Глава 28. – Дарь Иванна, – трагическим шепотом сказал Иван, – не шевелитесь

– Дарь Иванна, – трагическим шепотом сказал Иван, – не шевелитесь! Я сейчас эту дрянь охреначу!

Не успела я выдавить из себя хоть малейший звук, как садовник схватил тяжелый дубовый стул и, подняв его над головой, двинулся в чулан с воплем:

– Ща в момент порешу дуру!

Несчастный снежный человек тоненько завизжал и кинулся в самый дальний угол комнатенки, присел там около мешка с сахаром и попытался руками прикрыть голый, оранжево-яркий череп. Изо рта бедного пришельца понеслись жалобные нечленораздельные звуки, нечто вроде повизгивания, которое издает Черри, если кто-то из домашних случайно задевает ее артритные лапы.

Я бросилась вперед и загородила уродище.

– Ваня, стой.

– Уйдите, Дарь Иванна, ее убить надо.

– Ни в коем случае.

– Она злобная.

– Вовсе нет, просто есть захотела.

– Ага, нас и сожрет.

– Иван, поставь стул, – велела я, – и немедленно иди вызывать охрану.

– Я не оставлю вас с ней, – уперся садовник.

Я посмотрела на трясущееся, закрывающее руками лысую голову существо и сказала:

– Оно нас само боится. Не надо охрану, попробую с ним договориться. Ты, Иван, выйди вон, вместе со стулом.

– Но…

– Ступай!!!

Садовник покорно вдвинулся на кухню.

Я присела около йети и четко произнесла.

– Я Даша, Даша, Даша. Имя такое. Да-ша! А как тебя зовут?

На ум неожиданно пришло воспоминание. Очень давно, уже не помню в каком таком лохматом году, мы с моим первым мужем, жадюгой Костиком, шли из гостей. Машины у нас тогда не имелось, да мы даже не мечтали о ней. Приятель, у которого провели вечер, жил в очень неудобном месте, аккурат между двумя станциями метро. Естественно, автобуса поздним вечером было не дождаться, и я предложила поймать, как тогда говорили, «левака». Костик мигом устроил скандал:

– Да он не меньше трех рублей возьмет, – орал супруг-скупердяй, – а на подземке пять копеек талончик стоит.

Я сначала пыталась вразумить жадину, говоря:

– Мороз жуткий, а у меня ботиночки из кожзама и куртенка до пояса.

Но Косте было наплевать на жену, сам-то он кутался в купленную любящей мамой длиннополую дубленку и шагал по снегу в приобретенных ею же ботинках на натуральном меху.

В конце концов я, почти насмерть замерзнув, сумела найти компромисс и предложила оригинальное решение проблемы:

– Едем только до метро.

– Ну ладно, – смилостивился Костик, – иди, лови тачку.

Довольно быстро остановился почти новенький «Запорожец». Я, тощая и маленькая, юркнула назад, Костя сел впереди и велел:

– Гони к подземке.

Но водитель протянул ему блокнот и карандаш.

– Во, – забубнил муженек, – только ты могла глухонемого поймать.

Я предпочла промолчать: ну каким образом можно, не сев в машину, узнать о том, что водитель лишен способности разговаривать?

Муж написал на листке крупными буквами: «Метро». Дядька кивнул и начал поворачивать руль, и тут Костя схватился снова за блокнот.

– Чего случилось? – удивилась я.

– Забыл указать, какая станция, – пропыхтел супружник.

– Без разницы, нам любая подойдет.

– Еще чего! – взвился мой скупердяй. – До «Новокузнецкой» ближе, следовательно, дешевле.

Накорябав на листе «Новокузнец.», он показал цидульку шоферу. Тот улыбнулся, закивал, взял у Кости блокнот, карандаш и написал «Леонид». Костя захлопал глазами, а я чуть не умерла на заднем сиденье от смеха. Глухонемой дядька решил, что пассажир хочет познакомиться с водителем. Не утерпев, я растрепала о случае приятелям, и с тех пор Костика иначе, как «Новокузнец», никто не звал.

– Да-ша, – монотонно повторяла я, – Да-ша!

Чудовище опустило руки вниз и хорошо знакомым голосом Ирки спросило:

– Он ушел?

Я взвизгнула.

– Ты кто?

– Конь в пальто, – сердито отозвалась домработница.

– Ира!

– Чего удивляетесь-то? – встала на ноги Ирка. – Чай не первый раз встретились. Надо врача звать, психопата! Ванька с ума сошел.

– Ира!!!

– Она вас съела? – всунулся в кладовую Иван.

