Глава 31. Черные клубы дыма жирными спиралями уходили вверх, пачкая чистую голубизну неба над Мердрако

Затишье после бури.

Мэттью Генри

Черные клубы дыма жирными спиралями уходили вверх, пачкая чистую голубизну неба над Мердрако. Увидев издалека багрово‑красные языки пламени, любой мог подумать, что стал свидетелем жуткой пляски смерти. Обугленные остовы роскошной некогда мебели, служившей нескольким поколениям Лейтонов, были свалены посреди двора в нечто напоминающее погребальный костер, призванный очистить Мердрако от скверны.

Несмотря на нестерпимый жар, Данте Лейтон стоял почти вплотную к огню. Лицо его, освещенное яркими лучами солнца и отсветами костра, побагровело от возбуждения, будто ревущее пламя навсегда уничтожило позор и бесчестье, запятнавшие Мердрако и его хозяина. И, восстав из пепла подобно легендарной птице Феникс, Данте видел в этом огне начало новой жизни.

Языки пламени взмыли высоко в небо, будто в безумной попытке слиться со светилом, но Данте все так же продолжал стоять рядом, храня молчание из уважения к памяти бесчисленных поколений своих предков, живших до него, чьи традиции он намерен был продолжить.

Наполовину ослепленный, Данте скорее услышал, чем увидел, как высоко в небо в поисках добычи взмыл сокол. Вот прозвучал его крик, пронзительный крик охотника. Он длился всего лишь мгновение, и вдруг в наступившей тишине Данте расслышал тихую мелодичную трель и воркование вяхиря. Впервые за долгие годы он вновь услышал песнь диких голубей, и наконец мир и покой снизошли в его душу. Со старыми, бередящими душу воспоминаниями прошлого было наконец покончено. Очистив и возродив Мердрако к новой жизни, он возродится и сам. А мертвые пусть покоятся с миром.

Вдохнув полной грудью, Данте отвернулся от костра, в котором сгорало его прошлое. Пора было возвращаться, его ждали рабочие из Мерлея. К немалому его удовлетворению, они явились чуть свет, как он и просил. К счастью, кое‑что из мебели уцелело, ее требовалось лишь почистить и отполировать. Но Данте не хотел даже видеть эти уцелевшие остатки его прошлой жизни. Все должно быть по‑новому, решил он.

Когда все собрались во дворе и выслушали его слова, Данте заметил, что мужчины обмениваются удивленными взглядами. Он не стал ничего объяснять – просто повел их в дом и не ошибся. И тогда он увидел, как недоумение сменилось отвращением, на смену которому пришли гнев и возмущение. Ни один из этих простых честных людей не смог бы простить или понять того, что сотворили с Мердрако. Вскоре и их охватила та же жажда очищения, которой уже давно томился сам Данте. И вскоре в центре двора запылал огромный костер, пламя взвилось к самому небу, не хватало только чучела Гая Фокса, чтобы иллюзия была полной. Впрочем, что‑то в ухмылках людей подсказывало Данте, что подходящего кандидата не пришлось бы долго искать, приди ему в голову отомстить за осквернение Мердрако. Никто из местных не сомневался, чьих это рук дело.

Тщательно отряхнув с рукава прилипший пепел, Данте отошел от костра. Он обернулся, чтобы бросить взгляд на людей, которые столпились во дворе, обмениваясь шутками и пересмеиваясь. Данте узнал Вильяма Браун‑вела и еще кое‑кого из тех, кого он приметил среди завсегдатаев таверны. Но больше всего его удивило то, что среди собравшихся было немало совсем незнакомых людей из Уэстли Эббот. Задумчиво вглядываясь в их лица, он в который раз подумал, скольким же он обязан сэру Джейкобу. Ведь кое‑кто из них вполне мог быть бывшим арендатором сэра Майлза, но они пришли в Мердрако, чтобы потрудиться для него. Может быть, по прошествии стольких лет сэр Майлз обнаружил свое истинное лицо и все наконец узнали, что за негодяй скрывается под маской светского человека и галантного кавалера? Во всяком случае, теперь, при поддержке сэра Джейкоба, который пользовался в здешних краях почетом и уважением, Данте уже не сомневался, что сможет одержать верх над бывшим опекуном.

