Фургон для перевозки мебели. Обычное течение времени как бы остановилось, и половину ночи оно шло совсем не так, как всегда: фантасмагорический театр теней заполняли фигуры полицейских и

Обычное течение времени как бы остановилось, и половину ночи оно шло совсем не так, как всегда: фантасмагорический театр теней заполняли фигуры полицейских и зрителей, появился доктор для Изабел (раненой в ребро), а потом возник сердитый человек с тележкой и решительно объявил, что сейчас увезет Чаку. Но Салли не разрешила; она заплатила ему, попросив перевезти труп собаки в сад ее домовладельца, и дала еще полкроны, чтобы он накрыл Чаку брезентом. Чаку похоронят там, где хочет она.

Как только ушел доктор, Изабел легла в постель — она все еще была в шоке, ее била дрожь, рана болела все сильнее. Салли отвечала на вопросы: да, собака принадлежала ей; нет, ей неизвестно, почему напали на мисс Мередит; нет, того человека она не узнала; да, мисс Мередит живет здесь; да, обычно в это время выходит с собакой она сама; нет, ни она, ни мисс Мередит никаких угроз не получали…

В конце концов, полицейским ничего не оставалось, как согласиться с тем, что нападение оказалось случайным, хотя было очевидно, что они озадачены. Для банального уличного грабителя преступник был слишком хорошо вооружен, к тому же наброситься на кого бы то ни было, сопровождаемого такой собакой, когда вокруг сколько угодно объектов полегче… да, тут было что-то странное. Уходя, они недоуменно покачивали головами. Шел уже четвертый час, когда Салли добралась, наконец, до постели, но, сколько ни набросила на себя одеял, они не могли унять дрожь.

На следующее утро она прежде всего пошла в свой офис — и не узнала его.

Все ее папки, аккуратно разложенная корреспонденция, скоросшиватели, где были собраны документы, касавшиеся каждого ее клиента, сведения об их акциях и сбережениях, — все исчезло. Полки опустели, ящики кабинетного шкафа выдернуты и висели, зияя голыми днищами.

У нее закружилась голова, показалось, что она сходит с ума, что она зашла в чужой офис. Но нет — вот же ее стол и стулья, вот и старенькая просевшая софа.

Она бегом спустилась в контору старшего клерка, который получал с нее арендную плату.

— Где мои папки? Что произошло?

На секунду его лицо исказилось от ужаса, словно он увидел привидение. Но тут же оно замкнулось, от плотно сомкнутых губ веяло холодом.

— Боюсь, что это мне неизвестно. И должен заметить, информация, сообщенная мне о характере использования вами этого офиса, в высшей степени возмутительна. Сегодня утром, когда пришла полиция, они…

— Полиция? Кто вызвал полицию? Что им было нужно?

— Я не считал возможным задавать им вопросы. Они забрали определенные документы и…

— Вы позволили им забрать из моего офиса мою собственность? А расписку получили?

— Я не намерен вставать между офицером полиции и его долгом. И не говорите со мной таким тоном, молодая леди.

— У них был ордер? И чьим же именем они открыли мой офис?

— Именем Короны!

— В этом случае они должны были предъявить ордер. Вы его видели?

— Разумеется, нет. Это не входит в мои обязанности.

— Из какого они полицейского участка?

— Понятия не имею. И я должен…

— Вы разрешили офицерам полиции войти в мою комнату и забрать мою собственность… вы не спросили у них предписания… вы не видели ордера… Но это Англия, вам это было известно? Полагаю, вам приходилось слышать о том, что существует ордер на обыск? Откуда вы знаете, что эти люди действительно были офицерами полиции?

Он стукнул кулаком по столу и вскочил на ноги.

— Я не позволю, — заорал он, — так говорить с собой пошлой проститутке!

Последнее слово повисло во внезапно наступившей тишине.

Он уставился в стену позади Салли, не имея силы смотреть ей в лицо.

