Глава 26. — Все, больше тянуть невозможно

— Все, больше тянуть невозможно! — сказал Семен. — Все резервы вышли. У нас девять минут до контрольного срока. К тому же, не дай Бог, гости нагрянуть могут.

— Нет, гостям рано, — возразил Анатолий, поднимаясь и собирая оружие. — Так быстро они сориентироваться не смогут. Пока стрельбу услышат, пока лясы поточат, пока радиостанцию потерзают, пройдет добрых пятнадцать минут. А надо еще оружие разобрать — не таскают же они постоянно при себе автоматы, решить, кто поедет, кто останется, кто в охранение пойдет. И еще машину из гаража выгнать. А в ней, как всегда, бензина не окажется… Это еще минимум полчаса. Немцы на что дисциплинированные и легкие на подъем были, и то меньше двадцати минут не собирались. А здесь наши совковые бандиты. Они вообще могут никуда не тронуться — передерутся, кому первому под пули лезть.

— Тебя послушать, так нам вообще можно никуда не двигаться — спать лечь.

— А что, хорошая идея. Я бы лег.

— Ты бы где угодно лег. Дай возможность. Я бы, может, тоже лег, кабы меня внучка не торопила.

— Да ладно тебе злиться. Дополнительных пять минут у нас при любом раскладе есть. Должны успеть. Еще, помяни мое слово, перед воротами ждать придется.

Анатолий ошибался. Дополнительных пяти минут у них не было. Потому что в их расклад вмешался еще один игрок. Очень сильный игрок. Шеф.

— Давай выгоняй машину. А я этих поближе подтащу.

— Ты там выбери кого полегче. И почище.

— Чистоплюй ты, Толя. И еще сачок первостатейный.

— Не сачок, а практик. Много мне радости на коленях какого‑нибудь бугая под сто килограммов весом держать. Я женщин‑то за всю жизнь туда свыше пятидесяти килограммов не усаживал.

— Ты их вообще давно никуда не усаживал. Кроме как рядом на скамейке.

Иномарка выскочила на шоссе. Остановилась подле груды трупов.

— Давай первого. Только кого‑нибудь пощуплее. У меня руль перед брюхом, — сказал Анатолий.

Семен подтащил тело под руки к машине, приподнял, прислонил к кабине, а потом перевалил на переднее сиденье, на колени Анатолию.

— Это тот, что полегче? Ну спасибо.

— Они все одинаковые. Все качки. Этот самый щупленький. Рулить‑то не мешает?

— Что за идиотские вопросы? Конечно, мешает. Ни вздохнуть, ни повернуться. Не мешала бы семнадцатилетняя девочка. Живая.

— Ладно, не ворчи, пять минут как‑нибудь потерпишь.

— Как же — потерпишь! С него еще и кровь капает! Не мог подобрать что‑нибудь почище.

— Ну тогда иди и сам выбирай! Не в магазине, чтобы каждый труп примерять.

— Ладно, не бухти. Давай поторапливайся!

Совсем старыми стали бойцы. Совсем ворчунами. И то не устраивает. И это.

Семен взял еще одно тело, подтащил и завалил на переднее, рядом с водителем, сиденье.

— Готово!

— Наклони его к дверце и ремнем пристегни. И глаза открыть не забудь. А то он совсем как неживой.

Разведчики играли в маскарад. Рассаживая перед ветровыми стеклами мертвецов, они предполагали усыпить бдительность оставшихся в лагере бандитов. Они хотели выиграть несколько секунд, которые потребуются тем на то, чтобы понять, что сидящие на переднем сиденье иномарки люди — мертвы. Бандиты увидят въезжающую в ворота машину, различат знакомые лица и не поднимут оружие. И наверняка выйдут, чтобы узнать у приехавших, что с ними такое приключилось.

Машина подъедет к гаражу. Бандиты придвинутся ближе. И в это мгновение ударят автоматы. Ударят с двух сторон. Из иномарки и с тыла, где должны будут находиться Михась и Боря.

И случится это ровно через шесть минут. В заранее условленное время.

Главное, чтобы вторая десантная пара успела выйти на исходный рубеж.

— Поехали?

Машина медленно двинулась вперед. Набрала скорость. Вильнула в сторону.

— Черт, ничего не вижу из‑за его башки, — пожаловался Анатолий.

— Езжай помедленней. Лучше позже приехать, чем приехать в кювет, — посоветовал Семен.

Он сидел сзади и набивал патронами пустой пулеметный диск.

— На хрена тебе «Дегтярев» сдался? Мы одними автоматами обойдемся, — удивился наблюдающий за его действиями в зеркало Анатолий. — Лучше бы моего балбеса придержал, чтобы он не елозил.

— У каждого своя работа. А оружие должно быть в порядке! Всегда.

— Тебе бы не подполковником в отставке, тебе бы в действующей старшиной быть. Солдафон!

— Ты не отвлекайся. Сиди — и рули. На пару с помощником.

С минуту ехали молча.

Пока не показалось идущая навстречу машина.

— Машина, — сказал Анатолий.

— Какая машина?

— Встречная.

— Какая может быть встречная машина? Здесь больше никаких дорог нет!

— Ну, значит, их машина!

— Мать твою! Как же они успели?!

— Успели, нас не спросили.

— Может, проскочим мимо?

— Как же, проскочим, если они за нами едут! Не разминуться нам. Как в песне! Я торможу! Иномарка встала. На заднем сиденье клацнул затвор автомата.

— Что дальше будем делать?

— Ничего. Приветствовать. Как положено после долгой разлуки. Помаши им рукой.

— Какой рукой? Ты что, сдвинулся?

— Да не своей. Его рукой!

