Было, чуть-чуть, - в твоих глазах ещё больше нежности и… любви? 2 page

Прокручивая в голове все эти мысли, Том лежал, уткнувшись носом в подушку, то и дело тяжело вздыхая, и пытаясь сдержать просившиеся слёзы. Он уже начинал дремать и мысли уже стали терять логическую цепь, как раздалась трель мобильного. Лениво потянувшись к тумбочке, Том взял трубку, сразу нажимая на приём.

- Привет. - от голоса на том конце весь сон как рукой сняло.

- Привет… - ответил Том таким же голосом.

- Прости меня…

- Ч-что? – Леманн не мог поверить собственным ушам, для убедительности посмотрев на имя, высветившееся на дисплее.

- Я знаю, что повёл себя, как последняя скотина, - голос опять дрогнул, как и тогда, когда произошла их своеобразная ссора.

- Ты не виноват, это я был дураком. - монотонно произнёс Том, - Дураком потому, что непонятно на что надеялся.

Леманн и сам не знал, зачем говорит так, но внутри что-то подсказывало, что если он сейчас проявит свои эмоции, это будет большой ошибкой. Поэтому, не смотря на то, что он конечно же забыл все обиды, стоило ему только услышать этот тихий, бархатный голос, он не стал этого показывать.

- Перестань, Том, я очень переживал эти дни, и… - Каулитц помолчал, - Я скучал.

- Я тоже.

- Ты прощаешь меня?

- …. – вздох.

- Ты приедешь? Я не хочу ничего такого! – сразу стал оправдываться Билл, - Просто, мы же так и не записали песню.

- Я должен отпроситься из универа.

- Ты сможешь, правда? Том… я так рад! – с надеждой в голосе прощебетал Билл.

- Я постараюсь, завтра утром дам тебе знать. Мне как, мейл тебе отправить или …

- Просто приезжай, как только освободишься. Я жду.

Том ничего не успел ответить, когда Каулиц отключился, сказав последнюю фразу. Конечно же, до утра никто ждать не стал. Сразу набрав декана, Том смастерил на ходу историю о больной бабушке в Мюнхене, которая вот-вот умрёт, и отпросился на целых три дня. Он, конечно, не знал, как они успеют за эти дни ещё и порепетировать, и записать, но хоть что-то он смог. В крайнем случае, можно будет потом позвонить и сказать, что бабушке стало хуже, и какой же зверь потребует от него возвращаться, когда такое дело?

Быстро собрав свои вещи, Том сбежал по лестнице в гостиную, где на диване сидела Симона, и перебирала бисер, собираясь делать какую-то новую вышивку.

- Мам, меня не будет три дня, -Том присел на корточки рядом с ней, и взял за руку.

- Хорошо сынок, только будь умницей. Я верю, что сделаешь всё правильно, - она погладила Тома по голове, с обожанием глядя на своё взрослое дитя.

- Ты считаешь, я не правильно поступаю? Тебе неприятно?

- Я считаю, что ты должен слушать своё сердце, - она опустила глаза, - Но подумай сам, если бы это была какая-нибудь твоя сокурсница и её увидели бы с каким-то другим парнем, то на следующий день все бы об этом забыли, а вы бы с ней выяснили и давно помирились, ведь все совершают ошибки. Так почему если это Билл, то должен быть непременно такой конфликт? Только из-за того, что он парень и снимок попал в газету? Главное, чтобы вы друг друга поняли.

- Спасибо, я знал, что ты всё поймёшь, - чмокнув мать в щёку, Том поднялся, но когда он уже открыл входную дверь, она спросила:

- Он сам позвонил?

- Да.

***

- Так, ещё раз, давай со слов «Just open your jaded eyes» ты делаешь паузу, мне просто так не нравится. Или тише чуть давай.

- У меня уже голос пропадает.

- Нет, давай разок, а там посмотрим.

- Я хочу кофе, Том, я не могу. Ты как хочешь, а у меня голоса нет.

