III. Некоторые социологические факторы, нарушающие процедуру оценки в современном обществе 6 page

1. Что касается первой категории, то под функцио­нальными нормами я понимаю такие, которые должны выпол­нять определенную функцию, без которой не может суще­ствовать ни одно общество, особенно наше. Так, нельзя раз­решать убийство, несмотря на то, что человеку свойственна определенная агрессивность. Единственное средство, кото­рое может применить общество, - это найти какой-то другой

[487 ]

выход или форму облагораживания агрессивного стремления. Подобным же образом, для того чтобы в обществе стало возможным сотрудничество, индивид должен обладать опре­деленным набором качеств, как-то: пунктуальность, дисцип­лина, настойчивость и добросовестность.

2. Совсем иное дело - нормы, которые хотя и выпол­няют определенную функцию, но находятся в состоянии кон­фликта с другими из-за отсутствия координации наших инсти­тутов. Так, если семья учит нас морали добрососедства и вза­имопомощи, а законы рынка вынуждают становиться напорис­тыми, то результатом столкновения этих противоречивых норм будет своего рода нервное расстройство. Так, Карен Хорни²⁵ совершенно права, утверждая в своей интересной книге, что определенные типы неврозов представляют собой результат конкуренции в обществе. Эти конфликты никогда не будут решены самим индивидом, пока не будет необходимой координации между социальными институтами. Однако если индивид с помощью социологического анализа осознает, что источник конфликта заключается не в нем и что улучшения можно добиться лишь коллективными усилиями, сделав по­пытку скоординировать противоречащие друг другу институты, то это поможет ему найти подходящий компромисс между противоречивыми тенденциями.

3. Положение еще более осложняется, если конфликт в сознании индивида происходит в силу того, что нормы, слу­жащие для него мерилом и бывшие весьма различными в прошлом, утратили свою функцию в современном обществе. Причина, почему эти устаревшие нормы выживают и сохра­няются, коренится в том, что человек в своем приспособлении руководствуется главным образом не непосредственной реак­цией, а действует в соответствии с культурной моделью пове­дения и традиционными социальными нормами. Эти модели и нормы могут принадлежать более ранней стадии развития общества, тогда как проблема, с которой он сталкивается, может носить современный характер.

Фрейд показал, что эти устаревшие потребности можно объяснить формированием нашего идеала Эго, Важнейшие элементы идеала Эго формируются в раннем детстве и по­этому дни часто отражают родительские потребности. Однако мы перенимаем эти потребности у наших родителей точно так же, как они у своих родителей, так что эти потребности пред­ставляют собой отражение прошедших эпох. Именно поэтому основной набор заповедей и норм, контроли.рующих нашу жизнь, очень часто отстает от реальности, к которой мы дол­жны приспосабливаться.

Поэтому очевидно, что в некоторых случаях слишком жесткий идеал Эго может стать, как это показал на интерес-

[488 ]

ных примерах М. Вульф²⁶, препятствием для нашего приспособ­ления к действительности. Так, в случае с нашим эмигрантом аристократические традиции имели в прошлом функциональ­ный смысл в обществе, основанном на различении рангов. Однако эти же потребности становятся бессмысленными, не­приемлемыми для человека, который хочет сделать карьеру в демократическом обществе. Рациональный социологический анализ может быть в данном случае ценным для индивида, так как объясняет его трудности в приспособлении и позволя­ет ему избавиться от норм, утративших свой смысл.

4. С особыми трудностями мы сталкиваемся в тех слу­чаях, когда поверхностный анализ показывает, что некоторые нормы совершенно неразумны и бессмысленны, тогда как более глубокий анализ может выявить их функциональную значимость. Множество обычаев старой аристократии, при­дающей большое значение всякого рода отличиям, рангам и титулам, может показаться совершенно бессмысленным мо­лодому поколению, приспосабливающемуся к демократичес­кому обществу, предоставляющему всем своим членам боль­шую степень равенства. Если бы молодежь посмотрела на эти условности с точки зрения старшего поколения, она бы поня­ла, что эти обычаи вовсе не лишены смысла. В новом окруже­нии старые условности приобрели новую функцию. Они пре­вратились в защитный механизм, который тайно помогает поддерживать сплоченность между теми, кто неспособен к индивидуальному приспособлению.

