Часть четвертая. Удивительное дело, какая полная бывает иллюзия того, что красота есть Добро

Удивительное дело, какая полная бывает иллюзия того, что красота есть добро.

Лев Толстой

Мужчина имеет в своем распоряжении все четыре времени года, женщина – только весну.

Джейн Фонда

Глава 18

КЭТИ

Лог Сплиттер Герлз

Я проснулась от звука моторов. Грузовики ехали по Хребту Дикарки. Много грузовиков. Спросонья, пытаясь выпутаться из теплых покрывал и квилтов на мягком надувном матрасе, который мне отдала Дельта, я испугалась, что вся команда «National Enquirer» нашла меня и мчится за эксклюзивом. Перед глазами замелькали фотографии моего обезображенного лица на первой полосе журнала, вперемешку с цветными снимками актрис, которые поправились‑похудели‑под кайфом‑развелись‑пошли на терапию‑покончили с собой. Я была самой желанной добычей, призовым фондом для прессы, которая кормилась на историях опустившихся женщин. Но когда я отодвинула самодельную занавеску из покрывала и выглянула в окно гостиной, то увидела несколько пикапов последней модели, фургон и большой трактор с прицепом, в котором тащили синий портативный биотуалет.

Туалет был первым пунктом в списке, который я отдала Дельте. Ладно. Но что это за толпа? Я не просила ее присылать незнакомцев. Честно говоря, я немало времени потратила на то, чтобы перечислить и уточнить личности тех немногих, кого хотела бы видеть. И что она сделала?

Отправила ко мне команду рабочих, портативный туалет и трактор.

Натягивая туристические ботинки поверх толстых носков, я допрыгала до второго окна и выглянула наружу. Было почти темно, сколько же сейчас времени? Я сверилась с часами на запястье. У этих людей нет понятия «рабочий день»? Первые лучи холодного зимнего солнца только начали пробиваться во двор. Один бледный луч коснулся водительской двери ведущего пикапа, большого, грузного, цвета бургунда с кабиной на два места и высокой подвеской. Я прищурилась и прочитала: ЯГОДНЫЕ ФЕРМЫ РАДУЖНОЙ БОГИНИ, Мэси и Альберта Спрюилл‑Грувер, Кроссроадс, Северная Каролина. Мэси и Альберта. «Лог Сплиттер Герлз».

– «Лог Сплиттер Герлз»? – изумленно повторила я. – Они выращивают ягоды, поют лесбийский фолк и доставляют портативные туалеты?

К тому времени как я выбралась наружу, обмотав голову шарфом и выдыхая белые облачка нервного пара, во дворе столпилось около десятка женщин. Почти все были одеты в рабочие зимние комбинезоны. Я уставилась на них, они уставились на меня.

Две женщины вышли вперед. Они обе были одеты в одинаковые стеганые жилеты и вязаные шапки, но разница между ними была поразительная. У одной были длинные светлые косы и юбка цвета хаки, длиной до лодыжек. Вторая, рыжеволосая, хмурилась. На ней были охотничьи штаны. Обе излучали уверенность и спокойную силу первопроходцев. Рядом с ними я почувствовала себя цирковым пони в стаде мустангов. Я помнила фотографии на их дисках и знала, кто из них кто. Светлые косы – Мэси. Рыжие кудряшки – Альберта. Увидев их лично, я отметила главное различие между ними. Мэси: улыбающаяся, дружелюбная, теплая. Альберта: ничего из вышеперечисленного.

– Мы опоздали, – хрюкнула Альберта. – Твой переносной сральник еще не собрали, когда мы за ним приехали.

Образно. Но тон у нее был такой, словно это я виновата в том, что туалет не отгрузили вовремя. Словно я плохая мать. Я посмотрела на синюю коробку туалета и громко его пристыдила:

– Плохой сральник. Плохой.

Мэси рассмеялась, остальные женщины либо улыбались, либо смотрели так удивленно, словно никогда не ожидали от бывшей кинозвезды слова «сральник». Альберта же снова хрюкнула и протянула мне руку, а потом поморщилась, когда я пожала ей руку левой рукой. Спрятав за спину правую, со шрамами.