Билл направился на кухню, откуда через пять минут стал доноситься тёрпкий аромат мокко. Покинув своё служебное место за роялем, Том распластался на мягком диване. Он прилетел вчера поздно вечером. Когда он позвонил в дверь, ему открыл совершенно другой Билл. Это был не тот человек, которого он знал до этого. Это не был тот надменный Каулитц, это не был тот похотливый парень, который использовал любую возможность полапать и тра*нуть, это не была капризная Дива, которая командовала каждые три минуты. Это был светлый, мягкий и немного смущённый Билл, что только подчёркивалось бледной домашней одеждой и отсутствием даже туши на длинных ресницах. Том и до этого видел его, уже не раз, без косметики и начёса. Густые, мягкие, чёрные волосы, в которые он зарывался носом, когда Каулитц засыпал, пахли чем-то пряным, с нотками сандала. Увидев его на пороге, Том очень растерялся, и Билл точно также застыл в нерешительности, но в следующий момент поспешно отошёл в сторону, пропуская Леманна в прихожую. Закрыв дверь, Билл прислонился к ней спиной и закрыл глаза. Поставив сумку на пол, Том развернулся, молча рассматривая любимые черты лица. Тихо приблизившись, он осторожно обнял Билла, который едва ощутимо вздрогнув от прикосновения его рук, но в следующий же момент крепко обнял его в ответ. Так они простояли минут десять, как будто боялись, что это всё сейчас куда-то исчезнет, испарится. Том уже был готов думать, что это очередной сон, а Билл… Билл просто не знал, что ему делать дальше. Он пытался успокоить себя, что вызвал Тома исключительно затем, чтобы довести до ума текст и записать песню, наконец, но прекрасно понимал, что элементарно не мог найти себе места после скандала с Томом. Каулитц тысячу раз проклял себя за то, что наговорил парню столько обидных вещей, да ещё и после этих позорных снимков. Именно позорных. Такими их он считал. Дэвид торжествовал, потому что его человек смог очень выгодно продать снимки Бильду и ещё одному изданию, а столь необходимая сенсация удалась на славу.

Стоя в прихожей, Том думал, что сейчас всё пойдёт так же, как и было до этого, но Билл, казалось, собрался держать своё слово. Отправив Тома в душ, он приготовил ему горячий шоколад и постелил в отдельной комнате, и увидев это, Том был даже немного огорчён. Однако Билл не спешил покидать спальню Тома, подождав, пока тот выпьет, и потянулся за поцелуем. Том, конечно же, нежно отвечал, но не предпринимал больше никаких попыток к какому либо продолжению поцелуя. Тяжело вздохнув, Каулитц забрал пустую чашку и вышел, тихо прикрыв дверь. Естественно, в эту ночь не уснул ни один, ни другой. Том проклинал себя за то, что тупо обиделся за отдельное спальное место, словно капризная девчонка, а Билл жалел, что не постелил им вместе. Ведь даже тогда можно было бы смирно лечь на другую сторону кровати и не трогать Тома, и пусть бы тот мучился и ворочался, но Билл доказал бы ему, что может находиться рядом, не приставая, страдал бы всю ночь сам, но по крайней мере, этот чёртов Том лежал бы с ним, всего в полуметре, он бы слышал его дыхание, тихие вздохи, и может быть, просто держал бы за руку. А когда бы Том уснул, смог бы заняться любимым делом – рассматривать его. Но так не было, и Каулитц уснул лишь под утро, точно как и Том. Поэтому, стоило только коснуться головой подушек на белом диване, Леманн тотчас же провалился в сон.

- Ты спишь? – щеки Тома коснулось что-то нежное и тёплое. Открыв глаза, он увидел Билла, склонившегося над ним, - Давай, соня, just open your jaded eyes! - нараспев прощебетал Каулитц и потянул Тома за руку на себя, пытаясь поднять, - Нам уже завтра записывать, а мы всё ещё не сдвинулись с этого куплета.

