Глава 9. Той осенью, когда Энтони привез от Кэти чек на четверть миллиона долларов, все в Ков только ахнули и проглотили слюну

ТОМАС

Появление Коры и Иви

Той осенью, когда Энтони привез от Кэти чек на четверть миллиона долларов, все в Ков только ахнули и проглотили слюну. Я тогда подходил к переднему двору Дельты и дровяному сараю Пайка – десять минут неспешным шагом по вьющейся тропинке за кафе – и увидел, как субботний сбор на барбекю превращается в аттракцион «поглазей‑на‑чек». Несколько десятков людей – иными словами, большая часть населения Ков – по очереди подходили взглянуть. Густой аромат копченого мяса мешался со сладостью сентябрьского воздуха и запахом денег.

– Она говорит, это чтобы покрыть мои расходы на посылки, бисквиты и подливку за все эти месяцы! – Дельта перекрикивала Билли Рэя Сайруса, который пел «Achy Breaky Heart». – И чтобы покрыть расходы на фотографии. Мне половина, и тебе половина. Я сказала, что мне ничего не нужно, к тому же в семье никто не берет плату за то, что посылает родным бисквиты. Тогда Кэти сказала: «Отдай свою половину местной церкви», а я сказала: «Да ты что, да получив эти деньги, пастор церкви методистов в Кроссроадс‑Ков прикажет пастору Первой Баптистской церкви Тартлвилля поцеловать его в зад», а Кэти сказала: «Просто скажи пастору, чтоб помолился за меня. Мне кажется, что мои молитвы Бог больше не слышит».

Слегка задыхаясь от крика, Дельта дала мне минутку на осознание и сунула в руки подписанный чек. У Кэти была элегантная подпись с завитушками, вот только буквы странно кренились в разные стороны. Специалист по почеркам сказал бы, что она отчаянно пыталась найти нужное направление.

«Не говори "нет" моему сердцу, моему хрупкому слабому сердцу», – пел Билли Рэй.

– Что будешь делать со своей половиной? – закричала Дельта.

Я покачал головой. Благодаря Джону, который пару раз выгодно вложил мои деньги, и благодаря дешевизне моего образа жизни, который мало чем отличался от быта первопроходцев, я не нуждался в деньгах. Я отказался от компенсации жертвам событий 11 сентября и перевел эти деньги, больше миллиона долларов, в пользу детских благотворительных фондов. Мне не нужен был кляп из государственных денег, я хотел знать, что на самом деле привело к тому дню, но на это я даже не надеялся. За деньги не купишь себе амнезию. Наличные не помогут мне забыть тот ужас, что звучал в голосах Шерил и Этана во время нашего последнего разговора. Наличными не искупишь вину.

Кэти пытается за что‑то расплатиться, подумал я. Кэти, ты не сделала ничего плохого. Поверь мне. Я эксперт по уличению виновности.

– Придержи пока мою половину, – сказал я Дельте. – Скажи Кэти, что я найду этим деньгам хорошее применение. Что‑то такое, что Бог ей зачтет.

ТОМАС

Несколько недель спустя я все так же не знал, куда потратить деньги Кэти. Дельта называла меня ленивым тормозом. Однажды, холодным октябрьским утром, когда я с похмелья отсыпался в грузовике, она выплеснула мне в лицо полную кастрюлю воды с ледяными кубиками. Я открыл глаза, попытался сморгнуть холодную воду, вытряс лед из бороды и увидел перед носом розовые ноздри Бэнгера. Он высунул язык и лизнул меня в нос.

Оттолкнув козла, я сел и тут же схватился за голову. Похмелье было глубоким, широким и гулким.

– Ладно, он проснулся, мы можем идти, – произнес чей‑то голос, в ответ ему захихикали.

Я прищурился, заглядывая через борт грузовика. Дельта поднялась на заднее крыльцо и исчезла в кафе, размахивая кастрюлей. Шестеро любопытных лиц глазели на меня с более близкого расстояния. Самым старшим был подросток Буббу, Броди. Ему исполнилось пятнадцать. Самой младшей была дочка Джеба, Лора, ей было восемь. Все правнуки, племянницы и племянники Дельты сгрудились у моего грузовика, глядя на меня с мрачным осуждением.

– Ну, увидимся, – сказал Броди. – Нам надо на автобус. Тетя Дельта велела убедиться, что ты проснулся после ее умывания.

Я поднатужился и поднял большой палец. Шестеро детей зашагали к остановке школьного автобуса, утаскивая с собой рюкзаки, телефоны, айподы и ноутбуки. Была пятница. По пятницам в школах округа Джефферсон устраивали «дни повседневной электроники». Или вроде того. Я не мог думать. Голова гудела.

