Родина. Новостной фон без катарсиса на закуску

А голова‑то свежая! И организм в тонусе!

Хорошо, что на Кордоне с первых дней действуют негласные ограничения употребления горячительного – репа с бодуна не болит, ничто не парит, нормально так себя чувствую. Допускается, когда действительно надо выпить: гостя дорогого встретить – от Пантюховых так просто не уедешь, придется отдать должное. Спиртное достают из холодных погребов по праздникам, дабы символику соблюсти, традицию, напряжение в общине снять. Настойки и наливки на Кордоне исключительно свои, ничего покупного, все природное, качественное. Тут находится единственное безлицензионное самогонное производство, которое не накрывает штрафами суровая рука Уксуса. Кордоньеры никому свои наливки не продают, гонят только для внутренних нужд, и шериф закрывает глаза.

Вообще‑то, как бы кому ни казалось, сталкеры много не пьют, это просто невозможно – никакого здоровья не хватит. У нас с Гобом, например, суровая физкультура случается почти каждый день, нельзя иначе. Кто угодно может шлангануть от прокачки, даже Федя Потапов этим делом грешит – мы не можем, иначе когда‑нибудь после очередного рейда проснешься инвалидом. Вы представляете, какой груз приходится тащить в дальних рейдах по буреломам, где никакая машина не проходит? Бег, турник, отжимания, работа с тяжестями – в комплексе, разработанном специалистами Зенгерши, – все есть. Мы – сталкеры, для нас хорошая физика критически важна. А вот массовая утренняя физкультурка, которую Светка затеяла в Форте, не нужна, пустая трата времени – все равно потом приходится заниматься своим. Если, конечно, в этот день выход не планируется: тогда – отдых.

Поняли теперь? В таких раскладах валить на органон две нагрузки сразу никак нельзя, сердце засбоит. Выпить можно изредка, зная, что есть свободное время.

Но и расслабиться в удобной ситуации не грех, что вчера и произошло. По‑семейному, по‑домашнему. Единственное огорчает: старший брат Ольги мне опять настроение испортил. Тупой он, Боря‑Борусик, понимаете? Тупо тупой. Весь Кордон это знает. Вроде инженер‑коммунальщик, или коммунальник, в прошлом… Образование высшее есть. А тупой! Что ни вопрос, то сплошная идиотия. Дать бы ему в репу, дурачку, да Пантелей Федорович не велит – он вообще не допускает созревания таких вариантов, порой просто выгоняя дурня из‑за общего стола. Вот я и молчу, скрипя зубами на его комментарии и советы за столом. Ольге проще – она братику регулярно вываливает, когда накипело, за себя и за меня. Что делать, и это родня, бывает… Младший, хоть и малорослик еще, раза в три умней будет.

В общем, встал я утречком из постельки (самые настоящие перины, между прочим, вы хоть раз на них лежали?), чмокнул сопящую женку тихо да нежно, погладил по голове дочурку – да и на улицу, в гараж, где мой «виллис» стоит! Здравствуй, дружок!

Мужики, как только узнали срок прибытия «Клевера», машину опустили на грунт, помыли, все заправили‑залили, аккумуляторы зарядили. Ты ж мой сладкий! Мальчик Билли дожидался только меня, ни под кого не пошел. Моя машина. Монгол на дальняках использует «хайлюкс», а на коротких плечах сталкеров Шнюша выручает.

Утро выдалось прохладное, пожалуй, даже холодное, я сразу озяб – отвык от таких температур. Торопливо накинул куртку. Акклиматизация, однако, грядет, расслабились мы в теплых краях… Небо низкое, пасмурное. На дворе сухо, если не брать во внимание обильной утренней росы, собравшейся крупными каплями, но дожди днем явно будут.

Старшие женщины клана проснулись гораздо раньше, они уже возятся с завтраком, оттого и набирают в таежном воздухе силу вкусные запахи жареной картошки и свежего хлеба. Наверное, там все уже готово. Это хорошо, я планирую сняться как можно быстрей – мандраж начинается. До совещания еще куча времени, и лучше его скоротать в Замке или в Посаде, оглядеться, людей послушать.

Такое впечатление, что тайга за время моего отсутствия стала выше и гуще.

Низкие силуэты крепких строений Кордона – как из старорусской сказки! Антураж соответственный: черный рубленый колодец под грибком, старая телега стоит в высокой траве, бочки в два ряда, потемневшие от времени, бревна штабелем и ровные поленницы дров под навесами, забор по периметру фактурный… Вокруг почти тихо, слышно лишь побрякивание посуды и короткие женские разговоры. Между густой, возле кромки леса, стеной папоротника и приземистыми домами поселка тают остатки тумана, дым от двух печей поднимается в небо неохотно, медленно сваливается набок, цепляется за ветки и стволы, пропадает среди хвойных исполинов.

Рядом с поселком – огороды, загонами на северной стороне поляны, четыре большие теплицы и перепелиный питомник. За ним сразу начинается матерый высоченный лес – там чудеса, там леший бродит, лишь две тропы уходят к реке. Одна ведет к лесным озерам, где у Пантюховых вполне кулацкие садки с карпом, другая – к устью Листвянки. На полпути стоит мини‑профилакторий Медцентра – завтра, говорят, туда какая‑то VIP‑семья из Дели заезжает. Задворки у поселения большие, год назад мужики площадку существенно расширили, а кажется, что так и было изначально, – сказывается эффект окружения поляны высокими стволами.

Хорошо на Кордоне дышится, зашибись живется.

Проверив жидкости, я выгнал машину из сумрака, оставив ее во дворе, и уже собрался идти на спортплощадку, как подскочил Генашка, младший брат Ольги. Ему‑то что не спится? Каникулы, отсыпайся дома, ученик! Чисто леший! Выгоревшие патлы торчат в разные стороны, глазенки подозрительно блестят. В шортах чуть ниже колена, вытянутой майке, загорелый, как туарег, ни единого пятнышка комариного укуса. Вот закаленная порода! Маугли! Во всех удаленных поселках такие, зверята полудикие, дети чащоб.

Сильно повзрослел пацан за год.

– Там седня Ивановна на кухне колдует. Значит, пирохи будут с луком‑яйцами, картофан и окрошка с мясом, – патластик сразу расшифровал мне набор ароматов. – Ты скоро поедешь?

– Разомнусь, поем – и в путь, – доложил я.

– Меня с собой возьмешь, мне в Посад надо, к училке наведаться, – важно заявил борзый пацан без вопросительных ноток в голосе.

