III. Некоторые социологические факторы, нарушающие процедуру оценки в современном обществе 5 page

[475 ]

альтернативы. Это новое заключается в сохранении свободы и демократического контроля. Для обеспечения безопасности демократии нужно вовсе не исключение социальной борьбы, а ведение ее методами реформ.

Еще один фактор, ведущий к смягчению этого кажуще­гося непримиримым противоречия, заключается в том, что в ходе борьбы за победу демократическая Великобритания в значительной степени приспособилась к планированию и принципам социальной справедливости. Непосредственным результатом войны является тот факт, что в настоящих усло­виях борьба за победу для всех стран, участвующих в ней, делает необходимым планирование. Демократические страны вынуждены планировать, поскольку ничто не говорит о том, что после войны будет возможно возвращение к laissez-faire. В то же время в Великобритании существуют такие институты, как обременительное налогообложение, широко развитая сис­тема социального обеспечения, различного рода страхования и компенсации. В них находят свое выражение принцип соци­альной справедливости и идея коллективной ответственности, и весьма вероятно, что для нас не только исключен возврат к довоенному обществу с его чрезвычайными различиями в до­ходах и благосостоянии, но и реформы непременно должны будут продолжаться.

В результате всех этих изменений две главные спор­ные проблемы довоенного периода - планирование и соци­альная справедливость, которые, казалось, неизбежно вели к классовым войнам и революциям, постепенно начинают воп­лощаться в жизнь в демократических странах, хотя и в моди­фицированной форме. Многие из нас несомненно будут удов­летворены тем, что планирование в этих странах никогда не станет тоталитарным, а будет ограничиваться лишь контролем ключевых позиций в экономической жизни, а также тем, что большая социальная справедливость не приведет к механичес­кой уравниловке. Ибо мы должны извлечь урок из опыта тотали­тарных государств, состоящий в том, что жестокая регламентация ведет к порабощению граждан, а механистическая концепция равенства терпит крах, как показывает пример России, где снова пришлось ввести различия в доходах и предпринять другие меры, ведущие к социальной дифференциации.

На основе опыта России, Германии и Италии можно сказать, что в нашей стране большинство левых и правых группировок придерживаются менее бескомпромиссных взгля­дов и согласятся на большие жертвы, чтобы осуществить вос­становление без классовой войны, революции и диктатуры. Все партии в нашей стране (за исключением небольшого ко­личества экстремистов) едины в понимании того, что самое большое зло заключается в диктатуре.

[476 ]

Если это так, то, следовательно, в иерархии наших ценностей произошло изменение, состоящее в том, что важ­ными требованиями стали ббльшая социальная справедли­вость и стремление к разумному плановому порядку при одно­временном возрастании роли свободы и демократических ме­тодов изменения. Это означает также, что планирование пе­реходного периода гораздо важнее, чем планирование более отдаленного будущего, поскольку, если свобода и парламент­ский контроль будут подавляться в период социальной рекон­струкции, они могут исчезнуть вообще. Очень мало вероятно, что какой-нибудь класс или группа, овладев механизмом вла­сти современного государства, захочет добровольно отдать ее, если в обществе отсутствуют демократические средства контроля. Возможность же свержения установившегося тота­литарного режима изнутри, без войны или внешнего вмеша­тельства очень мала.

В то время как все очевиднее становятся плачевные результаты диктаторских методов, англосаксонские демокра­тии постепенно превращаются в альтернативу фашизму или коммунизму, указывая третий путь. Этот путь предусматривает планирование, но не тоталитарное, а находящееся под конт­ролем общества, а также сохранение основных свобод. Об­щепризнан тот факт, что общество не может существовать без ответственных и заслуживающих доверия правящих групп, а также что социальным средством против олигархии является не замена старой олигархии новой, а облегчение доступа ода­ренных людей из низших слоев к руководящим позициям в обществе.