Домработница завизжала, садовник заорал. Я набрала полную грудь воздуха и голосом профессионального преподавателя переорала присутствующих:

– Всем молчать!!!

От неожиданности парочка заткнулась.

– Иван, – сказала я, – это не снежный человек, а Ирина. Ирка, почему при виде Вани начинаешь верещать?

– Иринка, – подскочил садовник, – а чой-то она такая жуткая?

– Испугалась очень, – ответила Ирка, – ты сначала заорал, а потом на меня со стулом попер.

– Любой заволнуется, на такую морду глядючи, – справедливо сообщил Иван.

– Ира, – строго велела я, – немедленно объяснись. Где твои волосы? Отчего ты лысая?

Домработница постучала пальцем по своей макушке.

– Там они, под лечебной шапочкой! Ща все расскажу, только пусть долдон уйдет.

– Ваня, – приказала я, – ступай наведи порядок в гараже!

– Ага, – кивнул тот и испарился.

– Так в чем дело? – повернулась я к Ирке. – А ну, выходи в кухню.

В чулане у нас горит экономичная маленькая лампочка, да и к чему яркий свет там, где на полках лежат продукты. А вот на кухне сияет люстра, и как только Ирина оказалась у мойки, сразу стало понятно, что на ней надето нечто вроде длинной кофты из меха, ноги домработницы втиснуты в кирзовые сапоги, а на руках резиновые перчатки.

– Вчера, – заныла Ирка, – Светлана мне кой-чего из новых образцов дала. Они еще в производство не запущены, но очень скоро появятся на прилавках. Вот масло облепихи, оно для тех, у кого волос редеет. Наносите и рассекаете часок. Потом пряди моете специальным шампунем, и готово! Красота невероятная, кудри вьются, блестят. А я еще на голову шапочку для плавания надела, для усиления эффекта.

– Хорошо, – кивнула я, – а лицо отчего зеленое?

– Так я маску нанесла, тоже экспериментальную, – затараторила Ирка, – питает, разглаживает морщины.

– Ясно! Теперь разберемся с ногами. Какого черта ты нацепила кирзачи? Где отрыла их? Или тоже Светка подарила, а?

Ира смущенно захихикала.

– Понимаете…

– Говори.

– Ну…

– Сделай одолжение, поторопись.

– У меня ноги шибко волосатые, – покраснев, призналась Ирка, – чего не пробовала – не берет. А у Светланы как раз на апробации крем, делают его из абрикосовых косточек, очень просто действует, намазал, полчаса походил, и кожа гладенькая!

– Сапоги при чем?

– А я когда крем намазывала, – пояснила Ира, – то о стул ногой задену, то о стол, ну и нацепила сапожонки, чтобы…

– Поглупей ничего придумать не сумела? – воскликнула я.

– И чего? – не сдалась Ирина. – Все равно без дела валялись, неизвестно кто их под лестницу сунул. Давно руки чесались кирзачи выбросить, но, видно, не зря умные люди говорят: «В хозяйстве любая мелочь сгодится».

– А перчатки на лапы ты натянула, потому что все та же Светка дала тебе средство для рук?

– Точно, из касторки, – кивнула Ирка.

– И почему ты в подобном виде в чулане сидела? Отчего не в ванной решила время провести?

– Катерина-то уехала, я надумала сама вам борщик сварить, – принялась оправдываться Ира, – воскресенье на дворе, я и не предполагала, что кто-нибудь раньше полудня из комнат вылезет. Что время зря терять, ловко ведь и супешник сгоношить, и красивой за то же время стать. Люди в доме дрыхнут, кому я помешаю? А тут Ванька, урод! Не спится ему!

– Осталось выяснить крохотную детальку, – ехидно прищурилась я, – по какой причине ты рассекаешь в шубе, сделанной из меха не известного науке животного.

– Это не доха! – возмутилась Ира. – А эротичный халат!

– Что? – вытаращила я глаза.

– Женя дал, – гордо заявила Ирка, – лично для себя сшил, но потом решил со мной поделиться. Кстати, он очень добрый, принес и говорит: «На, Иринка, нацепи на голое тело и покрутись перед Иваном. Редкий парень устоит перед пеньюаром из меха! Крутая эротика». Еще и трусы такие есть, хотите, покажу?

– Нет, – я пыталась справиться с приступом хохота, – а кому шуба при жизни принадлежала?

Ира оглянулась.

– Синтетика, но косит под парагвайскую лису. Правда, похоже?

– И не отличить, – подтвердила я, – лиса из Парагвая выглядит именно так.

