Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






ТРУЖЕНИК 2 page





– Ну, ты понял? – сказал вдруг Щербатин, толкнув меня в бок. – Все очень просто. Мы на общих условиях ишачим четыре года на рудниках и получаем что‑то вроде вида на жительство. А дальше уже карабкаемся, кто как может.

Я посмотрел на него, кажется, с испугом.

– Каких еще рудниках?

– Ну, это я для примера. Может, и не рудники…

– Какие еще рудники?

– Тебя что, заклинило?

– Какие к черту рудники?! – успокаивающие брызги, похоже, переставали действовать. Я снова заводился.

– Ну тебя к лешему, – разозлился Щербатин. – Псих.

– …Правила поведения в зоне отдыха запрещают вам покидать ее территорию и проникать в женскую половину, – слышался голос докладчицы. – Вы сможете не только отдохнуть, но и увидеть прямые трансляции из красивейших мест…

– Все! – Я встал. – Выводи меня отсюда, Щербатин. Не могу больше слушать этот бред.

– Ага, писать бред ты можешь, а слушать…

– Хватит! Сам затащил меня на этот съезд сумасшедших, сам и вытаскивай. Показывай, где здесь выход.

– Выход куда? – Щербатин изобразил наивную улыбку.

– Просто выход. Мне пора домой. Хватит.

– Домой… – Он вздохнул. Развел руками. – Беня, а до дома сотни световых лет. Куда ж ты пойдешь?

– Каких еще световых лет? Что ты городишь?

– Да‑да. А кроме того, там прошло уже лет восемьдесят, пока нас сюда везли. И это без учета всяких там эффектов‑парадоксов.

– Лет восемьдесят… – У меня вырвался нервический смешок. – А я где был?

– Ты был в состоянии полного обезвоживания.

– Какого еще обезвоживания? Зачем?

– Для компактности. В обезвоженном состоянии человеческое тело можно упаковать в коробку из‑под торта. Транспорт – он не резиновый, а желающих много.

Я сел. Вернее, просто ноги подкосились. Я вдруг вспомнил комнату с маленькими головастыми существами. Выходит, это засушенные люди?

– Щербатин, хватит меня доводить. И так уже…

– Нет, это тебе хватит! – неожиданно разозлился Щербатин. – Кто мне обещал не ныть? Кто говорил, что не передумает? Про дом забудь, мы в другой галактике.

– О‑ох… – Я схватился за голову.

– Теперь можно пройти в зону отдыха… – услышал я голос женщины‑докладчицы, и доходяги вокруг нас очень резко повскакивали и побежали к дверям. – Не сворачивайте с желтой линии.

– Пошли, – энергично подогнал меня Щербатин.

Нас уже несла толпа. Вокруг словно бушевало море – серое, безликое, голодное. «Нулевое холо». Я – человек‑нуль. Вокруг – тысячи таких же нулей. И все вместе мы – один большой шумный нуль.

– Куда все рвутся, Щербатин? – подал голос я. – Начинается раздача завтрака?

– Начинается раздача рабочих мест. – Щербатин, кажется, был зол на меня. – И все это знают, уже выяснили. Все, кроме тебя, – почему? Неужели ты такой валенок?

– Да, я такой.

– Соболезную. Тогда можешь не торопиться и вообще не вставать в очередь. Достанется отбивать шлак в подземных печах или выгребать какую‑нибудь химическую дрянь. Получишь свое первое холо – зато угробишь здоровье. Мозги‑то ты давно уже угробил…

 

* * *

 

Зона отдыха представляла собой очень обширное пространство, огороженное забором метров в шесть высотой. Внутри – деревья, скамеечки, травка. Кое‑где в траве белели использованные одноразовые носки.

Никто, однако, не разглядывал травку, все рвались к маленьким окошечкам в стенах. Царил полный кавардак, многие пробивали путь к окошечкам локтями и кулаками. Впрочем, через какое‑то время из толпы начали вырастать хвосты очередей, однако у стены все еще бился серый человеческий прибой.

