Монтень. Диагноз нашего времени

К. Мангейм

Диагноз нашего времени.

Попутный ветер не поможет тем, кто

не знает, в какой порт он направляется

Монтень

Предисловие

Настоящие статьи, за исключением одной (главы V), были написаны во время войны. Они возникли как лек­ции или памятные записки для студентов, желающих узнать мнение социолога о современной ситуации.

Я некоторое время размышлял над тем, публиковать ли их в первоначальном виде - как отдельные статьи, или же более тесно увязать друг с другом. Будь это в обычные вре­мена, я несомненно предпочел бы второе. Однако в данный момент я чувствовал, что непосредственный личный контакт не должен быть принесен в жертву системному академичес­кому подходу. Отдельные статьи, которые можно читать и обсуждать независимо друг от друга, более точно выражают основные идеи, нежели одно обширное исследование. В этой книге делается попытка применить метод и запас знаний на­учной социологии к нашей действительности. Я решил не от­кладывать издание этой книги, чтобы не терять время и ис­пользовать тот небольшой вклад, который она могла бы вне­сти в обсуждение жгучих проблем современности.

В истории бывают такие стечения обстоятельств, когда возникают определенные возможности, и если их упустить, они могут быть утрачены навсегда. Как революционер ждет своего часа, так и реформатор, желающий изменить общество мирными средствами, не должен упускать свой шанс. На про­тяжении уже нескольких лет я убежден в том, что на долю Великобритании выпала возможность и миссия развития об­щества нового типа, а также в том, что мы должны осознать это и выполнить эту миссию. Я старался выразить эту мысль в своих лекциях, она высказывается также и в этой книге.

Далее я хочу привести точные данные об отдельных главах настоящей книги.

Глава 1 «Диагноз нашего времени» была написана в январе 1941 г., прочитана в виде лекции на конференции Фе­дерального союза в Оксфорде, а также в июле 1941 г. на лет­них курсах в Оксфордском университете, предназначенных для лиц, не являющихся студентами, затем в августе 1941 г.

[412 ]

на Международном форуме Совета сторонников мира в Вундбруке.

Глава II «Кризис оценок» написана в январе 1942 г. и представляет собой лекцию из цикла публичных лекций по вопросам «войны и будущего», прочитанных различными лек­торами и организованных Лондонской экономической школой (Лондонский университет) в Кембридже.

Глава III «Проблема молодежи в современном обще­стве» написана в апреле 1941 г. в качестве приветственной речи конференции по новому образованию в Оксфорде; в мае 1941 г. прочитана как лекция в Ассоциации Масарика в Окс­форде; в июле 1941 г. - на конференции молодежных лиде­ров в Оксфорде, организованной министерством образования.

Глава IV «Образование, социология и проблема обще­ственного сознания» прочитана как лекция в Нотгингемском университете, организованная совместно Институтом образо­вания (Лондонский университет), Колледжем Голдсмита (Лондонский университет) и Ноттингемским университетом;

прочитана также в виде лекции для преподавателей универ­ситета в Ньюкасле, Дарем в мае 1941 г.

Глава V «Массовое образование и групповой анализ» перепечатана из книги «Образование для демократии», изданной Дж. Когеном и Р. Траверсом, Макмиллан, Лондон, 1939 г.

Глава VI «Групповая стратегия нацизма» Би-би-си, зарубежная редакция, 1941 г., перепечатана из газеты «The listener» за 19 июня 1941 г.

Глава VII «К новой социальной философии» - см. сноску на с. 503.

Я выражаю свою благодарность и признательность за разрешение на перепечатку г-дам Макмиллану и К% а также Британской радиовещательной корпорации (Би-би-си). Хочу также выразить признательность отделу научных исследова­ний Лондонской экономической школы за предоставленную

помощь в моем научном исследовании.