– С какого пуркуа? – удивился я. – У матери отпрашивайся.

– Я уже взрослый! – возмутился Генаша.

– Да иди‑ка ты лесом, взрослый! – ласково посоветовал я. – Пару раз уже получил от твоей матери. Хрен ты меня проведешь, индеец.

– Пять патронов дам, «семерки», – деловито пообещал наглец, вопреки ожиданию не вступая в нудный спор.

Да уж, в нужном направлении подрастает наша молодежь… Напитались дети поселенцев с малых лет запахом фронтира, такое быстро не выветрится.

– Индульгенцию неси, тогда и поедешь. Гофру не морщи. Все сказал, не томи природу, не выпрашивай пендель.

– Грубый ты человек, Кастет, безбожный, – с тяжким вздохом молвил Генка совершенно взрослым голосом и отправился восвояси.

Чет взгрустнулось мне. Все‑таки слишком рано они взрослеют на Платформе. На реальном фронтире еще быстрей.

После достаточно щадящей разминки, проведенной без фанатизма и натуги – вдруг нас Главный в бой пошлет, как войска с парада в сорок первом, – я отправился на летнюю кухню, где стол ближнего края был уже накрыт, поздоровался, приступил к трапезе. Еды, как всегда, вдосталь, пироги горячие, окрошка холодная, картошка хрустящая. А женщины все готовят, снуют, приносят, протирают… Пока мужиков нет, на кухню постоянно забегают дети, кусочничают, пользуются женской добротой.

Решив сразу поесть поплотней, попросил пельмени.

На Кордоне их всегда подают особым образом, по‑таежному, да и сами пельмы необычные – большие, сочные, как настоящие хинкали, из тонкого тугого теста. В составе фарша всегда дичь и жирная свинина. Очень вкусные. Варят их отдельно в подсоленной воде с лавром, а потом закидывают в горшок с костным бульоном, так и ставят перед тобой. Остальное сам сыплешь: перец, укроп, травки всякие. Пища титанов – заправки на целый день хватит, если что не сладится.

Я вообще фанат пельменей и заявляю ответственно: очень мало кто умеет их готовить правильно. Девяносто процентов того, что лепят в наших семьях, – типичная халтура на отвяжись. У пельменя очень строгие требования к тесту – ведь он есть не что иное, как герметичная кастрюлька, наполненная вкусным соком и фаршем. В то же время теста не должно быть много, тесто – всего лишь оболочка, а не наполнитель желудка, как в магазинных изделиях. Поэтому оно должно быть крутое, очень тугое, на срезе – как пластик, без единого пятнышка и каверны. Толстое, мягкое и рыхлое к производству не допускается. Правильное реально тяжело мять и еще тяжелей раскатывать. Яйцо обязательно, без него нужного не получишь. Пельмень не должен быть маленьким, в таком на выходе не будет должного количества сока. Единство рядов и форм есть показатель опыта и, соответственно, качества лепщика. Налепленные пельмени выкладывать на доску следует единообразно, показывая изделию уважение… И сразу варить! Настоящий пельмень не бывает замороженным, ибо в процессе заморозки и дефростирования в тесте неизбежно появляются микротрещины, помните это! Замораживаем их только ради заготовки и называем сие уже не пельменем, а «пельменным продуктом».

Защипывать пельмень следует очень тщательно, на два раза, проверяя шов визуально. Лопнувший в процессе варки пельмень выкидывается в урну. Время варки определяется исключительно опытным путем, жестких минут либо факта всплытия их на поверхность недостаточно. Передержишь в кипятке – развалятся. Недодержишь – красавчики не успеют выделить бульон, поджав в ядро фарш, хотя по факту и будут сваренными… А вкуса не будет, он не успеет набраться! Поэтому хозяин семьи всегда вдумчиво пробует первый пельм и только после этого дает домочадцам отмашку на откидку.

Состав фарша всегда определяется личным вкусом, но есть общее – фарш должен быть очень сочным, и не за счет одного лука. Правильный посол теста, фарша и воды в кастрюле тоже очень важен: пельмень не досолишь из солонки. Плохо посоленный фарш испортит вкусовую картину.

Тонкостей очень много.

Настолько, что одна моя старая знакомая говорит так: «Идеально правильные пельмени после выкладки на блюдо ведут себя странно. Представляешь, последний выложенный по центру пельмень от накопленной внутренней энергии поднимается в воздух на пять сантиметров и начинает парить над остальными, тихо вращаясь, как летающая тарелка! Если этого эффекта не наблюдается, значит, ты что‑то сделал неправильно…»

Я такого чуда не видел никогда, хотя несколько раз мне казалось, что центровой пельмень дрожит, пытаясь приподняться над собратьями! И каждый раз это было очень, очень вкусно!

Женщины с удовольствием смотрели, как я трескаю, орудуя огромной ложкой.

Вышла и сама Евдокия Ивановна, с большим чайником в руках, посмотрела мельком на тарелки, довольно мотнула седой головой, бесшумно присела рядом.

– Не страшно, Костенька?

Ей‑то мне че врать?

– Есть немного… Да ничего, Евдокия Ивановна, мы привычные. Больше азарта.

– Вы уж там в самое пекло с Мишенькой не лезьте…

Как вообще в анклаве еще сохраняется понятие гостайны? Ни шпионаж невозможен, ни серьезный криминал: планы все будут знать заранее.

Уф… Пора протрястись за рулем, чтобы улеглось плотней.

– Спасибо, хозяюшки, пойду я собираться, – через две минуты я наконец‑то выбрался из‑за стола, наполненный уверенностью в завтрашнем дне.

Суровый будет день, вот что я вам скажу – такая у меня уверенность.

Малыш Билли полностью готов к поездке. Тент натянут хорошо, затекать не должно, правда, весь мятый. Нормально, первый же дождик вместе с ветерком разгладят грубую плотную ткань. Закинул назад тяжелую сумку, оружие, только уселся – опять волосан тут как тут!

– Слышь, Генаша, ты только не пугай меня, – тихо попросил я, вновь затягивая ручник, – скажи, что просто проводить пришел.

– Индульгенцию держи, дядя Костя! Что я, шутки шучу? Сказал же, к училке, – солидно бросил лесной хулиган, протягивая мне сложенную вдвое бумажку. Пока я рассматривал документ, он залез на пассажирское сиденье, поставил между тощими коленками «сайгу» двадцатого калибра, потом передумал, высунул за борт загорелую ногу, всю в ссадинах и шишках, покачал стоптанным ботинком и скомандовал. – Ехаим!