– Ну, вот… – пробормотал Щербатин. – Теперь стоим.

Перед нами колыхалось еще человек двести пятьдесят, а то и больше. И я бы не сказал, что очередь двигалась очень энергично. Мы несколько минут простояли, и я лишь переступил с ноги на ногу. Я чувствовал, что и Щербатин начал нервничать.

– Утешает одно – мы не последние, – с оптимизмом сказал он.

В самом деле, за нами уже выстроился длинный хвост, и он то и дело прирастал. Тут вдруг на стенах зажглось несколько больших экранов, и нам начали показывать обещанные «прямые трансляции».

Изображение было слишком бледным и нечетким. Мне удавалось разглядеть то какие‑то дома‑башни, то морские волны, на которых катались изогнутые лодочки, то дороги, по которым мчались машины. Никакая это была, конечно, не трансляция. Больше всего походило на плохонький рекламный ролик для туристов.

– Щербатин, – тихо позвал я. – Погляди: вон к тому окошечку всего несколько человек.

– Я знаю, – кивнул он. – Это вербовочный пункт военного ведомства. Некоторые соглашаются – там можно заработать третье холо всего за четыре‑пять периодов.

И, заметив мой вопросительный взгляд, он потряс головой.

– Нет, Беня, нам туда не надо. Там война.

– А куда нам надо, Щербатин?

– Посмотрим, что предложат. Подожди‑ка…

Он отошел и поймал какого‑то доходягу, который с очень довольным видом выбирался из толпы. Похоже, ему в числе первых удалось пробиться к заветному окошечку.

Они несколько минут разговаривали, я не расслышал ни слова. Наконец Щербатин вернулся.

– Ничего особенного, конечно… – Он развел руками. – Экваториальные плантации, прокладка дорог, шахты, уборка отходов. И все у черта на куличках. Ладно, подберем что‑нибудь по вкусу. Главное, чтоб не надолго там задержаться.

– А дальше? – безучастно спросил я.

– А дальше – первое холо.

– И что?

– Ты так ничего и не понял? Первое холо – это все равно что московская прописка для жителя какой‑нибудь Нижней Усрани. Цивилизация! Гарантированный жизненный уровень. Любая работа, любые развлечения. Общество!

– А я смогу работать поэтом?

– Вот же кретин… – с досадой вздохнул Щербатин. – Сможешь, успокойся.

Я посмотрел на небо. Оно было белым, чуть желтоватым. Ни облаков, ни солнца. Очередь не двигалась. Щербатин сначала стоял спокойно, потом начал притоптывать, потом – вертеться, глядя по сторонам. Наконец он сказал:

– Постой, я погляжу, чего тут еще есть.

Я бы и сам с удовольствием погулял, посмотрел, что где есть. Но он первым догадался – что ж поделаешь?

– Да, вот еще! – вспомнил Щербатин перед уходом. – Если кто спросит, откуда ты, – не вздумай заводить насчет Земли, Луны, Солнечной системы… Никому тут это не интересно. Говори: нижний сектор, восьмое удаление. А лучше вообще молчи.

Откуда он все знает? Вроде сидел рядышком, ни с кем не разговаривал – а все знает. А я – нет. Всегда у меня так.

Жутко хотелось сунуть руки в карманы, но на робе не было карманов. Насколько я понял, мне – человеку‑нулю – не полагалось иметь ничего такого, что можно положить в карман. А значит, и карманы иметь незачем.

За то время, пока мой приятель где‑то гулял, мне удалось приблизиться к окошечку шага на три. Да и то я не уверен, что людей передо мной стало меньше. Скорее всего просто очередь чуть деформировалась.

Мне это все, конечно, надоело. Терпеть не могу очереди, да и кто их любит? К тому же я все еще скверно себя чувствовал после холодной ванны. Так и тянуло сесть на травку, закрыв глаза. Но никто не садился, и приходилось кое‑как держаться на ногах.