Опыт последних десятилетий показал нам, что цель общественного прогресса вовсе не в построении воображае­мого общества без правящего класса, а в улучшении экономи­ческих, социальных, политических и образовательных воз­можностей для того, чтобы люди учились управлению, а также в усовершенствовании методов отбора лучших в различных областях жизни общества. Я вовсе не закрываю глаза на су­ществующие опасности, а также на тот факт, что необходимо демократическое осознание, чтобы выбрать из методов воен­ного времени такие, которые ведут к установлению прогрес­сивного демократического режима англосаксонского образца, а также пресечь тенденции, которые под прикрытием демок­ратии и планирования способствуют установлению новой раз­новидности фашистского режима. Я верю в то, что эта страна проложит путь к такой общественной модели, которая сможет стать основой демократического переустройства всего мира.

И, возможно, не случайно, что стремление к социаль­ному осознанию просыпается в этой стране как раз в тот мо­мент, когда начался переходный период. И вряд ли можно

[477 ]

объяснить простым любопытством тот факт, что люди, как молодые, так и старые, все снова и снова задают вопрос о человеке и его месте в меняющемся обществе. Они неосоз­нанно чувствуют, что все зависит от их бдительности и что нам больше не нужно бояться смотреть в лицо социальной ситуации в целом и развивать нашу социальную философию. Для страха нет оснований, ибо, если нам не надо бояться су­ществующих между нами различий, мы можем позволить себе быть недогматичными. Изменение ситуации требует, чтобы мы стали динамичными, прогрессивными и ответственными. Новая ответственность означает, что критическая мысль не выродится в разрушительный критицизм, а будет понимать свои конструктивные задачи, призывая к изменению и в то же время к поддержанию в обществе согласия, от которого зави­сит его свобода.

Сегодня все те силы, которые полны решимости бо­роться со злом и угнетением, сплачиваются под знаменем прогрессивной демократии, которая стремится к созданию нового строя свободы и социальной справедливости. В этой борьбе мы должны либо прийти к необходимому осознанию, которое приведет нас от трагедии войны к социальному

возрождению, либо погибнуть.

Глава V.

Массовое образование и групповой анализ

I. Социологический подход к образованию

Недавний кризис демократии и либерализма должен помочь людям в тех странах, где они еще наслаждаются сво­бодой, увидеть недостатки их общественных систем в меня­ющихся условиях. Демократия и свобода могут быть спасены, если мы изучим процесс постепенной трансформации тотали­тарных государств, но не для того, чтобы подражать их мето­дам, а чтобы обнаружить причины тех структурных изменений, которые сделали диктатуру одним из возможных ответов на современную ситуацию. Мы можем надеяться найти решения, согласующиеся с нашими демократическими и либеральными идеалами, если будем знать, почему демократические обще­ства, не справившиеся с новой ситуацией, были вынуждены

[478 ]

принять диктатуру. Хотя причины, приведшие их к краху, были очень сложными и заключались в первую очередь в несовершенстве современного экономического и политическо­го порядка, нельзя отрицать, что значительную роль в этом процессе сыграла недостаточность умственной, душевной сопротивляемости. Не только система образования в этих странах не была приспособлена к массовому образованию, но и психологические процессы, происходящие вне школы, были оставлены без реального социального контроля, что есте­ственно привело к хаосу и дезинтеграции.

Крупные демократии Запада, которые в силу присущей им большей экономической безопасности еще не пережили кризиса, не должны притуплять свою бдительность, ибо их спокойствие может оказаться обманутым. В этих странах дей­ствуют те же силы, которые преобразуют общественную структуру во всем мире, и у нас нет уверенности в том, что их системы образования более совершенны. Демократические правительства не могут похвастаться тем, что они открыли удовлетворительные формы социального контроля, которые могли бы заменить исчезающую культуру общества, или но­вые психологические методы, пригодные для нужд массового общества. Общий психологический крах можно предотвра­тить, только если мы достаточно быстро сумеем осознать ха­рактер новой ситуации и по-новому сформулировать цели и средства демократического обучения.

