Глава 2 выбор культурного образца

2.1 Англомания

Англомания в России - это сложное явление, которое, будучи результатом взаимодействия русской и английской культуры, отражало ценностные ориентации определенной части общества и имело значительное влияние на различные стороны жизни и быта России в рассматриваемый период.

На протяжении долгого времени складывался определенный стереотип такого явления, как англомания - “бездумное подражание английским нравам, обычаям, образу жизни”, причем понятия англомания и англоман употреблялись в отрицательном смысле. Это происходило из-за стремления определенных общественных кругов критиковать любые проявления увлечения иностранным вообще, а так же из-за отсутствия понимания необходимости и полезности многого, что могло быть заимствовано из английской культуры и принято на пользу России.

Стоит отметить, что термин англомания фиксируется словарями почти одновременно во французском, английском и русском языках.

Об англомании пишут князь М.М. Щербатов в своем публицистическом произведении “О повреждении нравов в России” (СПб., 1870) и Н.М. Карамзин “О российском посольстве в Японии” (Соч. СПб., 1814, Т. 9). “Словарь русского языка XVIII в.” относит первое появление слова англоман к 1776 году (Л., 1984. Вып. 1). В то время англомания представлялась как неумеренная любовь ко всему английскому.

Первым словарем, который определил термин англоман, был словарь Н. Яновского: англоман “кто удивляется и подражает с излишеством, смеха достойным, всему тому, что делается в Англии” (Новый словотолкователь. СПб., 1803. Вып. 1). С 1825 года его фиксируют почти все значительные словари. “Энциклопедический словарь Селивановского” определяет англомана как человека, “который, любя все английское страстно, удивляется, подражает оному с излишеством” (СПб., 1823-1825. Ч. 1); “Энциклопедический лексикон Плюшара” дает следующее толкование англомании - “предпочтительное и исключительное уважение англичан и всего английского, английских законов, нравов, обычаев, мод и проч.” (СПб., 1835. Т. 2); “Справочный энциклопедический словарь К. Крайа” - “подражание идеям, обычаям и манерам англичан” (СПб., 1847. Т. 1).[5]

Впервые слово англомания появляется во французском языке в 1764 году. Возникновение англомании и появление первых англоманов во Франции относится к началу 60-х годов XVIII века, когда после окончания Семилетней войны и заключения мира 1762 года всё английское стало крайне популярным. Современник свидетельствует: “Это чувство восхищения всем английским захватило многих англоманов... После заключения мира 1762 года фраки, английские кареты, английские лошади, скачки, пари, пунш, ростбиф, пудинг наводнили Францию.

Вопрос о том, когда появилась англомания в России является дискуссионным.

Еще Иван грозный приглашал на службу из Англии аптекарей, ювелиров архитекторов столяров плотников. Поощрялась торговля с англичанами, которым в свою очередь были даны беспрецедентные привилегии (беспошлинная торговля, монопольное право пользоваться северным путем и т.д.). Так же царь вел переписку с королевой Елизаветой, снарядил посольство в Англию с целью переговоров о возможном браке с племянницей королевы (которое по ряду причин не состоялось) и даже договорился с английским правительством о возможном политическом убежище, в случае заговора или мятежа против него. Конечно увлечения царя «англомана», не были столь широко распространены. Тем не менее придворная и служилая знать вместе с Грозным привыкали общаться с представителями западных держав, и не только в Москве но и за ее пределами, в зарубежных поездах. Они приобретали новые знания и знакомились с западной культурой.[6]

Но наиболее сильное влияние мы можем наблюдать в начале XIX века. Интерес к английскому языку обострился после 1812 года. Именно тогда английские авторы- романисты, публицисты, критики- стали переводиться на русский язык,а детей аристократов стали учить английскому языку. К концу царствования Александра I английский стиль сделался модным в большом свете. Определенная часть русского общества, в частности, представители высших классов, имея возможность знакомиться с английской культурой во время своих поездок на «туманный Альбион», воспринимали английские нравы, привычки, образ жизни. Но это было лишь внешней стороной того явления, которое у современников получило название «англомании». Русская англомания не была однородной. Среди ее представителей мы находим тех, кто интересовался лишь внешней стороной английской жизни, стороной, связанной с развлечениями и приятным препровождением времени.

Среди англоманов было немало выдающихся государственных деятелей, которые, изучая социально-политическое устройство Англии, английскую философию, экономические теории, имели в виду, прежде всего, интересы и насущные потребности России. Такие деятели, среди которых Н.И.Панин, Александр и Семен Воронцовы, Н.С.Мордвинов, видели в Англии не образец для бездумного подражания, а пример государства, где претворены в жизнь принципы разумного устройства общества, где все члены этого общества могут иметь равные права, независимо от их материального положения.