[413]

Глава I Диагноз нашего времени

I. Значение новой социальной технологии

Давайте посмотрим на мир с точки зрения врача, пы­тающегося поставить научный диагноз нашей общей болезни. В том, что наше общество серьезно больно, сомнений нет. Коротко ситуацию можно охарактеризовать следующим обра­зом: мы живем в век перехода от laissez-faire¹ к планируемому обществу. Планируемое общество будущего примет одну из двух возможных форм: либо это будет диктатура с правлением меньшинства, либо новая форма правления, которая, несмотря на сильную власть, будет демократической.

Если этот диагноз окажется верным, то все мы будем в одной лодке - Германия, Россия, Италия, Великобритания, Франция и США. Несмотря на все еще существующие значи­тельные различия, мы движемся в одном и том же направле­нии к своего рода планируемому обществу, и вопрос заключа­ется в том, будет ли планирование хорошим или плохим: воз­никнет оно на базе диктатуры или на основе демократического контроля. Однако мой диагноз - это вовсе не пророчество. Ценность диагноза состоит главным образом не в предсказа­нии как таковом, а в выяснении оснований данных утвержде­ний, а также в актуальности анализа факторов, определяю­щих ход событий. Основные изменения, свидетелями которых мы сегодня являемся, в конечном итоге объясняются тем фактом, что мы живем в массовом обществе. Управление мас­сами не может осуществляться без ряда изобретений и усовер­шенствований экономической, политической и социальной техно­логии. Под «социальной технологией»² я понимаю совокуп­ность методов, оказывающих влияние на поведение человека и служащих в руках правительства сильным средством социального контроля.

Что касается этих усовершенствованных социальных методов, то их характерная черта не только в том, что они в высшей степени эффективны, но и в том, что эта эффектив­ность благоприятствует правлению меньшинства. Так, новая военная техника делает возможной большую концентрацию силы в руках меньшинства по сравнению с любым предше­ствующим периодом. В то время как в XVIII и XIX веках армии были вооружены винтовками, в наше время они оснащены бомбами, самолетами, газом и механизированной техникой. Человек, вооруженный винтовкой, представляет опасность лишь для нескольких человек, человек, вооруженный бомбой, угрожает жизни тысяч людей. Таким образом, модернизация военной тех­нологии в наш век увеличивает шансы правления меньшинства.

[414 ]

Аналогичная концентрация произошла и в области уп­равления. Телефон, телеграф, радио, железные дороги, ав­томобили и, наконец, научное управление с помощью крупных организаций ускорили централизацию управления и контроля. Подобная же концентрация имеет место и в области форми­рования общественного мнения. В этом направлении действу­ет механизированное массовое производство идей с помощью прессы и радио. Если добавить к этому возможность контро­лировать школу и всю сеть образования из единого центра, то станет ясно, что происшедший в недалеком прошлом переход от демократической формы правления к тоталитарной объяс­няется не столько изменением идей в умах человечества, сколько изменением самих принципов и методов управления обществом.

Новая наука о человеческом поведении дает в руки правительства знание о человеческом разуме, которое можно либо использовать для увеличения эффективности управле­ния, либо превратить его в инструмент, играющий на эмоциях масс. Развитие социальных служб позволяет оказывать дав­ление на нашу частную жизнь. Таким образом, появляется возможность сделать объектом общественного контроля психо­логические процессы, которые ранее считались сугубо личными.

Я уделяю так много внимания этой социальной техно­логии, ибо считаю, что она ограничивает возможности разви­тия современного общества. Характер социальной технологии для общества даже более важен, нежели его экономическая структура или социальная стратификация. С ее помощью можно затормозить или изменить функционирование экономи­ческой системы, разрушить одни социальные классы и поста­вить на их место другие.

