Властелин колец – это мужчина, делающий предложение

Свадебный салон «Муза Гименея» арендовал помещение на центральной улице нашего города. Пройти мимо него было довольно сложно. Так же сложно, как и отвести глаза от выставленного в витрине великолепия. Я всякий раз цеплялась взглядом за манекены в умопомрачительных платьях, мечтая когда‑нибудь примерить одно из них. Нет, конечно же, я не хотела торчать в витрине куклой, горделиво взирая на прохожих. Я мечтала расхаживать в подвенечном наряде, покоряя гостей на свадьбе своей неземной красотой. До сегодняшнего дня в своих мечтах я представляла только одну себя. Теперь же в моем воображении отчетливо вырисовывался силуэт жениха. И почему‑то он обретал черты Максима Федорова, о котором я толком ничего не знала.

Я тряхнула головой и оторвала взгляд от витрины. Пора опуститься на бренную землю, зайти и поздороваться с хозяйкой салона, показать ей рекламный блок с фотографией Лешика, моей подписью и статьей, получить одобрение и вернуть черновик в редакцию, где его начнут верстать в воскресный номер газеты.

– Отлично выглядишь!

– Привет. – Я улыбнулась Марине и порадовалась, что пришла утром, к открытию. Пока нет посетителей, можно спокойно поговорить. – Сразу глянь блок.

Пока Марина изучала наше творчество, я прошлась по салону.

Ряды вешалок с платьями плавно перетекали от белоснежного цвета к цвету шампанского, а далее – к ледяной небесной синеве и нежно‑розовому обольщению. Отдельно висели уцененные экземпляры прошлых сезонов. Там можно было приобрести непритязательное платье по смешной цене в две тысячи рублей. Марина не выжимала из покупателей последнее, она разумно полагала, что на каждый товар обязательно найдется свой покупатель, стоит лишь правильно выбрать цену. Скидки подстегивали товарооборот, позволяя хозяйке салона жить припеваючи даже в тяжелые времена – на новогодние и майские праздники, когда никто ничего в свадебном салоне не покупал.

Больше всего меня привлекали самые роскошные наряды, выставленные посредине зала. Эти платья были отделаны ручным кружевом, и шили их именитые мастера. О них Марина говорила с придыханием.

– Нравится? – поинтересовалась она, заметив, что я остановилась перед бело‑сиреневым великолепием, усыпанным по подолу хрустальными кристаллами, отражающими даже дневной свет.

Я кивнула.

– Хочешь, придержу его на пару недель? Могу на пару месяцев.

– А толку? – вздохнула я еще тяжелее.

– Неужели не с кем пойти в загс? – хихикнула она.

– Нет, – приврала я, – конечно, есть отдельные экземпляры. Но ты же понимаешь, хочется чего‑то необыкновенного.

– Инопланетянина, что ли? – хмыкнула Марина. – Ну, был у меня один. А толку?

Я его знала. Марина выскочила замуж сразу после окончания школы. Предприниматель местного масштаба был старше ее на пару десятков лет. Она была без мозгов, как сама признавалась. Завершился брачный скачок разводом, в качестве отступного ей достался продовольственный магазин, из которого Марина сделала престижный свадебный салон. Да уж, предпринимательство заразительно. У ее бывшего мужа появилась сеть продуктовых магазинов, очередная молодая жена, ребенок, а у Марины свобода, которой та чрезвычайно дорожила.

Я всегда поражалась тому, как Марина, проводя значительную часть времени в таком месте, остается равнодушной к браку. Мне же, лишь только я оказывалась здесь, сразу не терпелось стать гвоздем программы под названием «Моя самая первая свадьба». Ради таких нарядов я была готова выходить замуж каждый год.

– Примерь, – предложила Марина.

Я не стала отнекиваться. Когда еще представится такая возможность! Прошла в примерочную…

Кто бывал в нашем свадебном салоне, надолго запомнит его примерочные. Их две, и они огромные. С трех сторон комнатка отделана зеркальными стенами, вход прикрывает бархатный полог. Когда будущая невеста, оглядев себя хорошенько со всех сторон, откидывает полог, появляется не она, а королева. Так торжественен ее выход народу.

Как‑то так и я появилась перед Мариной и девочкой‑продавщицей, вернувшейся из подсобки.

– Восхитительна! – всплеснула руками Марина, словно видела меня в этом платье впервые. Сама ведь помогала его шнуровать. – Ты будешь самой красивой невестой на свете.

– Спасибо, Мариночка, – всхлипнула я.

– У вас уже назначена дата свадьбы? – с наивным воодушевлением поинтересовалась девочка‑продавец.

– Вот, Настя, ты все испортила! – досадливо поморщилась Марина.

Как же мы понимали друг друга!

Я вернулась в примерочную и переоделась.

Поговорить насчет рекламного блока нам не удалось, в салон зашли три дебелые девицы, в одной из которых с трудом угадывалась невеста. Я подумала, что нельзя так разъедаться перед торжественным днем. Мы переглянулись с Мариной, она бы тоже села на диету перед грядущей свадьбой, я нисколько в этом не сомневалась.

– Беременная, – неожиданно прошептала мне Марина.

С ее опытом она мигом определяла пикантные положения.

– Настя, предложи невесте стиль беби‑долл.

– Гы‑гы, – отозвалась невеста радостно. – Чтоб от груди свободно было.

И покупатели потерялись среди вешалок.

– Не люблю детей, – призналась я задумчиво.

– У меня их тоже нет, – пожала плечами Марина.

– А у него есть. Близнецы. И я не знаю, что с этим делать.

– У тебя появился интересный френд?

– Он женат, и у него дети.

– Что тебя останавливает?

– Как ты не понимаешь, я не могу. Это невозможно.

– Невозможно идти у тебя на поводу и из дружеских соображений постоянно покупать рекламные блоки в вашей газете! Это все равно, что выбрасывать деньги в форточку с тринадцатого этажа.

– Почему с тринадцатого?

– Чтобы ветер сразу унес. Но я же это делаю.

– Спасибо тебе. Ты нас кормишь.

– А вы меня поедом едите. Это что за фотография? Почему она обезличена? Я против. Статья хороша, а фотография никуда не годится.

– Ты не подпишешь рекламный блок?!

– Нет. Звони своему фотографу, пусть приезжает и снимает тебя в этом, – она кивнула на мое любимое платье, – наряде. Когда ты смотришь на него, я вижу в твоих глазах такое неподдельное счастье, что верю тебе: да, мой салон – лучший!

– Ты настоящая акула бизнеса, – пробормотала я. – Ты готова идти по трупам. А если эту фотографию увидит моя бабуля?! Объясняй ей потом, что все это понарошку. Она потребует представить ей моего жениха.

– Это твои проблемы. Я акула, я хочу видеть на снимке живых людей. Человека. Тебя то есть. Все, или не подпишу. Дружба дружбой, а бизнес бизнесом.

Я позвонила Лешику по мобильному телефону и попросила его срочно приехать, чтобы переделать снимок с «Музой Гименея».

