VI. Кикимора

Не столь многочисленные и не особенно опасные духи из нечисти под именем "кикиморы" принадлежат исключительно Великороссии, хотя корень этого слова указывает на его древ­нее и общеславянское происхождение. На то же указывают и остатки народных верований, сохранившихся среди славянских племен. Так, в Белоруссии, сохранившей под шумок борьбы двух вероучений — православного и католического — основы языческого культа, существует так называемая мара. Здесь указывают и те места, где она заведомо живет (таких мест пишущему эти строки на могилевском Днепре и его притоках ука­зали счетом до пяти), и повествуют об ее явлениях вживе. В северной лесной России об маре сохранилось самое смутное представление, и то в очень немногих местах[18]. Зато в Малорос­сии явно таскают по улицам при встрече весны (1 марта) с пением "веснянок" чучело, называемое марой или маре, а вели­корусский морок — та же мрачность или темнота — вызвал осо­бенную молитву на те случаи, когда эта морока желательна или вредна для урожая.

Так, например, в конце июля, называемом "калиниками" (от мученика Калиника, 29 июля), на всем русском севере молят Бога пронести калиника мороком, т. е. туманом, из опасения несчастья от проливных дождей, особенно же от градобоя. Если же на этот день поднимается туман, то рассчитывают на уро­жай яровых хлебов ("припасай закрому на овес с ячменем"). Солнце садится в морок — всегда к дождю и пр.

Если к самостоятельному слову "мор" приставить слово "кика", в значении птичьего крика или киканья, то получится тот самый дворовый дух, который считается злым и вредным для домашней птицы. Эта кикимора однозначаща с шишиморой: под именем ее она зачастую и слывет во многих великорус­ских местностях. А в этом случае имеется уже прямое указание на "шишей" или "шишигу" — явную нечистую силу, живущую обычно в овинах, играющую свадьбы свои в то время, когда на проезжих дорогах вихри поднимают пыль столбом. Это те самые шиши, которые смущают православных. К шишам посылают в гневе докучных или неприятных людей. Наконец, "хмельные шиши" бывают у людей, допившихся до белой горячки (до чертиков).

Из обманчивого, летучего и легкого как пух призрака юж­ной России дух мара у северных практических великороссов превратился в грубого духа, в мрачное привидение, которое днем сидит "невидимкой" за печью, а по ночам выходит проказить. В иных избах мара живет еще охотнее в темных и сырых местах, как, например, в голбцах или подызбицах. Отсюда и выходит она, чтобы проказить с веретенами, прялкой и начатой пряжей[19]. Она берет то и другое, садится прясть в любимом своем месте, в правом от входа углу, подле самой печи. Сюда обычно сметают сор, чтобы потом сожигать его в печи, а не выносить из избы на ветер и не накликать беды, изурочья и всякой порчи. Впрочем, хотя кикимора и прядет, но от нее не дождешься рубахи, говорит известная пословица, а отсюда и насмешка над ленивыми: "Спи, девушка: кикимора за тебя спря­дет, а мать выткет".

Одни говорят (в Новгородской губ.), что кикиморы шалят во все Святки, другие дают им для проказ одну только ночь под Рождество Христово. Тогда они треплют и сжигают куделю, оставленную у прялок без крестного благословения. Бывает также, что они хищнически стригут овец. Во всех других великорусских губерниях проказам шишиморы-кикиморы отводится безразлично все годичное время. Везде и все уверены также, что кикимора старается скрываться от людей, потому что если человеку удастся накинуть на нее крест, то она так и останется на месте.

Твердо убежденные в существовании злых сил, обитательницы северных лесов (вроде вологжанок) уверяют, что видели кикимору живою и даже рассказывают на этот счет подроб­ности:

— Оделась она по-бабьему, в сарафан, только на голове кики не было, а волосы были распущены. Вышла она из голб­ца, села на пороге подле двери и начала оглядываться. Как завидела, что все в избе полегли спать и храпят, она подошла к любимому месту — к воронцу (широкой и толстой доске в виде полки, на которой лежат полати), сняла с него прялку и села на лавку прясть. И слышно, как свистит у ней в руках веретено на всю избу и как крутятся нитки и свертывается с прялки куделя. Сидит ли, прядет ли, она беспрестанно подпры­гивает на одном месте (такая уже у ней особая привычка). Когда привидится она с прялкой на передней лавке, быть в той избе покойнику. Перед бедой же у девиц-кружевниц (вологод­ских) она начинает перебирать и стучать коклюшками, подве­шенными на кутузе-подушке. Кого не взлюбит — из той избы всех выгонит.