Ребята проработали до самой ночи, лишь изредка отрываясь на то, чтобы выпить чая или кофе и сходить в ванную, а потом снова начинали. И если со своей частью Билл давно покончил, то Том всё не мог успокоиться из-за одного аккорда, и постоянно пытался его переиграть. В час ночи Билл уже спокойно сопел, свернувшись калачиком в кресле, а Том всё терзал бедный рояль, пытаясь выдавить какую-то, лишь ему одному известную ноту.

Около трёх, Том внезапно обнаружил, что давно не слышал любимого щебетания. Обернувшись, он увидел эту милую картину – спящий Билл, в обнимку с нотами. Медленно встав, Том, чуть прихрамывая от долгого сидения, подошёл и опустился перед ним на пол. Розовые, пухлые губки были чуть сжаты – видимо что-то снилось, а реснички подрагивали, сон был беспокойным и Каулитц то и дело вздыхал и еле слышно попискивал, сжимая кулачки. Том умилялся этим несколько минут, еле удерживаясь, чтобы не облизать любимый ротик, но потом решил, что было бы целесообразней отнести Билла в спальню. Что он и сделал, хотя Билл оказался не таким уж и лёгким, каким выглядел. Том, конечно, об этом догадывался, исходя из определённых наблюдений, но чтобы настолько? Ведь он ещё и старался сделать это так, чтобы не разбудить. Когда он уже опускал Каулитца на постель, тот завозился и, смешно почмокав губами, крепко обнял Тома за шею, не давая уйти. Пробыв в неудобном положении ещё несколько минут, парень тихонько выбрался из под расслабленных худых рук, и присел на краешек кровати, потягиваясь и разминая спину.

- Иди ко мне, - послышался тихий голос из-за спины и в следующий момент нежная рука перехватила Тома поперёк талии, утягивая на кровать. - Я ничего не собираюсь делать, просто… - Том не оборачиваясь лёг на бок, и Билл прижался всем телом к нему сзади, мягко поглаживая по животу одной рукой, - Просто останься. - прошептал Каулитц, обдавая его шею тёплым дыханием.

- Спасибо, - Том накрыл изящную кисть своей, и чувствуя, как подрагивает обнимающее его тело, успокоился и быстро уснул.

***

Проснувшись около одиннадцати, ребята, а Билл в особенности, стали носиться по квартире в поисках одежды, одеколонов и прочих косметических средств, то и дело сталкиваясь в коридоре, и используя момент, обязательно целовали друг друга куда придётся. Наспех собравшись, отчего-то довольные, будто они прекрасно выспались, либо же ночь была бурная, они сели в машину и нагло превышая скорость, помчались в студию, где их уже ожидал Дэвид Йост и весь рабочий состав студии.

Писали долго, Билл был в голосе, но он не привык петь её без Тома. Потому, не обратив внимания на многозначительный хмык Йоста, Билл потребовал, чтобы Том сидел рядом, пока он поёт. Сразу стало лучше получаться, и продюсеру не оставалось ничего, кроме как это признать. ОН уже давно смирился, что в группе появился пятый человек, что, конечно же было не по контракту, но и денег этот человек не требовал. Однако, афишировать этого не следовало, к тому же, Йосту было невдомёк, что Леманн делает это исключительно ради Билла. А поскольку идеи у парня были довольно неплохие, Дэйв просто опасался, что если Тома приметят и предложат деньги, то они потеряют реальный генератор идей и источник вдохновения для Билла. Любовь, бля*ь! - выругался Йост, глядя на счастливые лица парней.

В студии они провели весь день, потом вечер, и освободились только к двенадцати вечера. Саки уже видел десятый сон, а Каулитц решил, что можно заночевать и в студии. Конечно же, он видел, какие недвусмысленные взгляды бросал на него Том на протяжении всего дня, да и сам еле удерживался от того, чтобы не впиться в его сладкие губки, особенно когда тот нахально касался пирсинга кончиком языка, зазывно облизываясь. Но Каулитц не был бы Каулитцем, если бы не помучил этого мальчишку. Просто так, из принципа. А ночёвка в студии была тем самым, что было необходимо для продления эффекта высоких чувств.