Я аж собственной слюной поперхнулся! Кхе‑кхе… Фу ж ты на… Ну, наглец!

– Клешню втяни, сосной отрубит.

Хорошая смена растет.

– И не пристегивайся пока, шкет, шлагбаум откинешь.

На выезде с проселка меня ждал первый сюрприз.

Увидев такое дело, я стерпел, удержавшись от мата, зато крепко задумавшись. Но после поворота направо вынужден был все‑таки остановиться, уже буквально остолбенев. Джип тоже удивленно впялился близко посаженными глазами‑фарами в новенький дорожный знак, закрепленный на вкопанном столбе.

Вникните. Дорожные! Знаки! По стандартам ГИБДД!

Первый – «Пересечение с главной дорогой».

Второй еще хуже: ограничение – сорок! Сорок, трахома, километров в час! На знакомой до слез магистральной трассе, которую мы с парнями и открывали в первые дни. Все такой же безлюдной и безмашинной, между прочим.

Дожили! Кончилась вольница.

– Это что ж такое деется, товарищи? – спросил я тихо у векового леса.

Ничего не ответил русскому богатырю вековой лес, лишь грустно качнул темно‑зелеными кронами.

– Их месяц назад начали ставить! – деловито пояснил юный волосан. – Теперь все как у людей будет, не забалуешь. Порулить дашь?

– Я те по лбу дам! Рассказывай подробней!

– Так вон же их хибара!

Слева от дороги рядом с перекрестком стоял небольшой строительный балок. Буксируемый, на колесах. Дверь снаружи с мощной щеколдой, единственное оконце наглухо закрывает стальная ставня. Балок новенький, выкрашен в ярко‑синий цвет, крыша из желтого профнастила. Бытовка, никак.

– Ага, тяхают… Что‑то застоялся он тут. Ничего интересного внутри, струмент да спецуха, мы с пацанами проверили.

Еще бы… вы бы да не проверили!

Оказывается, в ведомстве Ковтонюка появилось подразделение дорожной службы, рьяно взявшееся за работу. Конечно, набрали туда новеньких да свеженьких, у них всегда азарт огромный… Отряд снабдили техникой.

– Колесный трактор у них есть, оранжевый! Красс‑си‑ивый! Быстро летает, я два раза ездил! – похвастался пацан. – Еще гусеничный лазит, но тот тяжелый, медленный. И каток такой, с большими колесами, который дорогу трамбует. Вот они и следят за всем, где подсыплют, где подровняют. И знаки долбашат, как дятлы!

Справа от грунтовки (хорошей, кстати, грунтовки, действительно следят за полотном дорожники, молодец Герман Янович) раскинулось огромное поле, разнотравье которого на востоке переходит в Болото – там начинаются бескрайние топи… Дикие места. Знакомые, тревожные.

– Здесь спокойно сейчас? – кивнул я в сторону. – Никто не набегает?

– Да кому оттуда набегать? Хищникам? Откель им там взяться, в болотинах? Уж и тут‑то ни медведей, ни волков не осталось, наши мужики охотятся на Дальних полянах.

– Да не, я не про то…

– Банды? Так зачистили все, проверили. За год вояки три рейда провели, последний два месяца назад. Самолет летает. Все Рыжего Саида ищут.

– И что?

– Куда там! Фиг им его найти. Знаешь, кто такой этот рыжий Саид?

– Кто?

– Пацаны говорят, что он невидимка! Колдун болотный!

– А ты болтун! Рассказывай по сути.

– Ну, че было – китайцы из Шанхая на Кордон приезжали, с разведкой, – продолжил Генка совсем взрослым голосом, рассудительно так, вдумчиво. – Тихие такие, прищуренные, лыбятся. Хотели они поставить тут несколько плантаций, теплиц длинных, почти напротив нашего поселка, ну, чуток подальше, за логом… Сотников сразу не разрешил, нагнал. Говорит, им только дай волю – потом напалмом придется…

– Зачем им здесь место под теплицы? – не сообразил я, разглядывая очередной дорожный знак.

Вот народ! И это ведь нами еще не найден основной Китай, тот, что с селективочкой. На Ганге китайцам свободы не дают, они там на подсобных. Из‑за этого?

– Так рынок сбыта же! Народу‑то уже много в анклаве! Дядька говорил, что они какой‑то особой химией землю удобряют, представляешь? По три урожая гребут. Отрава одна. А ты скажи – правда, что на американской Амазонке здоровенные бананы запросто так растут, в чистом поле?

– Правда. Бананов там хватает… А про химикаты дядька твой загнул, – усмехнулся я. – Где им эту особую химию взять, сам подумай? Каналом мешки доставлять? Дорого встанет. Самим сделать? Не тот уровень. Им до химии – как до Китая раком.

– Дядя сказал, что они могли большую локалку найти со своими же химикалиями.

Вот тут я задумался: чем черт не шутит. Мысль интересная. Оказывается, и Борусик иногда может что‑нибудь дельное выдать. Если такие локалки действительно начали появляться, то их нужно изымать нам, и в первую очередь. Химия в чужих руках опасна. Надо будет Монголу подсказать.

– Хорошо, что нагнал их Главный.

– А то! Дядь Кость, а вот, к примеру, ананасы на каких деревьях водятся? Ты видел там ананасы, чтоб росли задаром, как у нас шишки?

– Видел, Гена, и этого хватает в тех краях, целые поля… Только ананасы не на деревьях, а на земле растут, в больших таких кустах, колючих, сука, листья длинные, острые, как сабли. Помню, мы с Гоблином намаялись… Их, оказывается, не рвать надо, а откручивать, прикинь! Как пробку огромную, хвать руками – и крути вбок, ананас сразу отрывается. Богатые земли в Южной Америке… Вот шишек кедровых нет, эт да.

– Плохо жить без шишки, – покачал головой мальчишка. – И масло жмать можно скус‑сное, и мука из ореха добрая, как без этого? Бабка из кедровой муки такие лепешки печет с медом… А из ананаса какое масло?

– Барахло, – подтвердил я, и разговор на время стих.

Окультуренный дорожниками поворот на Белую Церковь я проехал не останавливаясь, на знак уже не обратил внимания. Обратил на двух молоденьких велосипедисток в белых платьях! Попки аппетитные, соблазнительные, девки педали крутят бодренько, ветерок платьица поднимает… Заслышав шум машины за спиной, красавицы не остановились, лишь прижались к обочине.