«А может, ну их к черту? – подумал я. – Уйти из этой сволочной очереди, полежать где‑нибудь, отдохнуть. А потом прийти, когда народ рассосется. Что достанется – то и достанется».

Я не успел додумать эту мысль до конца, потому что наконец вернулся Щербатин. Он шел не торопясь, вразвалочку, с очень довольной физиономией.

– Что бы ты без меня делал, Беня? – снисходительно проронил он. – Ну все, хватит тут топтаться. Идем обедать. Я уже все устроил.

– Что ты устроил, Щербатин? – спросил я, вышагивая вслед за ним вдоль забора.

– Пищевые разработки. Три дня пути. Меньше года по‑нашему до первого холо. Правда, отправляемся уже завтра.

– А восстанавливаться?

– А в дороге восстановишься. Какая разница, где пузо чесать – здесь или в трюме? – Он вдруг остановился и ткнул меня пальцем в грудь. – Я вытащу тебя из этой чертовой робы не за четыре и даже не за два года, а меньше чем за год! Осознаешь?

– А что это за пищевые рудники?

– Да не рудники, а разработки. Не знаю еще. Но, думаю, лучше, чем несколько лет вручную чистить дно каналов или дышать песком на камнедробилке. Может быть, ты считаешь иначе?

– Я – как ты…

Через крошечное окошко в стене нам выдали картонные тарелки и дощечки‑ложки. На тарелке покоилась влажная темно‑зеленая масса, похожая на перетертую траву. Она и на вкус оказалась, как трава.

– Не отравимся этим комбикормом? – с опаской спросил я, робко пробуя кушанье на язычок.

– Посмотрим, – философски заметил Щербатин.

Комбикорм оказался очень питательным, кроме того, после него не хотелось пить.

– Сбалансированный корм для трудолюбивых двуногих, – сообщил мой приятель, поглаживая живот. – Здесь, кстати, можно есть сколько хочешь. Им не жалко. Проголодаешься – сразу иди сюда и проси добавки.

– Откуда ты знаешь? – спросил я.

– Что?

– Да все. Ты все тут знаешь. Не первый раз, что ли?

– Ничего я особенного не знаю. Просто не сижу на месте с унылой рожей, как ты.

– Нет, постой. Как ты смог устроить нам пищевые рудники? По блату?

– Просто умение контактировать с людьми. Профессиональное качество. Был бы у меня блат – остались бы здесь. Вон, видишь? – Он кивнул в сторону мужика в зеленой робе, который бродил по траве и подбирал в бумажный мешок брошенные картонные тарелки и белые носки. – Очень милое занятие, все равно что садовник.

– Нет, Щербатин, ты меня не путай. Отвечай: откуда ты все знаешь? Ты ведь не наугад тогда номер набрал, знал же, куда позвонить, чтобы нас вывезли сюда?

– А‑а, вот ты о чем… Ну да. Была кое‑какая информация. А что?

– А ничего. Ты вообще кто? Международный адвокат? Или межпланетный адвокат?

– Что ты несешь?

– То и несу. Просто спрашиваю. Что ты там говорил про какие‑то галактики, планеты?

– Да, мы в другой галактике. Ты еще не убедился?

– Ага, стало быть, между нашей Землей и этой галактикой ходят регулярные рейсы.

– Нет, не регулярные. Но добраться можно. И нам повезло. К чему ты клонишь?

– Щербатин… – Я потряс головой. – У нас там дома академики все лысины себе прочесали – есть ли хоть где‑нибудь братья по разуму. А оказывается, до них чуть ли не на попутке добраться можно.

– Ну, примерно так. И что?

– Почему они с нами не вступают в отношения? Почему не прилетят, не помогут чем‑нибудь?..

– А на кой ляд мы им сдались?

– Ну, как… – растерялся я.

– Да, как? Вот скажи мне, Беня, ты был когда‑нибудь в Бобруйске?

