Джон Ллойд Стефенс

Уроженец северного Лондона, Казервуд получил образование архитектора, а затем посещал курсы в Королевской Академии, где занимался живописью под руководством таких больших мастеров той эпохи, как Джон Стоун, Уильям Тернер, Генри Фузели и другие. Для закрепления навыков начинающий художник в 1823 году отправился в свою первую поездку на Восток в сопровождении Генри Весткара – путешественника и большого знатока древностей. Через несколько лет Казервуд вернулся на древнюю землю фараонов, на этот раз со знаменитой экспедицией Роберта Хея и оставался там вплоть до 1833 года. Работая с самыми видными исследователями древнеегипетской истории, Казервуд выполнил сотни точных зарисовок монументальных шедевров в Гизе, Мемфисе и Фивах. Дошедшая до нас коллекция рисунков хранится в Британском музее наряду с другими сокровищами, а сам Казервуд по праву считается одним из пионеров египтологии.

Мастерство и щепетильность Казервуда впечатлили Стефенса, и уже в Лондоне двое молодых людей в общих чертах обсудили будущую совместную экспедицию. Интересно, что, прибыв в Нью‑Йорк вслед за своим другом, Казервуд возвел прямо на Бродвее еще одну «иерусалимскую стену‑панораму» (видимо, прежний успех не давал ему покоя). Не без помощи знакомого книготорговца Джона Бартлета друзья принялись штудировать отчеты и публикации, посвященные майя, – труды дель Рио, Дюпэ, книги Кингсборо, и, наконец, в 1838 году настала очередь «Voyage pittoresque» Вальдека. Все эти труды были, конечно, совершенно различны и по форме и по содержанию, однако друзей эта мешанина не смутила, и, более того, заинтересованный Стефенс даже где‑то раздобыл несколько старинных испанских хроник времен конкисты.

С успехом «Аравийской Петры» и других публикаций возникло желание продолжить начатое, правда, на другой стороне Земли. Если организовать экспедицию к руинам Центральной Америки, решили они, и издать книгу под уже известным именем Казервуда, то издание должно принести выгоду – это должно быть настоящее коммерческое предприятие. Друзья заключили контракт, согласно которому Казервуд освобождался от всех расходов по изданию книги и получал единовременный гонорар, но обязан был передать Стефенсу все права на опубликованные материалы. Казервуд согласился, что «никоим образом не будет препятствовать Стефенсу в абсолютном и исключительном использовании всей информации, рисунков и материалов, собранных в означенной экспедиции».

Стоит добавить, что в последнюю минуту Стефенса принял президент США Ван Бёрен и поручил ему исполнить роль «специального посланника» в Центральной Америке. Дело в том, что ситуация в регионе была на тот момент чрезвычайно нестабильной, к тому же только что скончался официальный посол США. Стефенсу предстояло закрыть американское консульство, отправить на родину архивные документы и предоставить центрально‑американской власти свою верительную грамоту. В те времена это была совсем не обременительная и формальная процедура, а должность посланника могла обеспечить хотя бы минимальный иммунитет и помочь, как казалось Стефенсу, в подготовке и осуществлении экспедиции.

3 октября 1839 года двое исследователей на корабле прибыли в Белиз, глубоководный порт, наиболее близкий к Копану – первой цели их экспедиции. Белиз тогда являлся столицей колониального владения Британии под названием Британский Гондурас. Обязанности суперинтенданта Белиза исполнял полковник Макдональд, эрудит и ветеран битвы при Ватерлоо. «Военный до мозга костей, – как определяет его Стефенс и добавляет: – Беседовать с полковником – словно переворачивать страницы истории».