– Че засмотрелся‑то? Все расскажу Ольке, – лениво пообещал волосан, тут же сам уставившись на сладкое.

– Да не… что я, этого добра не бачил? – стыдливо заюлил я. Паразит маленький! Хватит ума, действительно ведь брякнет.

– Красивые. Я их на вечерних танцах в Белой видел.

Тут я обрадовался! Есть козырь!

– Так ты самовольно на танцы сбег? Пора отцу докладывать.

Генаша аж побледнел.

– Дядь Кость, ты не вздумай! Выпорет ить!

– Зато не будешь больше взрослых шантажировать, танцор диско, – деловито рассудил я и на осторожном обгоне коротко гуднул молодому женскому полу. Ишь ты, специальные передние багажники приделаны под легкие ружья! Слава те господи, тут все еще царят милые порядки!

Заморосил слабый и теплый весенний дождик.

Девки наверняка сейчас подоткнут подолы, чтобы не испачкать платья. Может, у Билли колесо сдулось? Может, нам срочно постоять надо? Нет, раскусит, сучонок. А я ничего! Вполне в интересе! Да и пельмешки таежные – они такие, лучший в мире афродизиак.

Не дождь, а сплошная радость. Вот на Амазонке… Как же они затрахали за зиму, дожди эти тропические! Если уж польет – так по‑взрослому. Вроде и земля тамошняя хорошо впитывает, и ручьи моментом воду в реку отводят, и буйная зелень из земли влагу тянет, как бешеная, да в атмосферу испаряет, но как‑то уж слишком бурно происходит этот вечный круговорот. Как говорит Потапов, истерично. Вот на русских землях всегда все в меру, все для людей. И дожди, и солнце, и жара есть, и холодок со снежком.

Лучшие земли для правильной жизни. И точка.

– Патрули так и ездят на участке?

– Угу‑м… Только оне теперь не на квадрах рассекают, а на джипе гоняют. Одном и реже: местность спокойная… От Дальнего Поста уже две машины катаются. Квадры на запад переправили, за Сену, в Евлаши и Березовое. На рубеж. Дядя говорит, что там шалят.

Шалят, елки‑палки! Я даже позавидовал. Вот где настоящая жизнь у парней! В тамошних лесах до сих пор бегают разношерстные банды, поселки до сих пор разобщены – у вояк и сталкеров всегда есть работа. И новости не кончаются. Недавно выяснилось, что на южной границе Гуляй‑Поля появились косовские цыгане, двенадцать мужчин как минимум. Откуда пришли, непонятно. Говорят, притащили с собой трехфунтовую пушку XIX века, стреляющую ядрами. О, сюжет!

Хорошо бы туда отправиться, интересно там.

Спокойно мы ехали недолго: скоро впереди в стене высоких деревьев появился просвет – грунтовка круто поворачивала вправо и почти сразу же накрывала маленьким мостиком темный лесной ручеек с чистейшей водой. Памятное место! Здесь мы в первом же сталкерском рейде встретили потеряшек – Лизу Казанцеву с дочкой Софией. Остановились соблюсти питьевой режим – святое дело в рейде, – осторожно спустились к воде, наполнили фляги, поднялись наверх и тут на дороге увидели их. Первые наши потеряшки, между прочим. Сколько же мы их потом вытащили, не сосчитать…

Вот времена были! Одни непонятки.

Куда попали? Чем заниматься, как заниматься? Никто этого не знал – ни Демченко, ни Сотников. Сталкеры‑хреналкеры… Что искать, какие приоритеты? Какие расклады на местности? Ни карты, ни данных! Все методики и практики сами нарабатывали, в честном трудовом поту. Жуть! Мечта! Вот именно это нам с Гобом и нравилось больше всего на Амазонке.

Стоп! А это что еще такое!

Похоже, приехали… Я осторожно остановил машину, и тут дождь как отрезало – стало слышно, как журчит ручей, глухо тарахтит двигатель старого джипа и чуть позвякивает глушитель: по приезде в Замок надо лезть в яму и смотреть.

Вышел из машины, шагнул вперед.

– Дядь Кость, ты че? – встревожился мальчишка, быстро поднимая «сайгу» и тоже выскакивая из машины.

– Нормально, Гена.

Тишина и тьма дикого леса уже не могла накрыть собой следов внешних вмешательств.

Трахома, оба подъезда к мосту, как и сам мост, были огорожены самыми настоящими дорожными отбойниками! Нет, конечно же не металлическими, металл, да еще в таких количествах, на Платформе по‑прежнему дефицит номер один, – будь они из железа, клянусь, я бы сразу отправился на борт «Клевера», захватив помещение в трюме… И ультимативно объявил бы властям анклава, что геройский комсталк Константин Лунев вылезет на свежий воздух только в Южной Америке, в родном Форт‑Россе, стоящем посреди диких земель. Такая избыточная цивилизация мне явно противопоказана, эти места уже не для сталкеров, а для бюргеров!

Отбойники были сделаны из толстых кедровых лесин, на подъездах напилены и смонтированы по радиусу, почти и не видно, что они не гнутые. После монтажа конструкцию тщательно и в несколько слоев покрасили в крупную черно‑белую косую полоску. Можно и за трубы принять. Мощная конструкция, качественная. Охренеть!

Да тут только по пьяни свалиться можно, скорости‑то сопливые! Может, шериф вскоре и права на управление автотранспортом введет?

Что‑то тоскливо мне стало.

Баста, конармейцы, прощай Первая конная, сдавай, бойцы, маузеры и шашки, получай костюмы в елочку и галстуки. Пошли регламенты, распорядки, правила ТБ, ненужная мелочная забота и защита от несуществующего дурака – неотъемлемые атрибуты высокого качества жизни и организации пространства.

Все правильно, все идет правильно, Кастет…

Люди хотят жить качественно, для того, собственно, все и делается, для того и работаем. Только не для всех такой покой красен. Что я несу… Это стресс, братва. Падла, скорее бы узнать задание!

Кого воровать, какой нарыв вскрывать?

Где это дьявольское средоточие зла и центр мировой гангрены?

Либо мировое Эльдорадо.

Очередным моим изумлением стали Черемушки.

Два новеньких трехэтажных дома‑двухподъездника стояли фасадами друг к другу. Между ними – детская площадка и волейбольная. Газоны разбиты, деревца высажены. Видны пешеходные дорожки. Блок гаражей, прилепившийся сбоку, завершает букву «П» перекладиной. И бассейн фасолиной, чума! Чаша пока пустая, видно, что сделали недавно. Ладно, водовод от речки кинуть несложно, расстояние плевое. Так ведь его обслуживать нужно будет кому‑то… Сначала я ничего не понял, потом вспомнил, что стариков в анклаве хватает, – найдется кому присмотреть.