Выпроводив с покупками посетителей, Марина снова взялась за меня. Привычно быстро из джинсовой девушки я превратилась в роскошную красавицу, которая готова была идти на бал, оставалось только дождаться принца.

– Третьего раза платье не выдержит, – сказала Марина, глядя на меня. – Тебе придется его купить.

– Шантажистка!

– Я тебе скину двадцать процентов.

– Пятьдесят! И я повешу его в свой шкаф, чтобы доставать каждый вечер и любоваться.

– Тридцать, и ни копейкой больше.

– Договорились. Можно, я возьму в рассрочку?

– Когда в нашей стране журналисты станут обеспеченными людьми?!

– Марина, это полнейшая утопия!..

– Здравствуйте, милые девушки!

Я крутилась в примерочной перед зеркалами, стоя на небольшом постаменте. Бархатный занавес был откинут, и мною мог любоваться кто угодно. Ладно бы один только Лешик, но ведь он привез с собой и Максима!

– Это я его привез, – хмыкнул Максим, останавливаясь напротив меня. – Не помешаю?

– Нисколько, – обрадовалась Марина.

– Помешает! – заявила я. – У нас сейчас будет рабочий процесс!

– Что? – засуетился Лешик. – Переснимать? Кого? Ее? Тимофеева, ты обалденно смотришься невестой! И отчего ни разу замуж не выходила? Я бы на тебе пять раз женился…

Марина отвела его в сторону и, тыча пальцем в черновик, высказала свои претензии. Тем временем я нервно поправляла платье, а Максим смотрел на меня и молчал.

Мог бы сказать комплимент! Или какую‑нибудь гадость. Такое тягостное молчание, словно у него хомячок сдох. Неужели у мужчин я вызываю только такие ассоциации?!

– М‑да, – наконец‑то высказался он, закладывая руки за спину. – Поражен, потрясен, восхищен.

– Правда?! – обрадовалась я. – Это ручная работа. Дорогущая, но хозяйка салона дает скидку. За это потрясение я буду выплачивать ей деньги помесячно всю жизнь.

– Стремишься в кабалу? – прищурился Максим.

– Куда?

– Кто жених?

– Что?

– Кто твой жених? Я его знаю?

– Нет!

– Найду и убью, останешься молодой вдовой. Может, лучше не затевать это брачное непотребство?

– Так вот как на самом деле ты относишься к священному союзу двух сердец!

– А ты как? – спросил он.

– Я? Я положительно. Отчего не выйти замуж в красивом платье с хрусталиками…

– С хрусталиками?! С хрусталиками! – обвинительным тоном повторил Максим, не сводя с меня негодующего взгляда. – Ее интересуют только хрусталики! Она выходит замуж ради красивого платья! Вот она, истинная женская сущность.

– Моя сущность никого не касается, – разозлилась я. – Не нравится?! Катись давай отсюда! Пешком по рельсам! К чертовой бабуш… К детям!

– И дались тебе дети! Ты что, ими бредишь?

– Они не мои!

– Подождите, – разняла нас Марина. – Так нельзя. Жених не должен видеть невесту в свадебном платье! Поругаются, и свадьба расстроится.

– Какая свадьба?! Марина, он мне не жених!

– Но вы так пламенно обсуждали детали наряда, что я подумала, это тот френд…

– Да, это тот еще френд! Только он мне никто!

– Ах, я никто?! Я никто?! Да, я ей никто!

– А что, – изумился Лешик, – ты ей кем‑то был? И когда только успел?

– Все закончилось, не успев начаться, – всхлипнула я, глядя на то, как Максим размашистым шагом направляется к выходу.

У дверей он остановился и, не поворачиваясь, показал нам (нет, лично мне) указательный палец высоко поднятой правой руки и скрылся.

– Что это было? – поразился Лешик. – Что это между вами было? А что, что‑то между вами было, Таш?

– Ты чего, – встряхнула меня Марина, – с катушек съехала?! Что на тебя нашло?

– Он уехал? – поинтересовалась я, озадаченная странным жестом.

– Нет, – ответил Лешик. – Мотыляется у входа, ходит туда и сюда. Меня ждет. Я обещал ему помочь Светланку с близнецами в деревню перевезти, у них вещей много…

– Мотыляется, это хорошо, – хмыкнула я.

Настроение как‑то сразу улучшилось.

– Давайте переснимем, что ли, – неуверенно предложил Лешик.

– Давайте, – согласилась я.

– Ты готова? – с сомнением спросила Марина.

– Я профессионал!

Многие мужчины совершенно неадекватно воспринимают женщину в свадебном наряде. Психологи говорят, что, увидев подвенечное платье, они испытывают сильное потрясение, особенно те из мужчин, кто задействован в брачном мероприятии в качестве главного героя. Именно по этой причине жениху нельзя заранее смотреть на невесту в свадебном платье. В нем он ее видит непосредственно во время брачной церемонии. «Бац!» – и увидел. «Бум‑с!» – и мозги у него заклинило. Бери его тепленького, пока он не очухался.

Мужчины намного острее женщин воспринимают внешние раздражители. Чего только стоит их реакция на красный цвет! Ученые опровергли распространенное мнение о том, что красная тряпка раздражающе действует на быков, и пришли к выводу, что от этого агрессивного цвета раздражаются только мужчины. Первыми об этом догадались европейские священнослужители в Средние века. Они‑то и ввели обычай – невеста должна венчаться только в красном, а жених – в чем попало, без разницы. Это потом уже красное подвенечное платье сменили на белое, подозреваю, что реформаторами были одураченные мужчины – альфа‑самцы. Но женщины ухитрились довести белое платье до такого совершенства, что устоять перед ним было невозможно. Как и перед моим – бело‑нежно‑сиреневым с хрусталиками, каждый из которых сверкал на свету и отражал мою неземную красоту.

И я использовала ее на благо родной газеты. Воодушевленная нервным зрителем, торчавшим по ту сторону витрины, я изображала счастливую невесту. Зритель же упорно делал вид, что происходящее его не волнует и он просто нервно курит в сторонке. Но когда Лешик восклицал особенно громко, бегая и щелкая фотоаппаратом вокруг меня, зритель машинально поворачивался и следил за процессом. Я, принимая вид обиженной скромницы, демонстрировала полное безразличие к зевакам. Шоу должно продолжаться!

– Могла бы ему улыбнуться, – поморщилась Марина, когда мужчины уехали.

– Зачем?

– У тебя может больше не быть второго шанса, чтобы произвести первое впечатление!

– Если посчитать, сколько раз мы виделись, то первое впечатление у него уже сложилось.

И я вспомнила лифт.

– У него пиджак от «Бриони», – задумчиво произнесла Марина.

– За презентабельной внешностью мужчины должно видеться нечто более глубокое, что хочется рассматривать и изучать.

– Мужчина и энциклопедия домашнего хозяйства не имеют ничего общего, – скептически возразила Марина.

– Но в эту глубину хочется нырнуть и захлебнуться!

– Суицидальные наклонности лечатся тяжелым физическим трудом.

– Нет у меня наклонностей! – обиделась я.