– Женя сказал, – с воодушевлением воскликнула домработница, – что мужчины любят глазами. Их следует удивлять, тогда они ваши. Только у Ивана, похоже, крыша съехала, он стул схватил и на меня попер. Я от страха онемела и к полу прилипла, хорошо вы, Дарь Иванна, вмешались. Может, мне его больше не соблазнять, коли у мужика с башкой беда?

– Ты просто достигла своей цели, – еле-еле выдавила я из себя фразу, – изумила беднягу до полного остолбенения. Иди немедленно в ванную, умойся да сними эротический халат, надень джинсы.

– Он мне не идет?

– Ну, если честно, ты в нем похожа на хомяка-переростка! – вырвалось у меня.

Секунду Ирка молчала, потом, грохая кирзачами, пошла к двери, на пороге домработница обернулась и обиженно протянула:

– Просто вы в моде не разбираетесь. Женя сказал: мех – это супер. Уж куда лучше, чем ваша хламида в мишках, давно ее сжечь надо!

– Только попробуй, – погрозила я Ирке.

– Ну вы прям, как ребенок, – покачала зелено-оранжевой башкой домработница, – маечки с Микки-Маусом, сумочка с изображением собачки… Просто цирк.

– Лучше прими нормальный вид, – прошипела я, – и спокойно вари борщ. Кстати, помнишь, как в прошлый раз, когда Катя к родным уехала, ты в бульон вместо соли сахару насыпала? То-то вкусно было!

Ирка засопела, чихнула, потом осторожно пригладила топорщившиеся синтетические волоски эротического халата и пошла в коридор, но на пороге кухни она обернулась и ядовито заметила:

– Промежду прочим, оливье со сгущенкой тоже не фонтан! Сильно на любителя еда, чтой-то утром, на трезвую голову, никто остатками вашего салатика полакомиться не захотел.

Очевидно, на моем лице отразилось нечто нехорошее, потому что домработница не стала продолжать разговор, а быстро унеслась прочь.

– Во, язва, – подал голос из коридора Иван, – Дарь Иванна, а чего она вам про эротику говорила, я не понял вообще!

– Ты лучше в гараже беспорядок ликвидируй, – рявкнула я, потом глянула на часы и побежала в свою спальню.

Конечно, сегодня воскресенье и основная масса служивого люда хочет в выходной день спокойно поваляться под одеялом. Но Владлен Богоявленский так называемый творческий человек, поэтому обладает возможностью ежедневно дрыхнуть вволю. Наверное, он вообще раньше полудня не открывает глаз, однако сегодня ему придется расстаться с подушкой, потому что сейчас я нарушу мирный сон поэта. Конечно, очень неприлично вламываться к человеку без приглашения, нарушать его покой, но на войне, как на войне, во время боевых действий об интеллигентности приходится забыть.

Богоявленский долго не открывал дверь. Сначала я подумала, что он попросту спит, и упорно нажимала на звонок, но потом в голове закопошились всякие нехорошие предположения. Владлен уже пожилой человек, судя по иссиня-бледному лицу и бескровным губам у него явные проблемы с сердечно-сосудистой системой. Вдруг мужчине сейчас совсем плохо?

Не успела я насторожиться, как из-за двери послышалось недовольное ворчание:

– Сколько раз тебе, дуре, твердить, не беспокой меня спозаранок! Лег спать около четырех часов, работал, писал, теперь требуется восстановить силы…

Загрохотал замок, зазвякала цепочка, заскрипели петли.

– Это вы! – воскликнул Богоявленский.

– А кого вы ждали? – улыбнулась я.

– Домработницу, – растерянно ответил поэт, – вечно идиотка не в тот час является.

– Вы держите прислугу?

– Что же здесь странного? – нахохлился Богоявленский.

– Ничего, конечно. Но вы так жаловались на стесненные обстоятельства, а поломойке платить надо, причем регулярно!

Владлен моргнул сонными глазами, потом приосанился, подтянул пояс у халата и ледяным тоном осведомился:

– Чем обязан, милостивая государыня? Ваш визит нанесен не в лучшую минуту, утром посещать знакомых считается неприличным.

– А я не в гости!

– Да? – изогнул бровь Богоявленский. – Извольте объясниться, что вы имеете в виду?

– Принесла вам привет.

– От кого? – совершенно искренне удивился поэт.

– От Нины Алексеевны Никитиной, вдовы Николая Шнеера, матери убитой актрисы Людмилы Звонаревой, – спокойно ответила я, – только не вздумайте сейчас кричать: «Не знаю Никитину». Право, это глупо, вы с детства дружили с ее мужем, Николаем Шнеером.

– Так Нина переехала, – неожиданно ляпнул Владлен, – перебралась на другую квартиру. Я думал, адреса не найти!