Таким образом, кажущиеся на первый взгляд иррацио­нальными нормы могут иметь вторичный функциональный смысл, если посмотреть на них с точки зрения особой ситуа­ции отдельных групп. И здесь социологический анализ помо­гает найти правильное отношение к этим условностям. Те, кто больше не хочет разделять судьбу традиционной группы, со­знательно покидают ее, те же, кто желает сохранения таких групп даже в изменившихся условиях, понимают свой функци­ональный смысл.

5. И наконец, я перехожу к рассмотрению норм, явля­ющихся полностью неразумными и совершенно ненужными в современном обществе. В нем много таких пережитков, про­истекающих из беспомощности социальных организаций про­шлого. Отказ от этих неразумных и бессмысленных заповедей становится оправданным, только если мы сможем выявить породивший их механизм. Я имею в виду такие объяснения некоторых запретов, которые показывают, что они возникли в силу особенностей характера какой-либо сильной личности или какого-то случая, а затем превратились в норму поведе­ния большинства людей. Так, некоторые диеты и проведение различий между чистой и нечистой пищей, видимо, возникли

[489 ]

первоначально по причине.чьего-то личного отвращения к той или иной пище, а затем превратились в привычку и стали предметом подражания. Людям же, не знающим происхожде­ния этих запретов, кажется, что они вызваны каким-то внут­ренне присущим человеку страхом. Для этой стадии характе­рен своего рода рационализм - попытка найти религиозное или моральное оправдание традиционным привычкам. И если групповое сознание находится на уровне магии, то оно обычно вырабатывает какую-то тотемистическую систему различных табу. Если же групповое сознание достигло более утилитарно­го уровня, то запреты и ограничения объясняются с точки зрения гигиены. Тем не менее совершенно очевидно, что эти оправдания, хотя и кажутся вполне разумными, все же не мо­гут считаться объяснениями моральных норм.

Возможно, возникает такое впечатление, что я при­знаю лишь функциональные и рациональные нормы и недо­оцениваю иррациональные потребности человека, коренящи­еся в подсознательном. Однако это не так. В данном исследо­вании я не затрагиваю те иррациональные элементы, которые совершенно бессмысленны, а также те, которые удовлетво­ряют потребностям подсознательного²⁷. В настоящее время давление цивилизации на человеческое сознание слишком велико, и большая часть наших неврозов суть результат из­лишних ограничений и запретов. По-видимому, некоторые сексуальные табу, формы аскетизма и ограничений самовы­ражения объясняются не столько социальными или психоло­гическими потребностями, сколько тем, что общество вплоть до настоящего времени было слишком негибким механизмом, нередко оказывающим разрушающее влияние на психику ин­дивидов. С другой стороны, возможно, сохранение слишком строгих табу обязано авторитарной форме общества прошло­го, стремившегося к воспитанию раболепного сознания. Воз­можно, воспитание чувства вины и чувства неполноценности способствует формированию раболепного сознания гражда­нина, а табу, накладываемые в детстве на любопытство к проблемам секса, способствуют подавлению самостоятельно­го мышления.

Чем больше фашизм прибегает к устаревшим методам запугивания и чем более в нем проявляется общая тенденция к принуждению, к беспрекословному подчинению, тем настоя­тельнее становится для психолога и социолога в демократи­ческих странах потребность изучения методов, способных заменить брутальные формы социальной интеграции более гуманными формами образования. Хорошо управляемое со­временное общество, основанное на здоровых институтах, может обойтись без суровых репрессивных мер в своем мо­ральном кодексе.

[490 ]

Требование пересмотра наших моральных норм не так уж ново, как кажется. Разве Реформация и, в частности, пуританское движение не были тщательным вытеснением магических элементов из римской католической религии с це­лью достижения более рациональной морали? Сегодня логи­ческим продолжением этой тенденции является ориентация на коллективные потребности, которые должны быть «функциональными, а не формальными; ясными, а не спор­ными; добровольными, а не принудительными; привлекатель­ными, а не скучными»²⁸.