– Вот и хорошо. Переодевайся, Настя запакует платье. Я продаю его тебе в рассрочку на полгода.

– Марина, мне кажется, оно отлично будет смотреться как просто вечернее.

– Не теряй надежды сходить в нем в загс.

– И вовсе я об этом не думаю!

– Зря. В первом походе есть что‑то очаровательно‑прекрасное, – мечтательно проговорила она. – Второй смазывает впечатление, третий совсем не нужен. Но первый раз – это как первая ночь любви…

Все‑таки женщина и свадьба – понятия неразделимые. Это мужчина может от них абстрагироваться, держаться особняком. Полагаю, свадьбу придумали женщины, а развод – мужчины.

Я ушла из салона с пакетом в руке. Не сказать, чтобы очень довольная, но в хорошем настроении. Марина не подписала рекламный блок, снимок еще предстояло переделать. Зато я убедилась в том, что Максим ко мне не равнодушен! Он ревновал так, как ревнуют близкую женщину, а между нами не было близости. Значит, моя теория третьего поцелуя верна? Отчего‑то я подумала, что у меня еще будет возможность продолжить ее проверку.

Дома меня ждал сюрприз. Леонид Парфенович с Жориком ловили попугая, снося все на своем пути. Испуганная птица, как только я вошла в коридор, со всей дури вцепилась мне в волосы. Я закричала от боли и неожиданности, соседи закричали потому, что закричала я, попугай испугался еще больше и спикировал в ботинок Жорика.

– Он там сдохнет от удушья, – мрачно заметил Леонид Парфенович.

Жорик схватил ботинок, перевернул его и принялся трясти. Я благоразумно прикрыла руками голову.

– Откуда птичка?

– Из лесу, вестимо, – хмыкнул старик и выхватил обувь у Жорика. – Ути‑ути‑ути. Мои надумали рожать! Весь хлам скинули мне.

– Ваши товарищи разрабатывают новую программу партии? А попугай изображает протестную оппозицию?

– У Леонида Парфеновича дочка легла в роддом, – прояснил ситуацию Жорик. – Перед этим она принесла попугая и кошку. У детей на животных бывает аллергия.

– А кошка где?

– Предлагаешь поймать и ее? – сварливо поинтересовался дед.

– Значит, кошка тоже убежала, – констатировала я факт.

– Что значит тоже?! – разозлился Леонид Парфенович. – Это намек на то, что от меня сбегает все одушевленное?! Это я от них сюда отселился! Я сам! – Он сник, сунул ботинок Жорику и пошел в свою комнату. – Не хотел им мешать. Зачем старичье молодым.

– Какая же она молодая? – поразилась я. – Ей же под сорок!

Жорик укоризненно посмотрел на меня и отдал мне ботинок. Я пожала плечами и вернула обувь на пол. Видимо, в ботинке попугаю не понравилось. В полной тишине он выкарабкался обратно и взлетел на шкаф. Но больше им никто не интересовался. Мужчины такие непостоянные существа! А если птица вылетит на улицу, потеряется и не сможет перезимовать?! Я подставила стул и принялась ловить его на шкафу.

– Возьмите беглеца, – постучала я к Леониду Парфеновичу, после того как отловила питомца.

Старик недовольно кивнул на пустую клетку.

– Дети – это хорошо, – сказала я, сажая в клетку попугая.

– У нее отрицательный резус, – расстроенно пробурчал Леонид Парфенович. – Рожать опасно. В ее‑то годы!

– Подумаешь, сорок лет! И в пятьдесят рожают…

Как‑то я была неубедительна.

– Леонид Парфенович, я уверена, что все будет хорошо! А знаете что? Давайте, я вас к ней отвезу? По дороге купим апельсинов или яблок.

– А кошка?

– Вернемся и поймаем кошку. Думаю, к этому времени она проголодается и сама придет.

Вообще‑то у меня был обеденный перерыв. И на самом деле проголодалась я. Но что делать, если внезапно включилось безмерное человеколюбие?!

Через десять минут я везла на своем «пыжике» старика в роддом. Еще через пятнадцать минут мы прыгали под окнами роддома и звали Веру, потому что внутрь, как оказалось, никого без специального разрешения не пускают. Добрая нянечка‑санитарка показала нам, перед какими окнами нужно прыгать, и мы привлекали внимание самыми кардинальными способами. Каждый раз, когда Леонид Парфенович подпрыгивал от нетерпения, я боялась, что, опустившись на землю, он развалится. Но дед держался бодрячком. В окнах стали появляться чужие головы, мы еле дождались Веру. Она выглядела сонной и довольной.

– Вот видите, – обрадовалась я, – ваша дочь отлично себя чувствует! К тому же я как журналист знаю, какой классный в нашем роддоме врачебный состав.

– Сегодня‑то хорошо, – нижняя губа старика затряслась. – А завтра?

– Я вас и завтра к ней привезу!

О‑о‑о‑о, фонтан человеколюбия, заткнись, пожалуйста.

– Во сколько здесь подъем? – моментально заинтересовался старик. – Ташенька, нужно узнать, во сколько они здесь встают.

И он, семеня, побежал в приемное отделение.

– Обход в восемь утра, – радостно доложил он мне, возвратившись.

Все это время я стояла под окном и пыталась жестами рассказать Вере, что с ее отцом все будет хорошо – я пригляжу за ним и попугаем; за кошкой не обещаю, потому что в глаза ее еще не видела, но с ней тоже ничего плохого не случится, двор у нас тихий и спокойный.

– В половине девятого врачи скажут свое веское слово, – подсчитывал Леонид Парфенович время приезда.

– Хорошо, – согласилась я. – В половине девятого поедем.

– В половине восьмого! Все нужно делать заранее.

– В половине восьмого?! – ужаснулась я. – Хорошо, в половине восьмого.

Сама предложила!

Мы еще немного постояли, после чего я напомнила, что время моего обеда истекло. Вообще‑то меня ждали в редакции, и я туда спешила с не слишком приятными новостями.

Леонид Парфенович помахал дочери и пошел к машине.

По лицу Веры я решила, что она уже собралась рожать. Наверное, увидев нас, она захотела сделать это как можно быстрее. Видимо, я не внушала ей доверия. Она подумала, что я не смогу справиться с ее отцом, попугаем и кошкой. Ну да, кошка уже потерялась. Хотя я к этой потере не имела никакого отношения.

Я довезла соседа до дома и повернула в редакцию. Там показала свой материал, выслушала все замечания и убежала в ближайшее кафе, чтобы быстренько перекусить…

– Он сказал, что мои кроссовки лучшие! – радостно сообщила мне по телефону Софочка, пока я обедала.

– Мои, то есть его, вернее, те, что мы с тобой ему купили? – уточнила я. От новости тетушки я чуть не подавилась.

– Да! Эти! Самые лучшие. Он готов в них спать!

Я не разделила восторгов Софочки. По‑моему, спать с мужчиной в обуви совсем неудобно. Пусть даже эта обувь и самая лучшая. В чем я сомневалась.

– А в розовых Гриша будет ходить дома, когда его никто не видит.

