым вопрос о том, планировал ли Советский Союз в действительности такое нападение. Свидетельские показания Иодля дают возможность предполагать, что это было вполне вероятным, если это и нельзя утверждать с уверенностью. Решающим в данном случае является то, что Гитлер на основании полученных им сообщений субъективно придерживался такой точки зрения. Если бы подсудимому Рудольфу Гессу в Англии удалось создать предпосылки для перемирия и для мирных переговоров, то политическое и военное положение в Европе изменилось бы настолько, что нападение Советского Союза на Германию было бы почти невероятным и опасения Гитлера были бы лишены оснований. Попытка подсудимого Гесса, которую он предпринял, совершая полет^‑ в Англию, оставалась бы причиной для исключения ответственности за все то, что произошло после 10 мая 1941 г., и за все те события, которые были направлены на выполнение общего плена, который существовал, по утверждению обвинения, даже в том случае, если бы придерживаться мнения, что не опасения предстоящего советского нападения побудили Гитлера принять такое решение, а безвыходное экономическое положение, в котором в то время находилась Германия. Ибо в случае окончания войны с Англией это экономическое положение Германии изменилось бы или по крайней мере утратило свою остроту.

Резюмируя, можно сказать, что уголовная ответственность подсудимого Гесса во всяком случае должна ограничиться теми действиями, которые были совершены до полета в Англию.

Господа судьи! Закончившаяся война принесла всему человечеству такие несчастья, размеры которых трудно себе представить. Война превратила Европу в кровоточащую тысячами ран часть света, а Германию превратила в груду развалин. Совершенно очевидно, что при современном уровне техники человечество не сможет пережить катастрофу, которую принесла бы с собой новая мировая война. Можно предвидеть, что новая война полностью уничтожила бы цивилизацию, которая и так неслыханно пострадала в этой войне. Поэтому совершенно понятно, что при таких условиях во имя борющегося за свое существование человечества следует приложить все усилия также и в правовом отношении для того, чтобы избежать повторения подобной катастрофы.

Но нельзя сомневаться в том, что право, как бы велика ни была его сила в общественной жизни, играет лишь подчиненную роль в борьбе с войной... И какой бы заманчивой ни была попытка создать на развалинах, которые оставила нам закончившаяся мировая война, по крайней мере улучшенное и более сильное международное право, эта попытка с самого начала обречена на неудачу, если она одновременно не является частью установления всеобъемлющего нового порядка в области международных отношений и если международное право не явится одновременно существенной составной частью порядка, обеспечивающего бесспорные права всех народов и в особенности исполнение справедливых требований всех народов на соответствующее участие в распределении материальных богатств мира. Устав Международного военного трибунала, без сомнения, не является частью такого нового всеобщего порядка... Содержание Лондонского соглашения заставляет считать Устав Международного военного трибунала, который является существенной составной частью этого Соглашения, законодательной нормой, действие которой в силу статьи 7 ограничивается одним годом... Осуждение за преступления против мира и за участие в общем плане, направленном на ведение агрессивной войны, может иметь место вопреки действующему международному праву только в том случае, если Трибунал, нарушая принцип «Nulla poena sine lege», решится на дальнейшее развитие международного права. И как бы ни было велико это искушение, нельзя предусмотреть всех тех последствий, которые оно может повлечь за собой. Будет нарушен принцип, который вытекает из принципа уголовного, права всех цивилизованных народов и который является неотъемлемой составной частью международного права, а именно то, что действие является наказуемым только в том случае, если наказуемость его была установлена законом до того, как это действие совершено... И если не хот

Date: 2015-08-15; view: 485; Нарушение авторских прав