Я называю эти методы технологией, поскольку они са­ми по себе не могут быть ни хорошими, ни плохими. Все зави­сит от того, как захочет использовать их человек. Главная особенность современной технологии состоит в том, что в ней содержится тенденция к усилению централизации и, следова­тельно, к укреплению власти меньшинства и диктатуре. Имея в своем распоряжении бомбы, аэропланы и механизированную армию, а также такие средства связи, как телеграф и радио, крупные промышленные предприятия и иерархическую бюрокра­тическую машину в целях производства и распределения това­ров и управления людьми, можно с этих ключевых позиций принимать важнейшие решения. Постепенное установление этих ключевых позиций в современном обществе сделало планирование не только возможным, но и неизбежным. Все происходящие в обществе процессы и события - это не что иное, как результат естественного взаимодействия между ма­лыми самостоятельными единицами. Отдельные индивиды и

[415 ]

небольшие предприятия сейчас уже больше не стремятся достичь равновесия с помощью конкуренции и взаимного при­способления. В различных областях социальной и экономичес­кой жизни существуют огромные комбинаты, сложные соци­альные единицы, которые недостаточно гибки, чтобы самим провести свою реорганизацию, и потому должны управляться из центра.

Значительная эффективность тоталитарного государ­ства объясняется не столько его более эффективной и крик­ливой пропагандой, как обычно считают, сколько пониманием того, что массовое общество не может управляться грубыми доморощенными методами, которые годились в эпоху ремес­ленников. Террористическая эффективность тоталитарного государства заключается в том, что, координируя методы уп­равления, оно порабощает большую часть населения и навя­зывает ему убеждения, мнения и поведение, не свойственные истинной природе гражданина.

При описании концентрации социальной технологии я сознательно ссылаюсь на изменения, характеризующие саму структуру современного общества. Это означает, что если искать главную причину того, что случилось в Германии, Ита­лии, России и других тоталитарных странах, в изменении ха­рактера социальной технологии, то вопрос о том, когда та или иная группа в пока еще демократических странах прибегнет к такой технологии, является только вопросом времени и воз­можности. Такие катастрофы, как война, депрессия, рост ин­фляции и безработица, требующие применения чрезвычайных мер (т. е. концентрации максимальной власти в руках прави­тельства), обязательно ведут к ускорению этого процесса. Еще до начала войны напряженность, вызванная существова­нием тоталитарных государств, вынуждала демократические страны принимать меры, схожие с мерами тоталитарных госу­дарств во время революции. Само собой разумеется, что тен­денция к концентрации должна увеличиваться во время вой­ны, когда становятся необходимыми мобилизация, распреде­ление продовольствия и других товаров.

После такого описания социальной технологии вы мо­жете по праву сказать: «Что за мрачная перспектива? Есть ли у нас какой-то выход? Или же мы просто жертвы слепого процес­са, который сильнее всех нас?» Ни один диагноз не является совершенным, если он не предлагает какого-то лечения. Нуж­но изучать общество таким, как оно есть, для того, чтобы наме­тить меры, которые могли бы сделать его таким, каким оно долж­но быть. Дальнейшие исследования позволяют нам, к счастью, освободиться от чувства отчаяния и призывают нас к действию.

[41 6]

II. Третий путь: воинствующая демократия

До сих пор я описывал социальную технологию. По­добно любой технологии она ни хороша и ни плоха сама по себе. Все зависит от того, как ее используют человеческие воля и рассудок. Если она предоставлена сама себе и разви­вается бесконтрольно, то ведет к диктатуре. Если же эту тех­нологию постоянно контролировать и заставить служить доб­рым целям, если не технология господствует над человеком, а человек над технологией, то ее можно считать одним из са­мых великолепных достижений человечества. Однако мы сможем повернуть ход событий и предотвратить то, что слу­чилось с Германией, Италией и Россией, только если будем бдительны и используем наши знания на благо всем. Принцип laisser-faire больше уже нам не поможет: мы будем вынужде­ны сознательно повернуться лицом к грядущим событиям, используя конкретные знания об обществе. Такой анализ не­обходимо начать с некоторых предварительных замечаний, которые, возможно, помогут нам определить нашу политику.