Наместник довольно помпезно встретил «специального посланника» и его английского друга. Он расспросил гостей о планах, и те сообщили суперинтенданту о предполагаемом маршруте. Без сомнения, блестящая энергичная парочка произвела на Макдональда самое сильное впечатление. Однако комбинация из американца и «американизированного» англичанина показалась ему опасным и непредсказуемым тандемом – таких лучше держать подальше. По крайней мере, проводы гостей в непролазные джунгли были обставлены куда пышнее, чем их встреча. Стефенс и Казервуд отправились в свой опасный путь под выстрелы тринадцати салютующих орудий, а суперинтендант в это время засел за письмо в адрес госсекретаря колоний:

Возможно, вашему сиятельству неизвестно, что в провинции Табаско, на окраине Мексиканской Республики, находятся знаменитые останки древней архитектуры, называемые «Руины Поленки». Те руины, я уверен, сегодня являются важным объектом интереса со стороны просвещенных людей в США. Я также подозреваю, что такой же интерес проникает в Европу… Я уже давно намеревался сообщить Вашему Сиятельству об этом деле.

Последнее утверждение Макдональда в письме, адресованном госсекретарю колоний, сегодня представляется совершенной ложью. Возможно, до Макдональда и доходили какие‑то обросшие нелепицами слухи, но теперь мы можем с полной уверенностью сказать, что о Паленке суперинтендант услышал именно от Стефенса. Даже курьезное написание загадочного города – «Поленки» – говорит о том, что именно так он расслышал это слово из уст американца.

Встреча с непростыми гостями не прошла для местных властей даром: суперинтендант и госсекретарь снарядили свою собственную экспедицию (правда, за счет Британского Казначейства), поставив во главе образцового офицера Патрика Уокера и некоего Джона Кэдди, талантливого чертежника. В самый разгар сезона дождей путешественники двинулись вверх по реке Белиз‑ривер, а затем прямиком через провинцию Петен. Первые этапы пути оказались чрезвычайно трудны, но уже в южном Петене путешественники воспрянули духом: здешние места были уже довольно плотно заселены колонистами. А на берегу озера Петен‑Ица, где путники встречали Рождество, они даже познакомились с англичанином по фамилии Барт лет, женатом на местной женщине и жившем в изящном домике с маленьким садиком. Уокер получил задание составить отчет об увиденном, а Кэдди всю дорогу вел собственный дневник. Они описывали буквально все: природу и погоду, озера и реки, сельхозугодья и ранчо, – правда, археологией там и не пахло. Любопытно, что экспедиция прошла совсем рядом с руинами Шунантунича и Тикаля. Однако сон этих городов так и остался не потревоженным до прихода настоящих, серьезных исследователей.

Через два месяца казенная экспедиция все же добралась до Паленке, оказавшись там раньше Стефенса и Казервуда. Кстати, демонстрировал гостям комплекс зданий тот же самый человек по имени Хуан, который был гидом у Вальдека. Кэдди сделал ряд посредственных рисунков, а Уокер – отнюдь не оригинальные выводы: «Все увиденное явно имеет индо‑египетское происхождение. Каждое здание несет в себе деспотические, подавляющие черты древнеегипетской архитектуры. Фигуры воинов и идолов напоминают восточные – такие же зловещие и фантастические». Все это мы уже слышали и раньше.

Отчет экспедиции Уокера и Кэдди, в конце концов, признали слабым и недостаточным, а сам Макдональд получил официальное уведомление из Британского Казначейства о том, что ему будут заданы неприятные вопросы по поводу перерасхода средств на подготовку экспедиции.

Между тем Стефенс и Казервуд наняли паровой ботик и спустились на нем вдоль побережья Белиза до устья реки Рио‑Дульсе, а затем по реке добрались до Исабаля. Отсюда, закупив мулов, они вместе со своими слугами и переводчиком Августином направились вглубь Гватемалы, раздираемой на тот момент гражданской войной. Не обошлось без приключений: путешественников захватили какие‑то озлобленные солдаты, кои во множестве бродили по окрестным горам. К счастью, вскоре их отпустили.