– Нет.

– А почему?

– А что мне там делать?

– Ну вот! Ты сам и ответил на свой вопрос. У тебя же не возникало желания приехать в Бобруйск, помочь им там чем‑нибудь, а?

– Ну, то Бобруйск, а то другая галактика.

– И что? Люди‑то везде одинаковые. И обитаемых миров – тысячи. Наш, кстати, не лучший.

– Неужели им неинтересно, как там у нас?

– Тебя снова спросить про Бобруйск?

– Деловой ты, Щербатин, просто сил нет, – процедил я. – Все‑то у тебя просто и понятно.

– Ага. А разве плохо? Жизнь – она и так непростое дело. Так зачем ее усложнять?

 

* * *

 

После четвертой кормежки, когда на перетертую траву без тошноты я смотреть не мог, Щербатин привел меня к выходу из зоны отдыха. Здесь уже бродили туда‑сюда человек сто пятьдесят доходяг, согласившихся работать на пищевых разработках. Все настороженно поглядывали друг на друга и не разговаривали. Готов биться об заклад, каждый думал: «А не оказался ли я в дураках, согласившись на эту подозрительную работу? А нет ли тут подвоха?»

Только мы с Щербатиным были, можно сказать, безмятежны. Я успел смириться, а Щербатин – он вообще смотрел на жизнь оптимистически.

Человек в зеленой робе вывел всех нас за пределы станции. Я не больше минуты созерцал пейзаж планеты. Я увидел только, как рыжая пыль клубится по безжизненным камням. На пустой каменистой площадке нас ждал огромный обшарпанный звездолет – угловатый, тяжеловесный, на изогнутых утиных лапах. И тоже рыжий – видимо, от ржавчины. Он был горячим – жар чувствовался за несколько метров.

– Заходим! Заходим спокойно! – командовал кто‑то в зеленой робе. – Не толпиться. Места хватит.

Я последний раз взглянул на пересыльную станцию. Она смотрелась, как скопище старых сараев посреди пустыни.

Я‑то, наивный, считал, что звездолет – это цветные лампочки, мягкая обивка и улыбчивый экипаж в серебристой униформе. А нас сунули в омерзительный темный трюм с железными стенами. Совершенно голый, только кучи тряпок по углам да пятна разбросанных повсюду одноразовых носков.

Когда начался взлет и судно заложило хороший вираж, мы все покатились по полу, как горох. Хуже всего, что ничего не было видно. Просто темная железная коробка, которая тряслась и грохотала. Потом, правда, под потолком разгорелись крошечные желтые светильники.

– Людишки… – с жалостью проговорил Щербатин.

В слабом свете я оглядел трюм. Звездолет шел ровно, и никто уже не катался от стены к стене. Люди расположились на полу тут и там, их скорченные тела напоминали жалкие темные кучки. Только испуганные глаза поблескивали из мрака. За железными стенами грозно урчали двигатели.

– Щербатин, где здесь туалет? – спросил я.

– Не знаю… Наверно, где понравится, там и туалет. Погляди, вон какие‑то баки у той стены…

Позже самые активные пассажиры выяснили, что действительно баки можно использовать как отхожие места. А также нашли заслонку в стене, по которой нужно стучать, когда проголодаешься. Комбикорм на картонных тарелках здесь ничуть не отличался от того, что давали на станции.

Я основную часть полета провалялся на тряпках – это были грязные обрывки одежды. Щербатин же с его деятельной натурой усидеть на одном месте просто не мог. Он, кажется, успел познакомиться со всеми. Его голос слышался то слева, то справа. Я только успевал удивляться: о чем он с ними болтает?

– Сочинил что‑нибудь? – спросил он как‑то раз, укладываясь рядом на ночлег.

– Ты о чем?

– Беня, ты же поэт! Столько событий, столько эмоций… А ты с недовольной рожей, как всегда.

– Сочинил… Попытался.

– А ну…

– Думаю, не стоит.