Впервые за много дней Данте словно летел на крыльях. Миновав конюшню, он прошел под аркой и оказался в другом внутреннем дворике, чуть поменьше. Он на мгновение остановился, собрался с духом и тихо приоткрыл дверь в маленькую часовню, где были похоронены мать и отец. До этой самой минуты он не находил в себе сил войти в ее прохладную тишину. Раскаяние душило его. Данте стыдился своего прошлого, того, что случилось с Мердрако и чего он не в силах оказался предотвратить.

Но теперь наконец он может с чистой совестью навестить могилу родителей. Теперь он может без стыда войти в их семейный склеп, потому что б душе его мир и родной дом вскоре возродится к новой жизни. Ему удалось вернуть и уникальную коллекцию произведений искусства, которую много лет собирал отец, и фамильные земли. И в душе он надеялся, что мать, будь она жива, смогла бы гордиться им.

Призвав на помощь хитрость, он обвел сэра Майлза вокруг пальца и отомстил за все преступления, которые тот совершил, осквернив память его предков.

Застыв в молчании перед гробницей, Данте склонил голову, не сводя глаз с высеченных в камне изображений родителей, потом протянул руку и благоговейно коснулся холодной щеки матери.

– Слишком поздно, – прошептал он, глубоко вздохнул и, резко повернувшись на каблуках, бросился из холодной усыпальницы наверх, туда, где был солнечный свет.

Снаружи все заволокло едким дымом. Он щипал глаза и забивал горло, и пока Данте шел обратно к костру, глаза у него стали слезиться.

Смахнув слезы, Данте оглядел дворик. Он прекрасно помнил, как выглядели в прежние времена и сам дом, и конюшни, и сады. Надо было начинать все сначала.

Завтра целая армия рабочих примется очищать и отмывать стены дома. И не пройдет и недели, как тишину вокруг Мердрако нарушат визг пил и стук молотков – плотники возьмутся менять сгнившие перекрытия и саму кровлю большого дома. Зияющие дыры в полах и стенах будут заделаны и сгинут без следа, а вместе с ними навсегда исчезнут и сквозняки. Рабочие починят рамы высоких окон, вставят в них стекла, и Мердрако перестанет напоминать слепого нищего. Кузнецы вставят новые запоры и установят на прежнем месте огромные железные ворота. И Мердрако вновь узнает голос своего хозяина, когда он эхом разнесется по коридорам и прогремит в Большом зале.

Вскоре из Лондона должен был приехать известный архитектор для того, чтобы заняться восстановлением комнат в их прежнем великолепии. Специально обученные мастеровые уже трудились над причудливой балюстрадой, украшавшей главную лестницу. Им же предстояло обшивать стены резными панелями и облицовывать камины, украшать элегантной лепниной высокие потолки так, чтобы комнаты казались пронизанными солнечным светом. Целая армия должна была заняться восстановлением мозаичных паркетных полов, которые прежде были главным украшением Мердрако. В самые фешенебельные столичные магазины были посланы заказы на ткани для обивки стен и мебели, на роскошные драпри, гобелены и ковры. И как только все вокруг засияет прежним великолепием, пошлют за тем, что было гордостью и радостью владельцев Мердрако, – за фамильными сокровищами, которые, наконец, смогут занять свое законное место. А из высоких окон вновь откроется восхитительный вид на цветники и газоны, террасы садов и лужайки, изумрудную зелень лугов – все то, что будет возвращено к жизни многочисленными садовниками, которые уже сейчас с утра до вечера копошились вокруг Мердрако, что‑то сажая, поливая и выпалывая.

И вот настал наконец день, когда Данте Лейтон убедился, что в столь любимом им Мердрако начали происходить перемены. И каждый следующий день, и тот, что наступал за ним, приносил что‑то новое, и глаз не успевал замечать это новое, потому что слишком быстро сгущавшиеся сумерки скрывали утомленное солнце, а бледная луна сменяла сияющее светило. Бледные серебряные лучи ласкали в темноте уставшую за день землю, а черные призрачные тени в свете луны жили, казалось, собственной жизнью.