Эта реформа демократических и либеральных целей и методов, стремящаяся приспособить их к новым обществен­ным потребностям, нуждается в социологическом подходе к образованию. Он состоит в следующем.

1. Образование формирует не человека вообще, а че­ловека в данном обществе и для этого общества.

2. Наилучшей образовательной единицей является не индивид, а группа. Группы различаются по размерам, целям и функциям. В ходе обучения вырабатываются различные мо­дели поведения, которым должны следовать индивиды в группах.

3. Цели образования в обществе не могут быть адек­ватно поняты, пока они отделены от конкретных ситуаций, в которые попадает каждая возрастная группа, и от социально­го строя, в котором они формируются.

4. Законы и нормы для социолога не самоцель, они представляют собой выражение взаимодействия между инди­видуальным и групповым приспособлением. Тот факт, что нормы не абсолютны сами по себе, а изменяются вместе с обще­ственным порядком и помогают обществу решать различные задачи, не может рассматриваться с точки зрения опыта от­дельного индивида ²⁰. Для него они кажутся абсолютными и

[479 ]

неизменными законами; без этой веры в их стабильность они не будут действовать. Их истинная природа и функция в об­ществе как форма коллективной адаптации обнаруживается только тогда, когда мы проследим их историю на протяжении многих поколений, постоянно соотнося их с изменяющимися социальными условиями.

5. Цели образования в их социальном контексте сооб­щаются новому поколению вместе с методами образования. Эти образовательные методы разрабатываются не изолиро­ванно, а как часть общего развития «социальных методов». Образование может быть правильно понято лишь тогда, когда мы будем рассматривать его как один из способов воздей­ствия на человеческое поведение и как одно из средств соци­ального контроля. Малейшее изменение в общей технологии и контроль будут оказывать воздействие на образование в узком смысле, т. е. образование в стенах учебных заведений.

6. Чем больше мы будем рассматривать образование с точки зрения нашего недавнего опыта лишь как один из спо­собов воздействия на поведение человека, тем очевиднее становится, что даже самые эффективные его методы обре­чены на провал, если они не согласованы с остальными фор­мами социального контроля. Ни одна система образования не в состоянии поддерживать у нового поколения эмоциональ­ную стабильность и духовную целостность, пока она не имеет своего рода общей стратегии с социальными службами, дей­ствующими за рамками школы. В наше время лишь во взаи­модействии с ними можно контролировать социальные влия­ния, которые в противном случае дезорганизуют жизнь обще­ства. Предотвратить массовый психоз, который возник на кон­тиненте, можно лишь путем блокирования дезорганизующего воздействия массового общества.

Такой социологический подход к образованию, воз­можно, будет отвергнут педагогами либерального времени, для которых единственная достойная цель образования со­стоит в воспитании независимой личности. Они думали, что спасают автономию личности, пренебрегая анализом соци­альных условий, в которых человек должен жить и выжить.

Сегодня мы знаем, что слепота в отношении к обще­ственным проблемам вовсе не достоинство, а скорее уста­ревший взгляд на мир; игнорируя важные факторы нашего социального окружения, мы не спасем ни идею свободы, ни идею личности.

В викторианскую эпоху, когда немногочисленная элита контролировала все дела демократии, идеалистический под­ход к образованию, игнорирующий его социальную сущность, не мог причинить особого вреда. Социальные условия, в которых вырастала эта элита, предоставляли достаточно возможностей

[480 ]