Таинственный Копан принял гостей весьма враждебно – местный богатей дон Грегорио сначала и знать не хотел ни о каких ученых, однако, выслушав их убедительные доводы, все‑таки велел своему сыну выступить в качестве гида. Продираясь сквозь кукурузные поля дона Грегорио, а далее – вдоль реки Копан, путники, в конце концов, взобрались на холм, откуда в толще джунглей можно было рассмотреть самую настоящую каменоломню. То здесь, то там в беспорядке валялись большие, иногда чудовищных размеров, каменные глыбы, оплетенные со всех сторон вездесущей растительностью. Чуть дальше за рекой Копан виднелся каменный массив явно искусственного происхождения, также почти замаскированный буйной растительностью. Это была одна из стен города Копана. Путешественники перешли реку вброд и подошли вплотную к древним стенам. Они обнаружили тротуар, вымощенный тонкой каменной плиткой. Тротуар привел друзей к лестнице, поднявшись по которой, они оказались на широкой, густо поросшей растительностью террасе. Пробираясь сквозь тонкие деревья, Казервуд, Стефенс и компания совершенно неожиданно наткнулись на «каменную колонну квадратного сечения высотой 14 футов, а каждая ее сторона имела ширину в 3 фута. Стороны колонны были украшены барельефами… На нас смотрела фигура человека, очень странно и, вероятно, богато одетого. Очевидно, это был чей‑то портрет, торжественный, строгий и выражающий восхищение. Сзади колонну покрывали различные знаки, стилистика которых была нам до сих пор не знакома. По бокам на колонне имелись иероглифические надписи». Масштаб и величие первого же попавшегося на глаза монумента ясно говорили исследователям, что перед ними памятник крупной и очень самобытной цивилизации. «Вид этих неисследованных монументов убедил нас, что это не просто остатки какого‑то неизвестного народа, а настоящие произведения искусства, доказывающие, что люди, населявшие американский континент, вовсе не были дикарями».

В первый же день пытливые и жадные до открытий путешественники рассмотрели целых 14 монументов «одинакового стиля», хотя одни смотрелись элегантнее других: «их даже можно сравнить с утонченными древнеегипетскими зданиями». Затем путники взобрались на пирамиду «по ступеням, напоминающим ступени в каком‑нибудь древнеримском амфитеатре». На одной из сторон пирамиды, довольно высоко над землей, находилась огромная скульптурная голова, «скорее всего, чей‑нибудь портрет». Пирамида заканчивалась платформой, откуда открывался вид на весь комплекс зданий. Путники уселись на край платформы, свесив ноги и размышляя о том, что они тщетно пытаются проникнуть в окружающую их тайну.

«Никакие ассоциации, связанные с этим местом, не приходили мне в голову, хотя архитектура, скульптура и живопись – все искусство, которое украшает жизнь, расцвело когда‑то посреди этих густых лесов. Ораторы и воины, чиновники и красавицы со своими чувствами и амбициями когда‑то сновали взад‑вперед мимо этих пирамид, и некому теперь рассказать, что же случилось со всеми этими людьми», – писал Стефенс. Однако знаменитый путешественник все‑таки нашел литературные ассоциации: «Город казался вымершим. Он лежал перед нами как покинутый корабль посреди океана – мачты сломаны, имя на борту стерто, команда разбежалась, и никто теперь не может рассказать, откуда и чей это корабль, кому принадлежал, как долго длилось путешествие и что вызвало все эти разрушения… Все остается тайной… «темной непроницаемой тайной, и каждое новое обстоятельство только усугубляет ее».

В первый день компания сновала от пирамиды к пирамиде, пытаясь определить границы города и заодно объем предстоящих работ. Во второй и последующие дни экспедиция занялась тем, ради чего она, собственно, и прибыла в эти места: зарисовки, составление чертежей, планов и описаний, раскопки и так далее. К сожалению, путники прибыли на место в самый разгар сезона дождей, что вносило определенные трудности. Однако несмотря на слякоть, сырость и усталость после долгого перехода, Казервуд составил план работ, от которого уже не отступал. Первым делом он решил изучить самые большие монументы, в частности, стелы. Стефенс отмечет: «Рисунки на стелах очень сложные. Они совершенно отличаются от тех, что мистер Казервуд видел ранее, поэтому мы пока не можем понять их значение. Рисунки выполнены в технике барельефа, что требует от художника точности, терпения и недюжинной силы».