– Бэ, – сказал Бэнгер, пощипывая мою рубашку.

Кусочки мобильного телефона опять запутались у меня в бороде. Я попытался оттолкнуть козла и наткнулся рукой на картонку. Оторвав послание Дельты от ошейника Бэнгера, я изо всех сил попытался сосредоточиться. Она написала всего одно слово, большими, злобными буквами.

РАЗДОЛБАЙ.

Пришлось вылезать из кузова. Тыквы покрылись инеем, лиственные леса на склонах Десяти Сестер превратились в импрессионистский пейзаж красного и золотого. Моей внешней спальне не хватало одеяла и спального мешка. А еще, по всей видимости, зонта. Я проковылял к Сортиру, умылся, вернулся к машине. Залез на переднее сиденье и опустил щиток, чтобы коснуться фотографий Этана и Шерил.

Сегодня был день рождения Этана.

Ему исполнилось бы восемь.

В дни его рождения я высаживал новые ряды винограда на своем «Древе Жизни». Я проехал по Трейс примерно половину Дороги на Тартлвилль и свернул налево, на извилистую боковую дорогу, известную как Фокс‑Ран‑Лэйн. Большой зеленый знак приглашал меня посетить «Старинный питомник Кайе». Долорес и судья жили в симпатичном викторианском коттедже с видом на их землю. Небольшой амбар они переделали в магазин и пару кабинетов. Благодаря Интернету, UPS и заказам по почте Долорес вела бойкую торговлю, отправляя черенки роз во все концы страны. Ее розовые клумбы находились на террасах склона, спрятанные от лакомок‑оленей за колючей проволокой. Летом розы взрывались буйством цвета, настолько красиво, что зеваки приезжали сюда со всего запада Северной Каролины.

В магазине Долорес держала бонсаи, орхидеи, эксклюзивные садовые безделушки и элементы декора, которые делал кто‑то из местных. Ее магазин был излюбленным местом обедов местных деловых женщин. Здесь часто можно было увидеть гладкие седаны или джипы с загоревшим в солярии содержимым, которое направлялось из кафе к питомнику. Женщины не любят это признавать, но предпочитают охотиться по магазинам стаями, как волки. Я подождал, пока очередная стайка бизнес‑леди не укатила по своим делам, а потом зашел. Мой внешний вид не раз заставлял незнакомцев нащупывать в сумочке газовые баллончики.

– Отвратительно выглядишь, – поздоровалась Долорес.

Я прислонился к стойке возле кассы, вдохнул смешанный аромат роз, чтобы вернуть желудок на место.

– Люблю, когда ты мне льстишь.

– Твои Vidalblancs уже прибыли, но я до сих пор жду заказанных Baconuar. Надеюсь, ты не собираешься остаться сапожником без сапог?

– Что, прости?

– Стыд и позор – высаживать эти чудесные сорта только для развлечения и не делать вино. Из Baconuar получается превосходное красное. Растениям нравятся наши возвышенности. Ты мог бы сделать свою маленькую винокурню, Томас. Одну из тех дорогих и эксклюзивных, каких полно в этих горах, знаешь ли.

Я высаживал мой виноградник, вдохновленный Френком Ллойдом Райтом, чтобы привести в порядок свой внутренний мир, а не ради хорошей бутылки вина. Это был способ отвлечься, когда не сплю. И может, Этан увидит его из рая.

– Я об этом подумаю, – солгал я.

– Раздолбай, – она строго на меня посмотрела.

– Ага. Слово становится популярным.

– Я знаю, что сегодня день рождения твоего сына. Дельта сказала мне. Неужели ты думаешь, что твой сын хотел бы видеть тебя таким? Ты что, считаешь, что только ты пережил в жизни трагедию? – Долорес вздернула подбородок, указывая на несколько любовно оправленных фотографий ее взрослой дочери. Та погибла в автокатастрофе по дороге во Флориду. Погибла вместе с мужем и новорожденным ребенком. Долорес и судья утратили смысл жизни. Они переехали в Кроссроадс, чтобы избавиться от воспоминаний.

– Хочешь – верь, хочешь – нет, – тихо сказал я, – но я отлично понимаю, что мир полон боли и страдания. Я никогда не говорил, что я особенный, и я никого не просил меня жалеть.