И вот в одну из таких ночей, когда лунный серп безмолвно плыл по небу, эти тени впервые начали угрожать той мирной, безмятежной жизни, что Рея и Данте вели вдали от всех в охотничьем домике. Все, что удавалось сделать за день, каждый вечер обсуждалось за столом, уставленным изысканно приготовленными кушаньями. Мерцание свечей в серебряных канделябрах отражалось в китайском фарфоре и хрустале бокалов. Оживленный разговор то и дело прерывался веселым смехом, пока собравшаяся компания с нетерпением ожидала десерта.

– Расскажите об этом контрабандисте из Чарлстауна, как его – Берти Маккее! Неужели он и в самом деле ходил только в штанах из черного бархата? – спросил Френсис.

– Во‑во, именно так! – охотно подтвердил Кирби, с подозрением оглядывая десерт, поскольку тот был приготовлен без его личного участия. – Но это еше не самое худшее. Дело в том, что эти самые штаны были такого размера, что люди при виде их начинали подмигивать и перешептываться. На одну пару уходило никак не меньше нескольких ярдов ткани. А ведь этот франт что ни день требовал себе новую пару, так что под конец во всей Каролине черного бархата было не найти днем с огнем! Весь он пошел на черные штаны да куртки нашего приятеля Берти Маккея! Кое‑кто из наших поговаривал, что, мол, половина всех товаров, которые Берти тайно привозил в Каролину, и был черный бархат – просто для того, чтобы не остаться в один прекрасный день совсем без штанов.

Френсис расхохотался.

– Послушайте, Кирби, этого не может быть!

– Кирби необъективен, он всегда терпеть не мог наших конкурентов, – весело подмигнул Алистер.

– Да уж, тут вы правы, мистер Марлоу. Да ведь и Берти Маккею перерезать нам глотку от уха до уха было все равно что сказать «здрасьте!». – И Кирби с неудовольствием покосился в сторону своего бывшего товарища с «Морского дракона». – Только и ждал, как бы застать нас врасплох. Да и вся эта братия такого сорта ребята, что палец им в рот не клади, вот попомните мое слово! – добавил Кирби, бросив встревоженный взгляд на капитана. Тот с самым безмятежным видом тянул маленькими глотками из хрустального бокала янтарный бренди. Не получив ожидаемой поддержки, Кирби сдвинул брови и с самым грозным видом уставился на Ямайку, свернувшегося возле камина. – Держу пари, кое‑кто в наши дни малость помягчел душой. Вот, возьмите хотя бы Ямайку – разжирел, обленился, старый негодяй! Да ему не поймать и полудохлую мышь, даже если та устроится прямо на тарелке перед самым его носом!

– Угу! Вот потеха! – с широкой ухмылкой восхитился Конни. Одна из горничных скорчила испуганную гримасу, а мальчишки обменялись понимающими взглядами. Но прежде чем великолепная идея приняла отчетливые очертания в их проказливых умах, Рея кашлянула, глядя на обоих сорванцов.

– По‑моему, пришло время вам отправляться в постель, – предложила она, к великому разочарованию обоих, несмотря на то что глаза у них давно уже слипались.

Однако Рея была непреклонна. По мнению возмущенного Робина, она все больше становилась похожа на мать. Пожав плечами и тем самым признав свое поражение, Конни и Робин незаметно стянули по тартинке, чтобы было что пожевать перед сном, и попрощались. Звук их шагов, сопровождаемый обычной возней и шумом, вскоре замер на лестнице.

– Ума не приложу, что у них за тайна появилась в последнее время, – заговорил Френсис, как только стало ясно, что мальчики его не услышат.

– По‑твоему, они что‑то затевают? – с интересом спросил Данте, вяло ковыряя стоявший перед ним десерт.

– Да уж слишком хорошо я знаю своего братца, чтобы поверить в этот его невинный вид. Каждую ночь я самым тщательным образом обшариваю кровать – ведь этот сорванец способен ради шутки подложить туда все, что угодно – лягушку или змею! Правда, до сих пор мне везло! – подмигнул Френсис.

– Я думаю, это доброе влияние Конни, – предположила Рея. Подобная наивность вызвала оглушительный хохот капитана и всех, кто знал редкую проказливость Конни еще на «Морском драконе».