– Мы здесь для того, чтобы сделать работу; на нашей ферме сейчас затишье, так что у нас есть время. Оплата наличными для этих женщин очень важна. Подарки детям на Рождество, деньги, которые можно положить на счет. И они отработают каждый пенни. Мы можем работать две недели до Рождества, с рассвета до заката. Мэси ведет счета. Она обсудит с тобой наши ставки. Каждую пятницу мне нужен чек на оплату материалов и работ. Томас сказал, что за работу по высшему разряду ты будешь накидывать доллар сверху. Моя команда тебе это обеспечит. Если считаешь, что бабы не справятся с тем, что ты тут придумала, лучше признайся сразу, и мы это обсудим.

Внимательно за мной наблюдая, она замолчала. Словно и вправду рассчитывала, что мне не хватит мозгов и я разворошу это змеиное гнездо спорами о разнице полов. Меня больше заботило «Томас сказал».

– Вас послал Томас?

– Ага. Дельта сказала ему, что тебе тут нужно кое‑что сделать, и он позвонил нам. Тебе что‑то не нравится? Не хочешь, чтобы «такие, как мы» здесь работали? Тогда учти, что лесбиянки в нашей группе только я и Мэси. – Она криво ухмыльнулась. – Остальные у нас «нормальные». Никто не будет тебя бить, красть твои драгоценности или фотографировать, когда ты не видишь. Все эти женщины живут и работают на Радужной Ферме только потому, что им нужен безопасный дом. Ясно? Они не хотят, чтобы мир нашел их или тебя.

Томас отправил своих друзей присмотреть за мной, думала я где‑то в другом мире, отдельно от Альберты. Наверное, хочет убедиться, что в доме не будет никаких изменений.

– Добро пожаловать в мой дом, – мрачно сказала я женщинам, не обращая внимания на Альберту. – Это не музей, не историческая ценность. Это милый старый дом, которому очень нужен ремонт. Я знаю, что хочу здесь сделать, и я хочу, чтобы вы это сделали. Все согласны? Тогда за работу. Если кому‑то не нравятся мои планы, не нужно звонить Томасу и доносить на меня. Я собираюсь обновить этот дом так, как считаю нужным, и точка.

– Ты что, параноик? – спросила Альберта. – Томас передал нам твой список. И все. Или ты думаешь, что мы будем перед ним стелиться и выдадим сестру? Боже.

У меня защипало щеки.

– Ладно, не важно.

Мэси мягко добавила:

– Томаса вообще здесь нет. Он отправился в Чикаго проведать брата. Для него это огромный шаг вперед. Он выбрался из Кроссроадс впервые за эти четыре года.

Я ахнула. Томас, мой собрат‑отшельник, уехал с наших гор. Я никогда раньше не отпугивала мужчину простым поцелуем. Удивительно и странно, но по коже вдруг побежали мурашки. Томаса не было в его хижине. Томаса не было рядом. Страх разворачивал в животе свои щупальца, и я знала, что нужно вернуться в дом, принять таблетку. Господи. Он действительно стал моим убежищем, моим спасением, как эта ферма. И вот это было плохо.

Соберись, Альберта наверняка учует слабость, как стервятник чует сбитое на дороге животное. Посмотри на ее усмешку. Она уже кружит над тобой, заострив клюв.

Я прочистила горло.

– Ладно, раз уж мы поняли друг друга… хорошо. Кто хочет холодного растворимого кофе и протеиновый батончик?

Тишина. Альберта разглядывала меня, как паззл с недостающими частями, Мэси старалась погасить обеспокоенную улыбку. За их спинами одна из женщин подняла руку.

– Если так завтракают в Голливуде, – вежливо сказала она, – неудивительно, что все женщины там выглядят как палки с глазами.

– Я устрою под деревьями полевую кухню, – сказала Мэси. – Как тебе идея позавтракать травяным чаем, сардельками из тофу и индейки и домашним белым хлебом со свежим крестьянским маслом и джемом из нашей клубники?

– К черту протеиновые батончики.

Все рассмеялись и расслабились. Кроме Альберты – она рассматривала свою команду, как злобный сержант.

– Команда, выдвигаемся. Грета Гарбо платит нам не за то, чтоб болтали нижними губами на ветру. У нас график.

Нижними губами? Грета Гарбо? То есть для них я сбежала с широкого экрана ради шуток про вагину? О, это будет забавно. Послушные подопечные Альберты разобрали рабочие пояса и получили ключи от трактора. Первые лучи солнца принесли благую весть моему двору, деревьям, морозному воздуху утра: Лог Сплиттер Герлз и их ковен прибыли наколдовать мне чудо.

Внезапно я поняла, что Томас оставил меня одну для моего же блага. О чем я его и просила. Черт.

