Глава 3. Необходимо было выполнить определенные действия, и Юсуф Али, по‑прежнему возглавлявший службу безопасности виллы на виа Анджело Мазина

Рим

Необходимо было выполнить определенные действия, и Юсуф Али, по‑прежнему возглавлявший службу безопасности виллы на виа Анджело Мазина, их выполнял, регулярно докладывая в кипящий бурной деятельностью координационный центр, расположенный на втором этаже в дальнем крыле. Он получил несколько сообщений, составленных в разных выражениях, но неизменно выдержанных в настойчивых и требовательных тонах. Суть их не вызывала сомнений: у покойного хозяина Юсуфа Али, в свою очередь, также были хозяева, которые до его смерти предпочитали держаться в тени. Но теперь налаженный бизнес перешел в их руки. Необходимо было заделать брешь в системе безопасности, заменить все слабые звенья. Виновных в провале – а это был провал – требовалось наказать.

Задача эта была возложена на Юсуфа Али. Невидимые хозяева оказали ему высокое доверие, и он должен был позаботиться о том, чтобы не разочаровать их. Он заверил их, что сделает все возможное. За свою жизнь ему не раз приходилось сталкиваться с опасностью, но он был не из тех, кто рискует напрасно.

Юсуф Али родился и вырос в тунисской деревушке, от которой до побережья Сицилии было меньше ста миль. Рыбацкие суда, обогнув утром мыс Бон на африканском берегу, уже к вечеру могли входить в итальянские порты Агридженто или Трапани, в зависимости от течения и ветра. В прибрежных поселениях в окрестностях Туниса итальянская лира ходила наравне с динаром. С юных лет Юсуф говорил по‑итальянски так же бойко, как по‑арабски. Он освоил этот язык, продавая отцовский улов сицилийским торговцам рыбой. Годам к пятнадцати он узнал, что существуют и значительно более прибыльные формы экспорта и импорта – нужно только уметь держать язык за зубами. Италия обладала развитым производством всевозможного стрелкового оружия и являлась одним из крупнейших мировых экспортеров пистолетов, винтовок и боеприпасов к ним. В Тунисе же хватало толковых и расторопных посредников, которые переправляли это оружие туда, где на него возникал спрос, – в этот год, например, в Сьерра‑Леоне, а в следующий уже в Конго или в Мавританию. Контрабанда позволяла обходить сертификаты, лицензии и прочие тщетные административные попытки ограничить торговлю оружием. Остановить подобными мерами потоки оружия было так же невозможно, как повернуть вспять океанические течения линиями, начертанными на карте. Если есть предложение и есть спрос, цепь обязательно замкнется, – и торговцы Северной Африки столетиями занимались именно этим, используя порты Туниса, шла ли речь о соли, шелках или порохе.

Вскоре сам Юсуф Али стал, если так можно выразиться, экспортированной ценностью. Впервые он отличился, отразив нападение полудюжины бандитов, попытавшихся перехватить партию пистолетов «беретта», которую Юсуф переправлял сушей на склад неподалеку от Бежи. Вместе с тремя другими молодыми парнями ему было поручено охранять товар, и он быстро сообразил, что по крайней мере двое его товарищей являются соучастниками нападения – они снабдили бандитов всей необходимой информацией, вне всякого сомнения, за деньги, а когда те напали на трейлер, вооруженные до зубов, они лишь притворились, изображая сопротивление. Юсуф, в свою очередь, притворился, что готов безропотно сотрудничать с бандитами. Открыв трейлер якобы для того, чтобы продемонстрировать товар, он внезапно развернулся с пистолетом в руке и открыл по бандитам огонь. Те упали на землю один за другим, подобно маленьким коричневым птичкам, щеврицам и сорокопутам, на которых Юсуф оттачивал мастерство меткой стрельбы в подступившей к его родной деревне пустыне.

Расстреляв нападавших бандитов, Юсуф направил пистолет на предателей и по ужасу, появившемуся у них на лицах, понял всю правду. Он расправился и с ними.