– Так, значит, Алистер, ты отвел жеребца в Сивик‑Мэнор? Ну и как он? – Неожиданный вопрос капитана явно озадачил Алистера. Под пронизывающим взглядом этих глаз молодой человек смущенно поежился.

– Почти совсем не хромает. Честно говоря, мне стоило немалого труда заставить этого дьявола не нестись галопом до самого дома! Понятия не имею, как эта женщина управляется с подобной бестией! Что до меня, то будь я проклят, если когда‑нибудь сяду на это исчадие ада! – Алистер возмущенно нахмурил тонкие брови. Он надеялся, что на этом обсуждение закончится, но капитан продолжал сверлить его взглядом, и вот наконец прозвучал тот самый вопрос, которого Алистер и ждал, и боялся.

– А саму хозяйку дома ты видел? Или, может быть, ее прелестную дочь? – Многозначительный тон Данте мог означать все, что угодно.

Марлоу вспыхнул и с трудом выдавил из себя то, что можно было лишь с натяжкой считать вежливым ответом:

– М‑м‑м… да!

– Как они поживают? – осведомился Данте, которому, по‑видимому, терзания Алистера доставляли немалое развлечение. Тот что‑то уж слишком рьяно откликнулся на его просьбу отвести в Сивик‑Мэнор выздоровевшего Бристоль‑ца, и если бы накануне Данте не заметил, каким взглядом тот пожирает зардевшуюся Энн Сикоум, то, пожалуй, заподозрил бы Алистера в том, что тот пал жертвой чар Бесс.

Так, значит, дочка Бесс Сикоум приворожила Алистера, подумал Данте с тревогой. Вряд ли Бесс так уж порадуется этому. Ее болезненное отношение к своему возрасту слишком явно бросалось в глаза. И одна мысль о том, что Бесс может в один прекрасный день стать тещей Алистера, заставила Данте взглянуть на юношу с жалостью и изумлением. Боже милостивый, что за жизнь ждет беднягу! Но пока что влюбленность Алистера была приятна Данте, ведь он до сих пор глухо ревновал, когда парень не сводил глаз с его жены.

– С ними все в порядке. Они были так любезны, что пригласили меня на чай, – в конце концов смущенно признался Алистер, к вящему удовольствию развеселившихся Данте и Френсиса.

Только Рея чуть нахмурила брови. Все это выглядело так, будто Данте пытался выудить что‑то относительно Бесс Си‑коум. Вдруг юноша, собравшись с духом, сознался, что сама Бесс долго расспрашивала о Данте.

– Я чувствовал себя будто перед Великим Инквизитором – уж очень леди Бесс было любопытно узнать все о вас, капитан, – с ухмылкой пробормотал Алистер, чувствуя себя отомщенным. К сожалению, юноша слишком поздно понял, что все это рикошетом ударит по Рее. Он с раскаянием взглянул на нее и замер при виде вежливой, невозмутимо‑холодной улыбки.

– Без сомнения, твои пиратские подвиги произвели неизгладимое впечатление на юную Энн. Не сомневаюсь, ты успел поведать и о том, как мы нашли сокровища старого голландца, – задумчиво сказал Данте.

Алистер с остолбенелым видом уставился на капитана.

– Ну в общем, и об этом тоже.

– Думаю, вы успели также сообщить, как впервые встретились с капитаном? – со слабой усмешкой поинтересовался Кирби.

Ответ Алистера немало поразил и самого капитана, и верного Кирби.

– Да, конечно, к большому удивлению леди Бесс. Ей страшно понравилось, когда я рассказал о том, как он, закутанный в плащ, вдруг появился из мрака, а факелы за его спиной дымились и шипели под дождем, – сказал Алистер!

– Ничуть не сомневаюсь, что обе леди были потрясены той опасностью, которой вы тогда подвергались, – с понимающей улыбкой подмигнул Френсис. Это должно было бы насторожить Алистера, но юноша не почувствовал подвоха.

– Будь я проклят, мне и самому так показалось! Особенно Энн. Я даже решил, что мне стоит пощадить их нервы. Ведь рассказы о кровавых сражениях не для дамских ушей, – напыщенно заявил Марлоу. Если бы речь шла о ком‑нибудь другом, все бы насторожились при виде такой заботы о чувствах прекрасных дам.