Можно ли доверять такому мужчине?! Мужчине, готовому на все ради счастья любимой женщины. Бедная Софочка! Наверняка этот ее Григорий скрывает тайну пострашнее двух близнецов. Мое представление о счастливой семейной жизни трансформировалось в четкую картинку того, как Софочка лежит с Григорием в постели, из‑под одеяла торчат его волосатые ноги в новой обуви, а из‑под подушки выглядывают розовые кроссовки, пострадавшие во время стирки. Полнейшая идиллия!

– Софочка!

– Да, дорогая.

– Софочка, я рада тому, что ты рада!

– Спасибо, Ташенька! Я тоже рада тому, что ты рада, потому что я рада. А еще я рада тому, что на днях мы с Григорием едем в ювелирный салон выбирать кольца!

– Вот это да!

Что я могла еще сказать? Не слишком ли стремительно процесс набирает обороты? А какое мне до всего этого дело? У меня своих проблем выше крыши. Если Софочка напомнит об этом, то будет сто раз права. И мне нельзя быть эгоистичной сукой по отношению к своей наивной, но, в сущности, доброй и романтичной тетушке.

– Софочка, – искренне сказала я, – я рада за вас обоих!

Но не могу, не могу, не могу…

– Только ты оставь наличные и карточки дома, скажи, что забыла. Вдруг он альфонс.

– Как ты можешь?!

Да, я могу.

Съев свой обед, я поднялась и вышла из кафе.

Заметив афишу фильма «Властелин колец», я улыбнулась. Почему‑то пришла в голову веселая мысль: властелин колец – это мужчина, делающий предложение любимой женщине. Видимо, я заразилась свадьбами и детьми.

В редакции тем временем Лешик на мониторе показывал мои фотоснимки. Конечно, в первую очередь это были его фотографии, но моделью работала я. И как же хорошо я выполнила задание! Сама не ожидала.

– Тимофеева, – провозгласил Варенцов среди толпы собравшихся коллег в кабинете верстки, – тебя любит камера!

– Лучше бы ее любили мужики, – многозначительно возразила Надежда, поправляя роскошный бюст.

– Да уж, – восхищенно сказала я, пропустив мимо ушей колкость. – Что есть, то есть. Красоту ничем не испортишь.

Я смотрела на себя и не узнавала. Неужели во мне действительно есть что‑то такое, что может заинтересовать мужчин? Тогда почему они не смотрят на меня, а только нервно курят в сторонке?

– Кстати, Овечкин, – прищурилась я. – Ты же должен помогать отвозить близнецов в деревню!

– Они и без меня справятся, – отмахнулся Лешик. – Федоров здоровый мужик, к тому же я уже помог перетаскать вещи из его квартиры в машину.

– Здоровый мужик?! – встрепенулась Надежда. – С квартирой и машиной? Где?

– Уймись, – толкнула я ее в бок. – Там еще двое близнецов в придачу.

– Не‑е‑е, – замотала головой Надежда, – дети мне не нужны!

– Они никому не нужны, бедолаги. Родители сплавляют их в деревню, чтобы не мешали жить, а сами флиртуют с другими.

– Я, между прочим, как бы сказать, – обиделся Лешик, обращаясь конкретно ко мне, – не флиртую. У меня, может быть, серьезные намерения по отношению к Светланке!

– Ого! – обомлела я от такого неожиданного признания. – И как на это смотрит твой друг?!

– Я пока не сообщал ему об этом, – сконфузился Лешик. – И вы все – молчите!

Толпа, узнавшая его секрет, дружно заулюлюкала. Каждый захотел высказаться на тему, что нашему фотографу давно пора жениться.

– А дети? – не понимала я.

– Тимофеева, – нахмурился Лешик, – ты какая‑то странная. Ты что, детей не любишь?

Еще один спросил! Я и сама не знаю, как отношусь к маленьким человечкам. Ну, не было у меня возможности проникнуться к ним любовью. И что, теперь человека надо постоянно пинать за это?

– Дети – цветы жизни, – торжественно заключила Надежда. – Только чужие пусть цветут в чужом палисаднике.

Она подхватила Варенцова под руку и утащила из кабинета.

– Тебе распечатать удачную? – миролюбиво спросил Лешик, когда мы с ним остались одни.

Я кивнула, и он послал на печать два экземпляра.

– Второй‑то кому?

Лешик не ответил.

Конечно, я могла нафантазировать, что Максим у себя в деревне повесит мою фотографию над своей кроватью…

– Лешик, подожди!

– Что еще?

– Лешик! Как у них? У Федоровых? Не помирились еще?

– Помирились.

– Тогда как ты собираешься ухаживать за Светланой?

– Ну да. Когда они ссорились, было легче. Ничего, что‑нибудь придумаю. Федоров знаешь какой мужик?! У‑у‑у! Кремень. Если у него друг, то навсегда. Если любовь, то надолго. А я кто? Правильно. Друг! С любовью навсегда. Поймет, никуда не денется.

– Как‑то все запутанно, – вздохнула я.

– Светланка замужем счастлива не была. Мучилась она там.

– Да, – закивала я головой, – он тот еще мучитель. То хочет, то не хочет, то кричит, то уходит. И еще ревнует на пустом месте.

– Ты о ком?

– Я о Федорове.

– Влюбилась?

– И не надо лыбиться!

– Он попросил твой номер телефона. Ничего, что я ему дал?

– Когда?!

– Что когда?

– Когда попросил?

– Ты что, Ташунь, ведешь расследование? Перед отъездом попросил.

– Он уехал! – У меня ухнуло сердце вниз.

– Ну, да, уехал в ваш дачный поселок. Завтра утром вернется.

Ха. Теперь я знаю, что стану делать вечером. Ждать телефонного звонка!

Я чмокнула Лешика в щеку и побежала набивать материал на свадебную тему. Муза, одетая в свадебное платье в стиле беби‑долл, с кружкой козьего молока в одной руке витала надо мной, помахивая расписанием кормлений родовой палаты в другой, и требовала излить мои мысли на бумагу. Что я и сделала с завидным энтузиазмом.

Вечером я бдила за двумя телефонами – за мобильным, который носила с собой, и стационарным, стоявшим на тумбочке в коридоре. Забыла спросить, номер какого именно телефона дал Лешик! В это время пыталась что‑то писать, читать, обдумывать, но не могла сосредоточиться. Когда ко мне зашел Жорик, даже обрадовалась. Нужно же чем‑то заняться, а не сидеть сиднем в ожидании звонка!

– Таша, мне требуется твоя помощь, – заявил он с порога и протянул руку с тремя разноцветными галстуками. – Не знаю, как завязывается и какой выбрать.

– Ты куда собрался? – прищурилась я.

– На свидание вслепую, – вздохнул Жорик. – Если я не приду сегодня в ресторан «Магнолия» в восемь ноль‑ноль, отец лишит меня комнаты.

– Опять! Опять предки на тебя давят и ограничивают!

– Да, ты права. К тому же девушка, с которой я встречаюсь, не появляется в социальных сетях, так что я не знаю, как она выглядит.