ТОМАС

Я скучал по Кэти, мне не хватало моего маленького рая в Северной Каролине, я боялся увидеть троих сыновей брата, которых избегал последние годы. Все трое слишком сильно напоминали мне Этана. У них были такие же золотисто‑карие глаза, наследство предков‑викингов, такие же подбородки, волнистые каштановые волосы и родинки возле рта, перед которыми не могла устоять ни одна женщина. Все мужчины Меттеничей выглядели как англо‑евро‑славяне, румяные, долговязые, смуглые, словно потомки датских фермеров, разводящих тюльпаны, или дети Дон Кихота и фламандской молочницы. Наш старик был высоким и тощим, как рулевой иммигрантов, а вот мама была пухлой, зато на шесть дюймов выше его. Согласно семейным легендам и сохранившимся фото, у нее были русские корни. Старик говорил, что ее предки служили в царской коннице, что могло означать казаков, а могло означать простую похвальбу за бутылкой пива на семейных сборищах.

Но когда я вышел из такси перед мини‑особняком на шесть спален, который Джон купил в огороженном поселке, чтобы наслаждаться частными конюшнями и беговыми дорожками, первым делом я заметил на подстриженном газоне не заснеженные фигурные кусты, а троих племянников верхом на породистых пони. Вполне возможно, мамины казацкие гены не были сказкой. Вот они, наши всадники, рассекают по городской тундре богатого предместья.

Джереми, Брайан и Дэвид уставились на меня с разной степенью узнавания в зависимости от возраста. На троице моих племянников были защитные шлемы, бриджи, высокие черные сапоги для верховой езды и ярко‑оранжевые жилеты поверх стеганых курточек. Упади они с пони в таком жилете, отпрыгнули бы от земли как мячики. Дэвид, которому исполнилось шесть, и Брайан, девятилетний, выгнули в мою сторону шеи и заставили своих пони попятиться.

– Мам! – закричал Дэвид в гарнитуру мобильного. – Тут незнакомец! Он явно чужой и очень волосатый!

– Пап! – закричал в свою гарнитуру Брайан. – Тут какой‑то мужик без машины на нашей дороге!

Но Джереми, старший, двенадцатилетний, помнил меня.

– Успокойтесь, – сказал он братьям. А потом дотронулся до гарнитуры. – Мам, пап? Дядя Томас явно успел на утренний рейс. Он уже здесь.

– Спокойно, ребята, – сказал я, шагая дальше по дорожке.

Один из шарфов Кэти выпал из моего кармана. Я стащил его в тот день в Сортире. У нее ведь наверняка был запас. Пони зафыркали. Дэвид и Брайан смотрели, как я нагибаюсь, подбираю загадочный клочок ткани и засовываю обратно в карман. Даже Джереми заставил своего пони попятиться.

– Это чтобы руки греть, – солгал я.

Двойная передняя дверь особняка распахнулась. Высокий, крупный тридцатипятилетний богатый папочка, сверкая зарождающейся лысиной и дорогущим лыжным свитером, выскочил наружу. За ним неслась сияющая полная мамочка, бывшая любительница футбола, светловолосая, с бриллиантовыми перстнями и в фартуке с надписью «Счастливой Хануки» поверх рождественского свитера. Оба щеголяли мобильными гарнитурами в ушах. Семья Джона Меттенича всегда обвешивалась техникой, как фан‑клуб «Стар Трека» на конвентах.

– Поверить не могу! – завопил Джон, сгребая меня в объятия. – Ты подстриг свою бороду и приехал в гости! Праздничное чудо!

– Наш личный повстанец и пуританин решил вернуться к цивилизации, – заметила Моника, тоже обнимая меня и разглядывая нашлепку «Опоссум тоже мясо», которую Бубба и Джеб наклеили суперклеем мне на плечо, когда я в очередной раз отсыпался с похмелья. Они до сих пор посмеивались над той шуткой.

Джон вытер слезы с глаз и обнял меня снова, покачивая из стороны в сторону, хлопая по спине.

– Рад тебя видеть, рад тебя видеть, – хрипло повторял он. – Я знал, что если продолжу слать тебе телефоны, то рано или поздно до тебя достучусь.

– Ну, сам знаешь, как говорят в рождественских фильмах, – сглотнул я комок в горле. – Каждый раз, когда горный дикарь слышит звонок мобилы, ангелам выдают по пиву.