– Вы так и сделали? – с интересом спросил Данте.

– Да, да, как же иначе, я немедленно замолчал, но пришлось продолжать. Конечно, только по настоянию самой леди Бесс. На редкость кровожадная особа, – сказал Алистер, вспомнив, как сияли от возбуждения ее темные глаза.

– Что меня больше всего поразило, так это чувствительность Энн Сикоум. На редкость ранимая девочка. Очень покорная и послушная, но, подозреваю, за этим нежным личиком скрывается та же неукротимая душа, что и у Бесс, – заявил Данте. Юная Энн поразила его исходившим от нее непреодолимым соблазном, которым обладала и ее мать.

– Да, примерно то же подумал и я, – с готовностью согласился Алистер, страшно польщенный тем, что Данте так высоко оценил Энн. – К тому же для ее возраста она выглядит очень взрослой. Впрочем, пятнадцать лет – не так уж мало, – быстро добавил он.

Рея с изумлением уставилась на него, догадавшись, что за чувства тот испытывает к Энн Сикоум.

– Хм… Энн Сикоум. Да она и впрямь настоящая красавица, не так ли? – с лукавым блеском в серых глазах заявил Френсис. – Послушай, когда соберешься следующий раз в Сивик‑Мэнор, не забудь захватить меня, – добавил он, не обратив внимания на досаду Алистера.

Френсис Доминик был на редкость хорош собой, и Алистер подозревал, что герцогский сынок неминуемо выйдет победителем в схватке за сердце любой дамы.

Заметив тревогу в глазах Алистера, Френсис сжалился над несчастным юношей:

– Впрочем, скорее всего я уже буду в Камейре и не смогу продолжить это многообещающее знакомство.

Френсис поперхнулся смехом при этих словах, но, как ни странно, Алистер немного успокоился.

– Жаль уезжать, Алистер, тем более что мы подружились, – добавил Френсис, и Рея еле удержалась, чтобы не наподдать ему по‑родственному. «Что за жестокость так шутить над простодушным юношей», – с досадой подумала она.

Алистер покраснел от стыда. Ему тоже нравился Френсис, несмотря на то, что тот порой казался старше своих лет.

– Мне будет не хватать тебя. Но ты ведь скоро вернешься.

– Я‑то да, но вот будешь ли ты здесь, когда я приеду? – с невинным видом спросил тот.

Алистер погрузился в молчание. Похоже, эта мысль еще не приходила ему в голову. Молодой человек почувствовал смутное беспокойство, ведь он давно уже привык считать, что он дома. Мысль о том, что он злоупотребил гостеприимством друзей, вселила тревогу в его бесхитростную душу.

Словно читая его мысли, Рея сказала:

– Надеюсь, тебе fie придет в голову бросить нас именно сейчас, когда дел с восстановлением Мердрако просто невпроворот?! Без твоей помощи нам не обойтись. Да что тут говорить? Еше вчера Данте сказал, что он ничуть не беспокоится, когда не может приехать сам и следить за тем, как идут работы, ведь он уверен, что ты за всем приглядишь. Он вполне доверяет твоему мнению и знает, что ты сделаешь все для того, чтобы его распоряжения были выполнены. Естественно, мы не такие эгоисты, чтобы рассчитывать, что ты посвятишь нам остаток жизни. Я помню, ты говорил, что хочешь купить себе небольшое имение, и мы ни за что на свете не хотели бы этому помешать. Но раз уж ты пока еще ничего не нашел, почему бы не побыть с нами? Другое дело, если ты сам хочешь уехать… – с грустью закончила Рея, стараясь не встретиться взглядом ни с Френсисом, ни с мужем.

– Да Бог с вами, конечно же, нет! Особенно если я могу чем‑то помочь! – воскликнул с жаром Алистер, чувствуя, что у него словно камень с души упал. Похоже было, что его пригласили гостить в охотничьем домике сколько он пожелает, словно он тоже был членом семьи. Капитан одобрительно кивнул головой, и юноша расцвел в улыбке.