– Жорж, – начала я, стараясь привести его чувства в состояние равновесия. – Порой не важно, как выглядит предмет обожания. Главное, чтобы он был настроен с тобой на одну волну. Конечно, внешность имеет значение. Но так же важно отсутствие штампа в паспорте, и хорошо, если нет несовершеннолетних детей…

– Ты о чем?

– Да так, теперь о галстуке. Зачем тебе галстук?

– Без него лучше?

Жорик с сомнением поправил ворот белой рубашки и взглянул на свои отглаженные черные брюки.

– Полагаю, ты собираешься захватить с собой и пиджак?

Он кивнул.

– Понимаешь, Таша, первое свидание – это как первый проект. Вроде ты во всем уверен, но ждешь подводных камней.

– Первое свидание?! – обомлела я.

– Первое, после значительного перерыва. У меня не было отношений с девушками почти полгода.

– И что, не хотелось? Извини за нескромный вопрос, но он напрашивается, лезет наружу вместе с моим любопытством.

– Считай, что хотелось, но я колол дрова.

– Тогда тебе нужно ее зацепить.

– А если я не захочу цепляться?

– С твоим скудным выбором больше рассчитывать не на что!

Я повела Жорика в его комнату, где он открыл шкаф и показал вещи. Я отобрала белый трикотажный пуловер, синие джинсы и легкую куртку. «Магнолия» довольно демократичное в плане дресс‑кода заведение, так что Жорик не будет там смотреться белой вороной. К тому же я знаю, что женщины неравнодушны к белому цвету на мужчинах. Ведь белый цвет всегда ассоциируется с чистотой помыслов и целомудрием. Восприятие белого как девственного и непорочного идет на подсознательном уровне. Как говорила Марина, не всегда выдается второй шанс исправить первое впечатление. Так пусть незнакомка сразу настроится на то, что Жорик белый, скромный и пушистый.

Он не стал сопротивляться и через десять минут вышел в обновленном варианте. Я во время его переодевания стояла в коридоре и гипнотизировала молчавший телефон.

– Купи ей цветы! Деньги есть?

– Отец выделил. Но скоро мне заплатят гонорар…

– Иди уже. И кому только такое счастье достанется?

Он ушел, а я вздохнула и улыбнулась. Все же приятно делать добрые дела. Села на табурет возле телефона и задумалась.

– Девушка, срочно соедините меня со Смольным! – зычным басом приказал мне вышедший от Леонида Парфеновича бородач довольно пожилого возраста. Будь он моложе, я бы пококетничала с горя и щемящего одиночества.

– Ага, сейчас, – пробурчала я.

Хорошо же я выгляжу из‑за Федорова! Дежурной телефонисткой! Но у стационарного аппарата такой тихий звонок, что можно не услышать, если отойти в свою комнату.

– Га‑га‑га! – рассмеялся собственной шутке бородач и вышел.

За ним потянулись к выходу еще двое товарищей старика Боголюбова.

– Значит, собираемся на митинг посредством телефонной связи, – сказал один другому.

– Как только Тимофей Николаевич с Иваном Петровичем вернутся с огородов, так и начнем митинговать, – кивнул второй.

Прикольная у нас оппозиция, собрали морковку – и на митинг. Разве такими были настоящие революционеры? При случае нужно будет спросить об этом у Леонида Парфеновича. Как только он опять начнет заставлять меня вне очереди убирать кухню.

Я закрыла за ними дверь и вернулась на место.

И зазвонил телефон.

– Слушаю вас, – сказала я, успокаивая бешено заколотившееся сердце.

– Наташа, это вы? Это звонит Вера Боголюбова, дочь Леонида Парфеновича.

– А‑а‑а, Вера, это вы. Сейчас я его приглашу к телефону.

Пока родственники обсуждали текущее: «как дела?», «пока не родила», я ушла в свою комнату и переживала, что во время их разговора может позвонить Максим. Злилась ужасно, но ничего не могла поделать. И как только Леонид Парфенович скрылся за своей дверью, заняла прежние позиции. И как чувствовала, телефон зазвонил снова.

Только мелодией из фильма «Секс в большом городе» заходился мой мобильный аппаратик. Я посмотрела на экран, номер не определялся.

– Слушаю вас, – прохрипела я от волнения.

– Таша! Это вы?

– Я. А вы кто?

– Я Вячеслав! Помните, который спас вас при пожаре?

Ну вот, дождалась обещанного, и трех лет не прошло. Позвонил огнеборец.

Я растерялась и вспомнила расхожую истину: станешь нужна одному мужчине, сразу за ним подтянутся к тебе и другие. Вячеслав взял инициативу в свои руки, сказав, что заказал нам столик в «Магнолии» на сегодняшний вечер.

– Я сегодня вечером не могу!

И засуетилась, представляя себя обезьяной из анекдота: всем зверям дали команду разойтись на две стороны, в одну – умные, в другую – красивые. Обезьяна осталась посредине, решив, что ей, умной и красивой, не разорваться. Не хотелось бы оказаться в ее шкурке.

– Нужно смочь, Таша, – категорично заявил Вячеслав. – Сегодня у моего друга свадьба. А завтра нас командируют в Красноярский край тушить леса.

Нет, я решительно та обезьяна. Во всяком случае, как я ее понимаю!

– Место встречи изменить нельзя?!

– Место встречи изменить нельзя. Свадьба, сама понимаешь.

Я понимала! Как и то, что помешаю своим присутствием Жорику сосредоточиться на девушке, с которой ему предстояло познакомиться.

– Через полчаса жду в такси у твоего подъезда.

Он не оставлял мне выбора.

С другой стороны, а что я теряла? Максим так и не позвонил. И вряд ли позвонит. Сидит небось сейчас на даче и выясняет отношения с женой. Или, напротив, все выяснил и звонить мне больше не собирается. Как обидно‑то!

Выйти в люди я была готова уже через двадцать девять минут. Иногда, когда приспичит, я собираюсь на удивление быстро.

Только я оделась, как опять зазвонил телефон.

Я схватила трубку и, втянув легкие больше воздуха, попыталась расслабиться.

– Я умру! – сообщила мне бабуля трагическим тоном.

Увы и ах, это опять был не Максим.

– Мы всем умрем, – выдала я оптимистичную новость.

– Я умру и не увижу своих правнуков!

Бабуля жила одна, и вечерами к ней на огонек заходила грусть‑тоска. Тогда она обзванивала родственников и портила им настроение. Случалось это не часто, так что я за нее не переживала. В остальное время бабуля в родственниках не нуждалась, она была вполне самодостаточной старушкой. Но я ее все равно любила.

– Ты должна сделать искусственное оплодотворение и родить девочку!

– Что?!

– Я тебе присмотрела ходячую сперму. Копия моего любимца Василия Ланового из фильма «Офицеры». Хочешь, познакомлю?

– Нет!

– В тридцать лет у меня уже были твоя мать и Софочка!

– Софочки еще не было!

– Не придирайся к пустякам, Наталья. Пожалей свою бабку! Роди мне правнука. Лучше двух сразу. У Аделаиды Никифоровны вчера внук родил тройню!