– Томас, ты можешь горевать, безусловно, но ты должен продолжать жить и стараться вырваться. Я знаю, через что тебе пришлось пройти. Когда мы с Бентоном переехали сюда, мне хотелось только сесть и умереть. Мы не знали, чего ожидать от здешней лилейно‑белой культуры. Возможно, мы переехали сюда, чтобы убедиться, что мир – это злобное холодное место, где никто нам не рад и всем плевать на нашу потерю. Но знаешь что? Появилась Дельта Уиттлспун. Она оказалась у нас на крыльце, как только мы переехали. Заявила, как она одна умеет: «Привет, черный народ! Вот вам бисквит!» Или что‑то в этом роде. Она, Пайк и вся их семья приняли нас и сделали так, чтоб остальные приняли тоже. Дельта день за днем вытаскивала нас из отчаянья. Мы никогда не забудем этого и никогда не оставим попыток вернуть ей долг, заплатив другим, если ты понимаешь, о чем я. Мы не позволим тебе просто сесть и сдаться.

– Я благодарен вам за заботу, но…

– Я не хочу говорить религиозными штампами, как Клео в кафе, но я верю, что Господь привел нас сюда не без причины. Есть люди, которым ты нужен, люди, чья жизнь без тебя будет ужасной. Но тебе нужно постараться найти этих людей и узнать их, когда они сами тебя найдут.

– Хотел бы я в это верить.

– В глубине души ты веришь, – сухо сказала она. – Иначе давно уже застрелился бы.

Я больше не мог обсуждать эту тему. И отошел от стойки.

– Так что касается Baconuar …

– Ш‑ш‑ш. – Она заметила что‑то в окне за кассовым аппаратом. – Одна из моих девочек здесь. Она вышивает шелком чудесные наволочки, вон как та, на плетеном кресле. Я даю ей материалы, а она делает все остальное. А те, что сейчас ушли? Они купили десять подушек по тридцать долларов каждая. Эта девочка – одна из самых талантливых вышивальщиц, которых я только видела.

Всех своих мастеров Долорес называла «мальчиками и девочками». Ей нужно было о ком‑то заботиться. Или, как в случае со мной, с любовью воспитывать. Со своего места я мог разглядеть в окне только старый синий седан с поблекшей складной крышей.

– Я скоро вернусь, загружу мульчу в кузов.

Долорес сокрушенно прищелкнула языком, глядя на ту, кого я не мог рассмотреть.

– Опять пьяна. Нужно сказать Бентону. Но я не знаю, что хуже: позволить ей заботиться о девочках или оставить их расти без тети.

Меня не интересовали слухи – и мне было не по себе от любых разговоров о детях. Так что я попятился и вынул из кармана пару рабочих перчаток.

– Буду снаружи, – повторил я.

– Эту девочку зовут Лэйни Крэншоу. Она переехала сюда несколько недель назад. Наверное, из Роли. Ее сестра погибла, оставив ей двух племянниц, но у самой Лейни, грубо говоря, нету горшка, чтобы поссать, и окошка, чтоб выплеснуть.

Я натянул перчатки.

– Я буду сна…

– Она живет с маленькими девочками в палатке, в городском парке. Рейнджеры заставят их уйти, это лишь вопрос времени. Я устала говорить с ней об этом – о том, что местное общество хочет ей помочь, – но она только хорохорится и молчит. Подозреваю, просто боится, что кто‑то из представителей власти решит присмотреться к ее прошлому. Или ее наркотикам.

– Хочешь бесплатный совет? Ты не можешь помочь людям, которые не хотят, чтобы им помогали.

– Люди всегда хотят, чтобы им помогли, – выпалила она. – Просто не всегда хотят это признать.

Чьи‑то шаги приблизились к маленькому деревянному крыльцу магазина.

– Удачи, доктор Фил, – сухо сказал я и вышел через неприметный черный ход.

Пару минут спустя, когда я уже орудовал лопатой, забрасывая мульчу в кузов грузовика, за спиной прозвучали быстрые легкие шаги, резко остановившиеся на гравийной тропинке за моей спиной.

– Хагрид! – воскликнул звонкий голосок с протяжным горным акцентом. – Ты сел на диету!

Я медленно обернулся и посмотрел вниз. На меня снизу вверх глядело чудесное детское личико. Темные глаза сияли под длинной черной челкой. Руки она прижимала к сердечку на поблекшей футболке с надписью «Непробиваемые девчонки». Маленькая желтая бабочка вилась у розовых сандаликов под мешковатыми джинсами.

Бабочка была очарована.

Я, против своей воли, тоже.

– Хагрид? – мягко сказал я, пытаясь ее не напугать – хотя она не выглядела испуганной и глазела на «героя» из «Гарри Поттера» с восхищением и любопытством. – Боюсь, я не Хагрид. Я его… Тощий кузен. Герман.

– Герман! Ты не видел мою сову? Я отправила ее с запиской к учительнице. Завтра я не могу пойти в школу, потому что мы с Иви должны помочь тете Лэйни переставить палатку на новое место. Я уже в первом классе.

Я приложил руку козырьком к глазам и посмотрел на небо.

