Полезное:
Как сделать разговор полезным и приятным
Как сделать объемную звезду своими руками
Как сделать то, что делать не хочется?
Как сделать погремушку
Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами
Как сделать идею коммерческой
Как сделать хорошую растяжку ног?
Как сделать наш разум здоровым?
Как сделать, чтобы люди обманывали меньше
Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили?
Как сделать лучше себе и другим людям
Как сделать свидание интересным?
Категории:
АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Звонари
Обещал дяденька приехать в субботу к вечеру, чтобы вместе потом разговляться, да разлив удержал, и поспел он только к четвертому дню праздника. Приехал веселый. Дом куропеевский встретил его радостно. Все двенадцать окон, что выходили на соборную площадь, сверкали на солнце свежевымытыми стеклами, звенели, отражая колокольный звон, и празднично сквозили на них синеподкрахмаленные занавески. Забрал свои кульки, вылез из тарантаса. Дернул за звонок. Еще и еще. Что‑то долго не отпирали. Высунулась девка, какая‑то точно одурелая. – Ась? – Не ась, а здравствуйте. – Ась? – Ваши‑то дома? – Ась? Дома, дома. Пройдите в зальце. Дяденька расчесал бороду. Вошел. Навстречу ему выплыла сестрица Анна Егоровна с Нюточкой. У обеих уши завязаны, и из повязки вата торчит. – Здравствуй, голубчик… – чмок‑чмок, – воистину… Ась? Чего долго не ехал? Что? Чего? – Да что вы – распростудились тут все, что ли? – Чего? Ты громче говори. Да пойдем на ту сторону, ко мне в спаленку. Там все‑таки легче. – А сам‑то где? – спрашивал дяденька. Но Анна Егоровна только щурилась, жмурилась и вела его по комнатам. Нюточка за ними. Пришли в спаленку. Анна Егоровна развязала платок, вынула из ушей вату и паклю. – О‑ох! О‑ох! Сам‑то под периной, и две подушки сверху навалены. Иди, Нюточка. Растолкай папеньку. – И где вас тут угораздило простудиться‑то? – О‑ох! О‑ох! И не простужены мы, а звон нас донял. Четверо суток с утра до вечера гудет! Везде на Святой любителям звонить разрешается, ну эдакого, как в нашем городе, – нигде нет. Сапожник Егоров и трубочист Гвоздев. Один гудит, другой очереди ждет. И как у них головы не треснут! Житья от них нет, хоть из дому беги! Вышел хозяин. – Христос воскрес! Да вот, братец, беда какая! И куда денешься? Не в трактире же мне, семейному человеку, сидеть прикажешь! Оглохли, как есть оглохли! – А ты бы с ними поговорил, со звонарями‑то с этими… Либо нажаловался бы куда. – Да кому нажалуешься‑то? Это их право. Я их, безобразников‑то, уж два раза призывал. Раз по двугривенному дал, другой по полтиннику, чтобы передохнуть дали. – Ну и что же? – Ну и ничего. За двугривенный полчасика, действительно, помолчали, а за полтинник так будто назло еще громче растрезвонились. Мы Глашку к ним посылали. Так они ей велели сказать, что меньше как за восемь гривен и разговаривать не станут. Нам, говорят, не расчет. Мы, говорят, время упустим, а там опять жди целый год. Дяденька подумал, почесал в бороде, усмехнулся и говорит: – Неправильно вы за дело принялись, оттого у вас так и получается. Они – народ коммерческий, смекалистый. Вы ведь что? Вы, покупатели, тишину от них купить хотите. Вот они вам цену и нагоняют. Полтинник, восемь гривен. А там, глядишь, как насядут хорошенько, так и по целковому отвалите. Неправильно вы дело поставили. – А как же быть‑то? – Не тишину от них