Одним из самых массовых явлений англомании той эпохи, являлся дендизм. Именно это явление мы и рассмотрим в данной главе.

Зародившись в Англии, дендизм включал в себя национальное противопоставление французским модам, вызывавшим в конце бурное возмущение английских патриотов.

В конце XVIII века французская мода вызывала бурное возмущение у английских патриотов, на национальном противостояние этому явлению, и зародился дендизм. Н. Карамзин в «Письмах русского путешественника» описывал, как во время его (и его русских приятелей) прогулок по Лондону толпа мальчишек забросала грязью человека, одетого по французской моде. В противоположность французской «утонченности» одежды, английская мода вводила фрак, который, по сути, предназначался для верховой езды. «Грубый» и спортивный, он воспринимался как национально английский. Особенностями французской предреволюционной моды являлось изящество и изысканность, в то время как английская допускала экстравагантность и в качестве высшей ценности выдвигала оригинальность. В результате дендизм имел тона национальной специфики и в этом смысле, с одной стороны, смыкался с романтизмом, а с другой — примыкал к антифранцузским патриотическим настроениям, охватившим Европу в первые десятилетия XIX века.

Существовало два аспекта интерпретации дендизма. Первый аспект культивировал силу в виде романтического бунтарства. Он был ориентирован на экстравагантность поведения, оскорбляющим светское общество, и на романтический культ индивидуализма. Противопоставляя изнеженному свету энергию и героическую грубость романтика. Второй аспект же напротив, противопоставлял грубому мещанству «светской толпы» изнеженную утонченность индивидуалиста, «модную слабость». Именно последний аспект нашел свое отражение в России. Соединение великосветской моды и нарочитой наглости и цинизма было не ново для русского человека. Именно этот стиль повлиял на некоторые литературные Замыслы Пушкина, и даже отчасти на его бытовое поведение.

Искусство Дендизма создает сложную систему собственной культуры. Наглость, прикрытая издевательской вежливостью, составляет основу поведения денди. Герой неоконченного Пушкинского романа в письмах точно описывает механизм дендистской наглости: «Мужчины отменно недовольны моею fetuite indolente, которая здесь еще новость. Они бесятся, тем более что я чрезвычайно учтив и благопристоен, и они никак не понимают, в чем именно состоит мое нахальство — хотя и чувствуют, что я нахал».[7]

Другой характерный признак бытового дендизма — поза разочарованности и пресыщенности. Подобное поведение зачастую воспринималось в ироничном ключе. Например, в письме А. Дельвигу от 2 марта 1827 года Пушкин пишет о младшем брате Льве Сергеевиче: «Лев был здесь — малый проворный, да жаль, что пьет. Он задолжал у вашего Andrieux 400 рублей и ублудил жену гарнизонного майора. Он воображает, что имение его расстроено и что истощил всю чашу жизни. Едет в Грузию, чтоб обновить увядшую душу. Уморительно».[8]

Дендизм, прежде всего, — именно поведение, а не теория или идеология. Кроме того, дендизм ограничен узкой сферой быта. Поэтому, не будучи смешан с более существенными сферами общественной жизни, он захватывает лишь поверхностные слои культуры своего времени. Неотделимый от индивидуализма и одновременно находящийся в неизменной зависимости от наблюдателей, дендизм постоянно колеблется между претензией на бунт и разнообразными компромиссами с обществом. Его ограниченность заключена в ограниченности и непоследовательности моды, на языке которой он вынужден разговаривать со своей эпохой.

Двойственная природа русского дендизма, создавала возможность двоякой его интерпретации. Конечно, идея дендизма состоит в индивидуальности и враждебности шаблону, но следует отметить что шаблонность самой борьбы с шаблоном.

Таким образом, межкультурная коммуникация России и Англии имела свои особенности. Не стоит забывать что в России в это время был устойчивый интерес к французской культуре, получивший название галломании. В то же время не стоит забывать и о развитии национальной, собственно русской культуры, которая в рассматриваемый период достигает небывалых высот. Изучение соотношения этих различных культур, причудливо переплетавшихся как на уровне всего общества, так и на уровне его отдельных представителей, может дать нам более полное представление о тех сложных и противоречивых процессах, которые происходили в культурной жизни русского общества.

2.2 Галломания

Галломания - от лат. Gallia (историческая область Западной Европы, включавшая в себя главным образом территорию современной Франции) и греч. mania - безумие, неистовство, восторженность. Для обозначения этого явления в отечественной литературе использовались также термины «галлофилия», «франкофилия», «франкомания».