На исходе третьих суток в трюме скопилась духота и специфическая человеческая вонь. Звездолет, видимо, уже кружил по орбите, когда в наш трюм заглянул кто‑то из экипажа. Я его не разглядел, он стоял против света. Он сказал, что нужны восемь человек – подняться в верхние отсеки и что‑то там передвинуть, подготовить к разгрузке.

Я надеялся отлежаться, но Щербатин чуть ли не за шиворот потащил меня к трапу, опережая немногочисленных добровольцев.

– Ты что! – шипел он. – Такой шанс…

Суть этого шанса я понял, когда таскал вместе с остальными тяжеленные тюки из плотной синтетической материи. Мы носили их из полукруглого отсека с серебристой отделкой и складывали в коридоре возле люка. Щербатин же времени не терял. Он и здесь продолжал заводить знакомства – теперь уже с экипажем. Через некоторое время он вообще перестал работать и занимался только болтовней. И, что самое странное, ему это удавалось.

Честно говоря, было приятно посмотреть на румяных полнокровных звездолетчиков после той безликой серой массы, в которой мы вращались последние дни. В верхних отсеках я не увидел ни одной серой робы, не считая наших. Люди здесь были как‑то веселее, смелее, энергичней. Ну и одеты, конечно, посолидней.

– У всех пилотов шестое холо, – объяснил мне позже Щербатин. – Они уважаемые и состоятельные люди. У техников – пятое, но и это очень прилично. Потому и щеки у них круглые да розовые. И у нас такие отрастут. Так и быть, сделаю из тебя человека.

«Хорошо бы», – мысленно вздохнул я. В этот момент я впервые увидел, что существует какой‑то исход из безликой человеческой массы.

– За работу – всем по одной пятой уцим! – объявил нам высокий полноватый техник, когда тюки были переложены, куда требовалось. – Возвращайтесь – идите по желтой линии, ни в коем случае не сворачивайте.

Мы уже сгрудились у выхода, когда корабль встряхнуло так, что некоторые попадали.

– Посадка. – Техник встал и развел руками. – Входим в атмосферу. Побудьте здесь, а то ноги попереломаете на трапе.

Нас оставили в том же отсеке, откуда мы носили груз. Здесь были иллюминаторы, правда закрытые заслонками снаружи. Но все равно в светлом помещении сиделось куда приятнее, чем в затхлом трюме.

– Вот и первая пятерка у мальчишки в кошельке, – умиротворенно продекламировал Щербатин, облокачиваясь о стену. – Жаль, нечем отметить.

– Где она, эта пятерка? – я продемонстрировал пустые ладони.

– Она будет занесена на твой счет. Здесь не обманывают.

– Как бы электронные деньги?

– Не совсем, – покачал головой Щербатин. – Электронные деньги – они всегда есть, даже если пусто в кармане. А уцим – фактически есть, а тратить не можешь. Деньги, которых нет, даже если они есть. Мечтал небось в детстве о коммунизме, когда деньги отменят?

– А как же! Даже спрашивал у родителей, скоро ли.

– Считай, что дождался. Здесь денег нет.

– А у меня их и дома не было…

Корабль затрясло, заколотило, так что даже застонали его стальные внутренности. Мы все пришли в некоторое замешательство, ни у кого, естественно, не было опыта космических путешествий, взлетов и посадок.

Потом что‑то лязгнуло, и неожиданно открылись внешние створки иллюминаторов. Мы тут же прильнули к ним.

– Арктика, – тихо проговорил Щербатин.

Мы опускались на бескрайнюю снежную равнину, на которой даже взгляду не за что зацепиться. Трудно было понять, высоко мы или уже над самой поверхностью.

Потом я разглядел на девственном снегу нечто вроде кучки сора. Эта кучка приближалась, росла, превращаясь в умопомрачительное скопление ангаров, вышек, трапов и переходов. Уже можно было разглядеть ползающие между ними точки – видимо, машины.