для индивидуализации. В окружении этого привилегированно­го меньшинства не было ничего, что могло бы помешать развитию разносторонней личности у того, кто обладал спо­собностью наилучшим образом использовать эти возможнос­ти. Несмотря на всю значимость социальных условий, среди массы тоже не возникали видимые симптомы кризиса. И хотя жизнь их протекала в довольно тяжелых условиях, в духовном отношении они были защищены принадлежностью к общине. Традиционные методы контроля человеческого поведения были малоэффективны по причине медленного социального развития. Однако такая слепота в отношении социальных ус­ловий, формирующих личность, остается безнаказанной, только пока эта демократия - демократия меньшинства. Ото­рванный от жизни метод либерального мышления превращает любую вещь в абсолют. Так, цель и методы образования рас­сматривались как некоторые целостности, хорошие или пло­хие сами по себе, независимо от социальных условий. Как только массы становятся политически активными, возникает необходимость в новых формах образования, а отбор и под­держание высокого индивидуального уровня элиты становится делом всеобщей важности. На этой стадии уже невозможно ограничить проблему образования рамками школы. Образо­вание уже не может рассматриваться как взаимный обмен между двумя индивидами, учителем и учеником, на уровне личных отношений, а представляет собой часть общего соци­ального процесса.

Еще одна неблагоприятная тенденция вытекала из то­го, что характер человека воспитывался для жизни, причем «жизнь» понималась как нечто общее, как вакуум, в котором, согласно таинственной гармонии, все должно обернуться к лучшему. Сегодня мы знаем, что этот вакуум, называемый жизнью, фактически представляет собой общество с меняю­щимися условиями и институтами.

Либеральное образование, неспособное увидеть соци­альную основу, функционирует хорошо, когда каждый, как это бывает во времена всеобщего процветания, независимо от своего характера, имеет хорошие шансы устроиться в жизни. Однако либеральное образование терпит крах, когда прекра­щается процветание и различные группы общества зависят исключительно от своих собственных ресурсов, когда безра­ботица и отсутствие мобильности подрывают силы отдельного индивида. Игнорирование социологической точки зрения не устраняет социальных проблем, а ведет к полному хаосу, причем в обществе растет влияние тех людей, которые пытаются устано­вить в нем порядок, но не с помощью научных методов, а путем диктатуры. Социологическая близорукость догматических мыслителей мешает нам осознать тот факт, что в рамках

[481 ]

демократической и либеральной структуры уже присутствуют методы, которые, будучи правильно примененными, могли бы помочь нам справиться с меняющейся ситуацией. Но для того чтобы ориентироваться в новых условиях массового обще­ства, не создавая благоприятной почвы для диктатуры и ав­томатического конформизма, демократия и либерализм долж­ны отказаться от безответственного оптимизма и политики laissez-faire и изучить принципы, лежащие в основе тенденций общественного развития. Мы не должны думать, что знание социальных условий массового общества способствует созда­нию усредненной личности. Большое общество'обычно можно разделить на малые единицы и в них создавать благоприят­ные условия, направленные на увеличение индивидуальных различий между членами группы.

Нежелание привести нормы в соответствие с меняю­щимися историческими и социальными условиями, свойствен­ное идеалистам прошлого, исчезает. Изучение процессов, поддерживающих или разрушающих социальную значимость отдельных этических норм, вовсе не означает релятивизма, анархии или презрения к нормам вообще, а представляет со­бой попытку найти место для сократовского размышления. Сократовское размышление в своей первоначальной форме было первым симптомом демократических изменений в обще­стве, где самые лучшие и проницательные люди стремились создать науку, которая должна была подвергнуть критическо­му рассмотрению старые моральные нормы и мифологичес­кий образ мышления. Они хотели разработать рациональные нормы, которые годились бы для городского общества и гар­монировали бы с новым образом мыслей, связанным с пере­ходом к обществу, основывающемуся на ремесле и торговле.

Эта этическая система представляла собой рацио­нальный путь восстановления этических норм в малых груп­пах, исчезнувших вместе с исчезновением обычая. Когда мы найдем в себе смелость признать, что наши судьи, министры, врачи, учителя и социальные работники постоянно имеют де­ло с конфликтами, возникающими при приспособлении инди­вида к меняющимся условиям? Сейчас и тот человек, который нуждается в совете, и тот, кто должен дать совет, не знают, каких норм и этических правил они должны придерживаться. Когда мы, наконец, признаем, что в хаосе, в котором исчезают старые условия, а новые потребности еще не достаточно ясно сформулированы, крайне необходимо постоянное обсуждение всех «за» и «против» различных норм и правил? Когда же мы поймем, что единственный путь помешать диктаторам навя­зать нам свои убеждения и новые моральные заповеди состо­ит в том, чтобы создать в нашей среде форум, который указы­вал бы нам пути морального приспособления в переходный

[482 ]

период? Авторитет подобного форума опирался бы, конечно, не на диктаторскую власть, а на уважение к лучшим умам, руководящим его деятельностью и основывающим ее на тес­ном контакте с большинством населения.