Во-первых, не всякое планирование - зло. Мы должны различать планирование ради подчинения и ради свободы и многообразия. В обоих случаях велика роль координации средств социальной технологии, таких, как образование, про­паганда, администрация. Существует также различие между координацией для достижения однообразия и координацией ради разнообразия. Дирижер оркестра осуществляет коорди­нацию между различными инструментами, и от него зависит достижение общего эффекта монотонности или разнообразия. Осуществляемая диктатором координация гусиных шагов -это наиболее примитивный пример правильного понимания значения координации. Истинная координация в социальной сфере означает увеличение экономии и более целесообраз­ное использование социальной технологии. Чем больше мы думаем о лучших формах планирования, тем скорее приходим к выводу, что в наиважнейших сферах жизни надо намеренно воздерживаться от вмешательства и оставлять свободное поле для спонтанности, не искажая ее излишним управлени­ем. Вы можете составить расписание для школы-интерната и прийти к выводу о том, что в определенные часы ученикам должна быть предоставлена полная свобода. И даже если вы остаетесь хозяином ситуации и решаете не вмешиваться в определенные сферы жизни, все равно вы во власти плани­рования. Такого рода намеренный отказ от вмешательства со стороны планирующего органа радикальным образом отли­чается от намеренного вмешательства, существующего в обществе типа laissez-faire. И хотя совершенно очевидно, что планирование вовсе не обязательно означает координацию

[ 417 ]

гусиных шагов, все же именно таким образом бюрократический и воинствующий дух тоталитарных государств искажает его смысл.

Есть очень простая причина, по которой в конечном итоге массовое общество не может выжить, если оно плодит лишь подчинение. Французский социолог Дюркгейм в книге «Разделение труда в обществе»³ впервые указал на то, что только очень примитивные общества могут существовать на основе гомогенности и подчинения. Чем сложнее социальное разделение труда, тем больше дифференциация его типов. Интеграция и единство большого общества достигаются не через единообразное поведение, а через взаимное дополне­ние функций. В индустриальном обществе людям свойственно держаться вместе, поскольку фермер нуждается в услугах промышленного рабочего, ученого, и наобороот. Кроме про­фессиональных различий существуют и индивидуальные осо­бенности, необходимые для того, чтобы делать новые изобре­тения и контролировать развитие. Все это лишь подкрепляет наше утверждение о том, что бюрократическая и военная мо­дель планирования должна быть заменена новой моделью планирования ради свободы.

Второе замечание заключается в том, что планирова­ние не обязательно должно основываться на диктатуре. Коор­динация и планирование вполне возможны на демократичес­кой основе. Ничто не мешает парламентскому механизму осуществлять необходимый контроль в плановом обществе.

Для успешного функционирования нового социального порядка нужно не только сохранить абстрактный принцип де­мократии, но и придать ему новую форму: необходимо до­биться также соблюдения социальной справедливости, если мы хотим гарантировать действие нового социального поряд­ка. Функционирование существующей экономической системы, если пустить ее на самотек, приведет в самый кратчайший срок к увеличению различий в доходах и благосостоянии между различными классами до такой степени, что это уже само по себе вызовет недовольство и социальную напряжен­ность. Однако поскольку демократический порядок основыва­ется на демократическом согласии, принцип социальной спра­ведливости является не только этическим принципом, но и одним из условий функционирования самой демократичес­кой системы. Требование большей справедливости вовсе не обязательно подразумевает механическое понятие равен­ства. Разумные различия в доходах и накоплении богатства могут сохраняться в обществе с целью стимулирования луч­ших достижений, пока они не нарушают общих тенденций планирования и не вырастают до таких размеров, что препят­ствуют сотрудничеству между различными классами.