После этого доставка товара прошла без происшествий. А Юсуф Али обнаружил, что сделал себе имя. Ему только исполнилось двадцать лет, а он уже работал на новых хозяев: во всем мире мелкие торговцы оружием поглощались крупной, хорошо организованной сетью. Присоединение к этой сети означало процветание; противившихся безжалостно уничтожали. Прагматики до мозга костей, мелкие торговцы делали свой выбор без труда. А крупные воротилы укрепляли свое привилегированное положение, призывая к себе на службу всех тех, кто обладал необходимыми способностями. Юсуф Али происходил из патриархальной общины, где еще сохранилась подобная феодальная преданность; он с признательностью прошел курс обучения и с абсолютной невозмутимостью принял на себя новые обязанности. Кроме того, требовательность его нового хозяина граничила с жестокостью. Заняв место в ближайшем окружении Ансари, Юсуф не раз становился свидетелем того, какое наказание обрушивалось на тех, кто оступился, выполняя свои обязанности. Иногда он сам принимал участие в наказании провинившихся.

Тем же самым Юсуф занимался и сейчас. Молодой охранник, усыпленный снотворным и запихнутый в шкаф, продемонстрировал полное отсутствие бдительности, что нельзя было назвать иначе как провалом. Пристыженный, он тем не менее упорно отрицал свою ошибку. Из него надо было сделать пример.

И вот теперь Юсуф смотрел, как парень судорожно дрыгает ногами, вздернутый в воздух в нескольких футах над полом. Руки несчастного были крепко связаны за спиной. Стальной трос, стянувший ему горло, был надежно закреплен на балке под потолком комнаты пыток. «Лучше ты, чем я», – язвительно подумал тунисец. Молодой охранник умирал от удушья медленно; его лицо побагровело, изо рта вырывался слабый хрип, воздух с трудом выходил сквозь стиснутую плоть и набежавшую слюну. Юсуф с отвращением заметил темное мокрое пятно, растекающееся в промежности повешенного. Хотя у несчастного была сломана шея, смерть наступит не скоро. Ему оставалось прожить в сознании еще не меньше двух часов. Достаточно времени, для того чтобы задуматься над своими проступками и ошибками. Достаточно времени, для того чтобы задуматься над тем, к чему привело нарушение долга.

Юсуф знал, что за трупом придут утром. И те, кто придет, увидят – увидят, что Юсуф не прощает провалов. Они увидят, что Юсуф сохранит высочайшие требования. Это послужит хорошим примером. Все слабые звенья необходимо заменить.

Юсуф Али позаботится об этом.

Налив себе бокал вина, Андреа отправилась наверх переодеваться. Ей очень хотелось чувствовать себя как обычно. Но ощущение «как обычно» все время ускользало от нее. Она чувствовала себя… Алисой в Стране чудес, проглотившей зелье и разросшейся до невероятных размеров, потому что ее дом казался ей теперь кукольным домиком, который съежился, усох. В коридоре рядом со своей спальней Андреа споткнулась о кроссовку, мужскую, без пары. «Черт бы побрал Брента Фарли», – подумала она, вскипев на несколько мгновений. Впрочем, очень хорошо, что она от него избавилась. Конечно, эта мысль принесла бы гораздо больше удовлетворения, если бы инициатором разрыва являлась она сама, однако конец их отношений был иным.

Брент, на несколько лет старше Андреа, еще один подающий надежды финансовый гений из Гринвич‑Вилледжа, работал вице‑президентом страховой фирмы, где отвечал за расширение объема продаж. Честолюбивый, обладающий низким, вкрадчивым голосом, он одевался с иголочки, играл в бейсбол, выкладываясь так, словно от исхода каждой встречи зависела его жизнь, по нескольку раз на день проверял личный портфель акций и заглядывал в свой ящик электронной почты даже во время романтического свидания. Именно крупная ссора по этому поводу, случившаяся чуть больше недели назад, и стала поводом к размолвке. «Наверное, мне бы удалось с большей вероятностью привлечь твое внимание, если бы я сейчас была электронным текстом у тебя перед глазами», – пожаловалась Андреа в ресторане. Она рассчитывала услышать извинение, но этого так и не произошло. Разгорелась словесная перепалка; Брент обвинил Андреа в том, что у нее «мелкий» интеллект, и в заключение обозвал ее «занудой». После чего он методично собрал все свои вещи у нее дома, загрузил их в свой черный спортивный «Ауди» и уехал. Ни хлопнувшей двери, ни разбитой посуды, ни визга покрышек по асфальту. Брент, в общем, даже не разозлился, – и принять это было труднее всего. Да, он был снисходителен и полон презрения – но он не разозлился. Получалось, Андреа просто недостойна его гнева. Очевидно, чересчур «мелкая».