– Я только одного не пойму, – сказал я. – Мы же прибыли на какие‑то пищевые прииски. И где же еда?

Щербатин ответил не сразу, а лишь после того, как корабль еще опустился и стало возможным разглядеть людей‑муравьев.

– Вон еда, – тихо сказал он. – Вон там, видишь?

Я прижался к стеклу, скосив глаза так, что впору было их вывихнуть. И действительно увидел: к снежному поселению приближалась необычная процессия. Несколько машин тянули на тросах гигантскую черную тушу. Мне подумалось было, что это кит, но даже киты не имеют таких устрашающих размеров.

Наш корабль сменил направление, и процессия вышла из поля видимости.

– Ну, вот… – вздохнул Щербатин, отодвигаясь от иллюминатора. – Похоже, кто‑то сегодня хорошо заработал. Нам это только предстоит.

– Мы тоже будем ловить таких монстров?

– Эти монстры – гигантские ледяные черви. Чтобы их ловить, нужно многое уметь. Мы с нашим нулевым холо, Беня, до этого просто не доросли.

– Ты, как всегда, все знаешь.

– А ты, как всегда, ушами хлопаешь.

Корабль опустился, и все вокруг заволокло огромное облако пара – двигатели испаряли снег и лед. В наш отсек заглянул кто‑то из экипажа.

– Быстро вниз по желтой линии! На разгрузку мало времени.

Мы вскочили и помчались по трапу, возвращаясь в трюм. Там уже раскрылись створки, и снаружи проник холод и влага.

– Выходим, выходим, не задерживаемся! – командовал кто‑то из тумана. – Выходим из корабля и бегом получать теплую одежду.

На улице ноги тут же стали разъезжаться – лед был покрыт слоем воды, образовавшейся от жара корабля. Повсюду клубился пар, мы наталкивались друг на друга, многие падали. Почти сразу почувствовался мороз, который схватил нас за щеки, за уши, за пальцы.

– Быстро, быстро! Не толкаться!

Наконец в тумане прорисовалось темное пятно какого‑то ангара, в который поспешно заскакивали вновь прибывшие. Мы надеялись, что там тепло, но ошиблись. Ангар был столь же холодным, как вся эта ледяная пустыня. У стены раздавали одежду – такие же серые робы и штаны, только утепленные ватой. И еще шапчонки с откидными ушами. И белые бумажные носки – каждому по целой стопке.

– Бери все на вырост, – на ходу посоветовал Щербатин. – Мы еще не восстановились, очень скоро мы прибавим в весе.

– Кто оделся, по желтой линии через переход в жилой сектор! – последовала следующая команда.

Одежда была холодная, пропитанная морозом. Мы поспешно натягивали штаны и робы, завязывали тесемки, тряслись от холода и приплясывали на месте. Немного обнадежили слова «жилой сектор», от которых повеяло чем‑то теплым, уютным, приспособленным для отдыха после перелета.

Далее нас ждал узкий коридор с железными стенами, сплошь в дырах и трещинах, через которые пробивался режущий снежный свет снаружи.

– Теперь понятно, почему здесь так быстро дослуживаются до первого холо, – стуча зубами, проговорил Щербатин.

– И почему?

– Северный коэффициент. Беня, ты склонен к простуде и насморку?

– Бывает.

– Тогда крепись.

Неожиданно желтая линия вывела нас в большой и светлый цех, где в нос сразу ударил неприятный запах, свойственный мясным магазинам. Это был, судя по всему, разделочный цех. Мы вблизи увидели гигантского ледяного червя – он черной бесформенной грудой неподвижно лежал на заледенелом полу. Вокруг суетилось не меньше двух сотен рабочих, которые большими изогнутыми ножами отделяли от туши куски и раскладывали их по железным бакам. Меня особенно поразило, с каким усердием четверо орудуют ломами, выковыривая большой матовый глаз червя.