Зародилась отечественная галломания в период правления Елизаветы Петровны (1741-1761), но расцвет ее можно наблюдать в период царствования Екатерины II (1762-1796), в то время когда французский язык стал доминантным и при императорском дворе, и в повседневном дворянском обиходе. Немаловажен так же и тот факт, что при Екатерине галломания в Российской Империи проявлялась на двух различных уровнях. Первый уровень - бытовая галломания, которая проявлялась в повседневном жизненном укладе, моде и т.д. Второй - политическая галломания, так как на тот момент французский язык стал самым распространенным и употребляемым в мире, ибо Париж в то время являлся центром всей европейской политики. Сама императрица состояла в переписке с виднейшими деятелями французского Просвещения, такими, как Ф.М.Вольтер, Д.Дидро, Ж.Б.Ж.д'Аламбер, барон Ф.М.Гримм и др. Подражая ей, многие представители российской аристократии завязали знакомства и переписку с просветителями, часто играя роль меценатов по отношению к небогатым ученым и писателям.

Что касается бытовой галломании, то она проявлялась в повседневном тесном общении россиян и французов. Немало российских дворян, воспользовавшись правом не служить государству, предоставленным манифестом «О вольности дворянства» от 18 февраля 1762 г., проживало в Париже. Многие из них были членами французских масонских лож. В свою очередь в Москве, Петербурге и некоторых других крупных городах находилось значительное количество французов - ремесленников, купцов, поваров, парикмахеров, содержателей модных магазинов и т.д. В столицах постоянно гастролировали французские артисты. Образованная публика следила за всеми книжными новинками, поступающими из этой страны. В тот период дети российских дворян сначала обучались французской речи, а потом родному языку как второму иностранному.

Однако с началом во Франции в 1789 г. революции феномену галломании в России был нанесен первый серьезный удар. Террор периода якобинской диктатуры (1793-1794) подтолкнул российское общество к пониманию того, что Франция не может более считаться центром европейской цивилизации. После казни короля Людовика XVI Екатерина II приказала разорвать все контакты с Францией. Политическая галломания значительно ослабла. Но бытовая галломания сохранилась и даже усилилась под воздействием французских эмигрантов-роялистов, приезжавших в Россию после революции. Многие из них нанимались в дворянские семьи в качестве гувернеров и учителей, способствуя тем самым усилению симпатий к представителям «старой Франции» и ненависти к республике и к наполеоновской империи. Часть эмигрантов поступила на российскую государственную и военную службу. Французский язык стал все более активно использоваться не только в дипломатической корреспонденции, но и в официальной переписке внутри государства.

После прихода к власти Александра I политические отношения с Францией пережили ряд взлетов и падений. Однако в домашнем быту российское дворянство по-прежнему придерживалось привычек «века Екатерины». По словам британской, путешественницы К.Уилмот, жившей в России в 1805-1807 гг. в качестве компаньонки кн. Е.Р.Дашковой, здесь высшие сословия «...во всем подражают французам; положим, что французские манеры к ним идут, но все же это обезьянство. <...> И как странно видеть, что среди этих французских манер, языка и нравов русские кричат против Бонапарта, когда не могут съесть обеда без французского повара, когда не могут воспитать детей без парижских бродяг, принимающих здесь обязанности наставников и гувернанток, словом, когда весь внешний лоск взят из Франции».[9]

Значительное ослабление галломании произошло в России в период русско-французских войн 1805, 1806-1807 и 1812-1814 гг., причем особенно это проявилось во время Отечественной войны 1812 г., когда патриотически настроенный бомонд, стал большее внимание уделять культуре своего государства. Следует отметить, однако, что в 1812 г. все важнейшие манифесты к народу император составлял по-французски, а на русский язык их переводил государственный секретарь А.С.Шишков. И дворянской среде стало модно говорить по-русски, окружать себя русской утварью и одеваться в традиционную, стилизованную национальную одежду.

Иногда борьба с галломанией приобретала крайне резкие формы, превращаясь в проявление ксенофобии по отношению ко всем иностранцам без исключения. По свидетельствам современников, в Москве перед вступлением в нее французов простолюдины срывали иностранные вывески, громили французские и немецкие магазины и лавки, избивали людей, говоривших на чуждом им иностранном языке.

Но после падения наполеоновской империи политическая галломания вновь приобрела в среде российского дворянства определенное, хотя и не такое, как ранее, влияние. Молодые дворяне, побывавшие во Франции, «восприняли» там идеи о необходимости введения в России народного представительства, а также основных политических и гражданских свобод. Позже это выразилось в появлении декабристского движения. Усилению галломании способствовало и то обстоятельство, что после 1812 г. в стране осталось много французских пленных, которых охотно принимали в дворянских семьях. С их помощью провинциальное дворянство надеялось приобрести «парижский шик».

Подводя итоги, следует отметить, что галломания - это феномен не только общественной жизни России, но и общеевропейское явление. В той или иной степени увлечение галломанией пережили почти все страны Европы, и везде оно постепенно сменилось борьбой за признание приоритета национальных ценностей.