Утро встретило всех солнечным днём, и кофе из огромной студийной кофеварки, которая так часто выручала их в утомительные дни и бессонные ночи. Умывшись, Билл и Том засобирались домой, и попрощавшись со спецами, вышли на улицу.

- А давай сегодня просто съездим в лес? – Билл взглянул на Тома, который лениво потягивался на солнце, - Ну не спать же весь день, что потом ночью делать? – с совершенно невозмутимым видом продолжал он, - И вообще, я давно не выбирался никуда. Саки, ты как?

Мужчина кивнул, мысленно проклиная непоседливую задницу Билла, к которой, тем не менее, он относился с глубокой отеческой симпатией.

Через пару часов они уже гуляли в лесу в пятидесяти километрах от Берлина. Заехав домой, они приняли душ, переоделись, и отправились на долгожданную прогулку.

- Ты любишь май? – оставив Саки спать в машине, Билл не стесняясь обнимал любимого мальчика, то и дело целуя его в щёки, глаза, шею, руки.

- Я люблю май с тобой. - Том остановился и притянул Каулица к себе. Потом взял его лицо в ладони и стал покрывать его нежными, короткими поцелуями, которые были больше похожи на прикосновения бабочек, которые вовсю порхали над ними. Лоб, брови, прикрытые веки. Нос, скулы, щёки, подбородок. Особое внимание любимой родинке, чуть касаясь её кончиком языка, и наконец, сладкие, манящие губы Билла, о которых Том столько мечтал и до сих пор не мог поверить, что это всё происходит наяву. Том остановился на какое-то мгновение, рассматривая расслабленное личико.

- Продолжай, - одними губами прошелестел Каулитц, - прошу тебя, продолжай.

Нежно проведя большим пальцем по нижней губе, Том засосал её, долго ласкал, потом скользнул языком по зубам. Билл приоткрыл рот, пуская шаловливый язычок Тома внутрь, прижимаясь к Тому всем телом, и постанывая от получаемых ощущений. Том уже вовсю вылизывал его рот - сплетаясь своим языком с его, играясь со штангой, ласкал нёбо, снова возвращался к губам, нежно покусывая их, вырывая из Каулитца, который уже вовсю тёрся своим пахом о его, громкие стоны. Руки Билла уже потянулись к краям толстовки, желая сдвинуть мешающую ткань и прикоснуться к пылающей коже, жар от которой чувствовался через слои одежды, как вдруг раздался ненавистный рингтон, и Билл, с разочарованным стоном оторвавшись от почти теряющего сознание Тома, был вынужден ответить.

***

Уже второй раз, за этот невероятно длинный день, Билл и Том покидали здание студии звукозаписи. Только в этот раз с драгоценной флэшкой. Когда они были в лесу, то позвонили ребята техники, и сказали, что первый вариант готов, и они могут послушать, если хотят. И хотя пришлось разорвать такой сладкий поцелуй, они не жалели – очень хотелось узнать, как же звучит то, над чем они так долго работали.

Залетев в квартиру, они не раздеваясь бросились к компьютеру, чтобы включить долгожданный трэк.

*Zoom into me* -включаем

Через некоторое время зазвучали первые ноты. Каулитц повернулся к Тому, который, казалось, впал в оцепенение, напряжённо прислушиваясь к звучанию. Но его вывело из этого состояния нежное прикосновение к плечам – Билл положил на них руки, и подошёл очень близко, так, что Том чувствовал на щеке его дыхание, короткий невесомый поцелуй.

Медленно переместив руки на его грудь, Билл потянулся к молнии на толстовке, и через пару мгновений она уже была на полу. Снова лёгкий поцелуй. Затем Билл позволил Тому сделать то же самое с собой, Том точно так же медленно расстегнул его кожаную куртку и отбросил в сторону. Снова поцелуй, на кончиках губ. Билл почувствовал, как любимые руки скользнули под его кофту и стали нежно поглаживать по бокам, спине, потом переместились на грудь, то и дело задевая сжавшиеся соски. Том потянул за маленькое колечко, вырывая из любимого протяжной стон, который слился с его же голосом, звучавшим на заднем плане из динамиков. Том потянул края своей футболки вверх, освобождаясь от ненужной одежды, давая Биллу возможность смотреть на себя. Тот простонал, и сбросил с себя свою. Они сплелись в объятиях, жадно целуя, пытаясь перехватить губы друг друга, которые, казалось, старались коснуться и обласкать каждый миллиметр любимой кожи. Билл первым смог оторваться.