Алтарь Q в Копане. На западной стороне монумента изображен основатель правящей династии К’иниш‑Йаш‑К’ук‑Мо, передающий скипетр власти Йаш‑Паку, шестнадцатому правителю

Ученым помогала небольшая горстка местных жителей, которые, вооружившись мачете, прорубали в джунглях просеки и очищали монументы и пирамиды от наросшего на них кустарника. Но чтобы очистить от джунглей весь город… об этом и речи не шло. В конце концов рабочие очистили от зарослей площадку вокруг стелы, и если только не шел дождь, то света для работы было вполне достаточно. Условия для работы, действительно, оказались ужасными: Казервуд, великий иллюстратор, стоял полдня по колено в грязи и, надев перчатки, не столько рисовал, сколько отгонял от себя тучи комаров. Вообще, необходимо отметить, что в эпоху, когда не было ни репеллентов, ни противомалярийных таблеток, ни даже электрических фонарей, путешествия подобного рода нередко заканчивались трагически. Но Казервуд и Стефенс никогда ни на что не жаловались, хотя, перенеся малярию, оба испытывали ее последствия всю жизнь.

Как и в Египте, Казервуд пытался использовать камеру‑обскуру – прибор, в котором лучи света входили в ящик через маленькое отверстие и, преломляясь в стеклянной призме, оставляли на бумаге четкое изображение, которое можно было обвести карандашом. Однако в Копане данный метод зачастую не работал ввиду исключительной сложности местного орнамента. Рисовать приходилось традиционным способом.

Для топографической привязки артефактов на местности Казервуд использовал компас и ленты, оставшиеся у него еще со времен экспедиций в Иерусалим и Фивы. Всю территорию комплекса исследователи превратили в «геодезический полигон», воткнув колышки и произведя нужные измерения. Друзья подошли к делу настолько основательно, что все их изыскания превзошла лишь экспедиция Альфреда Модели, но это случилось много десятков лет спустя. Стефенс и Казервуд открыли миру множество пирамид, монументов и стел, описав и исследовав их так, что материалы этих исследований стали настольной книгой для нескольких последующих поколений ученых. Наши герои «прочесали» весь город‑призрак на отрезке в две мили вдоль русла реки Копан, уделив внимание практически каждой детали.

Сегодня это звучит банально и странно, но Стефенс даже пытался… купить Копан, как, впрочем, и Паленке и Киригуа. Ох уж эти американцы! Кстати, Стефенс и Казервуд были свидетелями того, как из Восточного Средиземноморья раритеты и артефакты вывозились в европейские частные коллекции. Главным оправданием служила отговорка, что эти древности все равно разграбят и уничтожат. Подобная участь ожидала древности майя: американцы считали себя хозяевами Западного полушария и присвоили себе моральное право делать на своем «заднем дворе» все, что заблагорассудится. Не будем забывать, что центрально‑американское правительство наделило Стефенса и некими политическими полномочиями.

Размышляя обо всем этом, Стефенс однажды предложил вывезти монументы Копана в Нью‑Йорк и украсить ими огромный коммерческий центр. «На их основе можно организовать нью‑йоркский музей древностей, – писал путешественник, – они принадлежат нам по праву. Все равно европейские любители наук и искусств рано или поздно сделают то же самое». Стефенс даже заплатил за Копан 50 долларов и уже «прикидывал» способы вывоза артефактов, остановившись на варианте транспортировки их по реке Копан, а далее – морем, до США, но, к счастью, река оказалась чересчур мелководной и порожистой. Тем не менее, с его подачи многие стали рассматривать древности майя в качестве товара, такого же, как минеральные ископаемые, сок гевеи или бананы.

Через две недели плодотворной работы первоначальные восхищения исследователей сменились серьезными раздумьями о природе и значении Копана. Город, по‑видимому, разрастался этапами, в нем «последовательно появлялись все новые и новые здания, монументы и статуи, которые создавались по приказам новых правителей или в честь каких‑то важных событий в истории города, – считал Стефенс. – На верхних платформах пирамид и храмов, судя по всему, находились алтари или какие‑то другие дополнительные постройки». Ученые обнаружили на некоторых стелах остатки красного пигмента и правильно предположили, что они были когда‑то выкрашены в разные цвета.