[418 ]

Стремление к большей справедливости имеет тс пре­имущество, что оно вполне осуществимо с помощью суще­ствующих средств реформирования общества: налогообложения, контроля за инвестициями, государственного механизма управ­ления и расширения социальных служб; оно не нуждается в ре­волюционном вмешательстве, которое неизбежно порождает диктатуру. Изменения, происходящие в результате реформ, обладают по сравнению с революционными изменениями тем преимуществом, что могут рассчитывать на помощь бывших ве­дущих демократических групп. Если новая система начинает с разрушения прежних ведущих групп общества, то она опрокиды­вает также все традиционные ценности европейской культуры. Жестокие преследования либеральной и консервативной интел­лигенции, а также церкви направлены на то, чтобы уничтожить последние остатки христианства и гуманизма и тем самым об­речь на неудачу все попытки установления мира на земле. Если новое общество хочет жить долго и быть достойным всех преды­дущих усилий человечества, то новое руководство должно сме­шаться со старым. Лишь совместно они смогут вдохнуть новую жизнь в те элементы традиционной культуры, которые представ­ляют ценность и могут развиваться путем творческой эволюции.

Совершенно очевидно, однако, что новый социальный порядок не может быть достигнут только благодаря более искусному и гуманному применению социальной технологии. Для этого необходимо духовное руководство, которое пред­ставляет собой нечто большее, нежели систему решений тех­нических вопросов. Система либерального общества типа laissez-faire могла предоставить окончательное решение слу­чаю, чудодейственным самоуравновешивающим силам эко­номической и социальной жизни. Поэтому век либерализма характеризовался плюрализмом целей и ценностей и нейт­ральным отношением к основным жизненным проблемам.

Либерализм типа laissez-faire принял нейтралитет за терпимость. Ни демократическая терпимость, ни научная объективность не означают, однако, что мы не должны иметь собственного.мнения о том, что считать истинным, или что нам не следует вступать в дискуссию относительно истинных ценностей и целей жизни. Терпимость предполагает лишь то, что каждый должен иметь законную возможность изложить свои доводы, и вовсе не означает, что никто не должен им верить. Позиция нейтралитета в нашей современной демокра­тии зашла так далеко, что мы, руководствуясь одной только справедливостью, разуверились в собственных целях, пере­стали думать о том, что нужно мирное урегулирование, что надо спасти свободу и сохранить демократический контроль.

Наша демократия должна стать воинствующей, если она хочет выжить. Есть, конечно, основополагающее различие

[419 ]

между воинственным духом диктатора, стремящегося навя­зать своим гражданам всеобщую систему ценностей и надеть на них смирительную рубашку социальной организации, с од­ной стороны, и воинствующей демократией - с другой, кото­рая стала таковой, только защищая процесс социальных из­менений и те основные добродетели и ценности, которые яв­ляются основой мирного функционирования социального по­рядка, - братскую любовь, взаимопомощь, порядочность, со­циальную справедливость, свободу, уважение к личности. Новая воинствующая демократия вырабатывает новое отно­шение к ценностям. Оно будет отличаться от релятивистской позиции laissez-faire предыдущего века и будет согласовы­ваться с теми основными ценностями, которые приняты в традиции западной цивилизаций.

Угроза нацизма больше чем что-либо другое застави­ла нас осознать тот факт, что демократии имеют общий набор основных ценностей, унаследованных от классической антич­ности и в еще большей мере от христианства, и что не пред­ставляет особого труда определять их и следовать им. Но воинствующая демократия воспримет от либерализма веру в то, что в высокодифференцированном современном обществе - независимо от тех основных ценностей, относительно кото­рых необходимо будет общее демократическое согласие, це­лесообразно оставить за другими, более сложными ценностя­ми свободу экспериментирования и индивидуальность выбо­ра. Синтез этих двух принципов найдет отражение в нашей системе образования, так что основные ценности и доброде­тели будут воспитываться у детей с помощью всех имеющих­ся в нашем распоряжении средств, в то Бремя как более сложные вопросы будут оставаться открытыми, дабы избе­жать пагубных последствий фанатизма.