Сразу за первым кварталом открывается уже расчищенная площадка под второй, скорее всего, точно такой же, – это уже целый микрорайон, находящийся в полукилометре от последних домов Посада! А поля где? Нет полей, в Зоне остались только большие сады и частные огороды, весь агропром окончательно перевели за реку и в поселки. Все произошло не за год, просто перед отъездом в Южную Америку ничего вокруг не замечал, глаза замылились.

– Чьи хоромы, Гена?

– В Черемушках – эти, как их… молодые специалисты живут!

– Какие такие специалисты? – попытался уточнить я.

– Дядь Кость, че пристал, я и сам не знаю, что это такое, просто люди так говорят, – пожал плечами пацан. – Специалисты, и все. Семейные. У них там унитазы есть, как в Медовом.

Нормальное молодым специалистам местечко для жилья выделили, зачетное, строители постарались на славу. Значит, Ковтонюк добился главного: у него уже есть генплан будущей территории. Несколько лет – и в долине встанет город, районы которого уже прорисовываются: Замок, Аэропорт, Посад, Черемушки… Городу потребуется название, «Россией» уже не обойдешься.

Ближе к Посаду начался большой вишневый сад, доставшийся нам по наследству. Посад проехал быстро – первым делом надо попасть в цитадель.

На большой оборудованной стоянке возле въездных ворот по разметке стояли девять машин – внутрь замка теперь впускают далеко не всякий автотранспорт, для свободного въезда в Замке места не хватит. Почти все машины знакомые – я на автотехнику всегда обращаю самое пристальное внимание, моя тема, – кроме трех. Это были пожарный ЗИЛ‑164, то есть автонасос ПМЗ‑18, и старенький грузовичок ЗИС‑21 с газогенератором. Особняком стояла легковушка ГАЗ‑М1, тоже с газогенератором, в зимнем камуфляже. Значит, притащили ее совсем недавно, еще не успели перекрасить.

Где такие раритеты добыли! Ух, сила! Хотел было поехать дальше, но тут же вышел из кабины, вновь заинтересовавшись увиденным. Присел, потрогал рукой, не веря своим глазам. Ничего себе дела… На армейском УАЗе резина восстановленная! Наваренная! Возрождение старых практик «от бедности», что‑то из времен моей самой ранней молодости – никогда не думал, что увижу такое вживую! Значит, Дугин запустил цех восстановления покрышек. Насколько это качественно? Присмотрелся. Не… Долго такие шины, конечно, не пробегают, облетит вся наварка, а вот как временное решение – самое то, это гораздо дешевле, чем таскать тяжеленную резину каналом.

Между прочим, все машины с госномерами. Выписал Уксусников каналом пачечку свежеотштампованных и навешивает. Это какой регион будет? Прикинув по цифре, решил, что Красноярский край. Точно, Главный с Уксусом про Сибирь не забудут и тут продвинут. Да все с нолями впереди! Трахома, я, значит, с дулей у носа остался, все блатные да красивые номера уже разобрали, что ли? Нет, братва, так надолго метрополию оставлять нельзя – слишком много ушлых развелось вокруг, на ходу подметки рвут… Предстоит важный разговор с шерифом: пусть не обижает ветерана.

Меня с малышом Билли через ворота пропустили без разговоров, узнав сразу. Да и Гоблин наверняка уже провел в Замке разъяснительную работу, напомнив, кто вернулся к родным пенатам.

Поставив джип на прикол под «нашим» навесом, я поднялся в пустые помещения замковой базы сталкеров. Как мной и предполагалось, группы на месте не было, парни Монгола с раннего утра всем составом свалили в рейд. Что ты будешь делать, с новенькими не познакомился… Что ж обломы‑то кругом? А вот Серегу Демченко встретил почти сразу – он машинку из окна столовки приметил! Обнялись, потолкались прямо во дворе крепости, да вот только и с ним поговорить не довелось: Демон спешил на какое‑то совещание к Сотникову, после которого настанет и наш черед появиться на ковре. Ладно, успеется, на чудильнике многих наших увижу.

– Мишка где‑то в мехмастерских, сказал, чтобы ты сразу с ним связался. Ладно, Костя, я побежал, думаю, часа полтора у вас точно есть… Вас по‑любому катапультируют, если что. Рация работает?

Я кивнул.

– Серый, ты тему знаешь?

Демченко сразу все понял, смутился, поморщился, явно злясь на самого себя, осторожно взял меня за плечо.

– Костян, лучше будет, если ты это там услышишь, просто поверь. Сразу такие хвосты вопросов возникают…

Да и черт с вами, конспираторы, дотерпим.

Зашел к девчатам в диспетчерскую, потом в столовую, заглянул в службы, приветствуя старых знакомых. Потом, ощущая себя среди делового кипения откровенным бездельником, подошел к «Оружейнику», сам не знаю зачем – наверное, что‑то новенькое захотел узреть. Уже прочитав написанное на бумажном объявлении, машинально толкнулся в тяжелую дверь с солидными запорами. Так и есть – магазин Милы закрыт «по техническим причинам». Жаль, вот уж где набрался бы новостей по маковку… Надпись под названием «Государственный оружейный магазин» мелкими буквами так и осталась, Сотников оружейную тему в частные руки так и не отдает.

Часа полтора, говоришь? Можно и по кофейку. Достал рацию.

Пш‑шш…

– «Гоблин» – «Кастету». Прием.

Сомов отозвался почти сразу.

– Командир, ты уже в Замке?

– Ага, прибыл, – хмуро сказал я. Что‑то настроение все хуже. Растет напряжение. – С Демоном сейчас поговорил на лету, полтора часа еще до приговора… Миха, ты поел?

– Ага. Но и повторить чего не отказался бы. Ты случайно свежих пирожков с Кордона не привез?

– Давай в кабаке засядем, – со стыдом перевел я стрелки. Лажуха, как не сообразил! – Я тоже сытый, только сейчас лишний раз пожрать не грех, а то у нас скоро язва будет.

Говорили мы вольно, на своей, сталкерской частоте.

– У меня уже две язвы, – подхватил Сомов, не сойдя с рельсов. – Значит, не привез фирменных пирогов, сволочь такая… Ладно, припомню. В «Две стрелы»? Там сегодня рыба, узнавал, что‑то неохота.