Я хочу также привлечь внимание к появлению двух но­вых проблем и возникновению новых психологических мето­дов, которые, если получат дальнейшее развитие, обязатель­но внесут свой вклад в приспособление индивидов и групп в нашем обществе. Во-первых, я хочу предложить возможный подход к проблеме возникновения новых демократических норм и их приспособления к меняющимся социальным усло­виям. Одна из глубочайших причин отсутствия безопасности в демократической культуре заключается в том, что люди теря­ют уважение к этическим нормам вообще. Это происходит главным образом потому, что в меняющемся обществе боль­шинство старых норм устаревает, но не отменяется. Обще-признано, что моральные нормы, которые больше не могут выполняться, поскольку утратили связь с реальностью, увели­чивают количество нарушителей- закона и подрывают веру в закон вообще. Демократическая система еще не разработала механизм удаления этих устаревших норм из морального ко­декса, подобно тому как устаревшие законы удаляются из за­конодательства. Мы не должны забывать, что моральные за­поведи - такие же средства формирования человеческого поведения, как и юридические законы. И если мы до сих пор обходились без институционального контроля в области мо­рали, то это объяснялось тем, что большая часть этических норм повседневной жизни была создана методом проб и оши­бок и передавалась по традиции. Однако метод проб и оши­бок действует до тех пор, пока социальные условия благопри­ятствуют бессознательному выбору, т. е. пока изменения про­исходят настолько постепенно, что устаревшие нормы отми­рают с течением времени. Но сегодня совсем другое. Сегодня темпы изменений слишком высоки, чтобы можно было поло­житься на бессознательный эксперимент и выбор. Индивид теряется в невидимом обществе, так как он слишком слаб, чтобы придумывать для себя новые нормы. Результат этого -моральный хаос, в котором религиозные нормы, семейные традиции и мораль добрососедства теряют почву, не будучи замененными другими принципами.

Диктаторские общества принимают упрощенное реше­ние. Они просто-напросто устанавливают свой кодекс в духе тоталитарного Gleichschaltung²¹. Так они бесцеремонно за­полняют пробел, который должен быть заполнен демократи­ческим приспособлением, в ходе которого и специалисты, и обыкновенные люди могли бы совместно выработать новые нормы. Однако для этого все компетентные органы наших

[483 ]

демократических обществ, такие, как церковь, школа, соци­альные службы, должны подвергнуть научному анализу наши моральные нормы. Они должны осознать, что эти нормы не становятся более достойными от того, что претендуют на веч­ность и неизменяемость. Развитие социальной науки доказы­вает, что разработка нового морального кодекса представляет собой часть проблемы разумного приспособления и что соци­альный работник постоянно вынужден сталкиваться с устано­вившимися обычаями, но не с проблемой норм как таковой.

Современная социология и психология добиваются ус­пехов, не только изменяя моральные заповеди, но и находя новые методы приспособления масс с помощью группового анализа. Здесь мы сталкиваемся с проблемой, которая уже была осознана в греческой трагедии, где был разработан ме­тод группового катарсиса. Несмотря на то что это пока еще отдельный и небольшой опыт, я осмелюсь сказать, что он представляет собой подлинную альтернативу фашистской эксплуатации групповых эмоций. Мы должны оторваться от предубеждения, что групповое взаимодействие может выра­ботать лишь массовый психоз, что группы и массы не могут быть просвещены, что они обречены быть жертвой идеологий. Демократия должна научиться использовать эти силы группо­вого взаимодействия в позитивном русле.