Основные проблемы нашего времени могут быть сформулированы в виде следующих вопросов: существует ли возможность планирования, основанная на сотрудничестве и все же оставляющая простор для свободы? Может ли новая форма планирования отказаться от вмешательства за исклю­чением тех случаев, где свободное регулирование ведет не к гармонии, а к конфликту и хаосу? Есть ли форма планирова­ния, приближающая нас к социальной справедливости, посте­пенно ликвидирующая растущие различия в доходах и благо­состоянии общественных слоев? Существует ли возможность преобразования нашей нейтральной демократии в воинству­ющую? Можем ли мы изменить наше отношение к оценкам таким образом, чтобы стало возможным демократическое соглашение по основным проблемам, в то время как более сложные из них останутся делом свободного выбора?

[420 ]

III. Стратегическая ситуация

Наш диагноз был бы неполным, если бы мы изучили все возможности лишь абстрактно. Любой социологический или политический анализ должен уделять особое внимание конкретной ситуации. Какова же эта стратегическая ситуация? Существует целый ряд сил, которые, по-видимому, действуют в указанном мной направлении. Во-первых, усиливается ра­зочарование в методах laissez-faire. Постепенно растет пони­мание того, что они были разрушительными не только в эко­номической области, где вызвали цикличность производства и массовую безработицу, но и в политической, где они частично несут ответственность за теперешнее состояние либеральных и демократических государств. Принцип laissez-faire, предос­тавляющий вещам идти своим ходом, не может конкурировать с эффективным сотрудничеством, так как развитие осуществ­ляется слишком медленно, зависит от импровизации и поощ­ряет излишние расходы, присущие бюрократической системе. Во-вторых, растет разочарованность в фашизме, который оказался достаточно эффективным, но его эффективность от дьявола. В-третьих, серьезные сомнения вызывает комму­низм, даже в умах тех людей, для которых он, как доктрина, означал панацею от всех пороков капитализма. Эти люди не только вынуждены взвешивать шансы коммунизма на его вне­дрение с помощью революционных методов в западных стра­нах с их дифференцированной социальной структурой, но и могут закрывать глаза на некоторые изменения, произошед­шие со времени смерти Ленина в период господства Сталина. И чем больше они вынуждены признать, что то, что случи­лось, было неизбежным компромиссом с реальностью, тем больше они вынуждены учитывать наличие подобных явлений где-либо еще. Существующие факты свидетельствуют о том, что коммунизм является действенным и способен на большие достижения, пока речь идет о государстве народных масс. Ошибки в расчетах появляются тогда, когда обнаруживается, что ни диктатура, ни государство не собираются отмирать. Маркс и Ленин верили в то, что диктатура является лишь пе­реходной стадией, которая исчезнет с установлением нового общества. Сегодня мы знаем, что это было типичным заблуж­дением XIX века. Когда Маркс разрабатывал эту идею, можно было указать на судьбу абсолютизма, который повсюду мед­ленно уступал место демократии. Однако этот процесс в свете нашего анализа объясняется тем фактом, что в XIX веке со­циальная технология была еще весьма неэффективной и сильные мира сего вынуждены были вступать в компромисс с низшими слоями. В современном тоталитарном государстве, где весь аппарат принадлежит одной-единственной партии и

[421 ]

ее бюрократической системе, мало шансов на то, что она отдаст свою власть добровольно.

Итак, остается возможность того, что в результате об­щих опасений и разочарований все более будет развиваться реформистский подход. Война создала объединенный фронт, своего рода естественный консенсус, необходимый для таких реформ. В конечном счете именно от нас зависит, сможем ли мы использовать преимущества этого единодушия. В данный момент вопрос состоит в том, понимаем ли мы глубокий смысл так называемых чрезвычайных мер. Это шаг по на­правлению к необходимой координации социальной техноло­гии, которая находится в нашем распоряжении, без отказа от демократического контроля, основанного на сотрудничестве всех партий. Конечно, многие из этих чрезвычайных мер не могут и не должны оставаться постоянными. Однако некото­рые из них должны продолжать свое действие, поскольку яв­ляются выражением того факта, что насущные потребности общества всегда и везде должны главенствовать над приви­легиями отдельных индивидов. С другой стороны, если мы хотим сохранить великие традиции западной цивилизации, то мы должны энергично защищать те права индивида, от которых зависит истинная свобода.