– Ну на фиг, лучше чего полегче. Давай в «Гавану».

– Принято. В «Гаване» пирожные душевные. Заварные, помнишь? Минут через десять буду, сейчас отсюда машина в Посад пойдет.

В кафе я пошел пешочком, решив, что надо размять ноги. Да и идти тут…

В самом популярном у молодежи кафе анклава меня тоже поджидали новации.

Раньше ведь как было? Соскучившиеся по цивилизации люди отрабатывали на все сто, стараясь воплотить в новой жизни все то, чего недоставало в старой. В том числе и в сервисе. Синтия, управляющая «Гаваной», набирала на должность официантов молодых ребят, и те работали как волы. Отличная возможность молодняку подзаработать нормальную трудовую копеечку. Стояли по углам, как часовые, и зырили. Не успеет клиент затушить в пепельнице сигарету, как они тут же подлетали и меняли. Серьезные, всегда собранные, счастливые.

Сейчас на лицах двух официанток – ненавистные мне социальные улыбки, появилась расслабленность, а вот прыть куда‑то исчезла – стоят себе у служебного стола, о чем‑то трут между собой, никуда не торопятся. Только айфонов в руках не хватает. Нормальная такая Европа.

Синтия меня сразу узнала, обрадовалась, засуетилась, усадила за VIP‑столик у окна с видом на выезд из долины, что несколько приподняло настроение. Заказ делать не спешил, решив дождаться напарника. Она ушла, а я откинулся на спинку и прикрыл глаза, стараясь не думать о предстоящем совещании.

Народу ни в зале, ни на веранде не было, поначалу все шло тихо, спокойно.

И тут в «Гавану» завалили трое молодых крепких парней в форме патруля – надо же, уже пошили! Эмблемы фирменные золотистые, кепи с надписями. Опять новенькие, опять не знаю. Да уж, потерял я за год картинку, в этом мире год равен десятилетию на Земле. Хорошо выглядите, ребята! Заметив мой саркастический взгляд, один из них зло впился в меня колючими серыми глазами.

Да ну тебя в задницу…

– Не гляди на меня так, юноша, не люблю, – объявил я наконец.

Троица переглянулась. Удивилась. Теперь уже шесть глаз буравили во мне дырки.

Зря вы так. Хоть и испытываю острое желание подраться, только вот… не до вас мне сейчас, мальчики.

– Что‑то борзый ты не по размерам, – пробасил самый здоровый из них.

А может, все‑таки подраться с молодняком? Самый лучший способ знакомства поросли с ветеранами Платформы. Будет много воспоминаний и разговоров.

– Извинись, – предложив самый благоразумный для них вариант, я откинулся назад еще глубже.

Тихо в зале.

Из трех вентиляторов, висевших в зале под потолком, крутился всего один, приводимый в действие энергией солнечных батарей, установленных на крыше заведения: хозяйка следит за экономией… Теперь вдруг стало слышно, как работают подшипники. Улыбчивые официантки тут же смылись, за начальством побежали.

– Опа! – делано удивился патрульный. – А то че будет, борзый? Может, тебе еще и полы в хате помыть?

– Надо будет, и полы помоешь, и стены вылижешь, – спокойно пообещал я. – Все внутренние стены замка, на два раза.

В зал выскочила встревоженная Синтия и торопливо побежала вокруг длинной барной стойки, отлично представляя, что тут сейчас может произойти. Даже жаль, но она ничего не успела сказать.

Потому что, как говорится, двери с шумом отворились – так всегда бывает, когда он куда‑нибудь входит, – и в зале возник Гоблин. Мишке на оценку подобных ситуаций никогда не требуется больше двух наносекунд.

– Кастет, ты сразу выстрели одному из них в голову, и все дела, – пробасил он от дверей. – Сотников простит, ему проще новых бычков набрать, еще спасибо за селекцию скажет. Синтия, родная, пирожных хочу! Много!

Троица замерла. Гоблина они уже явно знали.

– Вы – Кастет? – наконец вымолвил самый низкорослый. И самый умный – это вообще почти правило, по себе знаю.

– Ага! Ха‑ха! – заржал Гоб. – Испугались! В музей надо чаще ходить, бойцы, будете знать героев анклава в лицо!

Умный сделал шаг вперед.

– Парни, мы реально извиняемся… Надо же, Кастет! Черт, не думал, что познакомимся с вами так глупо… столько слышали… Не, Гоблин, мы проставимся, наш косяк!

– Да ладно, – махнул я рукой. – Проехали, я без претензий. Готовиться надо, мальчики. Сталкеры видных людей всех анклавов сразу на фейс пробивают, есть целая галерея портретов, учим, освежаем в памяти. А вы ленитесь. Начальству вашему доложу.

– Ребята, вы идите пока, погуляйте, – тихо посоветовала им управляющая – и те сразу послушались.

Синтия покачала головой, глядя патрульным вслед, и сказала:

– Ох, мужчины, мужчины… Какие вы… как это будет по‑русски? Гоношистые! Костя, не дуйся, я тут с вами посижу. Соскучилась по настоящим мужикам, вечно все в разъездах. Даже Гриша Гонта чаще в Берлине бывает, чем здесь, Мила уже к Сотникову ходила, представляете? Лиза! Света! Большую тарелку с заварными пирожными и три кофе! Быстро! Мой и два американо, они такой любят!

Эт да, мы по‑простому, не баре.

Присев рядом с Михаилом, она ласково приобняла кабана за как бы талию. Ага… Знаю я, по каким ты мужикам соскучилась. По Гоблину конкретно! По нем в зоне каждая вторая женщина скучает. Не девчата молоденькие, а те, кто, скажем так, чуть помудрей и уже знают, что есть такие, «на лицо ужасные, добрые внутри». Еще бы, один из последних неженатых Рыцарей Круглого Стола! Холостой отец‑основатель, между прочим, герой фронтира. Сомов тут же слегонца подтаял.

– Совещания ждете, комсталк?

Я еле слышно скрипнул зубами.

Интересно, что она ответит, если я спрошу: известна ли ей зона выброски?

Нас дернули по рации минут через сорок.

Нукер, смуглый крепыш, представившийся Игорем, проводил наверх. За неплотно прикрытыми дверьми зала слышались голоса. Пауза. Опять кто‑то начал говорить… Текущее совещание еще шло, скорее всего, диспетчера просто поторопились, вызвали группу раньше времени.

– Придется подождать немного, – виновато пояснил телохранитель‑посыльный. – Можно у меня, там удобно, или внизу?