- Прошу тебя, не бойся… Просто будь со мной, Том. - голос срывался от частого дыхания, пока Билл шептал ему эти слова прямо в губы.

- Я с ума схожу, я не могу без тебя. - в том же духе ответил Леманн, пытаясь сосредоточить взгляд своих блестящих, чёрных глаз на таких же глазах напротив.

- Я знаю, и когда тебе плохо, - Билл коснулся тёплой ладонью груди Тома, где в бешеном ритме билось сердце, - Мне тоже плохо. Я не знаю, что это… Томми… - не удержавшись, Билл снова спился в уже манящие губы, не сдерживая стонов.

- Билл, я… - Том оторвавшись, попытался сказать, но замолчал. Билл распахнул глаза и посмотрел на него.

- Что?

- Я люблю тебя. - Том выдохнул эти слова и зажмурился. Эмоции били через край, невероятно красивая песня, его собственная, в исполнении Билла лилась из динамиков, близость Билла, его глаза напротив, весь тот букет чувств и собственные слова, невероятным образом вырвавшиеся из сердца и прозвучавшие вслух. Том уже был готов к любой реакции, но

Билл, умилённо глядя на него, провёл пальцами по его щеке и тихо произнёс на ухо:

- Я тебя тоже.

Том нерешительно открыл глаза, пытаясь осознать то, что только что услышал от Каулитца. Это уже казалось нереальным. Он увидел Билла, который смотрел на него восторженным взглядом, и поглаживал его по голове, по плечам, рукам.

Дальше началось безумие. Они, нетерпеливо целуясь, срывали друг с друга одежду, сразу же стараясь прикоснуться к освобождённым участкам разгорячённых тел, ласкались с такой нежностью, и такими эмоциями, которых ни один из них до этого не переживал. Том подхватил Каулитца на руки, тот сразу обвил его талию ногами, снова засасывая нежные губы, и понёс в спальню, оставляя позади льющуюся музыку и прошлую боль и нерешительность.

- Я хочу раствориться в тебе, хочу никогда тебя не забывать, хочу всегда быть твоим. - шептал он, пока Билл, с тихими стонами осыпал его тело тысячей поцелуев. - Я знаю, что ты боишься поверить мне. Ты слишком много пережил, ты слишком много видел, но…

- Я знаю, Том, знаю. - оторвавшись от его живота, стал отвечать Билл, одновременно целуя его шею, лаская языком мочку уха, - Просто, я должен привыкнуть.

Билл ласково раздвинул стройные ноги парня, и плавно вошёл в его тело, сразу начиная двигаться в нём, сладко вздыхая, и ловя неконтролируемые стоны Тома, который, казалось, действительно хотел слиться, сплестись с ним, раствориться в нём, стать с ним единым целым.

Он брал его долго, страстно, шепча на ухо самые нежные слова, то и дело целуя везде, где мог дотянуться, ловя губами губы Тома. Том же отдавался любимому с такими же эмоциями, будто отражая его собственные, отдавая ещё больше, чем получал, как заколдованный повторяя «люблю» с каждым стоном, с каждым поцелуем, с каждым толчком. Они кончили одновременно, громко, словно в бреду повторяя имена друг друга. А потом долго не могли оторваться, не желая размыкать объятий, терять ощущения этой близости.

- Давай всегда будем говорить только правду, пусть и горькую. Только не надо ничего скрывать, - тихо прошелестел Том на ухо Биллу, который уже лежал на спине и всё никак не мог успокоить сбившееся от бурного оргазма дыхание.

- Давай. Будем рассказывать друг другу всё-всё. - повернув к Тому голову, Каулитц коснулся губами кончика его носа и улыбнулся.