– И поэтому охотно сообщили номер телефона ее прежних апартаментов, – натянуто улыбалась я. – Понятненько, очевидно, у поэтов плохо с логическим мышлением, да оно и ясно, рифмоплеты, как правило, витают в облаках, предпочитая жить на небесах, а не на грязной земле. Только любому человеку, передвигающемуся на ногах, а не парящему в небе, может прийти в голову очень простое соображение: Нина оставила свои координаты новым владельцам комнат. Так, знаете ли, часто делают, дабы не потерять тех знакомых, которые звонят друг другу лишь раз в году, допустим, в день рождения.

Владлен чихнул, вытащил из кармана большой платок и принялся вытирать нос, рот, подбородок, щеки, когда он добрался до шеи, мое терпение лопнуло.

– Вы врун!

Богоявленский уронил скомканный платок.

– Что?

На его лице было написано огромное негодование, я обозлилась окончательно и, бесцеремонно подвинув хозяина, вошла в прихожую.

– Вас не приглашали, – отмер поэт, – извольте покинуть помещение.

– Как бы не так, – отрезала я, сняла куртку, повесила ее на крючок и повернулась к ошарашенному хозяину. – Поговорить надо.

– Нам не о чем толковать!

– А вот тут вы ошибаетесь.

– Убирайтесь прочь.

– Только после того, как вы ответите на пару вопросов.

– Безобразие, если не уйдете, я позову милицию, – пригрозил Богоявленский.

– Отлично, начинайте!

Владлен растерялся окончательно.

– Вы не боитесь слуг закона?

– Нет, конечно. Я не сделала ничего плохого, являюсь добропорядочной гражданкой и аккуратной налогоплательщицей. А вот у вас мысль об общении с людьми в синей форме должна вызывать ужас.

– Бред, – фыркнул Богоявленский.

– Вовсе нет, вы вор!

– Вор?

– Да. Настоящий уголовник!

Владлен разинул рот, странно всхлипнул, но потом справился с собой и закричал:

– Боже, вы сумасшедшая! У кого хотите спросите, любой человек подтвердит честность Богоявленского. Деточка, отчего вы под разными предлогами врываетесь в мой дом?

Я молчала. Вдруг лицо Владлена разгладилось.

– Впрочем, я понял в чем дело. Душенька, мои стихи – это просто фантазии, в жизни я старый, больной человек, совершенно не подходящий вам по возрасту, на Ромео мало похож. Вы сейчас спокойно ступайте домой, примите необходимые лекарства, отдохните, а затем найдите себе юношу, молодого, со взором горящим, и забудьте Богоявленского. Конечно, вы хороши собой, молоды, но именно сознание этих фактов и…

– Ну надо же, какое самомнение, вы приняли меня за влюбленную поклонницу, – рассмеялась я, – фатальная ошибка. Скорей уж я больше похожа на клювоносую птицу судьбу с железными когтями. Да и навряд ли могу считаться Джульеттой, той, насколько помню, было вроде четырнадцать лет. Мне же, как ни печален сей факт, намного больше. И я не сумасшедшая, переживающая осеннее обострение, ситуация намного хуже.

– Хуже?

– Да. Повторю, вам привет от Нины Никитиной. Знали эту женщину?

– Она умерла?

– Бог мой! Нет! С чего вы сделали подобный вывод?

– Ну… вы спросили «знали эту женщину»? Если человек жив, следует задать вопрос по-иному: «знаете ли эту женщину», поставить глагол в иное время.

Я погасила вновь вспыхнувший пожар озлобления.

– Не придирайтесь к словам.

– Интеллигентный человек обязан грамотно излагать свои мысли и доводы, даже если они глупы, – с пафосом воскликнул поэт, – вы не можете считаться воспитанным индивидуумом, пока не овладеете речью.

– А еще Нина просила передать, – ледяным тоном добавила я, – Владлен, верни бриллианты.

На лице поэта отразилось бескрайнее удивление, похоже, совершенно искреннее.

– Вы о чем толкуете? Какие алмазы?

– Не стоит кривляться, – вздохнула я, – не поможет. В кабинете стоят камеры, поэтому имеется видеозапись, Нина сохранила ее.

– Камеры?

– Да. Николай Шнеер когда-то установил у себя в библиотеке видеосистему, чтобы суметь поймать вора, который польстится на раритетные издания. Он замаскировал повсюду соответствующую аппаратуру, – шепнула я и тут же прикусила язык.

Господи, Николай скончался давным-давно, в те годы и слыхом не слыхивали ни о каких домашних видеокамерах. Не знаю, были ли они уже придуманы, сейчас Владлен расхохочется и вытолкает меня вон.