Глава 22. – Никак ты неплохо отдохнул?

– Никак ты неплохо отдохнул? – Дядя Джек улыбнулся ему. – Ну и погонялись мы за тобой. Ты не должен был так поступать, мой мальчик.

Торби рванулся ударить его. Телохранитель отпустил его, втолкнув в комнату, но руки его были связаны.

С лица дяди Джека сползла улыбка, и он взглянул на судью Брадера.

– Тор, ты никогда не хотел признать, что мы работали на благо твоего отца и твоего дедушки. Естественно, мы лучше знали, как вести дела. Но ты доставил нам немало хлопот, и сейчас мы покажем тебе, как следует обращаться с маленькими детьми, которые не понимают хорошего отношения. Мы тебя научим. Вы готовы, судья?

Судья Брадер злобно усмехнулся и вытащил из-за спины хлыст:

– Ткни его мордой в стол!

Торби проснулся от удушья. Ну и приснится же такое! Он оглядел комнатку маленького отеля и постарался припомнить, как он здесь очутился. Они беспрестанно путешествовали, покрывая иной раз до половины планеты. Он уже стал достаточно разбираться в нравах и обычаях, чтобы не привлекать особого внимания, и новая идентификационная карточка служила ему не хуже настоящей. С тех пор как он выяснил, что подпольный мир всюду живет по тем же законам, это было уже не так трудно.

Наконец он вспомнил – он находился в Южной Америке.

Прозвучал сигнал тревоги – уже полночь, время двигаться. Торби оделся и посмотрел на свой багаж, который решил оставить здесь. Через черный ход он спустился вниз.

Тете Лиззи не нравился холод Юкона, но она смирилась с ним. Вдруг кто-то позвонил Леде и напомнил, что до окончания покупок к Рождеству осталось всего несколько дней, и поэтому им пришлось уезжать.

В Ураниум-сити Торби решил позвонить. Гарш ухмыльнулся с экрана.

– Жду вас в окружном суде по делу «графство против Рудбека», четвертый зал, в девять пятьдесят девять утром четвертого января. А теперь сгиньте с глаз долой.

Поэтому в Сан-Франциско в присутствии тети Лиззи Торби и Леда поругались. Леда хотела отправиться в Ниццу, Торби настаивал на Австралии. Торби наконец гневно сказал:

– Ну и забирай себе машину! Я куплю себе другую! – Он вылетел вон и купил себе билет до Большого Сиднея.

Там он устроил старую шуточку, проскользнув в туннеле под Заливом и, убедившись, что отделался от своего телохранителя, пересчитал наличные, которые Леда сунула ему тайком, потому что ругались они публично. У него было чуть меньше двухсот тысяч кредитов. К ним была приложена записочка с извинениями, что она не могла собрать больше, но терпеть не может иметь с собой наличные деньги.

Ожидая рейса, Торби пересчитал то, что осталось от этих денег, и понял, что должен тратить осторожно, вести себя очень рассудительно по отношению и ко времени, и к деньгам. И куда только девается и то, и другое?

В Рудбек-сити на него буквально набросились фотографы и репортеры; все вокруг так и кишело ими. Но он протолкнулся сквозь их толпу и в девять сорок восемь встретился в баре с Гаршем. Старик кивнул.

– Садитесь. Хиззонер скоро появится.

Судья вошел и, пристав, провозгласил древнюю формулу справедливости: «…да будут выслушаны обе стороны».

– Этот судья на поводке у Брадера, – заметил Гарш.

– Что? Тогда почему мы здесь?

– Вы мне платите за то, чтобы об этих проблемах беспокоился я и только я. Любой судья становится хорошим судьей, когда знает, что он под прицелом, что за ним наблюдают. Оглянитесь.

Торби так и сделал. Помещение было настолько заполнено представителями прессы, что остальным оставалось лишь стоять вдоль стен.

– Я неплохо потрудился, – заметил Гарш, – если мне будет позволено так выразиться. – Он ткнул пальцем в передний ряд. – Этот увалень с большим носом – посланник с Проксимы. А старый жулик рядом с ним – Глава Юридического комитета. И… – он замолчал.

Торби не видел дяди Джека, но судья Брадер сидел за другим столом – на Торби он не глядел. Не видно было здесь и Леды. Он остро почувствовал свое одиночество. Но Гарш, кончив формальное представление дела, сел рядом с ним и шепнул:

– Вам послание от юной леди. Она просит передать, что желает удачи.

Торби принял участие в судоговорении, только давая присягу, а затем последовали заявления, контрзаявления и предупреждения. Когда его приводили к присяге, он заметил на передней скамье отставного судью из Высшего Суда Гегемонии, который как-то обедал у Рудбеков. Затем Торби уже ничего не замечал, потому что излагал свой рассказ в глубоком трансе, в который ввел его психотерапевт.

Каждая деталь его повествования бесконечно обсуждалась и пережевывалась, но лишь однажды слушание обрело драматический характер. Брадер обратился к суду с протестом в такой форме, что по залу пронесся шепот и кто-то даже затопал ногами. Судья побагровел:

– К порядку! Бейлиф очистит помещение!

Несмотря на протесты репортеров, бейлиф приступил к исполнению своих обязанностей. Но первые ряды сидели неподвижно, не сводя взглядов с судьи. Высокий Посланник с Веганской Лиги наклонился к своему секретарю и что-то шепнул ему; тот зашелестел клавишами стенографической машинки.

Судья прокашлялся:

– …пока не прекратится подобное нетерпимое поведение… Суд не потерпит неуважения к себе.

Торби не без удивления услышал его заключительные слова:

– …из чего следует признать, что Крейтон Бредли Рудбек и Марта Бредли Рудбек скончались и ныне мертвы, став жертвой катастрофы. Да покоятся их души в мире. И пусть так и будет записано.

Судья стукнул своим молотком по столу.

– Если душеприказчики или опекуны наследников завещания в случае, если оно имеет место, присутствуют в настоящем суде, пусть они выйдут сюда.

О собственной доле Торби не было сказано ни слова. Торби поставил все необходимые подписи в комнате судьи. Ни Уимсби, ни Брадер при этом не присутствовали.

Когда Торби с Гаршем вышли наружу, он перевел дыхание.

– С трудом могу поверить, что нам удалось выиграть.

Гарш усмехнулся.

– Не обманывайте сами себя. Мы выиграли по очкам лишь первый раунд. Все дальнейшее обойдется вам недешево.

У Торби обтянулись скулы. Телохранитель начал прокладывать им дорогу через толпу, и они двинулись за ним.

Гарш не преувеличивал. Брадер и Уимсби продолжали управлять компанией «Рудбек и Ассоциации» и не собирались складывать оружия. Торби так и не увидел доверенности своих родителей, хотя сегодня он хотел убедиться лишь в одном: он предполагал, что разница между теми бумагами, что ему подготовил судья Брадер, и теми, что оставили отец и мать, заключается в нескольких словах – «аннулировать» или «аннулировать по устному соглашению».

Но когда суд на своем очередном заседании приказал доставить их, Брадер объявил, что они были уничтожены при очередной чистке архивов от ненужных документов. Он был приговорен к десяти дням заключения за неуважение к суду, исполнение приговора было отложено, и на том все кончилось.

Хотя Уимсби лишился той доли голосов, которые ему давали вклады Крейтона и Марты Рудбек, не получил их и Торби; предстояло еще дождаться утверждения завещания. Все это время Брадер и Уимсби продолжали оставаться у руководства компанией, чувствуя поддержку большинства директоров. Торби не имел права доступа даже в Рудбек-билдинг, не говоря уж о своей старой конторе.

Уимсби больше не показывался в поместье, его вещи были ему высланы. Торби отдал Гаршу апартаменты Уимсби. Старик часто оставался ночевать, потому что они были очень заняты.

Гарш разъяснил ему, что возбуждены девяносто семь дел, относящихся к его имуществу; часть рассматривается, часть еще только ждет очереди. Коротко – завещание было по своей сути очень простым: Торби – единственный основной наследник. Но к сему появилось до дюжины возражений против отказа в недвижимости; появилось немало родственников, которые хотели бы хоть чем-нибудь поживиться, если завещание не будет признано; снова поднимается вопрос о том, что значит «умерли и законным образом признаны мертвыми»; будет оспариваться дата, с которой исчислять смерть, что меняет суть дела; встал даже вопрос о подлинности личности Торби. Во всех этих делах нет ни следа присутствия ни Уимсби, ни Брадера: на переднем плане, как правило, какие-нибудь дальние родственники или держатели акций, выступающие истцами. Торби был вынужден прийти к выводу, что дядя Джек пользуется немалым влиянием.

Но единственный иск, который по-настоящему опечалил его, был подан в суд его дедушкой и бабушкой Бредли, которые требовали, чтобы над ним была установлена опека в силу его полной некомпетентности. В качестве доказательства, кроме того неоспоримого факта, что сложная жизнь Земли ему в новинку, приводилось медицинское заключение, полученное у Стражников. Доктор Кришнамурти подтверждал, что он «потенциально эмоционально нестабилен и не может полностью отвечать за свои действия в стрессовой обстановке».

Гарш заставил его подвергнуться безжалостному публичному осмотру врача, пользовавшего Генерального Секретаря Ассамблеи Гегемонии. Торби официально был признан совершенно здоровым. Это заключение последовало как ответ на обращение держателей акций, требовавших, чтобы Торби был признан профессионально неготовым вести дела компании, и сделать это надо было в интересах как общества, так и отдельных лиц.

Торби был измучен всеми этими нападками, он начал понимать, что быть богатым слишком разорительно. Он был уже по уши в долгах и не мог вступить во владение своим имуществом, ибо Брадер и Уимсби, несмотря на однозначные ответы, продолжали утверждать, что личность его сомнительна: тот ли он, за кого себя выдает?

Наконец суд, который был на несколько порядков выше окружного, предоставил Торби право распоряжаться акциями его родителей до тех пор, пока не будут окончательно улажены споры о судьбе имущества.

В соответствии с подзаконным актом, по инициативе держателей акций Торби созвал их на генеральное собрание, которое должно было избрать основных должностных лиц компании.

Собрание состоялось в аудитории Рудбек-билдинг, и в нем приняло участие большинство акционеров с Земли, хотя часть из них была представлена по доверенностям. В последнюю минуту влетела даже Леда, весело крикнув присутствовавшим: «Привет всем!» Затем она повернулась к своему приемному отцу:

– Папочка, я получила извещение и решила повеселиться – вскочила в автобус и примчалась сюда. Я ничего не перепутала?

На Торби она глянула лишь мельком, хотя он занимал место вместе со всеми на возвышении. Торби не видел ее с того времени, как они расстались в Сан-Франциско, и испытал облегчение, смешанное с обидой. Он знал, что Леда продолжала обитать в поместье Рудбек и иногда бывает в городе, но Гарш предостерег его от попыток встретиться с ней.

– Если мужчина пытается встретиться с женщиной, которая ясно дала ему понять, что не хочет этого, то он дурак, – сказал он.

Призвав собрание к порядку, Уимсби объявил, что в соответствии с существующим порядком собравшиеся должны выбрать руководство компании.

– Пусть секретарь провозгласит список предполагающихся руководителей отделов. – Его лицо озарилось торжествующей улыбкой.

Эта улыбка встревожила Торби. Учитывая его собственную долю и долю его родителей, он контролировал примерно 45 процентов акций. Зная имена тех, кто поддерживал Уимсби, он прикидывал, что под контролем Уимсби было около 31 процента акций. Торби было необходимо получить еще 6 процентов. Возможно, сказался бы прилив эмоций по отношению к Рудбеку из Рудбеков, но он не мог быть в этом совершенно уверенным, несмотря даже на то, что Уимсби необходимо было перетянуть к себе втрое больше голосов из тех, кто еще не определил свои симпатии… но, возможно – Торби не был в этом уверен, – они были в кармане у Уимсби.

Встав, он представился:

– Тор Рудбек из Рудбеков.

Затем представления пошли одно за другим, пока не подошла очередь Уимсби. На нем представление закончилось.

– Секретарь огласит список, – объявил Уимсби.

– Прошу сообщить, сколько у вас имеется в распоряжении голосов как у владельца и сколько вы представляете по доверенностям. Клерк сверит серийные номера по Большому Списку. Тор Рудбек… из Рудбеков.

Торби назвал свои 45 процентов и сел на место, чувствуя себя совершенно опустошенным и измотанным. Но взяв себя в руки, он вытащил из кармана маленький калькулятор. Всего было 94 тысячи акций, имеющих право голоса; Торби было необходимо получить 5657 голосов, чтобы у него был перевес хотя бы в один голос.

Он начал медленно складывать их – 232, 906, 1917… – некоторые из них впрямую, некоторые по доверенностям. Но и Уимсби занимался тем же самым. Некоторые держатели акций оповещали, что голоса по доверенностям они не отдают, некоторые воздерживались от выражения собственного мнения, и Торби был вынужден сделать вывод, что эти доверенности были выданы самим Уимсби. Но счет голосов в пользу Рудбека из Рудбеков постепенно рос – 2205, 3036, 4309… и тут все остановилось.

Секретарь, конечно, получил инструкции, какие имена следует зачитывать последними.

– Досточтимый Курт Брадер!

Брадер отдал свою долю Уимсби.

– Наш председатель мистер Джон Уимсби.

Уимсби встал. Он так и лучился довольством.

– Мне лично принадлежит одна акция. Но в силу имеющихся у меня доверенностей я отдаю принадлежащие мне голоса…

Дальше Торби не стал слушать и потянулся за своей шляпой.

– Считай, что список завершен, – начал секретарь.

– Нет! – Леда вскочила на ноги. – Я лично присутствую здесь. Это мое первое собрание, и я хочу сама голосовать!

– Очень хорошо, Леда, – торопливо сказал ее отчим, – но ты не должна прерывать. – Он повернулся к секретарю собрания. – На результат это не повлияет.

– Еще как повлияет! Я отдаю свою тысячу восемьсот восемьдесят голосов за Тора Рудбека из Рудбеков!

Уимсби вскочил.

– Леда Уимсби!

– Мое настоящее имя – Леда РУДБЕК, – сдавленно ответила она.

– Незаконно! – закричал судья Брадер. – Голоса подсчитаны. Это слишком…

– Чушь! – крикнула ему в ответ Леда. – Я здесь и голосую сама. За десять минут до собрания я зашла к нотариусу в этом здании и отозвала свою доверенность – ведь я имела право на это, не так ли, судья? Если вы мне не верите, можете спуститься и проверить лично. Но что из этого? Я сама здесь. Можете меня потрогать. – Затем она повернулась к Торби и улыбнулась ему.

Торби попытался выдавить из себя ответную улыбку, а затем яростно повернулся к Гаршу:

– Почему вы таили это в секрете?

– Чтобы Уимсби, узнав, что она собирается делать, не уговорил или просто не купил себе недостающие голоса. Так он мог выиграть. До последней минуты она держала его в счастливом неведении, точно, как я и говорил ей. Вот это женщина, Торби. Не упустите ее.

Пятью минутами позже Торби, бледный и осунувшийся, поднявшись, взял молоток, брошенный Уимсби. Он стоял лицом к толпе собравшихся.

– Теперь мы приступим к выборам правления, – объявил он, с трудом слыша собственный голос. Список кандидатов, который разработали Торби с Гаршем, был оглашен с единственным добавлением: Леда.

Она снова вскочила:

– О, нет! Вы не имеете права так поступать со мной!

– Не принимается. Вы взяли на себя ответственность, так и несите ее…

Когда секретарь объявил результаты, Торби повернулся к Уимсби.

– Вы еще и генеральный управляющий, не так ли?

– Да.

– Вы уволены. И не пытайтесь вернуться в свой бывший офис. Уходите.

Брадер вскочил на ноги. Торби повернулся к нему.

– И вы тоже. Стража, выведите их из здания.

Торби устало смотрел на огромную кучу бумаг, на каждой из которых красовалась надпись «Срочно». Он взял одну, начал ее читать, затем положил обратно и сказал:

– Долорес, переключите все вызовы на меня. И идите домой.

– Я могу остаться, сэр.

– Я сказал, чтобы вы шли домой. Неужели вы надеетесь найти себе мужа с такими кругами под глазами?

– Да, сэр. – Она переключила связь. – Спокойной ночи, сэр.

– Спокойной ночи.

Хорошая девушка. Надежная, подумал он. По крайней мере, он на это надеется. Он не хотел быть новой метлой, которая чисто метет, администрация должна продолжать работу. Он набрал номер.

Ему ответил голос без лица:

– Болтушка из семи яиц.

– Я Прометей, – ответил Торби, – и из девяти получается шестнадцать.

– Взбивай болтушку.

– Договорились, – согласился Торби.

Появилось лицо маршала Смита:

– Привет, Тор.

– Джейк, я вынужден отложить нашу встречу и в этом месяце. Мне ужасно неприятно – но ты только посмотри на мой стол.

– Никто и не ждет от тебя, что ты будешь отдавать делам Корпуса все свое время.

– Черт побери, я только об этом и мечтаю: как можно скорее разгрести эти залежи, приставить к делу порядочных людей, а затем взять шапку в охапку и вступить в Корпус! Но все это не так просто.

– Тор, ни один уважающий себя офицер не позволит расслабиться, пока на его участке все не будет в порядке. А мы-то оба знаем, что у тебя и тут, и там горит красный свет.

– Словом… словом, я не могу организовать встречу. У вас есть несколько минут?

– Давай, – согласился Смит.

– Думаю, что когда я был мальчишкой, за которым охотились, мне бы очень пригодились иглы дикобраза. Понимаете?

– Никто не ест дикобразов.

– Верно! Но, говоря языком торговцев, верный способ придушить какое-нибудь дело – это сделать невыгодным, неприбыльным. Работорговля – это бизнес, и самый верный способ покончить с ней – это зажечь на ее пути красный свет. И если потенциальные жертвы будут утыканы иглами дикобразов, к ним не подступятся.

– Если бы только у нас были иглы, – мрачно согласился Директор Корпуса «Икс». – У тебя есть какая-то идея относительно оружия?

– У меня? Кем вы меня считаете? Гением? Но думаю, что я нашел одного такого. Его зовут Джоэл де ла Круа. Его выгнали, и это была самая большая глупость, которую могла сделать его контора. Я кое-что рассказывал о своей работе наводчика на «Сису». И он сам, по своей инициативе набрел на прекрасную идею. Он мне сказал: «Тор, это просто смешно, когда корабль выводит из строя тоненький парализующий луч, в то время, когда у корабля хватает энергии, чтобы зажечь маленькую звезду…»

– Очень маленькую звезду. Но я согласен.

– Отлично, я засунул его в наши Хевернейровские лаборатории в Торонто. И как только ваши ребята одобрят то, что он делает, я хочу дать ему грузовик денег и предоставить свободу рук. Я скормил ему все, что знаю о тактике пиратов и так далее, – то и дело слал ему ленты, потому что у меня нет времени сесть с ним и как следует поработать. Меня буквально разрывают на части.

– Ему будет нужна хорошая команда. Такую работу в одиночку не сделаешь.

– Знаю. Я сообщу вам имена, как только получу их. Проект «Дикобраз» получит и деньги, и людей столько, сколько ему будет надо. Но, Джейк, сколько этих устройств я смогу продать Страже?

– Что?

– Ведь я должен делать дело. Если оно не пойдет, совет меня просто выставит. Я могу осыпать проект «Дикобраз» дождем мегабаков, но мне нужно одобрение директоров и акционеров. И если мы добьемся успеха, я хочу знать, что смогу продать несколько сот штук Свободным Торговцам, смогу взять себе, сколько потребуется, но мне нужна уверенность, что у меня большой потенциальный рынок, чтобы оправдать расходы. Сколько может взять Стража?

– Тор, ты зря беспокоишься. Если вам не удастся создать супероружие – а шансы у вас не так уж и велики, – расходы на исследования будут оправданы. Твои держатели акций ничего не потеряют.

– Я не зря беспокоюсь. Я завоевал это место лишь незначительным большинством голосов, и специальное собрание держателей акций может выставить меня хоть завтра. Конечно, расходы на исследования оправдают себя, но не так быстро, как хотелось бы. Вы должны считаться с тем, что о каждом кредите, который я трачу, тут же становится известно людям, которые спят и видят, как бы разделаться со мной, поэтому мне и нужно убедительное оправдание трат.

– Как насчет контракта на исследовательские работы?

– Чтобы отставной полковник стоял над головой у моих ребят и говорил, что нужно делать? Мы хотим дать им полную свободу действия.

– М-м-м… да. Хочешь, я направлю тебе письмо с предложением взяться за эту работу? Предложим самую высокую цену. Я должен повидаться с Главным Маршалом. В данный момент он на Луне, а я не могу найти времени, чтобы самому выбраться туда. Тебе придется подождать несколько дней.

– Я не могу ждать, я должен быть уверен, что вы сможете это сделать. Джейк, я хочу закрутить дела, чтобы они шли, и покончить с этим сумасшедшим домом. Если вы не сможете зачислить меня в Корпус, я все равно буду артиллеристом.

– Загляни сегодня вечерком. Я зачислю тебя, а затем прикажу исполнять свои обязанности на том месте, где ты находишься.

У Торби дрогнул подбородок.

– Джейк! Вы этого не сделаете!

– Сделаю, если ты будешь таким идиотом и будешь сопротивляться моим приказам, Рудбек.

– Но… – Торби замолчал. Спорить не имело смысла: впереди еще была уйма работы.

– Что-нибудь еще? – спросил Смит.

– Думаю, что нет.

– Первая встреча с де ла Круа состоится завтра. Потом увидимся.

Торби отключился, чувствуя еще большую усталость. Дело было не в полунасмешливой угрозе Смита и не в тревоге, которую у него вызывала необходимость потратить большие суммы денег, принадлежавших другим людям, на проект, который мог провалиться. Дело было в том, что он взялся за работу, которая оказалась куда более сложной, чем он предполагал.

Снова взявшись за верхний лист, он положил его на место и нажал кнопку, соединявшую его с поместьем Рудбек. На экране появилась Леда.

– Сегодня снова буду поздно. Извини.

– А я организовала обед. Все веселятся, а я сижу на кухне.

Торби покачал головой:

– Займи место во главе стола. Я перекушу здесь. Может, и переночую.

Она вздохнула:

– Если ты вообще будешь спать. Слушай, мой дорогой дурачок, я хочу, чтобы ты был в постели не позже двенадцати и не вставал раньше шести. Обещаешь?

– Ладно. Если получится.

– Лучше, чтобы получилось, а не то тебе достанется от меня. До встречи.

К верхнему листу из кучи бумаг он так и не притронулся, он просто сидел в раздумье. Леда хорошая девочка… она даже пыталась помогать ему в делах – до тех пор, пока не стало ясно, что дела – не самая сильная ее сторона. Но она единственный человек, кто неизменно подбадривает его. И не будь женитьба явным несчастьем для Стражников… но он не может обречь Леду на такую невеселую судьбу. Достаточно того, что в последнюю минуту он увиливает от большого праздничного обеда. Да и другое. Он постарается обращаться с ней получше.

Все казалось простым и самоочевидным: просто взяться за дело, прочистить тот сектор, примыкающий к Саргону, а затем проложить курс к нему. Но чем дольше он обдумывал ситуацию, тем сложнее она представлялась. Налоги… дела с налогами всегда были чертовски запутаны… И откуда он найдет время?

Смешно, но человек, в распоряжении которого находятся тысячи межзвездных кораблей, не может найти время, чтобы взлететь на одном из них. Может быть, через год-другой…

С этим проклятым завещанием ничего не ясно и до сих пор – прошло уже два года, а суд все пережевывает бесконечные детали. Ну почему их не могла настичь простая и понятная смерть, как всех людей?

Идет время, а он не может всецело отдаться тому делу, которому служил папа.

Конечно, кое-что ему удалось сделать. Предоставив Корпусу «Икс» некоторые данные, почерпнутые из досье и папок Рудбеков, он дополнил картину, и Джейк сказал ему, что один из рейдов, вычистивший гнездо работорговли, был прямым результатом его действий.

Но знал ли кто-нибудь, чем занималась компания Рудбек? Порой ему казалось, что и Уимсби, и Брадер мучаются чувством вины, порой – что нет: ведь все дела, которыми они занимались, носили совершенно законный характер… может быть, все дело в людях, которые злоупотребляли их доверием? Но кто знает, что это было именно так?

Открыв ящик письменного стола, он вынул папку, на которой не было надписи «Срочно» – но лишь потому, что он никогда не расставался с ней. В ней хранились самые срочные, самые спешные данные, касающиеся Рудбеков, а может быть, и всей Галактики – даже более важные, чем проект «Дикобраз», успех которого виделся ему в отдаленном будущем. То, что лежало в этой папке, должно было нанести сокрушительный удар или как минимум серьезно подорвать работорговлю. Но дела шли слишком медленно, и впереди был еще непочатый край работы.

Дел было слишком много. Бабушка говорила, что никогда не надо покупать яиц больше, чем может поместиться в твоей корзине. Но у него было слишком много корзин. И корзинки прибавлялись каждый день.

Конечно, в трудную минуту он всегда мог спросить себя: «А что бы сделал папа?» Полковник Брисби выражался так: «Я просто задаю себе вопрос: „Как бы поступил полковник Баслим?“» Это помогало, особенно, когда ему приходилось вспоминать слова судьи, предостерегавшего его относительно того дня, когда к нему перейдут все вклады его родителей: «Никто не может обладать чем-либо единолично, и чем больше объем его владений, тем меньше они принадлежать ему. Вы не можете распоряжаться своим имуществом по своему собственному усмотрению или совершать глупые поступки. Ваша заинтересованность не может превалировать над интересами держателей акций, общественного производства или публики».

Вызвав в памяти образ папы, Торби, прежде чем дать жизнь проекту «Дикобраз», обсудил с ним это предупреждение.

Судья был прав. Когда он взялся за дела, первым его желанием было прекратить всякую активность компании «Рудбек» в том зараженном секторе и тем самым подорвать работорговлю. Но этого нельзя было делать. Борясь с преступниками, ты не имел права наносить урон тысячам и миллионам честных тружеников. Надо было искать более тонкие, более оправданные пути хирургического вмешательства.

Этим он теперь и пытался заниматься. Он углубился в изучение содержимого безымянной папки.

Гарш просунул голову:

– Все еще пытаешься покончить с плетками? Что за гонка, малыш?

– Джим, как мне найти десять честных человек?

– Диоген был бы рад найти хоть одного. Дай человеку больше, чем он может ухватить.

– Ты знаешь, что я имею в виду. Мне нужно десять честных человек, каждый из которых мог бы взять на себя управление делами на каждой из планет, где обосновались Рудбеки. И про себя Торби добавил: «И которые устроили бы Корпус „Икс“».

– Одного я знаю.

– У тебя есть какой-нибудь другой выход? Мне нужен хоть один, кто мог бы сменить управляющего в том зловонном секторе, и когда тот, кого он сменит, вернется, мы не сможем уволить его: мы должны принимать их такими, какие они есть. Потому что мы ничего не знаем. Но мы должны доверять новым людям.

Гарш пожал плечами.

– Это лучшее, что мы сможем сделать. Но если ты думаешь решить проблему одним махом, выкинь это из головы, мы не в состоянии сразу же найти столько квалифицированных специалистов. Но послушай, малыш, сколько бы ты ни пялился в эту папку, ты не решишь все вопросы за один вечер. Когда ты будешь так стар, как я, ты поймешь, что нельзя заниматься всем сразу, если не хочешь загнать себя в могилу. Как бы там ни было, когда-нибудь ты скончаешься, и кто-то другой будет делать эту работу. Ты напоминаешь мне человека, который взялся пересчитать все звезды. Чем быстрее он считал, тем больше их появлялось. Он плюнул и пошел на рыбалку. Что и тебе не мешало бы почаще делать – и подниматься пораньше.

– Джим, почему ты согласился прийти сюда? И я вижу, что ты не уходишь с работы, когда остальных и след простыл.

– Потому что я старый болван. Кто-то должен был поддерживать тебя. Может быть, я получаю удовольствие, когда у меня есть возможность врезать по такому гнусному и грязному делу, как работорговля, и это то, что мне надо, – а я слишком стар и толст, чтобы жить по-иному.

Торби кивнул.

– Я тоже так думаю. Но мне надо нечто другое, а я так занят делами, которые должен делать, что у меня нет времени на то, что я хотел бы делать… и у меня никогда не будет возможности делать то, что я хочу!

– Сынок, это всеобщий закон. И чтобы спастись от преждевременной смерти в такой жизни, есть единственный способ – так или иначе делать то, что ты хочешь. И в этом правда. Завтра будет большой день, который еще не начался… и ты пойдешь со мной, засунув в карман бутерброды, и мы будем смотреть на красивых девушек.

– Мне надо устраивать званый обед.

– Нет, ты не пойдешь на него. Даже корабль из титановой стали должен время от времени вставать на ремонт. Поэтому отправишься со мной.

Торби посмотрел на кучу бумаг:

– О'кей.

Старик жевал сандвичи, пил пиво, любовался красивыми девушками, и с лица его не сходила невинная улыбка истинного удовольствия. Вокруг них были действительно очень красивые девушки, в Рудбек-сити никогда не было недостатка в высокооплачиваемых звездах шоу-бизнеса.

Но Торби не смотрел на них. Он думал.

Человек не может освободиться от лежащей на нем ответственности. Капитан не может, не может Старший Офицер. Но он не видел, каким образом вступит в Корпус папы, если и дальше будет вести такой образ жизни. Но Джим был прав: здесь, на своем месте, он может вести борьбу с этим грязным делом.

Но если ему не нравится этот способ борьбы? Да, полковник Брисби сказал как-то о папе: «Он был так предан идее свободы, что готов был ради нее пожертвовать своей… быть нищим… или рабом… или умереть – чтобы жила свобода».

Да, папа, ты прав, но я не знаю, как делать эту работу. Я делаю ее… я стараюсь ее делать. Но я выбиваюсь из сил. У меня нет способностей к ней.

– Чепуха! – ответил папа. – Ты можешь выучиться всему, если заставишь себя. Ты будешь учиться или я оторву твою глупую голову!

Где-то рядом с папой появилась Бабушка и, серьезно глядя на Торби, кивнула в знак одобрения.

– Да, бабушка. Хорошо, папа. Я постараюсь.

– Ты будешь больше, чем просто стараться!

– Я это сделаю, папа.

– А теперь садись поешь.

Торби послушно потянулся за ложкой и увидел, что перед ним вместо миски с похлебкой лежит сандвич.

– О чем ты там бормотал? – спросил Гарш.

– Ни о чем. Я просто думал.

– Дай своей голове отдохнуть и распахни глаза. Для всего есть свое время и место.

– Ты прав, Джим.

– Спокойной ночи, сынок, – шепнул старый бродяга. – Хороших снов… и удачи тебе!

Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке Royallib.ru

Оставить отзыв о книге

Все книги автора

[1]Не «одна сотая», конечно, а сто ускорений свободного падения, т.е. 100g. В оригинале: «one hundred standard gravities».

Эта же «одна сотая» встречается в тексте и далее. (N.)