Барельеф западной стороны Алтаря Q в Копане. Рис. Ф. Казервуда

Копан, благодаря огромному количеству и реализму изображений, представлялся городом более людным, чем Паленке. Некоторые изображения показались Стефенсу пугающими и наводящими ужас: «Без сомнения, эти послания обращены к людям ослепленным, суеверным и склонным к жестоким человеческим жертвоприношениям». Другие артефакты производили совершенно иное впечатление. Один из них располагался у самого подножия пирамиды в «Акрополе» (так исследователи назвали комплекс храмов и пирамид в самом центре города) и представлял собой большой каменный блок со стороной два метра и высотой полтора. Артефакт, ныне прозаически называемый «Алтарь Q», был украшен 36 блоками иероглифов на верхней грани и 16 сидящими человеческими фигурками по бокам. На одной из граней «персонажи, скрестив ноги, сидели прямо на иероглифах, обозначающих, очевидно, их имена или род деятельности». Стефенс обратил внимание на индивидуальные одеяния изваяний, а также на какие‑то скипетры, которые те держали в руках, – еще один признак профессиональной деятельности? Иероглифы, как посчитал ученый, наверняка должны повествовать о каком‑то событии из истории загадочного народа, почему‑то покинувшего этот город.

Алтарь Q считается ключевым артефактом Копана, и интерпретации значения его рисунков менялись в течение многих лет, однако, в конце концов, догадка Стефенса была подтверждена.

Люди, которые воздвигли эти монументы, увековечили на них память о себе. Однажды мы сможем провести настоящую конференцию с этой ушедшей расой… Я верю, что на монументах записана их история. Жаль, что пока не нашлось нового Шампольона, который набросился бы на них со всей энергией своего пытливого ума. Кто же, наконец, расшифрует эти письмена?

После того как основная часть работы в Копане была выполнена, Стефенс покинул своего друга и отправился в столицу Гватемалы исполнять свои дипломатические обязанности. Казервуд тем временем исследовал маленький городок Киригуа, где обнаружил стелы, подобные артефактам Копана, только гораздо более низкие. По воспоминаниям ученого, из‑за их маленьких размеров он не смог даже использовать камеры‑обскуры для зарисовок. Киригуа, между прочим, – первое историческое место, лавры открытия которого экспедиция могла по праву присвоить только себе. Через несколько месяцев разлуки друзья вновь встретились, на этот раз в столице Гватемалы, где стали готовиться к покорению следующей цели – Паленке.

Они вышли весной 1840 года в северо‑западном направлении, намереваясь пересечь гватемальское высокогорье и выйти на равнины мексиканской провинции Чьяпас. К началу мая исследователи дошли до маленького мексиканского городка Окосинго, где слегка отклонились от маршрута и посетили древний комплекс Тонина. В позднеклассический период этот город являлся главным соперником Паленке и не уступал ему ни в чем. Главная же особенность малоизвестного комплекса – обилие рисунков‑барельефов на оштукатуренной поверхности. Исследователи увидели здесь изображения не только людей, но и обезьян. Современные археологи делают в этом комплексе открытие за открытием. Совсем недавно было обнаружено изображение существа‑скелета, держащего за волосы отрубленную голову. Тонина – достойное место для исследования; хотя Стефенс и Казервуд пробыли там совсем недолго, этот город оставил в их умах, планах и мировоззрении неизгладимый след.

Худшего времени для начала работ в Паленке нельзя было и придумать: зарядили бесконечные дожди. По прибытии на место исследователи узнали, что здесь только что побывали Уокер и Кэдди. Проводником экспедиции Стефенса и Казервуда стал тот же самый незаменимый и вездесущий местный житель Хуан, разбогатевший настолько, что собрался даже открыть свое собственное агентство по сопровождению ученых и любопытствующих.

«Дорога» до Паленке представляла собой сплошное месиво, в котором вязли копыта несчастных мулов, подгоняемых нетерпеливыми путешественниками. Дорожные мучения всех членов экспедиции длились до тех пор, пока кто‑то из рабочих, всматриваясь вдаль с высокого холма, не закричал: «Еl Palasio!» («Дворец!») Путников переполняли те же чувства, что и безвестных матросов эпохи Великих географических открытий, слышавших долгожданный вопль: «Земля!»

Date: 2015-07-25; view: 714; Нарушение авторских прав