Здесь было грязно. Все – и стены, и столы, и дорожку под нами – покрывал скользкий жирный налет. Рабочие тоже выглядели грязными, какими‑то даже замызганными. Из‑под червя вытекали темные ручейки очень неприятного вида.

– Щербатин, мне не хочется на такую работу, – предупредил я.

– Да ну! Хорошо, попробуй отыскать для себя должность поэта. Может, тут есть штатная единица?

– Щербатин!

– Успокойся, Беня, подберем тебе что‑нибудь чистенькое.

По его физиономии можно было догадаться, что он‑то давно уже все узнал и все решил. Вскоре впереди заорали новые командиры и всех новобранцев развели по жилым помещениям. Это были самые натуральные казармы – с двухэтажными кроватями, но без тумбочек. По правде, нам пока в тумбочки и класть было нечего. Кроме белых носков.

Мы выстроились в проходе между кроватями. Некто в черной куртке до колен некоторое время ходил перед нами с планшеткой в руке и что‑то там помечал.

– Распределяемся, – объявил он наконец. – Все, кто встает на разделку и сортировку, – направо и по желтой линии получать социальные номера. Восстановление техники – пять человек, отойдите в сторонку и побудьте пока здесь. Санитарная группа, уборщики – то же самое. Промысловики – налево по желтой линии, на инструктаж…

– Это мы, – с воодушевлением сообщил Щербатин и потащил меня за собой.

Мы очутились в голой квадратной комнате, где вдоль стен стояли низкие скамьи. На них уже сидели другие новобранцы, инструктаж шел полным ходом. На наш приход не обратили ровно никакого внимания.

Обучение вел малорослый человек с азиатским лицом и очень беспокойными движениями. Мне он сразу показался законченным неврастеником. Он был одет в очень старую робу, из многочисленных дырок которой торчала грязная вата. По всему видно, он находился здесь давно.

– …Планета покрыта толстым ледяным панцирем. Он изрыт ходами и пещерами. Жизненный цикл ледяных червей состоит из чередования двух фаз. В первой червь спускается к основной поверхности и наполняет желудок пищей – растениями, которые произрастают подо льдом. Затем он выходит наверх, где больше кислорода, и здесь происходит переваривание пищи…

У инструктора был усталый, монотонный голос, слушать его было тяжеловато, но я старался не пропускать ни слова. Чтобы не давать Щербатину повода сказать, что я опять прохлопал ушами.

– Промысловые машины – тоннельные ледоходы – садятся на тело червя, когда он снова уходит под лед. В это время пища в его желудке превращается в однородную пульпу, которая больше всего подходит для переработки. Цивилизации жизненно необходимо сырье для производства пищи, и наша работа – добывать его. Это трудная и порой опасная профессия, но она нужна Цивилизации, и она достойно вознаграждается…

– Это самая дорогая работа здесь, – шепнул мне Щербатин. – Кроме, конечно, ловли червей. Я же говорил, что быстро сделаю из тебя человека.

– Спасибо, конечно, но… Посмотрим.

– Чего посмотрим? Глядишь, через пару месяцев сам так же салаг наставлять будешь. Разве плохо?

– Два экипажа уходят уже завтра, – говорил инструктор. – Это «Кормилец» и «Добыватель уцим». Остальные ждут восстановления машин и сигналов ледовой разведки. Завтра промысловики Щерба, Беня, а также…

У меня в глазах потемнело.

– Щербатин, – зловеще прошептал я, – откуда, интересно, они знают, что я – Беня?

– Я тебя зарегистрировал как Беню.

– Я не Беня, я Борис Емельянов.

– Это слишком длинно. Длинных имен не любят, из всех списков будешь выпадать. Я, как видишь, свою фамилию тоже не пожалел. Все, тихо!

– …По желтой линии до четвертой отметки и представиться капитану экипажа. Сегодня все отдыхают, – закончил инструктор.