– Сов я в последнее время не видел, но буду поглядывать. Как ее зовут?

– Миссис Джонс.

– Какое интересное имя для совы.

Она рассмеялась жемчужным смехом.

– Миссис Джонс – это моя учительница. А сову зовут Арианна.

– О! Это чудесное имя…

Принцесса Арианна. Первая роль Кэти в кино, ей тогда было всего девятнадцать, и ее пригласили играть главную героиню в фильме о рыцарях и драконах. «Принцесса Арианна». Фильм имел удивительный успех, и Кэти снялась в двух сиквелах – «Принцесса Арианна и Дракон» и «Принцесса Арианна и Колдун», – тоже сделавших неплохие сборы. Трилогия завоевала многолетнюю любовь детей и тех ребят, что клеят себе уши Спока и не вылезают из фантастических конвентов. Кэти была самой восхитительной принцессой, когда‑либо попадавшей в кипящий котел «меча и магии».

Не то чтобы я знал все фильмы с Кэти. В основном смотрел эпизоды, а эпизоды с принцессой Арианной стоило посмотреть. Зато у Дельты было полное собрание фильмов на дисках и DVD. Она ставила их в квилтинговом зале кафе каждую субботу. И мне ничего не оставалось, как пересматривать их, дожидаясь покера.

– Это чудесное имя для совы, – хрипло сказал я. – Ты, наверное, видела все фильмы про принцессу Арианну.

– Ой, да! Мне нравится принцесса Арианна! У нас раньше были кассеты, но один из бойфрендов тети Лэйни их разломал.

Все мои отцовские чувства рванулись вперед, защищать ее.

– Я знаю место, где по субботам ты сможешь смотреть фильмы о принцессе Арианне. Совершенно бесплатно.

– Где?

– Давай зайдем и поговорим об этом с Долорес. Она скажет твоей тете…

– Эй! Отвали от нее!

Яростный маленький вихрь выскочил с черного входа и понесся по тропинке. Первыми в глаза бросались пушистые рыже‑каштановые волосы, яркие голубые глаза, круглые щеки цвета кофе с молоком и множество веснушек. Она вклинилась между мной и младшей девочкой и уставилась мне в глаза со смесью вполне понятного страха и железной решимости.

– Что вам надо, мистер?

Малышка выглянула из‑за ее спины и улыбнулась мне.

– Иви, его зовут не Мистер, он Герман! Кузен Хагрида. Все в порядке.

– Я тебе говорила не разговаривать с незнакомцами.

– Но он не незнакомец! Он кузен…

– Он не кузен Хагрида. Он не из сказки. Он волосатый, и он незнакомец.

– Иви, ну не будь такой грубой! – Малышка вынырнула вперед. – Я Коразон. Мой папа был мексиканец. Мое имя по‑испански означает «сердце». Можешь называть меня Кора. Она потянула сестру за руку. – А ее зовут Иверем, но ты можешь называть ее Иви. Ее папа был афроамериканец. Ей двенадцать. А мне семь.

– Держись от нас подальше, – сквозь зубы прошипела Иви. – Я знаю, куда бить мужчин, чтоб им было больно. Пойдем, Кора. – Она начала подталкивать сестру по дорожке. – Я говорила тебе не заговаривать с незнакомцами!

– Но он не…

– Иверем – это нигерийское имя, насколько я знаю, – сказал я. Иви остановилась и обернулась, глядя на меня удивленно расширенными глазами. Кора переводила взгляд с нее на меня. – Я когда‑то работал с архитектором из Нигерии. Она была мне хорошим другом. Очень умная и сильная личность. Когда она вышла замуж, то вместе с мужем решила дать детям нигерийские имена. Я помогал им искать. Иверем. Это ведь значит «благословение»?

Судя по выражению лица Иви, я только что заработал несколько очков, но затем ее глаза потускнели и она отступила.

– Хреновый актер, – прошипела Иви и повела Кору в дом. Кора оборачивалась и махала мне рукой.

Я сел на задний борт кузова. Руки дрожали, но не только из‑за похмелья. Знамения могут быть маленькими, болезными, жалящими, как иглы. Долорес была права. Люди всегда хотят помощи, просто те, кто сильнее, строят вокруг себя защитные стены, а те, кто мягче, прячутся за стенами сказок.

В день рождения Этана я внезапно получил возможность сделать ему подарок. Надежду на лучшую жизнь. Не для него, не для меня, для них. Двух маленьких незнакомок по имени Кора и Иви. Я чувствовал себя так, словно свечусь изнутри. Обернувшись к магазину, я заметил, что за мной из заднего окна внимательно наблюдает Долорес.

Платить другим, одними губами сказала она.

И в тот же миг я понял, что нужно сделать.