Через несколько минут они уже крепко спали, снова сплетясь в объятиях в одно целое, и казалось, что в них бьётся одно сердце, одно на двоих, как и дыхание.

***

-Сынок, мы можем поговорить?

- Конечно, пап! – бодро ответил Том, прекрасно понимая, что ничего хорошего такой озабоченный вид отца не сулит.

Том сел на диван, вопросительно глядя на отца, который всё мялся и не знал с чего начать. Том догадывался, что именно он хочет спросить. Поэтому когда Гордон в очередной раз вздохнул, он решил первым начать разговор:

- Ты из-за моего недельного отсутствия в универе? Прости, пап, я…

- Том, ты знаешь, что я никогда не хотел давить на тебя и командовать в твоей жизни. Ты уже взрослый парень, и твоё дело, как ты проводишь время. Для меня главное, чтобы ты получил достойное образование, я даже не настаиваю, чтобы ты продолжал мой бизнес. Но я хочу, чтобы ты с отличием закончил университет, и стал успешным человеком. Это звучит так банально, наверное. Ты сейчас думаешь: «Вот он, говорит мне что-то этими шаблонными фразами». Но, Том, это наша жизнь. Увы, она почти одинакова у всех. Однако есть способ разнообразить её, имея достаточно возможностей в жизни. И ещё одно, я хотел поговорить о той компании, с которой ты сейчас проводишь время. Я знаю, куда и к кому ты ездишь... – очень кстати раздалась трель мобильного. Гордон встал и отошёл к окну, чтобы ответить, а у Тома сердце пустилось в дикий галоп. Что именно знал отец? Как он будет ему сейчас говорить об этом, как объяснять, что он, его сын - гей?

Пока Леманн-старший говорил по телефону, Тому каждая минута казалась десятилетием, момент неминуемого признания близился и мог наступить в любую секунду. Ладони неприятно повлажнели, вверх по пищеводу подкатила тошнота. Кое-как пережив эти мучительные пять минут, Том услышал, как отец прощается с кем-то на том конце и приготовился к атаке с его стороны.

- Папа, я понимаю, насколько ты огорчён тем, что твой сын оказался таким. - смело глядя в глаза отцу, начал Том, - Мне очень жаль, что я не оправдал твоих надежд. Возможно, ты не можешь гордиться мной. Но я обещаю тебе, что никак не запятнаю твоё имя, не смотря на то, что оказался вот таким. Мне очень жаль, что так получилось с учёбой в этот раз, но я действительно говорил с гером Шуманном, и он не имел ничего против. Прости меня, пап.

Гордон сидел и слушал эту пылкую тираду с округлившимися глазами, в итоге найдя силы её прервать. Том протараторил это на одном дыхании и говорил бы ещё, если бы он его не прервал.

- Подожди, сын, я не говорил тебе, что мне за тебя стыдно. Неужели ты думаешь, что я и вправду могу быть тобой недоволен из-за такой обыкновенной вещи? Том, помни, ты – наш единственный ребёнок. Но дело даже не в этом, я люблю своего сына, я верю в него. И я никогда бы не стал тебя стыдиться. Боже мой, Том! Да как тебе такое могло придти в голову?!

- То есть, ты не… - парень не знал, что и сказать - его отец всё знает, и не имеет ничего против? Том внутренне просиял.

- Конечно же нет, сынок! – улыбнулся Гордон своей широкой, солнечной улыбкой, очень сильно похожей на улыбку Тома, - Я и сам был когда-то молодым, это и не так давно было. Помнишь дядю Йенса?

Том кивнул, пытаясь понять, что же говорит ему отец. Дядя Йенс? Вот этот старый толстяк… Неужели папа…?

- Так это сейчас он старый и лысый и сидит в банкирском кресле. А когда-то у него тоже была группа, конечно, не такая популярная, как Monsun, но девочки за ним бегали не хуже, чем за вашим Каулитцем, - хохотнул Гордон. - И я, скажу тебе по секрету, - мужчина заговорчески зашептал, косясь в сторону кухни, где Симона готовила кофе, - я специально тусовался с ребятами из его группы, потому что возле таких парней всегда крутится много симпатичных девушек.