– Может, к радистам поднимемся? – предложил я напарнику.

– Юрка наверняка здесь сидит, а нам че с молодняком толкаться? Ничего, боец, мы и тут постоим, не чужие. – Гоблин тяжело хлопнул его по плечу. – Послушаем с краю, что у вас за базары теперь в ходу. Ты же не будешь против?

– Да стойте, слушайте, – сказал парень несколько нервно.

Я прислушался. Докладывал Демченко, он уже заканчивал.

– И наконец, о Большом Призе из Гуляй‑Поля…. Многие знают, что последний рейд, проведенный группой Бикмеева, оказался поистине уникальным. Ну я и сам с ними ходил, полученная от жителей Евлашей информация была такова, что нужно было проверить на месте.

– Не все знают, Сергей, – сказал кто‑то в зале, не опознал конкретно.

– Хорошо, расскажу подробней. Коротко так: на одном из участков, там горный хребет почти примыкает к Сене, севернее Березового на пятьдесят три километра, один охотник из Евлашей нашел в лесу несколько узкоколейных рельсов в пачке. Лежали прямо в зарослях! Он поначалу даже не понял, что перед ним лежит, обалдел парень! Ну, по наводке в район была срочно катапультирована группа сталкеров Монгола. Местность сложная, труднопроходимая, с хищниками все в порядке, поэтому никто туда не забредает… И вот…

– Сережа, немного академичней, – мягко прервал его Сотников. – Не статью пишешь.

Мы с Гобом переглянулись: до сих пор учит!

– Хорошо, Алексей Александрович. Потому, собственно, данный стратегический ресурс оказался скрыт от испанцев, да и французы при прочесывании русла Сены ничего не заметили… Итак. Сталкерами была обнаружена узкоколейная железная дорога длиной около полукилометра, разъезд, два семафора и ручная дрезина на путях. Согласно подсчетам, ровно сто двадцать восьмиметровых рельсов и два стрелочных перевода.

– Ну вот, – довольно прищурился Главный.

Вот что значит бзик! Спит и видит, как строит железную дорогу! Никаких шуточек, все только серьезно. Демченко достал тетрадку: раз академичней, тогда читать будем. Сотников опять кивнул.

– На переезде стояли два шлагбаума и темно‑коричневая будочка смотрителя с поленницей дров под навесом. Возле будки – семидесятипятисильный локомобиль П‑75 Людиновского завода и прицепная полевая кухня КП2‑48… Внутри будочки – полный комплект, все нужное для работы. На столе у окна лежали красный и желтый флажки в жестком брезентовом чехле. На полке справа – фонарь «летучая мышь», большой железный чайник, три алюминиевые кружки, миски, ложки, даже соль, чай и сахар в жестяных коробках… Секунду! Ага! Одна табуретка под столом, на другой – оцинкованное ведро с крышкой. В правом углу у входа – железная печка, рядом топор, кирка, лопаты – штыковая и совковая, лом. Выше, на стене – бугельная финская пила. Такое впечатление, что в связи с ремонтом путей работники разъезда просто уехали на выходной в ближайшую деревню… Под висящей у двери плащ‑палаткой была найдена винтовка Мосина, брезентовый пояс с двумя полными подсумками и пустой фляжкой. В подсумках шесть обойм. По левой стене – дощатые нары, внизу канистра с керосином. На нарах я нашел пехотный нагрудный девяностопатронный патронташ‑бандольер к трехлинейке, полный. В общем, только еды не было. По всему полу – очень тонкий слой пыли. Очевидно, что объект Смотрящие переместили совсем недавно, еще и это обстоятельство спасло ресурс от преждевременного обнаружения и разграбления местными. Все у меня! Теперь надо срочно решать вопрос по вывозу, тут Евгений Иванович лучше меня расскажет.

– В принципе схема известная, хорошо отработанная, – начал Дугин, кивнув предыдущему докладчику.

Все‑таки как был Демченко журналистом, так журналистом и останется на всю жизнь. Не может без красочных подробностей, ярких деталей. А я не могу это слушать! Заревновал. Прикиньте! Развернулся и бодро зашлепал вниз, на улицу.

Вот люди сработали, ай, Монгол, ай, молодчага! А Демченко‑то не удержался, тоже рванул, вспомнил молодость! Господи, вы нас куда‑нибудь отправьте наконец!

А на улице был дождик, приличный, вполне летний.

Постояв минут пять под крыльцом входа, я успокоился и вернулся в донжон.

Не буду больше подслушивать, одно расстройство. Да и плохо информация усваивается, не о том сейчас мысли. Однако речи Гоблина на лестничной клетке были еще хуже.

– Значтак, пацан, впитывай, пока дядя жив… Все, что ты говоришь, – туфта! Я тебе щас по памяти требования выжму… Боевой нож должен обеспечивать: поражение в ближнем бою противника, одетого в зимний бушлат; разрезание парашютных полотнищ и капроновых нитей – не менее пятидесяти резов без дополнительной заточки; строгание и рубку сырой березовой ветки диаметром до двадцати пяти миллиметров; чистку сырого картофеля, изготовление укрытий из плотного снега, разделку туш животных; использование его в качестве точки опоры или страховки при провале в полынью или при перемещении по сложному рельефу местности, при этом усилие на излом (нагрузка приложена к середине рукояти при глухой заделке клинка) должно составлять не менее сотни килограммов; использование в качестве рычага с нагрузкой не более тридцати кэгэ – к середине рукояти при закреплении клинка на пятьдесят миллиметров; использование в качестве метательного оружия; использование навершия в качестве молотка и для раздробления костей животных…

Уж лучше подслушивать! Я опять подошел к двери.

Теперь из щели доносился звонкий голос начальника погранотряда Игоря Фокина. Ага, что‑то по канадцам докладывает.

– …Таким образом, единственный реальный внутренний конфликт в канадском анклаве был связан с традиционным квебекским сепаратизмом. В Квебек в приличном количестве попали как раз франкоговорящие канадцы, а в центральной и южной части поселились англоговорящие, к ним же позже примкнули и грузины. Среди квебекцев много сторонников выхода из состава Канады, последствия чего проявились и здесь. По инициативе горожан в анклаве дважды проводили референдумы по отделению, ничего из этого не вышло. В общем, они еще в начале освоения конкретно достали остальную часть страны. Однако управляющая верхушка замка, имеющая доступ к каналу, тоже англоязычная, власть они держат крепко, и по этой причине квебекцам в свое время не удалось наладить более тесных связей с Нотр‑Дамом. На сегодняшний день конфликт притушен… Однако у канадцев, похоже, вызревает конфликт с испанцами. По непроверенным данным, франкоговорящие квебекцы недавно попробовали проверить Мадрид на прочность.