Сразу стала ясна причина грусти‑тоски. У бабушкиной приятельницы прибавление в семействе! А у нее – нет. Ей обидно.

– Ему дадут Нобелевскую премию в тройном размере, – попыталась отшутиться я.

– За что?! – искренне поразилась бабуля.

– Если он сам родил…

– Не говори глупости, Наталья! И не трать времени попусту, иди и рожай! Я должна увидеть свое потомство быстрее, чем собственный маразм.

Пришлось пообещать, что обязательно выполню ее просьбу. Ухитрившись четко не оговорить сроки, я передала привет Аделаиде Никифоровне и положила трубку.

– Леонид Парфенович! – после бабули я вспомнила про соседа‑старика. – У вас все в порядке? – Тот что‑то недовольно пробурчал из‑за своей двери. – Если я вам с Верой понадоблюсь, звоните на мобильный. Я буду в ресторане «Магнолия» отдыхать. Не стесняйтесь, звоните!

– Бу‑бу‑бу‑бу.

Вот и поговорили.

Нет, старики – словно жители с другой планеты, понять их довольно сложно. То они хотят оставаться совершенно одинокими, то им внуков‑правнуков подавай в немереном количестве. Живут в своих изолированных тесных мирках, не желая взглянуть в лицо суровой действительности. А она такова: на планете явное перенаселение женского пола! Мужчин катастрофически не хватает. Хотя их достаточно много, чтобы не выбирать президентом страны политика Жириновского. Я вот всегда за него голосую – он обещал каждой бабе по мужику. Ладно, ладно, соврала, на последние выборы вообще не ходила. Но к этому кандидату в президенты определенную симпатию испытываю. Леонид Парфенович наверняка за коммунистов голосует, а Жорик – за действующую власть. Так что в нашей квартире полный консенсус, непротивление сторон и плюрализм мнений.

Только с моими выборами что‑то не так. Я выбираю не тех мужчин! Наверное, это заразно, перешло от Софочки. Кстати, неужели на этот раз у нее все хорошо?

Я спустилась вниз, во двор, где действительно стояла машина.

– Наташа! – позвал меня Вячеслав.

И сердце как‑то тревожно защемило. Зачем я согласилась идти черт‑те куда?! С другой стороны, это всего лишь ужин и вовсе не черт‑те где, в компании его друзей. Даже на свидание не похоже. Если он меня поедет провожать, то целоваться с ним я ни за что не стану.

После отшумевшего в мире финансово‑экономического кризиса рестораны в нашем провинциальном городке стали расти как грибы по осени. Открывали кофейни, пирожковые, суши‑бары… Между прочим, я суши терпеть не могу. Ну, не понимаю я риса с рыбой, завернутого в подсушенные пластинки морской капусты. Я люблю эти пластинки есть отдельно. Вот если бы Вячеслав пригласил меня в суши‑бар, то я бы с чистой совестью, нисколько об этом не жалея, отказалась. Возможно, высидела бы звонок от Максима.

С другой стороны, что, на нем свет клином сошелся?!

Я ехала в машине, слушала рассказ Вячеслава о том, как нелегко ему приходилось в последние дни крутиться на пожарах, что его мечта – перейти на управленческую должность в кабинет никак не осуществится, что надоело ему пахать как проклятому, спасая неблагодарное человечество от возгораний.

– Вонь такая дома от одежды стоит, – сетовал он, – что мухи на лету дохнут. Я весь пропах дымом и гарью…

Я принюхалась. По мне, так приятный парфюм, видно, что парень старательно готовился к встрече со мной.

– …в отпуск поеду к морю. Плюну и останусь там у тетки…

Я что, не входила в его дальнейшие планы?

Как‑то неприятно на первом свидании выслушивать то, что сейчас выслушиваю я. Нет, наверное, я все‑таки слишком привередливая. Софочка говорит, что я ненормальная. В том плане, что по отношению к мужчинам мне легко можно дать лет пятьдесят. Я рассуждаю о них, как старушка, а не современная легкомысленная девица со сквозняком вместо мозгов. Она так сказала, когда я бросила очередного парня после нашей первой встречи в кафе. Парень этот заказал бутылку дешевого вина, хотя я отказалась, и сам ее выпил. Я попросила его забыть номер моего телефона и меня, о чем честно рассказала Софочке. Она прочла целую лекцию, что разбрасываться мужчинами так, как это делаю я, – преступление. И караться оно должно годами в одиночной камере коммунальной тюрьмы.

Вячеслава я бросать не собиралась. Пока. Решила дать ему шанс, пусть покажет себя в компании друзей.

В полупустом зале «Магнолии» (по будням здесь народ обычно собирался после десяти часов вечера) я принялась вертеть головой в поисках пары новобрачных. Отчего‑то я подумала, что новобрачные помогут мне настроиться на романтичный лад; я вернусь домой и напишу статью о том, как это прекрасно – выходить замуж и жениться по большой и светлой любви; Лешик снабдит мой материал шикарной фотографией свадебного салона, и я получу денюжку на пропитание. Настроение улучшилось.

– Проходите, ребята!

Нас позвали к столику, где сидели две пары, явно не брачующиеся в этот день.

– Кристина, Олег. Анжела, Афанасий. Наташа.

Вячеслав нас представил и отодвинул для меня стул, помогая сесть. Мило. Галантный кавалер – плюс в его копилку.

– Что будем пить?! Мы еще не заказали…

Никто в этот день действительно не женился. Вернее, в этот день они женились, но только год назад. Два друга договорились жениться на подругах в один день и теперь отмечали торжественное событие с нами. Почему? За компанию, как объяснили мне потом. Друзей было трое, но Вячеслав год назад на авантюру не поддался. Или не было третьей подруги? Я не стала уточнять, сидела и цедила через соломинку мартини с соком. Девчонки пили текилу, подбивая меня выпить с ними. Но я отказывалась, с горечью вспоминая тот день и час, когда первый раз ее попробовала. Синяк под глазом не сходил три недели! И никто не верил, что я сама ударилась о шкаф. Честно говоря, я ударилась скулой о спинку стула, когда выпила слишком много текилы и решила снять туфли для того, чтобы станцевать на столе. Но разве дело в деталях! Дело в принципе, а мои принципы незыблемы.

Мужчины обсуждали рабочие моменты службы, все они были огнеборцами и служили вместе. Так всегда бывает. Если встречаются на отдыхе сослуживцы, то стоит им только выпить, как они вспоминают о труде. А мы с девочками болтали о распродажах. Что может быть интереснее после окончания летнего сезона? Только обмен хвастовством, кто и где провел отпуск.

Еще через некоторое время, после парочки тостов «Чтоб нам так всегда жилось!», причину торжества больше не вспоминали. Но мою память вскоре освежили.

– Таш‑ш‑ш‑ша, – раздался свистящий шепот из‑за колоны, возле которой я сидела.

Я испуганно воззрилась на монументальное сооружение и попыталась разглядеть в сумраке зала нескладный мужской силуэт.