В тех же вологодских лесах (в Никольском уезде) в одной избе ходила кикимора по полу целые ночи и сильно стучала ногами. Но и того ей мало: стала греметь посудой, звонить чаш­ками, бить горшки и плошки. Избу из-за нее бросили, и стояло то жилье впусте, пока не пришли сергачи с плясуном-медведем. Они поселились в этой пустой избе, и кикимора сдуру, не зная, с кем связываться, набросилась на медведя. Медведь помял ее так, что она заревела и покинула избу. Тогда перебрались в нее и хозяева, потому что там совсем перестало "манить" (пугать). Через месяц подошла к дому какая-то женщина и спрашивает у ребят:

— Ушла ли от вас кошка?

— Кошка жива да и котят принесла, — отвечали ребята. Кикимора повернулась, пошла обратно и сказала на ходу:

— Теперь совсем беда: зла была кошка, когда она одна жила, а с котятами до нее и не доступишься.

В тех же местах повадилась кикимора у мужика ездить по ночам на кобыле и, бывало, загоняет ее до того, что оставит в яслях всю в мыле. Изловчился хозяин устеречь ее рано утром на лошади:

— Сидит небольшая бабенка, в шамшуре (головном уборе — волоснике), и ездит вокруг яслей. Я ее по голове-то плетью — соскочила и кричит во все горло:

— Не ушиб, не ушиб, только шамшурку сшиб.

Изо всех этих рассказов видно лишь одно, что образ кики­моры, как жильца в избах, начал обезличиваться. Народ счита­ет кикимору то за самого домового, то за его жену (за каковую, между прочим, признают ее и в ярославском Пошехонье, и в вятской стороне), а в Сибири водится еще и лесная кикимора — лешачиха[20]. Мало того, до сих пор не установилось понятия, к какому полу принадлежит этот дух.

Определеннее думают там, где этого проказника поселяют в курятнике, в тех уголках хлевов, где садятся на насест куры. Здесь занятие кикимор прямее и самая работа виднее. Если куры от худого корма сами у себя выщипывают все перья, то обвиняют кикимору. Чтобы не вредила она, вешают под кури­ной нашестью лоскутья кумача или горлышко от разбитого гли­няного умывальника или отыскивают самого "куриного бога". Это камень, нередко попадающийся в полях, с природною сквозною дырою. Его и прикрепляют на лыке к жерди, на кото­рую садятся куры. Только при таких условиях не нападает на кур "вертун" (когда они кружатся, как угорелые, и падают околевшими).

В вологодских лесах (например, в отдаленной части Никольского уезда) за кикиморой числятся и добрые свойства. Умелым и старательным хозяйкам она даже покровительствует: убаюкивает по ночам маленьких ребят, невидимо перемывает кринки и оказывает разные другие услуги по хозяйству, так что при ее содействии и тесто хорошо взойдет, и пироги будут хоро­шо выпечены и пр. Наоборот, ленивых баб кикимора ненавидит: она щекочет малых ребят так, что те целые ночи ревут благим матом, пугает подростков, высовывая свою голову с блестящи­ми, навыкате глазами и с козьими рожками, и вообще всячески вредит. Так что нерадивой бабе, у которой не спорится дело, остается одно средство: бежать в лес, отыскать папоротник, выкопать его горький корень, настоять на воде и перемыть все горшки и кринки — кикимора очень любит папоротник и за та­кое угождение может оставить в покое.

Но единственно верным и вполне могущественным средством против этой нечисти служит святой крест. Не возьмет чужой прялки кикимора, не расклокочет на ней кудели, не спутает ниток у пряхи и не оборвет начатого плетенья у кружевниц, если они с молитвой положили на место и прялки с веретена­ми, и кутузы с коклюхами.

На сяможенских полях (Вологодская губ., Кадниковский уезд) в летнее время особая кикимора сторожит гороховища. Она ходит по ним, держа в руках каленую добела железную сковороду огромных размеров. Кого поймает на чужом поле, того и изжарит.

Мифы о кикиморе принадлежат к числу наименее характер­ных, и народная фантазия, отличающаяся таким богатством красок, в данном случае не отлилась в определенную форму и не создала законченного образа *[21]. Это можно видеть уже из того, что имя кикиморы, сделавшееся бранным словом, упо­требляется в самых разнообразных случаях и по самым разно­образным поводам. Кикиморой охотно зовут и нелюдимого до­моседа, и женщину, которая очень прилежно занимается пря­жей. Имя шишиморы свободно пристегивается ко всякому плуту и обманщику (курянами), ко всякому невзрачному по виду че­ловеку (смолянами и калужанами), к скряге и голышу (тверичами), прилежному, но копотливому рабочему (костромичами), переносчику вестей и наушнику в старинном смысле слова, ког­да "шиши" были лазутчиками и соглядатаями, и когда "для шишиморства" (как писали в актах) давались (как, например, при Шуйских), сверх окладов, поместья за услуги, оказанные шпионством.