КЭТИ

За каждой безобидной и милой женщиной скрывается стальная поддержка – обычно муж или парень, но подобной стальной стеной может быть мать, сестра или подруга. И на долю этой поддержки приходится вся грязная работа. Кем была бы Добрая Гленда без Злой Ведьмы Запада? Кем была бы Мелани без Скарлетт? Были бы они парочкой овечек вроде Полианны, тайно радовались бы своему превосходству над дуболомами и мятежниками. Хорошей девочке, чтоб быть хорошей, нужен враг, причина, чужое одобрение. Ее «хорошесть» длится, пока ей противостоит настоящее зло. Жанна д'Арк не стала бы легендой, скажи она на суде: «Ой, да мои видения ничего не стоят». Англичане просто сбрили бы ей брови и отобрали паспорт.

Мне никогда раньше не приходилось играть злую ведьму, потому что я нанимала людей – мужчин, в основном, – играть для меня ее роль. В итоге среди своих людей я была Любимой, Милой и Прекрасной Звездой страны Оз. Если вы красивы и знамениты, люди ждут от вашего поведения одной из крайностей. Вы либо стерва, либо святая. Теперь, когда я перестала быть красивой, можно было выбирать и нечто среднее. Альберта была жуткой, но эффективной. Мэси была матерински нежной и совершенно неопасной. Дельта была изумительно милым командиром. Я хотела стать похожей на нее.

Ладно, в моем понимании самосовершенствования полно тараканов. Но я знала, что происходящее между мною и местным женским аналогом крутых парней, Лог Сплиттер Герлз, станет моей проверкой на способность вписаться в реальность новой жизни, возможностью доказать себе, что я состою не только из милого личика.

Мне нужны были трон и хлыст.

Отношения с Альбертой с каждым днем катились все дальше в пропасть. Она совершенно не уважала меня, не ждала от меня никаких проявлений силы духа и, очевидно, видела во мне главную соперницу в борьбе за бесценную сперму Томаса. Рабочее окружение ничуть не облегчало задачи. Однажды я услышала, как она называет меня «застенчивой Красной Шапочкой», – в тот день я прятала лицо под красным шарфом. Эта падшая католичка однажды громко шутила с Мэси и своей командой, мол, папа Римский должен назвать меня «Сестрой Кэтрин Параноической». Это после того, как я принесла к походной кухне Мэси огнетушитель и настояла на том, что новый электрогенератор, работающий на пропане, команда должна переместить на тридцать футов дальше от дома.

– Никогда раньше не знала, что генераторы ползают по двору и хотят поджечь дом, – громко сообщила Альберта своим рабочим. – Но нам платят не за здравый смысл, так что переносим.

Обернувшись ко мне, она нанесла последний удар:

– Кстати, я знаю, что с твоим богатством о деньгах можно не беспокоиться, но никто в своем уме не подключает дом к газовому генератору. Газ стоит до черта, к тому же тебе придется менять баллон не реже раза в неделю. Заказала б ты себе дизель. Просто к сведенью, эта вот газовая штука, как только ты ее включишь, будет днем и ночью издавать звук работающей бетономешалки. У тебя не будет ни минуты тишины. – Она фыркнула. – Хотя, наверное, в городе ты привыкла к фоновому шуму, и эта грешная стартующая ракета для тебя пустяк.

Я смотрела на нее, представляя вместо своих глаз два лазера. Закончив мысленно прожигать дыру в центре ее лба, я сжала зубы и ответила:

– Привезите мне дизельный генератор и постройте вокруг него сарай, чтобы заглушал звук.

Альберта выгнула рыжую бровь.

– На этой неделе у моей команды не будет времени «строить» тебе сарай для нового генератора. Но завтра я могу доставить из Тартлвилля готовый модуль, мы установим туда генератор, потом моя команда сделает изоляцию стен. – Ее рыжие кудряшки так и прыгали от злобного наслаждения этим планом. – Таким образом, наш генератор окажется в клетке из звуконепроницаемых огнеупорных стен. Он не сможет прыгать по двору и нападать на тебя.

В тот миг я готова была застрелить ее. Мне просто не хотелось очутиться в тюрьме на выходные.