Она смерила его взглядом с головы до ног, от красных пятен на щеках до белых как бумага пальцев, вцепившихся в стол.

— Мне стыдно за вас, — сказала она. — Я считала вас деловым человеком. Я думала, вы способны смотреть человеку прямо в лицо и поступать честно. Прежде я бы рассердилась на вас, но сейчас мне просто за вас стыдно.

Он ничего не сказал; она повернулась и вышла.

Дежурный сержант ближайшего полицейского участка был пожилой добродушный человек; когда Салли начала рассказывать свою историю, он нахмурился и, приняв озабоченный вид, забарабанил по столу пальцами.

— Ваш офис, говорите? — переспросил он. — Так у вас есть свой офис, мисс? Очень мило.

Она настороженно взглянула на него, но он, по-видимому, ее слушал. Она продолжила:

— Полицейские явились туда из вашего участка?

— Право, не знаю, мисс. У нас здесь так много полицейских…

— Но вы, конечно, знали бы о том, что происходит? Они забрали мои документы. Они должны были привезти их сюда. Выходит, никто не приходил с бумагами, папками или письмами, изъятыми из офиса на Норс-стрит?

— О-о-о!.. Трудно сказать. Сюда без конца приносят и уносят всякие документы. Расскажите-ка лучше поподробнее.

Он облизнул карандаш — и вдруг она увидела, как он подмигнул констеблю за соседним столом, и молодой человек отвернулся, чтобы скрыть глупую ухмылку.

— Впрочем, — сказала она, — я тут поразмыслила… Словом, не беспокойтесь.

Она опустила руку, чтобы коснуться Чаки и привычно почувствовать тепло его любви, его доброту… но Чаки не было.

По щекам ее заструились слезы; она вышла.

Она появилась на Бёртон-стрит лишь десятью минутами позже Фредерика, только что вернувшегося с севера. Он был усталый, взъерошенный, небритый, проведя ночь в поезде, двигавшемся как черепаха, и он ничего не ел после вчерашнего ланча, однако сразу же отодвинул свой кофе и тост, напряженно выслушал рассказ Салли и тотчас же позвал Джима.

— Есть работа для «Тернера и Лакетта», — сказал он. — Салли, допей за меня мой кофе.

Час спустя фургон для перевозки мебели, влекомый тощей серой кобылой, остановился у въезда в «Балтик-Хаус». Из него выскочили два человека в зеленых бязевых фартуках, набросили через голову лошади торбу и вошли в здание мимо представительного швейцара.

— Ящики с папками, погрузка, — бросил швейцару тот, что повыше (мрачного вида мужчина с большими усами). — Поступили сюда немного раньше. Велено перевезти на Гайд-парк Гейт.

— Это, должно быть, куда мистер Беллман поехал, — сказал швейцар. — Только вот не знаю, куда они их поставили. Спрошу-ка я лучше старшего клерка — думаю, он там распоряжался.

К клерку отправили мальчишку-посыльного, и пять минут спустя перевозчики мебели уже спустили вниз первую партию ящиков и поставили сзади в фургон. Когда они вернулись за следующей кладью, швейцар сказал:

— У вас ведь должен быть документ, верно? Дайте, я погляжу. И еще мне нужна расписка в получении.

— О, ясное дело, вот же она, — сказал старший рабочий. — Ты, Берт, ступай наверх, спусти вниз вторую партию.

Второй рабочий с не столь пышными усами быстро взялся за дело, пока швейцар изучал записку, подтверждавшую заказ на перевозку. Когда все ящики с папками были уже в фургоне, первый рабочий выписал квитанцию на свою фирму и вручил ее швейцару, уже взбираясь в фургон. Младший перевозчик снял торбу с головы лошади. Швейцар приветственно поднял руку им вслед.

Когда они свернули за угол и уже исчезли из поля зрения швейцара, младший из двоих впервые открыл рот.

— Все в порядке, Фред, — сказал он.

— Все в порядке, Джим, — прозвучало в ответ. Джим схватился за ус и сморщился, отдирая прилипший к губе клей.

— Да ты не дергайся, — сказал Фредерик. — Быстрый мужественный рывок — вот все, что нужно.

Он подошел к Джиму и решительно рванул его за ус — раздался звук рвущейся ткани, сопровождаемый целым залпом проклятий, от которых, объявил Фредерик, покраснела бы даже кобыла.

— Ну, вот что, — сказал Фредерик, когда затянувшаяся тирада иссякла, — сейчас я заверну сюда, а ты спрыгнешь на землю и перевернешь фирменные таблички. Эти фартуки снимем — на случай, если кто-нибудь там проснется и пустится вдогонку…

Через две минуты на головах у обоих вместо кепи красовались котелки, а на стенках фургона значилось: «БР. УИЛСОН. ОПТОВАЯ ТОРГОВЛЯ БАКАЛЕЙНЫМИ ТОВАРАМИ»; они бодро продолжили свой путь на Бёртон-стрит.

— О, Фред! Я не верю своим глазам!

Салли стояла на заднем дворе фотомагазина и смотрела внутрь фургона. Она провела ладонью по ближайшей стопке картонных папок, потом повернулась и обвила Фредерика руками. Он ответил тем же, но едва они отпустили друг друга, как откуда-то сверху раздались рукоплескания. Фредерик поднял голову и увидел расплывшиеся в ухмылках лица стекольщиков, как раз вставлявших стекла в окна новой студии.

— Какого черта вы там скалитесь? — взорвался он.

Однако тут же оценил забавную сторону происходившего и тоже засмеялся. Улыбнулась и Салли. Вдвоем они пошли на кухню.

— Хочешь проверить? — сказал он. — Посмотри, все ли они там!

— Сейчас… О, Фред, спасибо, спасибо тебе!

Она беспомощно опустила руки и села, заливаясь слезами. Джим откупорил бутылку пива и раз лил по стаканам. Фредерик выпил залпом.

— Но как, как вы это сделали? — спросила она. — Это немыслимо… Я действительно считала, что потеряла все.

— Я просто написал поручение, — объяснил Фредерик, — на бланке фирмы, не нашей, а «Тернер и Лакетт», подтверждающее заказ на перевозку определенных папок по адресу Гайд-парк Гейт, 47. Вот и все.

Компании «Тернер и Лакетт» не существовало. У Фредерика имелось несколько печатных бланков с этим названием, уже не раз сослуживших им службу. Салли кивнула, она уже улыбалась.

— Я подозревал, что они в «Балтик-Хаус», — продолжал Фредерик. — В полицейском участке их явно не было; люди Беллмана могли быть в полицейской форме, чтобы заморочить клерка в доме, где твой офис; они могли быть и впрямь полицейскими — держу пари, что у него достаточно влияния, чтобы провернуть такое, — но он единственный, кто мог быть заинтересован в этом деле. Ну, мы дождались, когда Беллман покинет здание, и спокойно вошли. Я понимал, что нас не станут особо расспрашивать, если решат, что папки отвозят в дом Беллмана.

— Мы проделывали такое и раньше, — сказал Джим. — Забавная штука, правда, Фред? Просто потрясающе, чего только не увезешь таким манером. Заходи куда хочешь с клочком бумаги в руке — пожалуй, так и убийца, чего доброго, выйдет сухим из воды.

— Ох, если бы я все это потеряла…

Салли похолодела при этой мысли. Лишившись своих папок, она уже не могла бы следить, что происходит с капиталовложениями ее клиентов, и, если дела на фондовой бирже пойдут не так, как следовало, это стало бы катастрофой. Ей удавалось не раз обеспечить клиентам на удивление высокий доход, но случалось также лишь с большим трудом выскальзывать из сложных ситуаций. Что бы действовать быстро, нужно было постоянно иметь информацию под рукой. А она едва не лишилась ее…

— Вы могли бы отвезти мои папки к мистеру Темплу? — спросила она. — Здесь для них нет места, к тому же они теперь знают, где я живу, так что здесь тоже небезопасно.