Оба подхода к нашей проблеме не являются, по-видимому, образовательными проблемами в узком смысле слова. Однако совершенно ясно, что они имеют отношение к образованию.

II. Индивидуальное приспособление и групповые потребности

В соответствии с современной точкой зрения, суще­ствующей в психологии и социологии, истинный смысл любой человеческой деятельности может быть найден только тогда, когда он связан с проблемой приспособления. Приспособле­ние означает, что организм каким-то образом соотносит свое внутреннее и внешнее поведение с потребностями окружаю­щей среды²². Простейшая форма приспособления, осуществ­ляемая с помощью проб и ошибок, наблюдается в поведении животного, запертого в клетке и бросающегося на решетку, чтобы убежать из нее. Когда ребенок учится чистоте с помо­щью внутреннего контроля над кишечной деятельностью, мы говорим о приспособлении к требованиям гигиены, существу­ющим в его социальном окружении. Подобным же образом, если он учится приспосабливать свои эмоциональные потреб­ности к формам самовыражения, принятым в его семье или

[484 ]

его стране, мы все еще говорим о самоприспособлении, хотя оно происходит на более высоком уровне.

Каждое живое существо находится в состоянии посто­янного приспособления. Тем не менее мы склонны не заме­чать того факта, что мы постоянно соотносимся с окружаю­щим миром, поскольку при нормальных и постоянных услови­ях мы обычно следуем традиционной модели поведения. По­скольку мы можем осознать тот факт, что наше поведение основано на приспособлении лишь при меняющихся условиях, выберем в качестве примера группу, находящуюся в процессе быстрого изменения.

Когда мы читаем литературу о жизни групп иммигран­тов, например, о жизни польских крестьян в Америке, которая так мастерски описана Томасом и Знанецким²³, или о судьбе русских аристократов в Париже после русской революции, то обнаруживаем некоторые типичные процессы и конфликты. На первом этапе своего пребывания в иностранном государ­стве иммигрантская группа склонна приспосабливаться к но­вым условиям в качестве единого замкнутого целого. Позднее отдельные члены группы предпочитают приспосабливаться по-своему. Пока преобладает коллективное приспособление, каждый член группы действует не в соответствии со своими непосредственными личными интересами, а как член соци­альной группы. Испытываемое им чувство незащищенности и изоляции во враждебном окружении заставляет его подчинить свои личные желания потребностям группы. На этой стадии правилом является взаимопомощь и добровольное сотрудни­чество, и каждый человек использует свой талант в интересах группы. Кроме того, мы обнаруживаем, что вся группа в целом отождествляет себя с каждым ее отдельным членом, если он подвергается нападению извне.

Этот дух групповой солидарности исчезает, когда по­зднее, при изменившихся обстоятельствах некоторым членам группы открываются особые возможности. В особенности это касается молодых людей, изучивших новый язык, получивших соответствующее образование и приспособивших свой образ мыслей к новому психологическому климату; у них будут луч­шие возможности в выборе карьеры, нежели у их родителей.

С изменением объективных возможностей иной вид приобретают также и субъективные реакции. Именно на этой стадии проявляется различие между индивидуальным и кол­лективным приспособлением. В то время как более молодые члены группы пробивают себе дорогу с помощью индивиду­ального приспособления, т. е. используя свои собственные возможности независимо от потребностей группы, пожилые остаются приверженными к коллективной форме приспособ­ления. И чем безнадежнее их положение в новом окружении,

[485 ]

тем в большей мере проявляется их ортодоксальность. Они начинают придавать особое значение каждой детали своих бывших аристократических привычек, и их классовое сознание и антидемократические взгляды становятся еще более ярко выраженными. Они ведут себя таким образом, потому что чувствуют, пусть даже неосознанно, что для сохранения спло­ченности их группы необходимо гораздо больше усилий, чем это имело бы место на родине. Отныне их ортодоксальность становится не просто обычной установкой, а превращается в психологическое давление, оказываемое ими на молодых с целью подчинить тенденцию к индивидуальному приспособ­лению групповой сплоченности.