Через несколько минут мы с Щербатиным уже выбрали себе кровать. Долго не искали – все равно на одну ночь. Я, по молчаливому соглашению, залез наверх – мне достаточно было видеть провисший потолок в потеках ржавчины, остальное не интересовало.

– Знаешь, почему ты хреновый поэт, Беня? – донесся снизу голос Щербатина. – Потому что ты не интересуешься людьми. Ты интересуешься только собой. Погляди вокруг: сколько судеб, сколько характеров. Поговори, познакомься, наберись опыта.

– Не вижу никаких судеб, – отозвался я. – Вижу только серую массу, которая дрожит от предвкушения веселой жизни.

– Это не масса, это люди! – рявкнул вдруг Щербатин с неожиданной злостью. – Такие же люди, как ты, ничуть не хуже. Может, даже лучше.

– Это нулевое холо, Щербатин. Большое скопление нулей, равное в сумме… сам можешь подсчитать. И вообще, кто бы меня учил! Бандит‑международник, ценитель индивидуальностей…

– Зато ты у нас непризнанный гений. Ладно уж, лежи, наслаждайся своими печалями. Я пойду прогуляюсь. Не забудь носки сменить, божество ты наше недоделанное.

Щербатин ушел, и через некоторое время мне стало скучно. Я понаблюдал за казармой, где трудовой люд менял носки, приспосабливал поудобнее новую одежду, устраивал постели, таскал откуда‑то картонные тарелки и мало‑помалу знакомился. Через кровать от меня возился с завязками некий субъект совершенно неопределенного возраста. Маленький, сгорбленный, суетливый, он походил на забитого китайца‑крестьянина, какими их показывают в старых фильмах.

– Привет! – позвал я. – Как зовут‑то?

Он рывком поднял голову, блеснули глаза‑бусинки.

– Шак, – ответил он высоким сипловатым голосом. – Я – Бедный Шак.

– Издалека?

Он задумался, закатил глаза, шевеля при этом тонкими серыми губами.

– Третье удаление, – родил он наконец. – Не очень далеко.

– Ясно… – Я тоже захотел назваться, но забыл, из какого мы со Щербатиным удаления и сектора. Надо будет записать на ладошке. – Чем решил тут заниматься, Шак?

– Я буду искать червя. – Он закатил глаза и изобразил на лице смесь восторга, испуга, гордости, озабоченности и еще бог знает чего. – Я буду ходить на холод, далеко‑далеко, слушать лед, нюхать воздух в норах. Ледовая разведка! – Шак поднял палец.

– А потом, когда получишь холо?

– Стану начальником, – он расплылся в улыбке, глаза‑бусинки превратились в щелки. – Я никогда не был начальником. Никто не хотел, чтобы я стал начальником. Но теперь я сам решаю, кем мне быть.

«Удачи тебе, Бедный Шак», – со вздохом подумал я и уже хотел отстать от него, но тут мне стало интересно, кем он был прежде.

– Шак, а чем ты занимался до этого?

– Я гунявил зибобы, – с достоинством ответил он.

– Что‑что ты гунявил? – Похоже, я попал в ту область языка Цивилизации, которая была мне вовсе незнакома.

– Зибобы, – с простодушной улыбкой ответил Шак. – Выбучивал на блоцки и тут же гунявил зибобы. Но они были слишком шулкие, и у меня постоянно пробоячивало на ксын. А роболакер не разрешает, если очень часто получается ксын, от этого жлофа гнется. Мне пришлось уйти оттуда.

– Сочувствую, – пробормотал я.

«Вот тебе и судьбы, Щербатин, – подумалось мне. – Вот тебе и характеры».

Я тут же попробовал написать поэтическое произведение. Печальный рассказ Шака настраивал на эпический лад.

 

Гунявил зибобы несчастный старик,

Но злой роболакер ударился в крик:

Выбучивать блоцки ты больше не смей!

Ведь ксын пробоячило жлофой твоей.

И сел тот старик на летучий корабль…

Date: 2015-07-25; view: 285; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.005 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию