Игрок в мяч

Вот научный подход к исследуемой теме, комбинация внимательного наблюдения и работы с документированными источниками – именно так работают современные археологи. Ученый логически пришел к выводу о «родстве народа, построившего великие архитектурные комплексы на Юкатане, и тех, кто населял Мексику на момент испанского завоевания». Без сомнения, вернувшись теперь в полуразрушенные и поросшие лесом Копан или Паленке, вооруженный новыми знаниями Стефенс и там бы обнаружил подобные спортивные площадки.

В Чичен‑Ице исследователи провели три недели и, собрав огромное количество научного материала, взяли курс на Тулум – портовое селение на северо‑восточном побережье Юкатана. Там путешественники оказались среди тех же хижин и зданий, которые впервые предстали перед глазами конкистадоров в далеком 1518 году во время экспедиции Грихальвы.

В Тулуме компаньоны приняли решение побыть на Юкатане еще какое‑то время. Отдохнув и пополнив съестные припасы, они вновь отправились в дорогу. На этот раз экспедиция отправилась на запад, в Мериду, через Исамаль и Аке. В Исамале путешественники восхитились огромными пирамидами, возвышавшимися над сонным захолустным городком, населенным преимущественно плантаторами и батраками. На подворье одного из плантаторов исследователи обнаружили полуразрушенную плиту с барельефом бога солнца. Затем они осмотрели монастырь, основанный Диего де Ланда, и ознакомились с его деяниями.

В мае 1842 года Стефенс и Казервуд попрощались с Юкатаном и взяли курс на родину, где уже следующей весной вышел в свет их фундаментальный труд «Случаи из путешествий на Юкатан» («Incidents of Travel in Yucatan»), вызвавший большой интерес у читающей публики. Этот многотомник быстро разошелся как в Европе, так и в США. Прекрасный текст Стефенса, лишенный всякой характерной для тех лет помпезности, а также исключительно точные иллюстрации Казервуда сделали труд настоящей энциклопедией.

Через весь итоговый отчет исследователей красной нитью проходят две темы: образцы архитектуры и иероглифическая письменность майя. Что касается первого, то Стефенс и Казервуд задаются вопросами о возрасте зданий, об их строителях и, собственно, о предназначении этих архитектурных шедевров. В ходе экспедиции ученые пришли к выводу, что все сооружения не такие уж и древние, как считалось ранее. Тот факт, что все они присыпаны толщей пыли и земли, обросли деревьями, травой и кустарником, совершенно не указывает на их древнее происхождение. В условиях теплого и влажного тропического климата джунгли способны за короткое время поглотить любое заброшенное здание. «Если постройкам действительно несколько тысяч лет, то как могли сохраниться такие города, как Паленке и Ушмаль, в таком прекрасном состоянии? Невозможно даже представить, что по прошествии двух или трех тысяч лет, учитывая воздействие землетрясений, оползней и агрессивных тропических джунглей, могло уцелеть хотя бы одно‑единственное здание». Иное дело, если города или даже разные части одного и того же города были построены в разное время. Обратившись к трудам и отчетам более ранних исследователей, которые своими глазами видели еще «живые» индейские селения, ученые приходят к выводу, что жизнь в этих краях угасала постепенно, деградируя в течение столетий. В чем же причина этой деградации? Вот один из главных вопросов для будущих поколений историков и археологов.

Знаменитый путешественник и его компаньон подняли еще один важный вопрос: сами ли майя построили свои города? И вообще, есть ли что‑то общее между архитектурой майя и архитектурой заокеанских народов? Сравнения и параллели в работе исследователей проводились постоянно. Величественные строения Древней Греции, Древнего Рима и Древнего Востока, скульптурные и архитектурные шедевры Древней Индии и Древнего Китая – все подвергалось сравнительному анализу, и ничто не напоминало архитектуру городов, найденных в джунглях Юкатана и Гватемалы, даже отдаленно. А как насчет Древнего Египта? Некоторые исследователи до сих пор находят сравнение двух культур вполне уместным:

Главным камнем преткновения для наших споров являются пирамиды. Пирамидальная форма – одна из тех, что человеческий разум во все времена и у всех народов считал наиболее простым способом строительства высокого здания на прочном основании. Таким образом, подобный способ строительства у разных народов не может указывать на их родство, а тем более на потенциальные связи, если только такие пирамиды не несут в себе какие‑то совершенно особенные, но похожие черты.

Стефенс вполне аргументировано доказал нам, что пирамиды Древнего Египта и пирамиды майя имеют существенные различия. У пирамид майя – как правило усеченных и геометрически не совсем правильных – ребра при продолжении не сходятся в одной точке, что коренным образом отличает их от древнеегипетских собратьев. Но самым кричащим различием авторы считают непохожесть архитектурных концепций, положенных в основу строительства пирамид. У майя все они имеют платформы, на которых покоятся какие‑то дополнительные самоценные структуры: башенки, иногда многоэтажные, домики, перегородки и так далее. Древнеегипетские же пирамиды – архитектурные монументы сами по себе, они не имеют никаких дополнительных надстроек и украшательств и служат огромными склепами для усопших фараонов. В эпоху Стефенса ни в пирамидах, ни под пирамидами майя не было найдено ни одной погребальной камеры, и сам он считал, что «видимо, их даже не существует». Великий Стефенс ошибался, остальные исследователи также заблуждались на этот счет вплоть до 1950‑х годов, когда в результате впечатляющих открытий было доказано, что пирамиды майя на самом деле несли погребальную функцию.

Помимо пирамид Стефенс и Казервуд сравнили и остальные элементы обеих культур и пришли к выводу, что, за исключением создания барельефов, культуры древних египтян и майя не имеют между собой ничего общего. Исследователи пришли к выводу, что майя уникальны и, скорее всего, развивались изолированно в течение всей своей истории:

…Их артефакты совершенно отличаются от архитектурных и художественных творений других известных народов, они полностью и абсолютно самобытны… Наши выводы куда интереснее, чем мнение о предполагаемых контактах строителей майя со своими древнеегипетскими коллегами. Наши выводы заключаются в том, что народ, столь искусный в архитектуре, скульптуре и рисовании, не пришел из Старого Света, а появился и вырос здесь, не имея ни хозяев, ни образцов для подражания, ведя совершенно независимое существование, словно растения, растущие только на этой почве.

И все‑таки главной темой «Записок», вокруг которой так или иначе крутятся все рассуждения, предположения и выводы, является иероглифическая письменность майя. Те самые таинственные знаки, с помощью которых «когда‑нибудь будет проведена конференция с исчезнувшей расой». Очевидно, что письменный язык майя был достаточно богат и разнообразен. Не зная значения ни одного иероглифа, Стефенс с полным на то основанием предположил, что благодаря их многообразию и многочисленности майя были в состоянии выразить любую мысль и описать любое событие. Богатство лексикона предполагает и богатство смыслового выражения. Для пущей наглядности Стефенс скопировал иллюстрацию из «Дрезденского кодекса», опубликованного Гумбольдтом и лордом Кингсборо, и поместил ее рядом с письменами, срисованными Казервудом с верхней грани «Алтаря Q» из Копана. И хотя в первом случае надпись была нарисована на странице книги, выполненной из коры дерева, а в другом – вырезана на каменном монолите, сходство их поразительно. В обоих случаях все иероглифы оказались как бы сгруппированы в блоках, имели одни и те же вспомогательные элементы – вертикальные черточки и точки, и в обоих образцах четко просматривались головы и руки. Без сомнения, обе надписи являлись образцами одной и той же письменной системы. И, как предположил Стефенс, дальнейшие исследования требовали рутинного изучения в тиши кабинетов – собственно, того, чем уже начал заниматься мексиканский энтузиаст Пио Перес. По этому поводу Стефенс писал, что за столетие в монастырских библиотеках скопилось множество манускриптов и документов, написанных святыми отцами, касиками и индейцами, которые быстро выучились испанскому языку и овладели грамотой. Знаменитый путешественник верил, что письмена будут рано или поздно прочитаны, и его не покидало чувство, что ключ к дешифровке «будет найден даже быстрее, чем в истории с Розеттским камнем». Ключ, отомкнувший двери к разгадке таинственных иероглифов майя, действительно был найден. Через сто с небольшим лет.

Почему Стефенс и Казервуд не предприняли новых экспедиций на землю майя, мы не знаем.

Письмена с «Алтаря Q» (вверху) в сравнении с письменами из «Дрезденского кодекса» (внизу)

Скорее всего, у исследователей возникли проблемы со здоровьем. Они планировали издать еще одну книгу, более дорогую, гораздо лучше иллюстрированную, чем две первых, и даже придумали название – «Американские древности», – намереваясь включить туда материалы исследования Гумбольдта и великого историка Уильяма Прескотта, книга которого «Завоевание Мексики» вышла в свет в 1843 году. Однако при предполагаемой немалой цене будущей книги в 100 долларов Стефенс для финансирования проекта не смог найти девятисот подписчиков. Тем не менее в 1844 году в Лондоне Казервуду удалось издать свою собственную, хорошо иллюстрированную 25 литографиями книгу «Виды древних памятников Центральной Америки, Чьяпаса и Юкатана» («Views of Ancient Monuments in Central America, Chiapas and Yucatan»). Книга получилась весьма необычной: кроме ранее издававшихся гравюр Казервуд поместил множество рисунков, проливавших свет на первозданную природу Месоамерики и обычаи ее коренных жителей.

В последующие годы Казервуд вернулся к занятиям архитектурой, а затем, обнаружив в себе дар инженера‑путейца, вернулся в Латинскую Америку, где с энтузиазмом участвовал в строительстве железной дороги в Панаме. А что же его компаньон? Стефенс некоторое время подвизался на ниве политики, временами участвовал в прибыльных экономических проектах, включая инвестирования в горнорудное дело и финансирование пароходной компании. И все‑таки не вылеченная до конца малярия подточила и без того неидеальное здоровье великого путешественника. Говорят, что его обнаружили лежащим без сознания под раскидистым панамским деревом и в тот же день отправили в Нью‑Йорк, где он через несколько суток скончался. Стефенсу было всего 47 лет. Его друг и компаньон Казервуд погиб спустя два года, когда пароход «Арктик», на котором он совершат поездку из Англии в США, в густом тумане у берегов Ньюфаундленда столкнулся с другим судном. Казервуд оказался в числе трехсот утонувших пассажиров.

Сегодня археологи всех стран с уважением и некоторой завистью оглядываются на своих великих предшественников. И вправду, есть чему завидовать: Стефенс и Казервуд окунулись в джунгли и в мистерию майя в ту самую эпоху, когда все замечательные открытия ждали своего часа и своего первооткрывателя. Быть первопроходцем – трудное, опасное дело, однако невероятно интересное и благодарное.