О суетных ухищрениях. Часто люди пытаются добиться одобрения путем легкомысленных суетныхухищрений

Часто люди пытаются добиться одобрения путем легкомысленных суетныхухищрений. Таковы поэты, которые сочиняют длинные творения, состоящие изстихов, начинающихся с какой-либо одной буквы; так в древности грекиподбирали размеры своих стихов, удлиняя или укорачивая строки таким образом,чтобы из сочетания этих строк образовывались какие-нибудь фигуры — яйца,шарики, крылья, топоры; такова же была мудрость и того человека, которыйувлекся вычислением, сколькими различными способами можно расположить буквыалфавита, обнаружив, в конце концов, как рассказывает об этом Плутарх, чтосуществует невероятное количество таких комбинаций [841]. Я нахожу правильныммнение о подобных вещах одного человека, которому показали искусника,научившегося так ловко метать рукой просяное зерно, что оно безошибочнопроскакивало через ушко иголки; когда этого человека попросили вознаградитьстоль редкое искусство каким-либо подарком, он отдал забавное и, по-моему,вполне правильное приказание выдать искуснику две-три меры проса, чтобы онмог сколько угодно упражняться в своем прекрасном искусстве [842]. Ипоразительное свидетельство немощности нашего разума заключается в том, чтоон оценивает всякую вещь с точки зрения ее редкости и новизны, а такжемалодоступности, хотя бы сама по себе она и не содержала в себе ничегохорошего и полезного.

Недавно у меня в доме мы занялись игрой — кто подберет большееколичество слов, выражающих два совершенно противоположных значения, как,например, sire, которое обозначает титул, присвоенный самой высокой особе внашем государстве — королю, но применимо также и к простым людям, напримерторговцам, не касаясь, однако, лиц, занимающих промежуточное между нимиположение. Женщину высокопоставленную называют — dame, женщину среднегосословия — demoiselle, а женщин самого низкого состояния опять-таки — dame.Балдахины над столами допускаются только у особ королевской крови и втрактирах.

Демокрит утверждал, что боги и звери обладают более остройчувствительностью, чем люди, которые в этом отношении находятся на среднемуровне [843]. Римляне носили одинаковые одежды в траурные и в праздничные дни.Установлено с несомненностью, что предельный страх и предельный пылхрабрости одинаково расстраивают желудок и вызывают понос.

Прозвище «дрожащий», полученное двенадцатым королем Наварры Санчо,доказывает, что смелость заставляет наши члены дрожать, подобно страху.Однажды слуги, надевая на своего господина доспехи и видя его дрожь,пытались ободрить его и стали приуменьшать опасность, которой ему предстоялоподвергнуться, но он сказал им: «Вы плохо меня знаете. Если бы тело моепредставляло себе, куда увлечет его сейчас моя храбрость, оно бы, объятоесмертным холодом, упало на землю».

Слабость, овладевающая нами вследствие холодности и отвращения квенериным играм, возникает у нас также и от чрезмерных желаний инеобузданной пылкости.

Слишком сильный холод и слишком сильный жар могут варить и жарить.Аристотель утверждает, что слитки свинца размягчаются и плавятся от холода иот зимних морозов так же, как от сильного жара [844]. Вожделение и пресыщениев равной мере заставляют страдать нас и когда мы еще не достиглинаслаждения, и когда мы перешли его границы. Глупость и мудрость сходятся водном и том же чувстве и в одном и том же отношении к невзгодам, которыепостигают человека: мудрые презирают их и властвуют над ними, а глупцы неотдают себе в них отчета; вторые, если можно так выразиться, не доросли доних, первые их переросли. Мудрые, хорошо взвесив и рассмотрев свойства нашихнесчастий, измерив их и обсудив их истинную природу, возвышаются над нимимощным и мужественным порывом: они презирают их, попирают ногами, ибообладают такой силой и крепостью духа, что стрелы злого рока, попадая в них,неизбежно должны отскакивать и притупляться, как от встречи с твердым телом,в которое им не проникнуть. Люди обыкновенные, средние, находятся междудвумя этими крайностями — они сознают свои беды, ощущают их и не имеют силыих перенести. Детство и старческая дряхлость сходны умственной слабостью,алчность и расточительность — стремлением приобретать, увеличивать своедостояние.

Есть все основания утверждать, что невежество бывает двоякого рода:одно, безграмотное, предшествует науке; другое, чванное, следует за нею.Этот второй род невежества так же создается и порождается наукой, как первыйразрушается и уничтожается ею.

Простые умы, мало любознательные и мало развитые, становятся хорошимихристианами из почтения и покорности; они бесхитростно веруют и подчиняютсязаконам. В умах, обладающих средней степенью силы и средними способностями,рождаются ошибочные мнения. Они следуют за поверхностным здравым смыслом иимеют некоторое основание объяснять простотой и глупостью то, что мыпридерживаемся старинного образа мыслей, имея в виду тех из нас, которые непросвещены наукой. Великие умы, более основательные и проникновенные, являютсобой истинно верующих другого рода: они длительно и благоговейно изучаютСвященное писание, обнаруживают в нем более глубокую истину и, озаренные еесветом, понимают сокровенную и божественную тайну учения нашей церкви. Всеже мы видим, что некоторые достигают этой высшей ступени черезпромежуточную, испытав при этом величайшую радость и убежденность в том, чтоими достигнута последняя грань христианского просвещения, и наслаждаютсясвоей победой, нравственно перерожденные, исполненные умиления,благодарности и величайшей скромности. Но в их число я не хотел бы включатьтех людей, которые, желая очиститься от всякого подозрения в склонности ксвоим прежним заблуждениям и убедить нас в своей твердости, впадают вкрайность, становятся нетерпимыми и несправедливыми в отстаивании нашегодела и пятнают его, вызывая постоянные упреки в жестокости.

Простые крестьяне — честные люди; честные люди также философы, натурыглубокие и просвещенные, обогащенные обширными познаниями в области полезныхнаук. Но метисы, пренебрегшие состоянием первоначального неведения всех науки не сумевшие достигнуть второго, высшего состояния (то есть сидящие междудвух стульев, как, например, я сам и многие другие), опасны, глупы и вредны:они-то и вносят в мир смуту. Что касается меня, то я стараюсь, насколько этов моих силах, вернуться к первоначальному, естественному состоянию, котороесовсем напрасно пытался покинуть.

Народная и чисто природная поэзия отличается непосредственной свежестьюи изяществом, которые уподобляют ее основным красотам поэзии, достигшейсовершенства благодаря искусству, как свидетельствуют об этом гасконскиевилланели [845]и поэтические произведения народов, не ведающих никаких наук идаже не знающих письменности. Поэзия посредственная, занимающая место международною и тою, которая достигла высшего совершенства, заслуживаетпренебрежения, недостойна того, чтобы цениться и почитаться.

Однако, предавшись подобным умственным изысканиям, я увидел, как эточасто бывает, что мы принимали за трудную и необычную работу то, что насамом деле не таково; находчивость наша, обострившись, обнаруживаетбесконечное количество подобных примеров. Я приведу здесь только один: еслистоит говорить об этих моих «Опытах», то может случиться, думается мне, чтоони не придутся по вкусу ни умам грубым и пошлым, ни умам исключительным ивыдающимся. Те их не поймут, эти поймут слишком хорошо; и придется имудовольствоваться читателем среднего умственного уровня.