- А, да… - Том совсем растерялся. С одной стороны он мог расслабиться, поскольку Гордон вовсе не то имел в виду под «всё знаю» и на самом деле ничего не знал. С другой, он даже немного расстроился – это значило, что самый тяжёлый разговор ещё впереди. И неизвестно, как отреагирует Гордон, когда перед ним станет такая дилемма. Том сник, а отец продолжил:

- Я просто хотел попросить тебя быть бдительным и серьёзным в учёбе. Я понимаю, что у тебя появились новые друзья, но у них совсем другая жизнь. Сколько лет Биллу?

- Двадцать два. - Том, сам не зная почему, покраснел.

- Ну, я не думаю, что он получил высшее образование. В эти годы он был занят своей музыкальной карьерой. Это – богемное общество, но ты сам хотел пойти и получить специальность, хотя у тебя был выбор между танцами и музыкой, и университетом. Я просто… - Гордон сделал паузу, доставая сигареты, - хотел тебя попросить быть очень осторожным. И дело не в самом прогуле. Боже. Да с кем не бывает! А немного в другом.

Том согласно кивал, ничего не говоря в ответ. Отец стал говорить и предупреждать о наркотиках, а он не знал, что отвечать ему. Нет, он не принимал ничего постоянно, но сегодня, слыша об этом из уст собственного отца, Том почувствовал нечто, что попытался потом назвать чувством вины. На самом же деле, это было ничто иное, как тревога и еле пробивающийся сквозь дебри сердца глас разума: «Остановись».

***

«Когда находишься вблизи того, кто является для тебя высшим существом, кем-то, почти настолько же дорогим, как собственная мать. С кем-то, ради кого ты всё равно наплюёшь на любые предостережения - скомкаешь и выкинешь записки с анонимными предупреждениями, которые, ты знаешь, написаны твоим собственным разумом. Когда он смотрит на тебя своими глазами, которые проникают в самые глубины сердца, произнося лишь одно «я так хочу», ты немедленно выполняешь любую прихоть. Что-то внутри говорит, что этого делать нельзя, но оно такое слабое, хоть и называется разумом. Сердце никогда не прислушается к голосу разума. Оно будет тянуть сопротивляющийся дух к себе, убеждая в правоте своих эфемерных суждений.

Однажды, проснувшись, я забуду всё то, что происходило сейчас. Так бывает. Я знаю, что нет ничего вечного. Я предполагаю, что однажды пожалею о том, что делаю сейчас, но это не останавливает. Потому что это – лишь разум. ЛИШЬ. А сейчас для меня есть только сердце, сердце = любовь. А любовь = ОН.

Мне совестно за то, что позволяю себе слишком много. Я не задумываясь готов исполнить любое его желание. Однако, в такие моменты, как сегодняшний разговор с отцом, я задумываюсь – а что, если мне придётся выбирать между ним и родителями? Я пообещал отцу, что ему не придётся за меня краснеть, но смогу ли я выполнить это?

Если ты влюблён, то единственной клятвой, которая исполняется, становится та, что ты даёшь объекту любви. Остальное отходит на десятый план.

Я люблю его и то состояние, когда я забываю обо всём. Рядом с ним я не помню, кто я такой, что я делаю. Есть только он. Наверное, я растворяюсь, наверное, это очень плохо, наверное, я просто схожу с ума. А может, это и есть просто любовь? Самая обыкновенная. Скорее, да».