– Таш‑ш‑ш‑ш!

Меня явно кто‑то домогался. Я склонила голову наподобие пьяного воробья и посмотрела вбок. Из‑за колоны высунулся Жорик и знаками принялся показывать мне что‑то важное.

– Что, Жорик? Что? Я не одна!

– Я тож‑ж‑ж‑же.

– Что ты прячешься? Иди, я тебя познакомлю со своим парнем.

– Ни в коем случае!

– Но я же не могу с тобой так разговаривать.

– Тогда давай выйдем.

Он так резко мотнул головой в сторону дамских комнат, что я испугалась, она у него отвалится. Через пару секунд он исчез, и я встала. Извинилась и сказала, что собираюсь посетить одно небольшое помещение.

Девчонки тут же увязались за мной. Я не успела опомниться, как они подхватили меня под руки и потащили в туалет, на ходу твердя о том, какой Вячеслав замечательный во всех отношениях парень. Честно говоря, я этого не заметила. Напротив, у меня сложилось такое впечатление, что я ему вообще до лампочки! Стеснялся, как объяснили девчонки. Ничего себе, стеснительный какой нашелся! Не нужно мне таких. Мне другие должны вот‑вот позвонить по телефону…

– Сейчас, – пообещала Кристина, – он еще немного выпьет и наладит контакт.

– Не хочу я с ним с нетрезвым контактировать!

– Слышь, – кивнула Кристина подруге, – она тоже мало выпила! Плохо соображает.

– Времени полно. Накачаем их обоих, не переживай.

О‑о‑о, но я не хотела накачиваться! Неужели я дожила до момента, когда, чтобы со мной ближе познакомиться, нужно много выпить?! Как в плохом анекдоте!

– Приш‑ш‑шла? Хорошо.

Возле туалета меня ждал Жорик.

– Это кто еще? – удивилась Кристина, кокетливо рассматривая моего соседа. – Еще один твой френд? Симпотный! Вы идите, я с ним тут постою.

– Не‑е‑ет, – сказала я, – это вы идите, а я тут постою.

– Но тебе ж хотелось!

– А вам разве нет?

– Возьмем его с собой, чтобы другие шалашовки не подобрали! – резюмировала Кристина и потащила Жорика в дамский туалет. – Мужиками разбрасываться нельзя!

– Ты же замужем! – поразилась я.

– Ну и что? Чужое лишним не бывает.

Жорик категорически отказывался идти с Кристиной и упирался всеми конечностями, дабы не оказаться в дамском туалете.

– Таша, – отбиваясь от назойливых девиц, говорил он, – она сказала, что я ей понравился! Да отстаньте, девушки, я не с вами пришел… Что бы это значило?

– Она интеллигентная девочка, – пожала я плечами, тоскливо наблюдая за попытками моих нечаянных подруг после временной победы – затолкать парня в туалет – запихнуть его теперь в кабинку.

Отбиться ему не удалось.

– Держи дверь, чтоб он не вырвался, – приказала Кристина, привалив меня к двери, и скрылась в соседней кабинке. – Мы его с собой возьмем!

– Думаешь, она это сказала, потому что хорошо воспитана? – расстроился за дверью Жорик.

– А ты что ответил? – вздохнула я, устало прижимаясь к двери спиной.

– Я сказал, что она мне тоже нравится. Что делать дальше?!

– Возвращайся и пригласи ее потанцевать.

– Я не умею танцевать.

– Просто передвигай ноги под музыку и держи ее в объятиях.

– И все?

– Все! Нет, не все. Есть один нюанс: при телодвижениях под музыку постарайся не наступать ей на ноги.

– Усвоил. Открой меня, пока твои гарпии облегчаются.

Я его открыла, и он убежал.

– Упустила! – прокричала Анжела, выскакивая из укрытия.

– У меня есть запасные колготки, – добродушно прошептала я.

– Ты его упустила!

– Я так и знала, – вышла Кристина. – Посмотри на нее! У нее мужики в руках не держатся. Такой хорошенький был, беленький, как зайчик. Прыг‑прыг и ускакал.

– Пойдем, девочки, к вашим зайчикам.

Мне показалось, что я внесла разумное предложение.

Девицы идти отказались, уселись на подоконник и принялись курить. Я медленно вышла из туалета и направилась к столику.

По пути у огромного окна заметила столик, за которым расположились мой сосед и его незнакомка. Жорик что‑то невнятно бубнил, а девушка отчаянно соглашалась. Я к ней присмотрелась. Ничего себе такая девушка: руки, ноги, голова – все есть. Неземной красоты вот только нет, но она Жорику и не требуется. Конечно, если бы я была художником, то описала бы ее как рафаэлевскую мадонну с пухлыми мягкими формами и взглядом загнанной в ловушку серны. Но я состояла в недружной гвардии журналистов, этих акул пера, и окрестила девицу одним словом – удобная, синоним – уютная. С такими девочками удобно жить, они ухаживают, заботятся, прижимают к своей пышной груди и с материнской нежностью гладят по голове. Удобные девочки очень нравятся родителям. Предки как бы передают с рук на руки свое чадо и начинают жить собственной жизнью с чистой совестью. В какой‑то степени Жоржу повезло.

После того как села, я еще раз обернулась. Жорик с девушкой пытался танцевать. Я прекрасно знала, что физических недостатков у моего соседа нет. Но другие зрители могли уверенно предположить, что он подволакивает правую ногу, хромает на левую, слабо слышит, плохо видит и ориентируется в замкнутом пространстве с большим трудом. Я с тревогой посмотрела на его девушку. Бедняжка! Она улыбалась, глядя на кавалера и словно бы всем своим видом говоря, что ей нравится танцевать с инвалидом. Добрая душа. Лучше бы сказала честно, что он медведь на льду, и научила Жорика выделывать простые па. Впрочем, это я погорячилась. Сейчас медведи на льду такое выделывают, что никакому Жорику и ни снилось. Для того чтобы успокоиться, я отвернулась и занялась своими проблемами. Они были, потому что пламенного, всепоглощающего интереса со стороны огнеборца Вячеслава к своей персоне я не чувствовала. Он продолжал активно обсуждать с друзьями трудности пожарной службы в составе подразделений МЧС.

Я привередливая?

Нисколько!

Просто бывает обидно, когда на тебя не обращают внимания. И не звонят, словно потеряли твой номер телефона.

– Вячеслав! – сказала я…

Более ласковая форма в виде Славика никак не могла слететь с моего языка.

– Вячеслав, – сказала я, – пойдем потанцуем.

– Я не умею, – пробасил он.

– Я тебя научу!

– Гы‑гы, – недоверчиво посмотрел он и кивнул на Жорика. – Один там уже учится. Нечего людей смешить. Выпить хочешь?

Все, после этой фразы мужчины для меня перестают существовать как интересные объекты.

– Нет, – поморщилась я. – Домой хочу. Мне работать надо.

– А что ты делаешь дома? А какая у тебя работа? – заинтересовались его друзья, оторвавшись от обсуждаемых проблем.

Наконец‑то! Только все равно – поздно спохватились.