III. Проблема группового анализа

И, наконец, я хочу сказать несколько слов о том, как общество может помочь индивиду в его приспособлении. На ранних стадиях своего развития помощь, которую оказывало общество своим неимущим членам, была материальной. Ми­лосердие носило чисто внешний характер. И лишь психоло­гия, и в особенности психоанализ, акцентировали внимание на субъективном аспекте приспособления. Признав это, я вовсе не считаю индивидуальную помощь, предлагаемую пси­хоаналитическим методом, последним словом социального и психологического приспособления. Я скорее склонен думать, что мы приближаемся к эпохе, в которой некоторые формы коллективного приспособления станут такими же важными, как приспособление индивидуальное. С этой точки зрения психоанализ, придающий главное значение отношениям меж­ду индивидом и психоаналитиком, представляет собой лишь одну из многих возможностей психологического лечения. Не­достаток чисто индивидуального подхода состоит в том, что пациент оторван от социального окружения, поскольку лече­ние происходит в приемной врача, не являющейся частью его нормального окружения. Психоаналитик должен полагаться главным образом на результаты самоанализа и самоприспо­собления, которые не составляют неотъемлемой части по­вседневной жизни пациента. Далее, психоаналитический под­ход не учитывает должным образом все социальное и куль­турное окружение, которое очень часто оказывается конечной причиной невротических симптомов.

Этот чисто индивидуалистический подход - симптом либеральной эры и обладает как ее преимуществами, так и односторонностью. Как мы уже видели, либеральный подход к решению проблем человека и общества всегда предполагал отрыв индивида от социального окружения. Рассматривая при­чины и методы лечения случаев психологической неадаптивности и неврозов, он недооценивал действие крупных социальных сил. И хотя мы понимаем ограниченность психоанализа, это

[491 ]

не означает, что мы отвергаем его. Напротив, терапевтичес­кие отношения между двумя индивидами часто незаменимы для лечения пациента. Однако мы хотим подчеркнуть тот факт, что психоаналитическое приспособление не может ре­шить всех проблем. Надо искать другие формы и применять их наряду с психоанализом. Я назвал эти коллективные фор­мы приспособления социальным или групповым анализом. Социальный анализ рассматривает каждый индивидуальный случай не только в связи с семейными обстоятельствами, но и в контексте социальных институтов. В то же время соци­альный анализ более сознательно использует взаимодей­ствие между группами. Такой подход постепенно приводит к контролю непосредственной окружающей среды и более ши­рокого окружения, причем равное внимание уделяется как культурным, так и материальным элементам. Поскольку такие тенденции никогда не появляются изолированно, а всегда одновременно, я хотел бы обратить внимание на отдельные попытки, которые находятся сейчас в экспериментальной ста­дии. Очевидно, не будет ошибкой предсказание о том, что общество, руководствующееся все более научными принци­пами, в будущем использует их.

1. Первый эксперимент коллективного приспособления представляет собой модификацию психоаналитического ме­тода в применении к малым группам. Подобного рода экспе­рименты осуществлялись вначале в палатах клиник для ду­шевнобольных, где надо было найти методы лечения большо­го количества пациентов при небольшом штате медицинского персонала. Вместо индивидуального анализа была сделана попытка произвести анализ ситуации в небольших группах. Психоаналитик начинал с обсуждения различных типов пси­хологически неадекватного приспособления. Чем больше он работал, тем яснее становилось, что результатом является улучшение состояния больных. Оказалось, что пациенты с большим энтузиазмом обсуждают свои недуги в малых груп­пах. Эксперимент показал, что результаты лечения зависят главным образом от способности аналитика использовать долж­ным образом эмоциональную напряженность в группе и напра­вить ее в терапевтическое русло. Групповая дискуссия имела положительный эффект еще и потому, что помогала некоторым пациентам установить контакт с аналитиком. Несколько лет назад Луи Вендер²⁹ прочитал доклад в Нью-йоркском неврологическом обществе, в котором детально описал этот эксперимент, и пока­зал, в частности, что сопротивление пациентов в группе иногда бывает слабее, чем при индивидуальном анализе. Причина этого заключается, по-видимому, в том, что невротические симптомы и различные формы неадаптивности в этих случаях описываются без соотнесения их с конкретным индивидом. Таким образом,

[492 ]

пациент учится распознавать свои симптомы у других людей и лишь позднее связывает их с собой.