Проблему «индивидуального приспособления и груп­повых потребностей» можно проиллюстрировать на отдель­ном конфликте. Несовпадение оптимального индивидуального приспособления с коллективными потребностями группы -одна из главных причин конфликтов в обществе. Некоторая дисгармония между интересами индивида и группы имеет ме­сто даже при обычных условиях гармоничной общественной жизни. Определенная напряженность в повседневном при­способлении была свойственна группам эмигрантов, даже когда они еще жили у себя на родине и признаки грядущей революции не проявляли себя ни в малейшей мере. Однако индивиду всегда можно было указать на то, что, пожертвовав своими сиюминутными личными интересами, он выиграет за счет своей доли в увеличившейся силе его группы. Иными словами, был возможен компромисс между интересами инди­вида и общества.

Итак, в каждом случае человеческого приспособления мы имеем дело с более или менее сильным конфликтом меж­ду первоначальными импульсами индивида, стремящегося к максимальному удовлетворению и самовыражению, и различ­ными табу и запретами, налагаемыми на него обществом.

Джесси Тафт²⁴ описывает, как маленький мальчик Джек пытался сломать различные предметы в ее приемной и делал другие запрещенные вещи, чтобы выяснить, до какого «предела» взрослые будут терпеть его действия. Природа этого «предела»и образует социологическую проблему, по­скольку запреты, налагаемые взрослым на ребенка, - это не просто выражение его, взрослого, личного мнения. Они пред­ставляют собой обычные образцы поведения в данном обще­стве, и в процессе своего самоприспособления ребенок посте­пенно учится находить соответствующий компромисс между своими желаниями и коллективными требованиями общества.

На протяжении последних десяти-двадцати лет, характе­ризующихся чрезвычайным развитием индивидуализма, многие думали, что социологическое и психологическое приспособление

[486 ]

даст нам возможность жить без подавлений и запретов. Сей­час мы начинаем понимать, что без них жить невозможно, что определенное количество запретов неизбежно. Вопрос для нас заключается не столько в том, можем ли мы обойтись без условностей и запретов, сколько в том, сможем ли мы провес­ти ясную грань между запретами, представляющими собой лишь тяжкое бремя, и разумными принципами, без которых не может выжить общество. Тогда мы сможем сформулировать принципы, на которых основана деятельность общественных институтов как в преуспевающем, так и в несостоятельном обществах.

По моему мнению, существуют три основных критерия для проведения различия между преуспевающим и несостоя­тельным обществами:

а) преуспевающее общество применяет как можно меньше запретов и ограничений;

б) оно проводит различие между гуманными и вредны­ми запретами;

в) с помощью своих институтов такое общество помо­гает индивиду наилучшим образом приспособиться и приходит на помощь тем, кто не смог этого сделать.

Итак, наша следующая проблема заключается в том, чтобы больше узнать о характере этих норм и коллективных потребностей, их социальном и психологическом происхождении, их функциях в прошлом и в современном обществе. Прежде все­го, мы должны понять, что эти нормы неоднородны по своей природе, что лучше изучать их под разным углом в соответ­ствии с их вкладом в приспособление индивидов и групп.

Я хочу, во-первых, упомянуть разумные условности и табу, выполняющие определенную функцию в данном обще­ственном порядке. Во-вторых, я укажу на нормы, препятству­ющие психологическому приспособлению, так как они порож­даются конфликтностью институтов. В-третьих, существуют нормы, которые когда-то были функциональными, а теперь стали иррациональными, поскольку утратили функциональный смысл. В-четвертых, я укажу на нормы, которые, будучи иррацио­нальными сами по себе, выполняют в современном обществе реальную функцию. И наконец, мы рассмотрим устаревшие условности, не выполняющие реальной функции и представ­ляющие собой только психологическое бремя.

Date: 2015-07-24; view: 359; Нарушение авторских прав