* * *

Шли дни, и я вынуждена была признать, что Альберта была прирожденным лидером или как минимум инструктором по строевой подготовке. Она гоняла команду строго и эффективно, она лично наблюдала за каждой мелочью и доводила ее до идеала. К середине недели разбитая дорога к ферме была заново выскоблена и засыпана гравием от хребта до самого ручья. Там, где ферма встречалась с каменистой дорогой, к деревьям прикрепили надежные металлические ворота. Стоило мне закрыть ворота, и ни один незваный посетитель не смог бы забраться через природную баррикаду деревьев и скал, служившую мне забором.

Новая водопроводная труба появилась в стене над кухонной раковиной. Наружный конец трубы уходил к цистерне на сто галлонов, и у меня появился постоянный сильный напор чистой холодной воды. Цистерну установили на деревянной платформе, именно там, где раньше был бак «Женского союза», о котором я говорила. Из цистерны труба ныряла вниз, под прямым углом уходя в землю, и кратчайшим путем тянулась по свежевырытой канаве к новому колодцу, который женщины из Радужной Фермы спрятали в домике из старого дерева и остатков шифера от рухнувшего сарая. В этом домике поселился небольшой электрический насос, качающий воду из глубокой узкой трубы моего нового колодца.

– На этом хребте отличный пласт подземных вод, – заявил мне копатель колодца. – В него легко попасть, дает шикарный напор, и для полива вам точно хватит.

– А хватит для нужного давления в системе разбрызгивателей? – спросила я.

– Мадам, конечно, я же сказал, что о поливе можно не беспокоиться.

– Нет, нет. Я имею в виду внутреннюю систему. Я собираюсь установить ее весной.

– Внутреннюю, мадам? Для теплиц?

– Для безопасности. На потолке. На случай пожара.

– Как делают в супермаркетах и отелях?

– Да, коммерческий тип системы пожаротушения.

– Вы собираетесь устанавливать разбрызгиватели на потолке вашего дома?

– Да.

Он указал на коттедж.

– Вот этого милого одноэтажного дома, где полно окон, в которые можно выпрыгнуть?

– Да.

Он опустил пониже козырек своей кепки с логотипом «Любые работы», пошаркал рабочими сапогами и передернул плечами в спецовке.

– Мадам, не поймите неправильно, но… почему бы просто не купить огнетушители и не поставить датчики дыма?

– Датчики дыма и огнетушители у меня уже есть, мне нужна внутренняя система.

И в этот момент Альберта, которая слушала нас, подперев бока руками и то и дело закатывая глаза, шагнула к копателю и театральным шепотом выдала:

– А еще она планирует выкопать ров вокруг дома. С огнеупорным подъемным мостом из стали.

Мой наивный копатель вытаращил глаза.

– Ну, мадам, – сказал он, – раз уж вы планируете заливать целый ров… Моему колодцу придется потрудиться.

Пока он шагал обратно к своему грузовику, я снова прожигала воображаемую дыру во лбу Альберты.

– Это было не смешно. Он тебе поверил. Он начнет распускать слухи, что я копаю тут ров.

На ее губах расцвела злобненькая усмешка. И она кивнула на мой вечный шарф‑капюшон, неснимаемые перчатки и огнетушитель, который я собиралась поставить в домике над колодцем.

– Ну да, ведь кроме этого, ему нечем было поделиться с друзьями.

И она, посмеиваясь, ушла.

– Наглая бесстрашная су‑ука, – пробормотала я.

Никогда не думайте, что лесбиянки обладают особой мудростью, состраданием или чувствительностью к проблемам других женщин, попавших по ту сторону реальности. Они, в конце концов, просто люди.

За домом постепенно проявлялся фруктовый сад. Его и дорожку к кладбищу очистили от молодых елок. Но что лучше всего, в маленьком сарае в углу заднего двора уже мурлыкал дизельный генератор. А рядом, как большая металлическая свеча на железных ножках, стоял бак с дизельным топливом. Команда Альберты протянула кабель от генератора к розетке на заднем крыльце. В розетку вставили оранжевые шнуры удлинителей и затянули их в дом.

Это был не лучший и не самый дешевый способ провести электричество, зато мне не пришлось устанавливать проводку и портить окружающий ландшафт столбами электропередач. Электрокомпании пришлось бы тянуть подземные кабели или ставить столбы от Трейс, вдоль ручья и потом через хребет к моему дому. Атак, если не считать спутанной сетки проводов, тут и там приколоченных к ореховым панелям дома, дикий окружающий пейзаж оказался нетронут. Толстый оранжевый кабель тянулся по двору и исчезал в домике колодца. Благодаря электричеству у меня на кухне была вода. Холодная до такой степени, что я кавдый раз вздрагивала, умываясь, но все же вода. И я не испортила дом, которым так дорожил Томас.