Этот эксперимент ни в коем случае не следует рас­сматривать как метод, заменяющий психоанализ, а также су­дить о нем по критериям психоанализа. Он представляет со­бой нечто совершенно иное, являясь в трудных случаях не столько радикальным лечением, сколько попыткой привести в движение механизм анализа, дав ему толчок. Правильный подход к этому эксперименту и его последователям возможен лишь в том случае, если понять, насколько велика сфера не­исследованных методов, пытающихся использовать позитив­ные аспекты группового влияния. Давайте обратимся к иссле­дованию группового поведения Трешером³⁰. В нем утвержда­ется, что подростка, члена криминальной группы, невозможно изменить с помощью обучения и различных увещеваний, т. е. методами индивидуального подхода. Зато можно добиться некоторого успеха в его.приспособляемости, если обращаться с ним как с членом его банды, придав ей новое социально полезное назначение. Подросток изменяется тогда не инди­видуально, а как член группы; таким образом, неизведанные силы группового взаимодействия превратятся в сильное сред­ство воспитания.

2. Метод Эйкхорна³¹ - другая форма группового при­способления. В своей работе с детьми Эйкхорн до встречи с ребенком устанавливает контакт с родителями для того, что­бы, наблюдая их поведение, найти возможные источники не­вротических симптомов у ребенка. Его лечение и воспитание сосредоточено не столько на индивиде, сколько на невроти­ческих факторах в семье; он пытается воздействовать как на родителей, так и на ребенка. Конечно, Эйкхорн понимает, что его метод не может заменить индивидуальный анализ, кото­рый при необходимости также должен быть использован, но лишь обращает внимание на то, что в большинстве случаев анализ приспособляемости эмоциональных констелляций в семье оказывается достаточным. Это очевидно ведет к контролю над окружением, которое включает не только материальные, но и эмоциональные и интеллектуальные факторы.

3. Если мы установили, что неврозы можно лечить, контролируя напряжение, возникающее в окружении индиви­да, то надо признать, что эта среда представляет собой не только ближайшее окружение - семью, соседей или профес­сиональные связи, являющиеся источником психологического давления. Духовный климат общества в целом может быть источником невыносимой напряженности для индивида. Здесь я хочу привлечь внимание читателя к той новой отрасли зна­ния, которая называется анализом идеологии. Под идеологи­ей мы понимаем такую интерпретацию ситуаций, которая

[493 ]

не является результатом конкретного опыта, а представляет сво­его рода искаженное знание его и попытку скрыть истинную ситуацию и воздействовать на индивида с помощью принуж­дения. Существование идеологии было впервые замечено в политике³². Обсуждая проблемы с фанатиками-коммунистами, фашистами или даже демократами, мы вдруг чувствуем, что они применяют не эмпирический подход, а скорее защищают свои взгляды с помощью предвзятого мышления.

Однако идеология не сводится лишь к политике. Прак­тически нет ни одной сферы жизни, которая не была бы, как показал Шилдер³³, окутана идеологией. Возьмем, к примеру, такие вопросы, как отношения между полами, любовь и секс, или вопросы продвижения по общественной лестнице и карь­еру³⁴, или же наше традиционное отношение к деньгам. Эти вопросы либо не обсуждаются публично, либо обволакивают­ся условностями и предрассудками. Мы же знаем, что когда какой-то вопрос исключается из общественной дискуссии, он становится источником неврозов и напряженности.