Ознакомившись с данным анализом стратегической ситуации, можно возразить, что политическое единство, по­рожденное войной, не может длиться долго после того, как исчезнет угроза со стороны общего врага. Преимущество во­енного критического положения с точки зрения планирования состоит в том, что оно создает единство целей. Мой ответ гласит, что каким бы ни был исход этой войны, нам грозит опасность социального и экономического хаоса, которая, воз­можно, придет на смену угрозе фашистской агрессии. Эта опасность может, конечно, привести к сотрудничеству между группами и партиями, если они под давлением существующе­го положения окажутся в состоянии отреагировать на нее творчески и на более высоком моральном уровне, основыва­ясь на лучшем понимании ситуации, чем это требуется при нормальных условиях. Если это произойдет, то будет достиг­нуто сотрудничество и согласие по некоторым основным дол­госрочным проблемам, и можно будет планировать переход к более высокой стадии цивилизации. Как в жизни индивида, так и в жизни нации в час кризиса обнаруживается особая жизнеспособность. Теперь мы должны подготовить почву для полного понимания важности текущего момента.

Необузданная критика форм свободы и демократии, имевшая место в последние десятилетия, должна прекратиться. Даже если мы признаем, что свобода и демократия несовер­шенны до тех пор, пока экономическое неравенство мешает

[422 ]

реализации социальных возможностей, будет все же безот­ветственным не осознавать, что они представляют собой ко­лоссальное достижение, с помощью которого мы добиваемся общественного прогресса. Прогрессивные группы в обществе будут тем охотнее выступать за реформы, чем очевиднее ста­новится тот факт, что современные революции ведут к фа­шизму и шансы революции значительно уменьшаются, когда объединенная партия возьмет в свои руки ключевые позиции и сможет предотвратить любое организованное сопротивление.

Печальный опыт последних нескольких лет научил нас тому, что диктатура может править даже против воли большей части населения. Причина этого заключается в том, что тех­нология революции очень сильно отстает от технологии уп­равления. Баррикады, символы революции - это реликвии тех времен, когда их воздвигали против конницы. Отсюда следу­ет, что эволюционные методы обладают несомненным пре­имуществом. Что касается правящих классов, то можно наде­яться на то, что более разумные из них в изменившихся усло­виях предпочтут постепенный переход от современной непла­новой фазы капитализма к более демократическому планиру­емому обществу, которое будет представлять собой альтер­нативу фашизму. Хотя фашизм формально не лишает соб­ственности правящие классы, государственное вмешатель­ство растет и постепенно подчиняет их. Для этих классов стратегическая проблема состоит в том, чтобы расколоть свои ряды и отделить потенциальных фашистов от тех, кто наверняка пострадает от фашистского эксперимента.

Я считаю, что новый общественный порядок может быть создан, а диктаторские тенденции современной соци­альной технологии подлежат контролю, если у нашего поко­ления хватит смелости, воображения и желания, чтобы спра­виться с этими тенденциями и направить их в нужное русло. Это надо сделать немедленно, пока эта технология еще элас­тична и не монополизирована одной-единственной группой. От нас зависит, сможем ли мы избежать ошибок демократий прошлого, которые в силу незнания этих основных тенденций не смогли предотвратить возникновение диктатуры. Истори­ческая миссия нашей страны состоит именно в том, чтобы на основе давних традиций демократии, свободы и доброволь­ных реформ создать общество, которое будет жить под

знаком нового идеала: «Планирование ради свободы».

Глава II. Кризис оценок

Date: 2015-07-24; view: 382; Нарушение авторских прав