Начало. Зона высадки. Первые впечатления

Кратковременное отключение сознания все же было.

Даже не отключение, а резкий бросок в темноту, провал на один миг, антивспышка. Настолько короткая, что напряженные мышцы ног не успели обрадоваться вольнице – колени не подогнулись. Не подогнулись, но задрожали. А ведь ждали этого, настраивались! В глазах от центра к периферии быстро расходилась чуть зернистая серая муть. Моргнул раз, другой – чисто, вижу.

– Норма внутря, – произнес рядом хриплый голос.

– Ага, – ответил я, доставая счетчик Гейгера. – Таймеры.

Живы. Стоим. Приехали. Наручные часы по команде начали обратный отсчет.

Тихо. Прохладно. Влажно. Свет есть, но его мало. Мы замерли на черном круге панели переноса, словно две статуи. Неподвижные, таков был уговор, торопиться не надо – все сенсоры организма работают, как бешеные, собирая первые данные для настройки внутренней системы жизнеобеспечения.

Так, ребята, это не сарай, это дом.

Заброшенный дом с разобранной внутрянкой. Нежилой – похоже, здесь размещалось заведение или учреждение. На стенах – остатки паскудного вида современной облицовки, под которой проглядывает куда как более старая фактура кладки стен. Строение, скорее всего, двухэтажное – половина перекрытий отсуствует. Может, дом и повыше будет, с этой точки не понять. Печь целая, даже не печь, а огромный камин, правда, позже перестроенный, осовремененный. Небольшое здание в плане представляет собой крест. Два входа. Обкаркасили помещение не так уж и давно.

– Россия, – констатировал Гоблин.

Не факт. Хотя чуйка говорит то же самое. Я не архитектор и не ценитель старины, далеко не краевед и не музейный работник – откуда мне знать особые приметы родного кирпичного зодчества? И все равно отчего‑то сразу чувствуешь родное.

Запах сыроватый, чуть затхлый, не больше. Так пахнет плесень в старых подвалах. Гнили не чувствую, трупного смрада тоже. При разложении живой плоти происходит выделение гнилостных газов, в состав которых входят меркаптан, метан, аммиак и углекислый газ. Специфический запах разложения объясняется присутствием именно меркаптана.

Есть дымные нотки пожара. Точнее, пожарища, свежий дым пахнет совсем иначе.

Страшно? Страшно, ребята. Кстати, а что нам дядька Гейгер говорит? Посмотрел. Радиационный фон обычный, господи, как же это хорошо! Вариант «Сразу скачем назад», похоже, отпадает.

– Гоб, не щелкает.

– Принял, командир. Ух, отлить бы… Поджало что‑то. Спрыгиваем?

– Ну да, ты же перед стартом не мог сходить!

– Неожиданно поджало, Костя, сам удивляюсь! Ну че?

Это точно первый этаж? Почти точно, ходов вниз не видно. Если так, то окна первого этажа заколочены, почти все. Дневной свет проникает через оконные проемы второго этажа, в которых вовсе нет рам. Виден кусочек мира – несколько блеклая зелень высоких деревьев и серое земное небо, точнее, серый фон: ни высоты облачности нельзя определить, ни типа облаков. Хорошо, если тут будут облака, обычные, мрачные, дождевые. Плохо – если серый фон, размытый в высоте, абстрактный, призрачный. Совсем плохо, если красноватый. Именно так, несколько мутно, выразился профессор в одном из напутствий. А их мы наслушались за три последних дня бесконечных нервотрепок… Мама не горюй!

Рядом с круглой панелью на большом фрагменте земляного пола, обнажившегося после воровской разборки деревянного настила, составлены штабелем большие деревянные ящики, на вид пустые. Кто‑то тару собрал да не вывез. В России такие ящики бесхозными не валяются: несколько штук набрал – и можно построить стену сарая. Имеющихся хватит не на стену, а на целую сарайку. Рядом лежат еще какие‑то дрова. Вдоль одной из стен стоит какое‑то сломанное оборудование, похоже, торговое… Парочка офисных столов и в то же время несколько барных стульев. Ресторан тут был, что ли?

Интересно: припорошенный пылью и растительным мусором трехметровый черный монолит на полу, установленный Смотрящими совсем недавно, среди этой разрухи смотрится вполне органично, словно фундамент какого‑то оборудования.

– Тихо сходим, медленно. Давай опустошайся быстрей, и садимся, слушаем.

Медики так велели, строго‑настрого. Неизвестно, как отреагирует организм на перенос. Потому надо дождаться возможной реакции, осторожно, без азарта. Если она будет, конечно, реакция эта. Заструилось в стороне! Ничегосик себе насосик! Он что, сутки по малой нужде не ходил? Вот трахома, так ведь и меня, оказывается, подпирает, что за фокусы, я‑то точно все предусмотрел, процедуру перед стартом выполнил! Вот она, реакция номер один: ураганный всплеск обмена веществ, организм напрягался не на шутку. Наконец мы сели, спиной к спине, видим все пространство. Лицо горит, сука… А ведь прохладно вокруг, даже холодно! Снял с руки японские часы с метеостанцией: альтиметр, термометр, барограф пишет суточный график давления, каждые два часа – отметка. Положил часы на деревяшку: пусть датчик остынет, схватит правду.