Поскольку большинство идеологий не изобретены ин­дивидом, а навязаны ему обществом и обычно глубоко коре­нятся в подсознании, они с трудом поддаются вытеснению. Наблюдения показывают, что действуют сильные защитные механизмы, опасные тем, что формы коллективного страха, коллективной вины и коллективной ненависти не только пре­пятствуют межгрупповому общению, но и вызывают неврозы у индивидов. Нам постепенно становится ясно, что нельзя из­бавиться от большинства невротических симптомов путем изолированного лечения индивидов или изменения условий в малых группах, таких, как семья или соседская община. Пока не будет предпринято широкомасштабное наступление на защитные механизмы с помощью средств образования, про­паганды и социальной работы, отравленная духовная атмос­фера целой нации будет всегда сильнее, чем здоровый инди­вид или малая группа. Пока это не будет сделано, маниакаль­ные формы общественной идеологии будут оставаться кам­нем преткновения для образования и сводить на нет работу по просвещению отдельной личности. Станет необходимым всеобщее введение новой формы обучения. Чтобы осуще­ствилась' конструктивная работа, нужно сломать защитные механизмы. Это можно сделать, лишь обнажив скрытые ис­точники идеологии и показав их связь с неосознанными моти­вами и скрытыми интересами. Необходимо обратить внимание на то, что все мы подвержены действию каких-то защитных ме­ханизмов и что они представляют главное препятствие на пути рационального разрешения наших проблем. Лишь когда индивид готов к самоанализу, можно переходить к логическим аргументам, показывая, что идеологии крайне непоследовательны или

[494 ]

скрывают под пустыми символами проблемы, на которые ин­дивид закрывает глаза. На семинарах и лекциях мне часто кажется, что именно такой идеологический анализ соци­альных и психологических факторов не только расширяет кру­гозор, но и постепенно меняет отношение аудитории и вызы­вает своего рода катарсис. Недавно психиатр Шилдер³⁵ попы­тался применить метод идеологического анализа и обнаружил его чрезвычайную плодотворность в подготовке к психоанали­тическому лечению или групповому приспособлению. И тем не менее было бы ошибочным утверждать, что этот метод может заменить психоанализ. Он выполняет совершенно иную функ­цию в терапевтическом приспособлении. Во-первых, он по­зволяет более осознанно использовать силы социальной сти­муляции для совершенствования человека, чем это делалось ранее. Так, новая форма анализа непосредственно обращена ко всей группе, т. е. к людям, находящимся в особой обста­новке, в которой одна и та же сила, ложно направленная, по­рождала идеологии и душевные расстройства. Кстати, я вовсе не признаю существования мистического единства, называе­мого «групповым сознанием». Без сомнения существует зло, которое возникает и может быть устранено лишь в таких со­циальных формах, в которых групповое взаимодействие и массированная атака на сознание многих устраняют сопро­тивление. Я уверен, что каждый из нас в какое-то время ис­пытал подобный опыт коллективного облегчения, посетив хо­рошо организованный митинг, посвященный реформам в об­ласти секса, или другое коллективное просветительское ме­роприятие. Будучи анонимным членом аудитории, индивиду легче избавиться от определенных предрассудков, которые тяжелым бременем лежат на его сознании, чем если бы их надо было обсуждать персонально. Более того, как уже пра­вильно отмечалось, у индивида внезапно исчезает чувство изоляции в тех случаях, когда он замечает, что не только его одного мучает чувство вины и что он разделяет его с боль­шинством своих коллег.

С учетом этого опыта в совершенно ином свете пред­стает развитие последних десятилетий. Процесс, начавшийся в XVII и XVIII вв. и известный как эпоха Просвещения, пред­ставляет собой не только новое направление идей, но и се­рию попыток нового вида группового анализа. Мы не должны винить пионеров этого нового направления за их стремление устранить с помощью разума психологические камни преткно­вения. Я поставил бы целительную силу разума даже выше коллективного действия. Я делаю это сознательно, потому что сейчас модно думать, что последние события в Германии и других странах доказали, что массы способны лишь к ирраци­ональным подходам и эмоциональному сумасбродству. Я не

[495 ]

отрицаю возможности злоупотребления массовыми эмоциями именно таким образом. Однако прежде чем согласиться на такое презрительное отношение к массам, я предлагаю провести тщательный анализ конкретных случаев, как истори­ческих, так и современных, где умелое разрешение проблем привело к просвещению и групповому катарсису. Мы часто являемся свидетелями борьбы масс за просветительские идеалы, мы знаем также немало примеров стремления масс к образованию. Возможно, зло коренится не в самих людях, а в отсутствии доброй воли у элиты, которая не хочет помочь им, а также в нашем незнании возможных методов (борьбы с ним) и их различных реакций на отдельного индивида. Исключи­тельное сосредоточение на индивиде ведет к полному игно­рированию того социального окружения, в котором живет че­ловек. Подобно тому как ребенок по-разному ведет себя в семье, в комнате для игры, в группе детей, также и различные институты по-разному реагируют на поведение и самовыра­жение индивидов.