Андреа открыла шкаф. Не забыл ли Брент что‑нибудь здесь? По крайней мере, она ничего не увидела. Ее взгляд остановился на своей собственной одежде, и она ощутила подкатывающую к горлу щемящую тоску. На плечиках аккуратно были развешаны ее строгие костюмы, вечерние платья, одежда на выходные, всевозможных оттенков голубого, розового и бежевого.

Ее гардероб – не слишком большой, но тщательно подобранный, – всегда был предметом ее гордости. Андреа была фанатиком распродаж и могла с первого взгляда рассмотреть в ворохе дешевого тряпья действительно стóящую вещь, уцененную до приемлемых значений, – так выискивает рыбу кружащая над водой чайка. Хорошо одеться можно за сущие гроши, советовала она подругам, если только не задирать нос по поводу бирок с названиями громких торговых марок. Многие недорогие фирмы предлагали действительно качественный товар, практически неотличимый от моделей именитых кутюрье, которых они копировали. «Угадайте, сколько я выложила вот за эту вещичку» – в эту игру Андреа играла со своими подругами, когда они не жаловались друг другу на работу и мужчин, и она постоянно выходила победителем. Вот эта кремовая шелковая блузка досталась ей всего за тридцать долларов? Сюзанна Малдоуэр закатывала глаза: совершенно такую же она видела в «Тэлботе» за сто десять. И вот сейчас Андреа грустно перебирала рукой ткани, так, как листала школьный выпускной альбом, стесняясь самой себя, той, которой она когда‑то была: бесконечные амбиции, невинность, веснушки.

Сюзанна Малдоуэр, ее самая близкая подруга, с которой они были знакомы с одиннадцати лет, приехала первой. Хотя приглашение поступило в самую последнюю минуту, Сюзанне не пришлось откладывать важные дела: она призналась, что на этот вечер у нее было назначено лишь двойное свидание, с микроволновой плитой и телевизором. Мелисса Пратт, худенькая блондинка, которую Андреа втайне считала снобом, помешанная на мечтах о сцене, заметно растаявших со временем, появилась через несколько минут. Она приехала вместе со своим ухажером, отношения с которым длились уже восемь месяцев. Джереми Лемюэльсон, толстый коротышка, работающий в сфере социального обеспечения в Хартфорде, имел дома две дорогие электрогитары, а поскольку в свободное время он еще немного писал маслом, это давало ему право считать себя человеком искусства.

Ужин, как предупредила Андреа, не представлял из себя ничего особенного: кастрюля лапши по‑домашнему с купленным в магазине острым соусом, готовые закуски из супермаркета и большая бутылка «Вуврэ».

– И что у нас сегодня за сборище? – спросила Сюзанна после того, как попробовала лапшу и шумно выразила свое восхищение. – Ты сказала, у тебя есть повод для праздника. – Она повернулась к Мелиссе. – А я ей ответила: «Предоставь судить об этом мне».

– Брент подарил тебе обручальное кольцо, да? – поспешно предположила Мелисса и, преждевременно торжествуя победу, бросила на Сюзанну красноречивый взгляд «говорила я тебе».

– Брент? Пожалуйста! – фыркнула Андреа, изображая непринужденное веселье.

Во время учебы в колледже они с Мелиссой жили в одной комнате в общежитии, и с тех самых пор та по‑сестрински интересовалась всеми романтическими успехами и неудачами подруги.

– Тебя повысили по работе? – настал черед Сюзанны.

– Слушай, у тебя в духовке ничего не лежит? – озабоченно спросила Мелисса.