Леманн задумчиво смотрел на написанный им текст, когда вдруг пришло уведомление о новом комментарии. «Элке»- пронеслось в голове, и точно, когда он открыл его, то увидел несколько предложений сиреневым шрифтом: «Всё умираешь?:) Ладно, знаю, ты сейчас закатишь глаза, и прошипишь что-то вроде «Достала». Но меня действительно заинтересовала эта мысль твоя, о выборе между дорогими людьми. Это грустно, Том. Если честно, то твои слова меня сейчас не ободрили и не настроили на философский лад, как обычно. Они меня расстроили. Ладно. Пошла я, подумаю. Только… я хотела сказать: Старайся избегать ситуаций, в которых тебе придётся выбирать. Потому что есть такая вещь, как через какое-то время ты будешь связан обещанием, вернее, клятвой самому себе и будешь от этого страдать. Более того, жертвы иногда связаны с приходящими вещами и временными идеалами, которые потом рассеиваются, и приходят другие, которые становятся тебе не менее дороги, но руины, оставленные предыдущим идеалом, то, что ты разрушил ради него, уже не восстановимы. В итоге ты оказываешься вынужденным действовать в привязке к тому, ради чего ты оставил практически всё, но ты уже ненавидишь это, потому что приоритеты изменились. И хуже, когда новыми приоритетами тебе так же приходится жертвовать ради тех, что были когда-то.»

Том несколько раз перечитал написанное, но поскольку значок онлайн ещё горел, он отправил ответ: «Подожди, не уходи, ответь, а потом уже беги куда надо:). А почему ты говоришь жертвовать новыми? Зачем ими вообще жертвовать?»

«Потому что очень сложно оставлять то, ради чего ты многим пожертвовал. И вспоминая, ЧТО ты принёс в жертву ради чего-либо, тебе становится совестно, ты не можешь позволить себе теперь этим разбрасываться. Ну вспомни, было что-то такое, чего ты очень хотел? Например, просил родителей тебе купить, дорогое что-то, и вот, они тебе это купили, а оно тебе уже не интересно. Но совестно - ведь они старались, и ты не имеешь права теперь закинуть эту чудо-машинку в дальний угол:))))))) Понимаешь, о чём я?»

Том невольно усмехнулся – таких случаев он не помнил. К счастью его родители могли позволить себе выполнить любую прихоть сына сразу. Но в голове внезапно всплыл один момент. Тот самый, когда ему не хотелось идти ни на какую after-party, когда ему приснился тот ужасный сон после концерта. Неприятное чувство вины вперемешку с абсолютно непонятным волнением стало подкатывать в виде тошноты, и Том распахнул окно, за которым цвели каштаны. Вернувшись к монитору, он написал: «Я понял, надо подумать об этом». Он хотел было отключиться, как тут вдруг увидел ещё комментарий на запись. Он уже знал, что это был некий Evann_666 – самый яростный комментатор его записей. На этой странице было ещё порядка десяти одногруппников, но Томовы философские изыскания их не особо интересовали, а постоянными комментаторами были Элке и этот самый Эванн, хотя Том точно и не знал – девочка это, или парень. С ним часто спорили, пытаясь разубедить или наоборот убедить в чём-то, и по высказываниям и неистовому напору казалось, что это именно девушка, к тому же весьма агрессивная и с мужененавистническими идеями.

«Не соглашусь с пользователем Ktz_viola. Не кажется ли вам, что с такими установками можно вообще превратиться в синий чулок и начать страдать ху*нёй по поводу идеальной любви к двадцати пяти годам? Я, например, поддерживаю взгляд хозяина дневника – живи сегодняшним днём. Если это ваш личный опыт, то у каждого он свой, не судите всех по себе.

Хотя, с другой стороны, я придерусь и к вам, дорогой хозяин;) Не задумывайтесь, когда делаете «во имя любви». А потому, сколько вы пишите об этом, становится ясно, что вы слишком много думаете об этом. Отпустите себя, жизнь даётся один раз. Надо всё успеть:)»

Том уже привык к колкостям Evann_666, и закрывая ноут был готов, что вечером найдёт на своей странице очередную перепалку Элке и этого пользователя, как это обычно и происходило. Том писал, они отвечали, а потом начинали спор между собой о том, кто же прав. Леманна это забавляло, и он любил потом читать саркастичные высказывания Элке, которая сильно его опекала, и этого Эванна, который постоянно требовал оставить его, Леманна, в покое. Не лезть со своими «средневековыми церемониями».