— Сейчас я приму ванну, — сказал Фредерик, — и потом должен что-нибудь съесть. После этого я отвезу все, куда ты пожелаешь. А пока буду завтракать, расскажу вам, что я обнаружил на севере. Но до завтрака об этом ни слова… хотя скажу тебе, Джим, одно: Макиннона мы отыщем.

Салли совсем другая, думал Фредерик, бреясь в ванной. Смерть Чаки не только потрясла ее, что-то изменилось в глубине ее души. Что-то иное появилось — в выражении глаз? в линии губ? Трудно сказать, но выражение это вызывало в нем щемящую нежность. И когда она появилась утром, с черными кругами под глазами, белая как бумага, он понял, что видит ее такой впервые — беспомощной, испуганной… нуждающейся в нем. А как она приникла к нему… Да, все менялось.

За ланчем он рассказал им о Генри Уотермене и паровом оружии, а Салли дополнила его рассказ, сообщив о том, что обнаружила в Библиотеке патентов. Из студии появился Вебстер и, услышав, о чем они говорят, сел послушать.

— Так что же, по-вашему, произошло? — спросил он. — Подведите итог.

— Беллман и Норденфельс отправились в Россию, — начала Салли. — Норденфельс изобрел это оружие и получил там патент, однако делать его в России они не могли, у них не было для этого ни завода, ни соответствующей техники. Им необходимо было перебраться туда, где имеется солидный опыт производства локомотивов.

— Потом между ними произошла стычка, — продолжил Фредерик. — Они из-за чего-то поссорились — из-за чего, не знаю, да, в сущности, это и неважно. Беллман убил Норденфельса, украл его изобретение, приехал в Англию и здесь «изобрел» инженера по фамилии Хопкинсон.

— А патент на изобретение Хопкинсона записал на свое имя. И судя по всему, у него оказалась куча русских денег, — добавила Салли.

— Почему ты так думаешь? — спросил Вебстер.

— Видите ли, когда его спичечное дело обанкротилось, он остался нищим как церковная мышь. Но в тысяча восемьсот семьдесят третьем году, когда он приехал в Англию, денег у него было пруд пруди. Конечно, это только догадка, но думаю, его субсидировало русское правительство. Они хотели получить это паровое оружие, хотели, чтобы оно было создано, потому и вложили в Беллмана деньги. Вся прочая его деятельность — пароходство, скупка компаний и продажа их авуаров — все это так, между делом. Главное же — паровое оружие на колесах… Но, знаете, я все-таки не понимаю, кто мог бы воспользоваться таким оружием.

— Похоже на то, что любой генерал отдал бы свою правую руку, чтобы заполучить его, — сказал Вебстер.

Салли покачала головой, и Фредерик улыбнулся, вновь узнавая Салли — военного тактика.

— Во-первых, использовать его можно только там, где имеются железные дороги, — пояснила она свою мысль. — Вряд ли можно надеяться, что у врага достанет любезности подождать, пока инженеры противника проведут необходимые дороги в нужном месте. Кроме того, такое устройство способно стрелять только на две стороны, не так ли?

— Именно так объяснял мне мистер Уотермен, — сказал Фредерик.

— В таком случае железнодорожная линия должна пройти прямо посредине вражеской позиции, насквозь, а не вдоль нее, иначе половина огневой силы будет направлена не на врага — на собственные войска.

— Я тебя понимаю, — сказал Вебстер. — Но тогда это просто смешно.

— Только в том случае, если агрегат предполагают использовать на поле сражения. Но, возможно, тут цель другая.