– Лежит, чесночный хлебец, – подтвердила Андреа. – Пахнет здорово, правда? – Сбегав на кухню, она принесла хлебец, который получился чуть пережаренным.

– Я уже догадался. Ты выиграла в лотерею. – Это внес свой язвительный вклад Джереми. Щеки у него раздувались от непережеванной лапши, словно у хомяка.

– Уже тепло, – подтвердила Андреа.

– Ну хорошо, подружка, выкладывай начистоту! – Перегнувшись через стол, Сюзанна сжала ей руку. – Не тяни, мы больше не можем.

– Я уже умираю, – подхватила Мелисса. – Ну же, говори!

– Ну, дело в том… – Андреа обвела взглядом три лица, на которых застыло нетерпеливое ожидание, и внезапно мысленно отрепетированные слова показались ей неуклюжими и хвастливыми. – Дело в том, что фонд Банкрофта решил… обратиться ко мне. Мне предложили место в попечительском совете.

– Просто поразительно! – восторженно воскликнула Сюзанна.

– Деньги в этом для тебя есть? – поинтересовался Джереми, растирая мозоль на указательном пальце правой руки.

– Если честно, есть, – призналась Андреа. Двенадцать миллионов долларов.

– Да? – Мягкий толчок, просьба идти до конца.

– Предложение очень щедрое. За согласие работать в фонде мне полагается премия и… – Запнувшись, Андреа мысленно выругала себя: какой же лицемеркой она стала. – О черт, послушайте, мне дают…

Она поперхнулась, не в силах произнести эти слова. Она не может сказать правду этим людям. После этого их отношения уже никогда не будут теми, что прежде. Однако если ничего не сказать – когда они узнают все сами, это будет означать конец. В который раз за сегодняшний вечер Андреа поймала себя на том, что огромная цифра душит ее.

– Послушайте, давайте просто скажем, что это сумасшедшие деньги, хорошо?

– Сумасшедшие деньги, – язвительно повторила Сюзанна. – А это сколько?

– Только не говори нам: «Я могла бы все рассказать, но только после этого мне придется вас убить», – вставила Мелисса. Однажды она сыграла эпизодическую роль в телесериале, сюжет которого был построен вокруг схожей ситуации.

– Знаешь, у меня с арифметикой нелады, – обреченно заметил Джереми. – «Сумасшедшие деньги» – это больше или меньше, чем «целая прорва»?

– Эй, послушайте, соблюдайте права человека, – произнесла Сюзанна голосом, от которого свернулось бы молоко. – Нельзя лезть в личную жизнь Андреа.

– Двенадцать… – тихо промолвила Андреа. – Двенадцать миллионов.

Наступила гнетущая тишина. Пораженные гости переглянулись. Наконец Джереми, поперхнувшись непрожеванной лапшой, залпом опрокинул бокал «Вуврэ».

– Ты нас дуришь, – выдавил он.

– Это шутка, да? – спросила Мелисса. – Или, точнее, импровизация, да? – Она повернулась к Сюзанне. – Помнишь, я брала уроки в студии актерского мастерства? Андреа помогала мне оттачивать импровизацию, и я всегда считала, что у нее получается лучше, чем у меня.

Андреа покачала головой.

– Я сама не могу в это поверить, – пробормотала она.

– Значит, гусеница превращается в бабочку, – заметила Сюзанна. У нее на щеках появились два красных пятна.

– Двенадцать миллионов долларов, – тихо повторила Мелисса, чуть ли не нараспев, как делала она, заучивая наизусть роль. – Прими мои поздравления! Я бесконечно за тебя рада! Это просто не… ве… роятно. – Последнее слово рассыпалось на три.

– Предлагаю тост! – воскликнул Джереми, снова наполняя свой бокал.

Общее настроение было ликующим и шутливым, но к тому времени, когда ужин перешел в кофе с ликером, к возбуждению гостей – или Андреа только показалось? – начала примешиваться зависть. Друзья мысленно тратили за нее деньги, выдумывая сценарии «из жизни богатых и знаменитых», которые получались одновременно невероятными и банальными. Джереми рассказал, с едва заметным налетом вызова, об одном своем богатом знакомом – еще школьником он работал у него дома, – который был «совершенно обычным парнем, никогда не задирал нос»; и в его рассказе прозвучала тень укора, как будто Андреа было не суждено подняться до уровня этого хозяина завода «Пепси‑колы» из Дойлстауна, штат Пенсильвания.