Надеюсь, ты счастлив, мысленно сказала я ему. Я старалась не думать, что он далеко от меня, в Чикаго. Стоило вспомнить Чикаго, и мне приходилось принимать таблетку.

Дельта приехала в гости на официальную церемонию подключения к электричеству. Мы с ней пока не выбрались покупать мебель, зато Дельта устроила доставку маленького холодильника, микроволновки, двуспального матраса и коробки с деталями для сборки железной кровати. Для уюта они с Пайком подарили мне подушки, фланелевые простыни, ватное одеяло и чудесный квилт с рисунком деревянной хижины. Квилт был творением субботнего клуба рукодельниц, собиравшегося в кафе. Альберта и Мэси тоже приложили руку к его созданию. Я попыталась представить себе Альберту за чем‑то деликатным, вроде ручного шитья, но не смогла. Кровать собрали в первой спальне дома.

– Я помню, как спала здесь, когда приезжала в гости, – сказала я Дельте. – Помню, что раньше тут была мамина комната.

В детстве комната казалась мне огромной, но двуспальная кровать почти не оставляла места, чтобы пройти и взбить одеяла.

– Вот как люди могли спать на кушетке или двуспальной кровати в такой маленькой комнате и без центрального отопления? – Я совершила ошибку, спросив это вслух в присутствии Альберты.

Она фыркнула.

– У людей другие приоритеты. К примеру, еда на столе и попытка сохранить крышу над головой для себя и детей.

Она вышла.

Я посмотрела на Дельту.

– Никогда не задавай девчоночьих вопросов при королеве амазонок.

– Слушай, Альберта хорошая. Просто у нее была тяжелая жизнь, и она не доверяет тем, кому жилось легче.

Я мрачно указала на спрятанное под капюшоном лицо.

– И ради ее уважения мне нужно изуродовать вторую половину?

– О, милая! – Дельта обняла меня. – Уважение зависит не от того, как тебе больно. А от того, как ты с этой болью справляешься.

– Так что мне придется многое доказать. По крайней мере, Альберте.

Дельта пожала плечами. Я потянулась к коробке удлинителя с несколькими розетками, запитанной от одного из оранжевых шнуров. Дельта укрепила в изголовье кровати маленькую серебристую офисную лампу. Временная замена тому, что появится здесь после шопинга. Я включила эту лампу в розетку и положила руку на выключатель. Посмотрела на Дельту.

– Впервые в истории этого дома здесь включится электрический свет.

Дельта торжественно закатила глаза.

– Я слышу тебя, Мэри Ив. Хорошо, хорошо, я скажу ей. – Она улыбнулась мне. – Твоя бабушка говорит: «Теперь это твой дом, так пусть в нем будет современный свет».

Я щелкнула выключателем. Белый свет лампы разогнал темноту из углов. Впервые в истории дома, впервые в истории фермы, истории Смоки Маунтинз, да целого геологического периода на этой земле, электрический свет сгладил дикость Хребта Дикарки. Он не мигал и не трепетал, как пламя. Он был спокойным, ровным и безопасным, в нем сияли ореховые панели стен, мягко светилось витражное окно напротив кровати. Комната была маленькой и почти нежилой, но кровать выглядела цветной и удобной, а лампа подняла мне настроение. Свет всегда поднимает настроение.

Я подключила к тройнику CD‑плеер и часы. На полу угнездился маленький электрический обогреватель. Его братья стояли в гостиной и на кухне. Дышали теплым воздухом на мраморный пол и поворачивались, как летние вентиляторы. Одна розетка осталась свободной.

– Можешь подключить еще одну лампу, – предложила Дельта.

Я глупо захихикала.

– Нет, эту я оставлю для вибратора.

Дельта хохотала так, что ей пришлось схватиться за джинсы в паху.

– Господи, да я же описаюсь. Проклятие среднего возраста.

– По коридору, на заднее крыльцо, потом через дверь на ступеньки и за первым дубом тебя встретит мой переносной сральник.

Она захохотала еще сильнее и выбежала прочь.

А я осталась одна, смотреть на лампу, кровать и розетку для моего вибратора. Мне не нужен Томас, я сама могу себя удовлетворить. Безличным равнодушным электричеством.

Ну ладно, ладно, признаюсь. Я по нему скучала.

Date: 2015-07-25; view: 540; Нарушение авторских прав