— А если он не предназначен для того, чтобы действовать на поле боя, то на кой дьявол это понадобилось?!

— Понимаете… — опять заговорила Салли. — Допустим, вы правитель страны, и вы не доверяете собственному народу. Вы опасаетесь революции. Пока в ваших руках железнодорожные линии, ведущие во все главные города и порты вашей страны, а также некоторое число таких передвижных паровых огнестрельных агрегатов, вы ощущаете себя в полной безопасности. Это идеальное оружие в подобной ситуации. Оно не предназначено для борьбы с вашими противниками, оно нацелено против вашего собственного народа. Это поистине зло.

Несколько секунд все молчали.

— Мое мнение такое: ты попала в самую точку, Сэл, — сказал Джим. — Но послушай, ты собираешься переехать сюда или нет? Во-первых, они знают, что ты еще жива. И как только смекнут, что мы вернули твои папки с документами, они пойдут на все. На твоем месте я бы переехал. И она должна переехать тоже — мисс Мередит. В конце концов, места у нас хватит.

— Да, — сказала Салли. — Думаю, мне и правда лучше бы переехать. — На Фредерика она не смотрела.

— Ну а что там насчет Макиннона, Фред? — спросил Джим. — Выходит; ты разузнал, почему Беллман охотится на него? И вообще, где тут собака зарыта?

Фредерик стал рассказывать.

Салли заметила, что лицо Джима при этом все больше и больше краснеет. Наконец он отвернулся и стал сосредоточенно что-то чертить ногтем на выскобленной деревянной столешнице кухонного стола.

— Ну, вот, пожалуй, и все, — закончил свой рассказ Фредерик. — Таков закон Шотландии. Там можно жениться в шестнадцать лет без чьего-либо согласия. Я должен был сообразить это еще до того, как отправился в Незербригг: Гретна Грин — первая деревенька по ту сторону границы. Должно быть, Нелли Бад устроила это из своего рода сентиментальной симпатии — она не могла быть его любовницей. Это просто Джесси вообразила, из ревности. Но почему молчит Уитхем? И, ради всего святого, что с девочкой? Мы должны признать, что Беллману все известно, поскольку Уиндлсхэм вытянул из миссис Джерри все факты. Макиннон в опасности, это очевидно, однако…

— Он в опасности, покуда никто не знает об этой женитьбе, — подчеркнул Вебстер. — Но как только это станет общеизвестным, он в полнейшей безопасности. В этом случае даже Беллман не посмеет убить его: ведь каждому будет ясна причина. А кстати, ее папаша знает?

— Миссис Джерри сказала, что знает, — ответил Фредерик. — По-видимому, он приезжал к ней и попытался всучить ей деньги за молчание. Она спровадила его, снабдив хорошей кальвинистской оплеухой. Она мне, знаете ли, понравилась. Сухая как жердь, но с чувством юмора и абсолютно честная. Сказала, что ничего не скажет, пока ее не спросят, но если спросят — скажет правду, и никто не заставит ее сделать больше или меньше этого.

— Выходит, Уитхем знал обо всем, когда устраивал фотографирование помолвки и давал извещение о помолвке в «Таймсе», — сказал Вебстер. — Значит, его дела плохи, не так ли?

Салли промолчала. Она думала об Изабел Мередит.

Вдруг Джим встал.

— Пожалуй, я прогуляюсь, подышу воздухом, — пробормотал он и, ни на кого не взглянув, ушел.

— Что это с ним? — спросил Вебстер. Фредерик досадливо вздохнул.

— Парень влюбился, — сказал он. — А у меня-то из головы вон… Ну, вот что, Салли, сейчас мы отвезем твой скарб к мистеру Темплу, а потом съездим в Айлингтон и заберем мисс Мередит и все, что ты захочешь привезти сюда. Потом я разыщу Джима, и мы отправимся на поиски Макиннона. Ну и история. Да уж, вот так история…