4. Мы должны не только практически научиться наи­лучшим образом использовать силы массового взаимодей­ствия, но и учитывать другую тенденцию в развитии социаль­ной мысли. Четкое разграничение между группой и толпой показывает, что такие психологи, как Лебон и его последова­тели, очень ошибались, называя любое объединение людей толпой или массой. Такой подход характерен для элиты про­шлого, которая не верила в современное общество лишь по­тому, что новые группы претендовали на место в цивилиза­ции. Наиболее интересно такой подход представлен в иссле­довании Ортеги-и-Гассета «Восстание масс»³⁶, которое страдает тем же недостатком. Отождествляя растущее число членов общества с массами, эти мыслители только препят­ствуют добросовестному анализу разных возможных форм групповой интеграции. Далеко не всякое скопление людей является толпой или массой. Важно отметить, что группы, имеющие определенные функции и внутреннюю согласован­ность, не снижают, а повышают духовный уровень своих чле­нов, тогда как дезинтеграция личности обычно соответствует дезинтеграции общества.

Задача будущего состоит поэтому в том, чтобы провес­ти ясное различие между формами групповой интеграции и точно установить, как они влияют на сознание членов группы. Ценные эксперимены уже проводились в Америке, России и других странах; они показывают, в частности, как работа в группе влияет на достижения индивида³⁷.

В этой связи было проведено изучение школьного класса как социальной группы с особыми возможностями³⁸. Здесь очень важно понять всю значимость работы в группе.

[49 6]

Установление сотрудничества, распределение риска и ответ­ственности - важный фактор развития личности в рамках социальной модели. Новизна Arbeitsschule³⁹ состоит в созна­тельном использовании работы в группе для стимуляции раз­вития личности. Кроме того, игра в работу и другие игры име­ют не только образовательную ценность, но и вызывают свое­го рода катарсис. Как было справедливо замечено⁴⁰, они имеют тот же эффект, что и сны, так как дают выход подав­ленным инстинктам и разобщающим идеям. Преимущество игр состоит также и в том, что они могут быть в различной степени индивидуальными или рассчитанными на сотрудниче­ство. Так, в Древней Греции игры носили преимущественно индивидуальный характер, тогда как английские национальные игры с самого начала отличались сильным духом общности и сотрудничества⁴¹. Надо ли говорить о том, что фашистская концепция игр подразумевала их военную модель?

Итак, теоретический анализ и эмпирические наблюде­ния показывают, что первые результаты превращения неорга­низованных масс в институционализированные группы ведут к выработке у индивида «институционального поведения»⁴². Однако это лишь первый шаг. Поскольку группы должны вы­полнять разные функции, между ними возникают большие расхождения. Это сказывается на способе их сочленения, соединения, что, в свою очередь, влияет на уровень ментали­тета их членов и вызывает у них различные реакции⁴³. И на­конец, существуют не только различия между массой и груп­пой; но и, соответственно, между массовым и групповым ли­дером⁴⁴. Важной психологической и социологической пробле­мой будущего является организация масс и толпы в различ­ные группы, каждая из которых оказывает свое воспитатель­ное воздействие на формирование личности.

Рассмотрим в связи с этим задачи образования и но­вой социальной службы. Социальный работник, например, находится в выигрышном положении по отношению к своему пациенту. Он встречается с ним не только в конторе или при­емной, а имеет доступ к семье и всему социальному окруже­нию. Более того, он служит «связующим звеном» между конк­ретными ситуациями в обществе и нашей общей социальной политикой. Он может контролировать как супер-Эго индивида, так и коллективное общественное мнение. Одним словом, он может координировать социальные изменения как в индивиду­альном приспособлении, так и в коллективных потребностях.