Наконец после десятого упоминания о Дональде Трампе[14]и восьмидесятифутовых яхтах Андреа не выдержала:

– Нельзя ли поговорить о чем‑нибудь другом?

Сюзанна бросила на нее взгляд, красноречиво говорящий: «Кого ты хочешь провести, малыш?»

– А о чем еще говорить? – спросила она.

– Я серьезно, – ответила Андреа. – Как дела у вас?

– Милая, не надо этого покровительственного тона, – ответила Сюзанна, притворяясь, что оскорблена.

Но вдруг до Андреа дошло, что это не совсем так. Ее подруга лишь делает вид, будто притворяется, что оскорблена.

Значит, вот на что все будет похоже.

– Кто‑нибудь хочет чая на травах? – жизнерадостным тоном спросила Андреа, чувствуя, что у нее начинает болеть голова.

Сюзанна уставилась на нее немигающим взглядом.

– Помнишь, как ты всегда говорила, что ты не имеешь никакого отношения к Банкрофтам? – спросила она, и в ее голосе прозвучала жестокость. – Так вот, знаешь что? Ты теперь стала одной из них.

В полутемной комнате, освещенной лишь голубоватым свечением плоского монитора, проворные пальцы ласкали слегка вогнутые клавиши; жидкокристаллический экран заполнялся символами и очищался. Буквы, цифры. Запросы на поставки. Подтверждения оплаты. Аннулированные контракты. Премии перечисленные и премии удержанные; штрафы и вычеты, налагаемые по строгой системе. Информация приходила. Информация уходила. Этот компьютер, через глобальную сеть связанный с бесчисленным количеством других, разбросанных по всему миру, получал и генерировал последовательности двоичных чисел, потоки единиц и нулей, открывавших и закрывавших электронные клапаны, и каждый отдельный знак имел такую же неизмеримо крохотную ценность, как и один атом, из великого множества которых возводятся величественные сооружения. Инструкции и распоряжения выдавались и изменялись в цифровом виде. Данные собирались, сравнивались, оценивались. Слагаемые разлетались по всему свету, переносились в виде цифр из одного финансового учреждения в другое, затем дальше и дальше, пока в конце концов не оканчивали свой путь на номерном банковском счету, вложенном в другой номерной банковский счет. И снова выдавались инструкции; для вербовки новых агентов задействовались самые разные пути.

Лицо сидящего за компьютером человека было освещено лишь лунным сиянием экрана. Однако получатели сообщений были лишены возможности взглянуть даже на этот нечеткий образ. Направляющая сила оставалась скрытой от них, такая же бестелесная, как утренний туман, такая же далекая, как солнце, прогоняющее его прочь. В голове у человека за компьютером пронеслась строчка из старинной песни чернокожих рабов: «И у него в руках весь мир».

Стук клавиш почти терялся в окружающих звуках, но это были звуки знаний и действий, и ресурсов, которые преобразовывали первое во второе. Это были звуки власти. В левом нижнем углу клавиатуры находились две клавиши, обозначенные словами «КОМАНДА» и «КОНТРОЛЬ». И это была скорее не шутка, а признание реальности, с чем был полностью согласен человек за компьютером. Тихое постукивание клавиш действительно представляло собой звук команд и контроля.

Наконец завершилась последняя зашифрованная передача. Она закончилась одним предложением: «Время весьма важно».

Время, единственную объективную реальность, неподвластную команде и контролю, надо было чтить и уважать.

Проворный бег пальцев, мягкое постукивание клавиш – и вот набран знак окончания передачи.

ГЕНЕЗИС.

Для сотен людей, разбросанных по всем уголкам земного шара, это было имя, с которым приходилось считаться. Для многих оно открывало возможности, распаляя чувство алчности. Для других оно означало нечто совсем другое; от него у них стыла кровь, оно являлось им в кошмарных сновидениях. Генезис. Начало. Но начало чего именно?