– Конкретно? – уточнил Главный.

– Группа авантюристов решила отбить у испанцев паровой баркас, на котором те постоянно ловят рыбу вдоль побережья. Не получилось. Испанцы сбросили сеть прямо в бухте и начали спешно уходить к замку, но парусная шхуна нападавших была быстрее и потихоньку их догоняла. Испанцы вызвали по рации подмогу, вскоре подоспел второй баркас, и рыбаки совместно отогнали канадцев картечным огнем двух легких пушек. Повторяю, все это больше похоже на слухи, информация неточная, над этим мы сейчас работаем. Реальная картина может быть сильно искажена. Однако нота протеста была, это установленный факт.

А ниче так Фокус разведработу по направлению проводит! Уже и агентура имеется.

Тем временем Гоблину, как это часто бывает, «базары» оказались решительно неинтересны, так как длились больше десяти минут. Он перед нукером просто место себе определял достойное, в его понимании. Инстинктивно, по привычке. Заметив на поясе Игоря традиционный для нукеров нож кинжального типа, он прямо тут начал показывать парню переводы и перехваты.

Фокин продолжал:

– Далее. В южной части канадского анклава оказалось много попаданцев из провинции Британская Колумбия, потому южный городок и назвали Принс‑Руперт. Жители именно этого поселка выступили инициаторами торгового договора с Россией. В населении городка высока доля азиатского состава Ванкувера, попавшего под перенос в другой мир: несколько китайцев, есть индусы‑сикхи, филиппинцы, вьетнамцы и корейцы. Мэр Принс‑Руперта, узнав про открытие Шанхая, Нью‑Дели, Манилы, сообщил об этом остальным жителям своей территории, люди с азиатскими корнями немедленно начали давить на центральные власти анклава, чтобы те открыли границу с русскими и они могли получить возможность посещать другие анклавы, начать бизнес. Особую роль в установлении контактов отныне играет и владелец единственного многопрофильного магазина в Принс‑Руперте, он там в авторитете. Это русский, эмигрировал в Канаду из Москвы в конце лихих девяностых, попал в канадский анклав из Ванкувера… Я поддерживаю с ним личный контакт, большего сказать не могу – закрытая информация. Сейчас правительством Квебека решается вопрос окончательного открытия границы, думаю, это вопрос двух месяцев, не больше. Уверен, Алексей Александрович, что они первыми выйдут на вас с конкретными предложениями. Разрешите закончить, у меня все.

– Спасибо, капитан, садитесь, – прозвучал довольный голос Сотникова. – Вопросы к погранслужбе у присутствующих есть? Только по канадскому вопросу?

– У меня есть.

Это кто? Что‑то не узнал.

– Давайте, Закир Мухамедович.

А, это же староста Медового, Закирка Албасов. Что‑то голос у него хрипловат, раньше позвонче был, курит, что ли?

– Я по поводу анкет на таможне. Зачем моему торговому представителю каждый раз заполнять анкеты при пересечении границы? Мутота одна, всегда одно и то же, в командировку отправляются постоянно работающие специалисты.

– Это по Канаде вопрос? – уточнил Сотников.

– Так точно! – грохнул стул, Фокин встал с места. – Анкеты пока останутся, товарищи. Это же единственный документ, требующий заполнения, самый минимум, что тут сложного, что муторного? У людей меняются фамилии, место проживания, дети рождаются… Должности, в конце концов! Порядок есть порядок, останутся пока анкеты. До решения открытия границы.

Главный кхекнул, стукнул ладонью по столу. У него справа всегда лежит толстая кожаная папка с документами, по ней и шлепает ладонью, не спутаешь.

– Граница говорит, что так пока надо, Закир. Закрыта тема.

Люди заворчали. Наверное, главы поселений недовольство выражают.

– Костоеву, значит, можно, а остальным нельзя, – пробурчал Албасов, имея в виду старосту Южного Форта.

– Ему можно, это приграничная торговля, – спокойно ответил Сотников. – Тихо, Самед, сиди! Закир, а ты переселяйся поближе к госгранице, под бок к тамошним павианам, и тоже будешь без таможни ходить, никаких анкет, один фейсконтроль. Что вы как маленькие… Сказали же, вопрос скоро решится!

Знал я, что вся эта круговерть в полумраке с холодным оружием в шаловливых ручонках напарника добром не кончится, так оно и вышло: Гоблин наконец‑то выпустил кинжал из рук, клинок удачно полетел ему прямо в ступню, Сомов вовремя дрыгнул ногой и смачно влепил конечностью в каменную стену донжона. Я участливо поморщился, представляя, что он сейчас испытывает… Ну клоун!

Да так тебе и надо, черт неуемный!

– А‑а! Глядь ты, подлая, хрень железная, сука‑рот‑компот! – заревел Сомов. И продолжил дальше по всему списку русского мата. Громким басом.

В зале мгновенно стало тихо. Потом раздались смешки, тут же кто‑то откомментировал, народ засмеялся громче. Наконец раздался голос Сотникова:

– А кто это там за дверьми гремит, а? Узнаю знакомый голос! Не дело, когда герои дальних рубежей стоят под дверью, парни, входите сюда!

Я зло толкнул Мишку локтем в бок. Что тут делать, пришлось нам лебедями вплывать в душную атмосферу заканчивающегося совещания, чувствуя себя провинциальными артистами‑первогодками. Все смотрели на героев и хихикали, впрочем, вполне радостно. Елки‑палки, народу‑то сколько кругом! И все знакомые лица. Сотников вышел из‑за стола, обнял обоих, крепко пожав лапы. Остальные тоже начали привставать, разворачиваться на стульях, желая поприветствовать.

– Так! Спокойней, успеете еще, теперь не убегут! – Главный поспешил навести порядок. – Понимаю, что все устали, скоро будет перерыв, все поздороваетесь… Парни, садитесь быстрей. Евгений Иванович, прошу вас, продолжайте.

Дугин опять встал.

– Мне нужно всего две минуты…

Мы торопливо присели рядом с Демченко и Юркой.

– В перерыв сразу ко мне поднимаемся, – прошептал Вотяков. – Кофейку глотнем.

Я промолчал, безнадежно кивнув.

Трахома, скоро опухну от этих ваших кофеев. И тогда, опухший от злого нетерпения, кого‑нибудь убью.