покупать надо, а звон… – Да куда его, батюшка, помилосердствуй! И без того… – Ничего вы не понимаете. Я вам за полтинник спокой куплю. Глашка! Зови сюда звонарей. Через десять минут звонари стояли в прихожей. С черным носом Гвоздев. С красным – Егоров. Дяденька вышел к ним. – Здорово, ребята! Это вы так расчудесно трезвоните? Оба носа, и черный, и красный, обиженно фыркнули. – Что же, что трезвоним? – Мы в своих правах… – Где ни доведись… – И везде разрешено, а у вас вдруг не смей. – И нигде этого не видано… – Да что вы, братцы? – удивился дяденька. – Я вас что‑то не пойму. Я вас поблагодарить позвал, потому как по соседству звоном вашим пользуюсь. Глаш‑ка‑а! Принеси водочки, звонарей наших любезных попотчевать. Люблю я, братцы, смерть люблю хороший благовест! Ну и звоните же вы, прямо как по нотам! Заслушаешься! Я и нашим говорю, что это, мол, вас только сначала так укачало, а вы, говорю, вслушайтесь как следует, так еще спасибо скажете. А что ж бы вы думали – сегодня сестрица‑то говорит, – а и правда приятно звонят. А Гаврила Петрович так приказал завтра с утра окна раскрыть. Мне, говорит, особливо утром приятно. Черный и красный носы засопели смущенно. – Пусть дадут рупь, – хрюкнул черный, – за рупь могу и совсем бросить. – Ежели по рублю… – просипел красный. Дяденька удивился. – Да что вы, голубчики, за что обижаете? Я вон в прошлом году пять целковых предлагал, охотника искал у себя в Мамадыше, чтобы хорошо звонил. Не нашлось. Тренькали, да без всякого ладу. Я, братцы, вам каждому полагаю по двугривенному в день. Звоните. Только чтобы как следует. Как один, значит, отзвонил, так другой сразу за веревку. Я не жмот, а денег даром платить не люблю. Красный нос хлюпнул. Черный поскоблился коричневым ногтем. – Не маловато ли будет, ваша милость? – Поищите, кто вам больше даст. – Обидно! А когда начинать‑то? – Сегодня и начинайте. За полдня получите по гривеннику. – Ишь, какой ловкий! Мы теперь уставши, все утро звонили, хоть по пятиалтынному дай. – Я, братцы, тоже деньги‑то не сам печатаю. Не хотите, не надо. Наше вам с кисточкой. Дяденька повернулся и вышел. Весь вечер была тишина. Куропеевы благодушествовали. Раскупорили уши, заказали пирог с налимом. Утром начался благовест. Но к трем часам неожиданно прекратился, звонари явились для переговоров. – Воля твоя, обижаешь ты нас. Над нами вон и ребята смеются. За двугривенный работай для него весь день! – Что ж, братцы, так договаривались. – Темного человека обойти легко. – Попробовал бы сам, коли так просто. – Всю головушку за день‑то разломит… – Рука онемеет. – Сказано – двугривенный. Не хотите – не надо. – Эдак обижать. – Ушли. Тишина. Благодать. – Чего это и другие‑то никто не звонит? Вечером под колокольней завопили голоса. Драка. Это звонари, сторожившие колокольню, вздули какого‑то любителя, хотевшего позвонить. Никого не пускали. – Живоглотову душу радовать не дадим. Дежурили четыре дня с утра до позднего вечера. Никого не пустили и сами не звонили. Когда дяденька уезжал восвояси, оба звонаря – и Егоров, и Гвоздев – подошли к крыльцу, подбоченившись. – Что? Купил дешево? Повеселил душеньку? – Что поделаешь, ребята, – подмигивал дяденька провожавшим хозяевам. – Ничего не попишешь! Надо бы мне сразу согласиться, а я вон поскупился, а потом заупрямился. Ну, сам себя, значит, наказал. На будущий год приеду, тогда сговоримся. Не поминайте лихом!
|