Данте Лейтон в удивлении не сводил глаз с жены. Он всегда знал, какая бездна очарования таится в этой женщине, но только сейчас, наблюдая за ее уловками, окончательно убедился, что перед ее чарующей прелестью не сможет устоять ни один мужчина. У галантного Алистера не было ни единого шанса, вздохнул он.

– Ах да, совсем забыл! – вдруг спохватился Алистер. – Когда я уже возвращался из Сивика, какой‑то человек нагнал меня и попросил передать вам эту записку. Мне страшно неудобно, – сконфуженно произнес он.

Без малейшей тревоги Данте взял записку из рук Алисте‑ра и, не взглянув на нее, не сказав ни слова, сунул в карман. Все обменялись недоуменными взглядами.

Мысли о будущем Алистера не выходили у Реи из головы. Вечером, сидя перед зеркалом и расчесывая локоны, она по‑прежнему продолжала думать о нем. Перед ней на изящном, украшенном позолотой туалетном столике розового дерева, привезенном из Камейра, теснились хрустальные и фарфоровые флаконы с нежнейшими духами, огоньками мерцали драгоценные камни на крышке серебряной пудреницы, лежала серебряная расческа – пара к той щетке, что сейчас была у Реи в руках.

Проводя щеткой вдоль мягких золотистых прядей, Рея что‑то мурлыкала себе под нос, подпевая мелодии, доносившейся из музыкальной шкатулки. Та занимала почетное место на туалетном столике. Подняв голову, Рея улыбнулась отражению Данте в зеркале, наблюдая за тем, как муж стаскивает с себя рубашку и потягивается, разминая уставшие мускулы.

– По‑моему, замечательно, если Алистер и Энн испытывают друг к другу нечто большее, чем просто дружба. В этом случае можно не сомневаться, что Алистер осядет у нас в Девоншире. Я бы ужасно скучала, если бы он решил поселиться в Йорке или где‑нибудь еще.

– Многие считают Девоншир совершенно неподходящим для жилья, – напомнил Данте.

– Это потому, что они не видят нас с тобой! Впрочем, живи мы в Йорке вместе с Алистером, может быть, и я так бы думала, но ведь мы здесь! – заключила Рея, отбросив щетку.

– Я просто в смятении, дорогая. Ты не поверишь, но бывает время, когда я начинаю понимать тебя, – посетовал Данте, присев на край постели и стаскивая сапоги.

Глаза его между тем не отрывались от Реи, которая склонилась к колыбели и поправила одеяльце. Немедленно крохотные ручки потянулись к ней. Кит довольно хихикнул и загукал, круглые удивленные глазенки следили за матерью.

– Он растет прямо на глазах, – восторженно прошептала Рея, запечатлев поцелуй на каждом пухленьком кулачке.

Отойдя от колыбели, она встала у камина, чтобы немного согреться. В ярких отблесках пламени сквозь тончайший батист рубашки просвечивали контуры стройного тела, и Данте затаил дыхание. Его взгляд упал на изящно округленные икры и медленно двинулся вверх, к невероятно женственному изгибу бедер и тонкой талии. Теперь он снова легко мог обхватить ее ладонями. Глаза его остановились в том месте, где упругие холмики грудей туго натянули полотно рубашки, и Данте стиснул зубы, почувствовав напрягшиеся чресла, мучительную боль неутоленного желания. Того самого желания, которое можно было утолить, только глубоко погрузившись в это восхитительное тело, тело, которое за это время он изучил гораздо лучше, чем свое собственное.

Должно быть, его выдало выражение лица, и Рея вспыхнула от смущения, заметив, как муж пожирает ее взглядом. Щеки ее заполыхали горячим румянцем, но она не отвернулась. Очень медленно она приблизилась и одним движением сбросила с плеч рубашку, оставив ее валяться на ковре возле ног.

У Данте перехватило дыхание. Никогда еще жена не казалась ему такой соблазнительной, как сейчас, когда, полностью обнаженная, стояла перед ним, отдавая ему себя так самозабвенно и так естественно.

– Как ты прекрасна! – прошептал он, протягивая к ней руки. Губы его коснулись ее губ нежно, будто губы ее были цветком, а он – бабочкой, мечтающей вкусить сладкий нектар.