– Пишу в газету статьи о свадьбах, – призналась я.

На меня посмотрели как на прокаженную.

Итак, я не нашла ни одной точки соприкосновения с Вячеславом, а ведь поначалу он показался мне таким… таким… таким… Как же я была слепа! Впрочем, что с меня было взять? Дом горел, Леонид Парфенович расстроился из‑за штрафа, мне светила генеральная уборка. Любая бы согласилась на все. Зря я сегодня с ним поехала. Сидела бы дома и ждала бы, когда Максим позвонит.

Я встала, взяла свой клатч и пошла к выходу.

Честно говоря, я ждала, что Вячеслав меня окликнет, но так и не дождалась. Друзья, потеряв ко мне интерес, как и к своим женам, решали, какую выпивку еще заказать. Я ужаснулась: неужели после года совместной жизни можно надоесть друг другу до такой степени?! Отчего‑то мне резко расхотелось писать про свадьбы и вообще освещать этот довольно противоречивый, на мой неискушенный взгляд, вопрос.

Как только я села в такси, зазвонил телефон.

– Таша…

Это был не Максим!

– Таша, куда ты делась?!

– Слиняла. Я не нанималась тебя сопровождать.

– Это бесчеловечно с твоей стороны! Мы потанцевали и…

Жорик замялся.

– И что?

– И заказали кофе. Что дальше делать?

– Скажи, что кофе здесь отвратительный, и пригласи ее к себе домой.

– Ты серьезно? Так и сказать?

– Жорик, просто скажи, что у тебя кофе лучше, и вези ее к себе. Я поделюсь с тобой, будешь должен.

– Ты лучшая! Ты лучшая соседка в мире!

Хоть кто‑то оценил меня в полной мере. Не говоря уж о моей приятной внешности, замечательном характере, неуемном дружелюбии и прочих, прочих достоинствах.

Дома было тихо и спокойно. Я переоделась в ночную сорочку, сняла влажной салфеткой макияж, выпила стакан воды и завалилась спать. Утро вечера… как там моя бабуля всегда говорила… мудренее. И ничего, что только одиннадцатый час вечера. Раньше усну, лучше высплюсь.

Выспаться мне не пришлось.

Я проснулась от ударов в дверь, чередующихся со звонком.

– Наталья! – кричал за дверью явно нетрезвый Вячеслав. – Открой, я тебе еще не все сказал!

Испугавшись того, что он может разбудить соседа‑старика, я выскочила в коридор и ответила ему. Вячеслав сказал пару ласковых слов мне. Я ему – пару неласковых, он – мне. Так, слово за слово мы переговаривались под дверью, пока в коридор не вышел Жорик в одних трусах.

– Кто там? – Он сжал кулаки. – Тебе требуется защита?

– Жорик! – обомлела я. – Ты уже дома в одиннадцать часов?

– Я сделал все, – прошептал он, – как ты сказала. И все получилось и без кофе. Оксана там, – и он подмигнул мне, кивая на свою комнату.

– Ты мачо, – подмигнула ему я. – А ко мне рвется чмо! Вообще‑то, когда трезвый, он неплохой парень…

– Ему врезать?

– Нет, – мне пришла в голову блестящая идея. – Ты открой и представься моим мужем! Может быть, тогда огнеборец отстанет?

– Мужем?! – обомлел на этот раз Жорик.

– Ну‑у‑у, – затянула я, – нужно же когда‑нибудь входить в роль? Или ты, гад разэтакий, собираешься бросить такую милую и добрую девушку?!

– Ты о ком? О себе?

– Об Оксане.

– Наталья‑я‑я‑я, я‑я‑я‑я прише‑е‑ел, – стенал Вячеслав с обратной стороны двери.

– Хорошо, – вздохнул Жорик.

Ничего, у него грудь в меру широкая, сумеет отразить нападение моего несостоявшегося кавалера. Это я так успокоила свою совесть, мало ли что, вдруг парни начнут из‑за меня драться. И вообще, Жорик обещал выполнить мою любую просьбу.

– Иди спать, я ему открою!

Я чмокнула его по‑сестрински в щеку и побежала в свою комнату. Закрыла дверь на ключ и припала к щели – подсматривать и подслушивать.

Из всего подсмотренного и подслушанного я поняла следующее. Жорик открыл дверь, Вячеслав поразился увиденному, а вскоре поразился еще больше услышанному.

– …да, – решительно пресекал сосед попытки непрошеного гостя прорваться ко мне, – я ее муж! И не потерплю никаких романов на стороне!

Все‑таки у меня замечательный сосед. И еще он много читает классической литературы. Вот. Когда не сидит за компьютером.

– …вплоть до дуэли! – вошел в образ Жорик. – И выбирать оружие как оскорбленный буду я!

– Ты че, мужик, охренел? Какое оружие?! – сразу сбавил обороты Вячеслав. – Так бы сразу и сказал, что у нее есть муж. Вот вертихвостка! А ты попал, гы‑гы. Она горяченькая штучка…

Это я вертихвостка?! Ну, про горяченькую – это у него профессией навеяло. Я себя довольно прилично вела, нечего преувеличивать.

Едва только дверь закрылась, я вышла из своей комнаты.

– Жорик. Я тебе благодарна, так благодарна…

– Да, ладно, обращайся еще…

И тут раздался звонок.

– Вернулся, сволочь, – сжал кулаки Жорик. – Прячься!

Я опять побежала в комнату.

– Не понял?! – взревел Жорик, открывая непрошеному гостю, – Я что, недоходчиво объясняю?! Я муж Натальи! Муж Натальи Тимофеевой! Ого‑го, а вы кто?

– Максим Федоров.

– Максим?! – заорала я как потерпевшая. – Жорик, это другой!

И выскочила в коридор.

– Другой? – прищурился Максим, разглядывая нас с соседом.

– Да, – пафосно бросил Жорик, – одно чмо я уже с лестницы спустил!

– Господи, – прыгала я рядом с ними, – о чем ты говоришь, Жорж? Никакого другого не было и быть не может…

– Как же? – не догонял тот. – Тот бугай ломился к тебе, как к потерянной собственности!

– Шутит. – Я попыталась спрятать полуголого соседа за спину.

Но поздно я заметила, что стою в ночнушке. В прозрачной ночнушке.

– Шутки, значит?! – переспросил Максим. – Вы, значит, тут шутите в таком виде?! То‑то я дозвониться не могу! А я думал, с тобой что‑то случилось! Я‑то…

Он махнул рукой, слов не хватало.

Я бы исправила положение, если бы из своей комнаты не вышел сонный Леонид Парфенович:

– Опять вертеп устроили, кобели проклятые! И не спится им, окаянным!

Максим отступил в изумлении.

– Жорик, ты скоро? – высунулась из комнаты Оксана, завернутая в простыню.

– О‑о‑о, – вырвалось у Максима, – другая?

– Да, – вяло сказала я, понимая, что все сегодня испортила. – Так и живем.

– И я муж этой Тимофеевой! – на всякий случай припечатал напоследок растерявшийся Жорик, тыча в меня пальцем.