Как мы уже видели, недостатки психоаналитического подхода вытекают из того факта, что он обращен лишь к са­мому индивиду. Поэтому он не в состоянии справиться с по­рочным кругом. С одной стороны, индивиды детерминированы обществом, с другой - общество состоит из индивидов. Для

[497 ]

образования и социальной работы выход заключается в коор­динированном наступлении на индивидов и общество.

Несмотря на то что новые тенденции и психологичес­кие методы, упомянутые в данном исследовании, находятся в зачаточном состоянии, весьма вероятно, что они получат раз­витие, и новые коллективные потребности будут контролиро­ваться тщательным размышлением и экспериментом. Подоб­но тому как юридическое законодательство выросло из нравов и обычного права, так и табу, регулирующие наши обычаи, должны будут выдержать испытание научной проверкой.

Накопив конкретный опыт, мы будем знать, как эти нормы действуют в различных ситуациях и насколько велико несовпадение индивидуального приспособления с существу­ющими коллективными потребностями. Знание факторов, препятствующих индивидуальному приспособлению, и кол­лективных потребностей, основанных на функциональных потребностях общества в целом, постепенно приведет нас к необходимости изменить наш моральный кодекс. На долю педагогов и представителей новой социальной службы выпала особая роль: они стоят как бы на перекрестке, откуда им видно, как функционируют психика индивида и общество. Более чем кто-либо другой они в состоянии связать возрождение человека с возрождением общества.

Глава VI. Групповая стратегия нацизма

Гитлер изобрел новый метод, который можно назвать групповой стратегией нацизма. Главная особенность гитле­ровской психологической стратегии в том, что индивид рас­сматривается не как личность, а исключительно как член со­циальной группы. В данном случае Гитлер инстинктивно сле­дует открытиям современной социологии, а именно учитывает тот факт, что на человека сильное влияние оказывают группо­вые узы. И что еще более важно, реакции человека зависят от группы, к которой он принадлежит. Человек по-разному ведет себя в семье, в клубе, в армии, в деловых кругах или как гражданин вообще. Великий граф Мальборо возглавлял армию, а дома находился под каблуком своей жены. Каждая группа имеет свои традиции, свои запреты, свои формы самовыражения, и

[498 ]

пока группа сохраняет свою целостность, она поддерживает своих членов и руководит их поведением.

I. Систематическая дезорганизация общества⁴⁵

Гитлер инстинктивно чувствует, что пока люди нахо­дятся под защитой своей социальной группы, они невоспри­имчивы к его влиянию. Поэтому скрытый механизм гитлеровс­кой стратегии состоит в том, чтобы сломить сопротивление индивидуального сознания путем дезорганизации групп, к ко­торым эти индивиды принадлежат. Он знает, что человек без групповых связей подобен крабу без панциря. Эта дезоргани­зация должна быть такой же быстрой и насильственной, как стратегия блицкрига в войне. Однако для полного успеха не­обходимо создание новых групп, поведение которых соответ­ствовало бы идеалам гитлеровской партии.

Таким образом, групповая стратегия Гитлера состоит из двух этапов: разрушения традиционных групп цивилизован­ного общества и быстрого создания новых групп на основе совершенно новой модели. Что касается разрушения, то здесь, конечно, можно в большой степени положиться на от­сутствие планомерности в экономической жизни нашего об­щества. Ведь отсутствие планирования - главная причина постоянной безработицы и деморализующей обстановки. Од­нако там, где стихийное разрушение зашло недостаточно да­леко, чтобы удовлетворять целям Гитлера, он применяет соб­ственные методы. В арсенале гитлеровской стратегии суще­ствуют различные методы воздействия на семью, церковь, политические партии и нации. Отдельные элементы этой тех­нологии были заимствованы им у коммунистов, другие разра­ботаны им самим непосредственно в ходе политической борьбы в Германии в 20-е годы. Он научился срывать массо­вые собрания, деморализовать сторонников других партий, делать вид, будто сотрудничает с соперничающими группи­ровками, а затем губить и тех и других. Он распространил эту групповую стратегию на сферу внешней политики.