Рея обвила его шею руками и тесно прижалась к нему, так тесно, что жар, исходивший от этой мощной мускулистой груди, казалось, сейчас опалит ее нежную кожу. Его ладони скользнули вдоль ее спины, и Рея почувствовала, как в ней просыпается томительное желание. И когда его сильные руки сжали се ягодицы, когда он, подхватив ее ослабевшее тело, прижал ее бедра к своим, безумная жажда его любви охватила Рею с такой силой, что она потеряла голову.

Подхватив жену на руки, Данте осторожно опустил ее на смятую постель, чуть заметно усмехнувшись, когда изящная фигурка почти исчезла в пышных подушках. Через мгновение он уже был рядом с ней. Его могучее тело накрыло ее, Данте спрятал разгоряченное лицо в разметавшейся золотой копне роскошных волос и жадно вдохнул терпкий запах женской плоти.

– Маленький золотой цветок, – выдохнул он, – как я люблю тебя…

Рея прижала его голову к своей груди, почувствовав, как горячий кончик языка обжег напрягшиеся вишенки сосков. Его губы жадно накрыли ее рот. Данте пил ее дыхание, а его затвердевшая плоть тяжело вжималась в ее тело. Через мгновение он уже ворвался в нее, и она отдала ему себя всю, без остатка. Данте стал частью ее самой, и Рея отчетливо понимала, что уже не сможет жить без него.

Насыщение их было бурным и яростным, и когда Данте оставил ее, Рея мгновенно провалилась в глубокий сон. Она не знала, как долго спала, но вдруг проснулась, как от толчка, почувствовав, как дрогнула кровать, освободившись от тела Данте. Рея открыла сонные глаза и с удивлением обнаружила, что он сидит возле нее полностью одетый.

– Данте… – в полудреме пробормотала она. – Что‑то не так? Кит? – заволновалась она.

– Нет, нет, все в порядке. Мне нужно ненадолго уйти, Рея, – тихо ответил он. – Но поскольку ты вполне могла проснуться и испугаться, что я пропал, я решил предупредить тебя. Не волнуйся, я скоро вернусь, – добавил он и коснулся нежным поцелуем нахмуренных бровей.

– Но почему?! Куда ты? – вскинулась Рея. Несмотря ни на что, ее охватили сомнения. – Это все из‑за того письма, что за обедом передал тебе Алистер, верно?

– Прости, но сейчас я ничего не вправе сказать тебе. Просто постарайся мне верить, вот и все, – ласково прошептал он. Пальцы его чувственно скользнули по ее теплому после сна плечу.

Рея погрузилась в молчание. Даже в полумраке спальни Данте разглядел, как тень сомнения скользнула по ее встревоженному лицу. Он не мог оставить жену такой и, склонив голову, крепко прижался к ее губам.

– Ты должна верить мне, Рея. Ты же можешь. Ведь я никогда не сделаю ничего, что может огорчить тебя, любовь моя, и ты сама это знаешь, – шепнул Данте, опаляя ее губы своим дыханием.

Обвив руками его шею, Рея приникла к мужу, словно отпустить его было свыше ее сил. Его губы прижались к ее губам.

– Я верю, Данте, но не могу не тревожиться. Ты уходишь из‑за тех проклятых контрабандистов, ведь так? Неужели это действительно необходимо? Неужели ты не можешь просто оставить все как есть?! – умоляла Рея, но он покачал головой. Бережно разжав руки жены, он коснулся нежным поцелуем ее пальцев.

– Постарайся уснуть, мой маленький цветочек, а я обещаю прийти к тебе во сне, – шепнул он. Она закрыла глаза. Раздался негромкий шум шагов, скрипнула дверь, и все стихло. Рея осталась одна.

Выпрямившись, она зябко обхватила плечи руками.

– Видеть тебя во сне? Забавно! А что я делаю целыми днями, кроме того, как мечтаю о тебе, даже когда не сплю? – прошептала она. Отбросив одеяло в сторону, она спрыгнула с кровати. Подхватив висевшую в изножье большую шаль, накинула ее на плечи и, устроившись в кресле возле камина, приготовилась ждать, пока не вернется муж.

Date: 2015-07-25; view: 283; Нарушение авторских прав