Анатолий, закрутив ручку, опустил стекло. Схватил труп за рукав и, приподняв руку, слегка высунул ее в окно.

— Кажется, Витек, — сказал водитель встречной машины.

— Где?

— На водительском сиденье.

— А что он за баранкой делает? Он же рулит как сапожник. И почему не на «рафике»? Где «рафик» — то?

— Это ты его спроси.

— А рядом кто?

— Кажется, Серый. Точно — Серый! Видишь, он вперед подался. Что‑то они вялые какие‑то.

— Ну‑ка, подъезжай поближе. Мы с ними потолкуем.

— Сейчас подъеду. Да убери ты автомат.

Семен отпустил безжизненное тело Серого, и он отпал от ветрового стекла обратно на сиденье.

— Что ж они, сволочи, не могли по рации с нами связаться. Заставляют машину гонять! Ну, задаст им шеф…

Машины поравнялись. Борт в борт.

— Эй, Сема, вы где пропадали? — закричал водитель. И тут же:

— Это не Сема… Мужики, они убиты!

И сразу же длинная дробь автоматной очереди. И брызги разлетающегося стекла.

И встречная дробь. И смачные шлепки пуль в тело.

Крепкие оказались бандиты. По крайней мере один. Успел в последний момент сориентироваться, взвести и пустить в ход автомат.

Секунды длилась автоматная дуэль. «АКМ» замолчал первым. «ППШ» стучал еще секунд десять, пока не лязгнул пустой затвор.

Тишина. И сизый пороховой дым.

Абсолютная тишина.

Мертвая тишина.

— Как ты? — напряженно спросил, боясь не услышать ответа, Анатолий. — Живой?

— Вроде живой. Хотя, кажется, немного зацепило. А тебя?

— Вроде нет. Меня «напарник» спас. Прикрыл своим телом. В него раза два точно попало.

— Ну вот видишь, а ты его на коленки сажать не хотел. Девку требовал.

— Да, девка была бы похуже. Потому что поменьше. Кажется, я пересмотрю свое отношение к стокилограммовым мужчинам. Чем‑то они мне стали симпатичны. Ну что, вылазим?

— Вылазим. Ой, нет, не могу.

— Ранен?

— Да. В ногу и еще, кажется, в плечо. Я же говорю — зацепило.

— Не двигайся. Я помогу, — приказал Анатолий, скинул с колен мертвеца и, освободившись, встал с сиденья.

Вначале он подошел к встречной машине. Аккуратно подошел, со взведенным в боевое положение револьвером. В салоне, в лужах еще парящей крови лежали бандиты. Мертвые. Все.

Анатолий сильно ткнул каждого стволом револьвера. Он не любил случайностей, не любил подлые выстрелы в спину. Нет, все в порядке — мертвее не бывает. За тылы можно было не беспокоиться.

Среди мертвецов, залитая кровью, валялась рация. Мигающий индикатор показывал, что она работает. Анатолий поднял ее и переключил на прием.

— Эй, что там у вас случилось? Какая машина? Что за стрельба? Отзовитесь! Вы слышите нас?

Это было плохо. Это было очень плохо, что рация была включена. До последнего мгновения она транслировала все, что происходило в машине. Теперь там, в лагере, наверняка догадались, что случилось худшее. Что посланные в помощь бандиты попали в засаду. Теперь они будут настороже, и вряд ли удастся проскочить за ворота безнаказанно. Эффект неожиданности утрачен.

Анатолий выключил радиостанцию и вернулся к иномарке.

Семен, лежа на заднем сиденье, скрипел зубами. Шок начинал проходить. Взамен него приходила боль.

— На что жалуется больной? — попробовал пошутить Толя, но, увидев густо сочащуюся по плечу и ноге товарища кровь, замолк. — Ладно, закатывай штанину, будем смотреть.

— Погоди штанину. Скажи, как там в машине?

— Хреново в машине. Эти все трупы. Но рация работала на передачу.

— Вот так‑так. Получается, они обо всем узнали, что называется, из первых уст?

— Получается так. Если не еще хуже, — ответил Анатолий, осторожно ощупывая раны.

— Ох! — не сдержавшись, вскрикнул Семен.

— Больно?

— Приятно. Ты лучше скажи, кость задета или нет?

— Нет, кажется, повезло. Только мышцы. Если потерпишь, скажу точнее.

— Давай злодействуй, — кивнул Семен, стискивая челюсти.

И Анатолий, и Семен много на своем веку видели ран. Огнестрельных в том числе. Опытом наблюдения растерзанной плоти они обладали ничуть не меньшим, чем квалифицированные хирурги. И диагнозы ставили не хуже.

— Ну?

— Нормально. Считай, в кальсонах родился.

— Почему в кальсонах?

— Потому что в ногу попало. А плечо так — царапина. Через пару деньков заживет. Теперь еще немного потерпи. Бинтовать буду.

— Погоди бинтовать. Не до медицины сейчас. В лагерь тебе надо. Немедленно. Там наши наверняка на исходные вытянулись, если мы… — Семен осекся. — Если ты не прибудешь к назначенному сроку, их могут прищучить. Тогда им никакие бинты не помогут. Время на секунды пошло.

— Ты же кровью истечешь.

— Не истеку. Сам перебинтуюсь как‑нибудь. Мужиков спасать надо. Ты, если хочешь мне помочь, дело быстрее доделай. Если они по моей вине погибнут, моя жизнь спасенная мне же поперек горла встанет. Действуй.

— Как же я тебя оставлю? Одного. Здесь.

— Как раньше оставляли. Когда на задание шли. Дело важнее. Ты же меня не насовсем оставляешь. Управишься — на обратном пути подберешь. Не первый раз.

— Ладно. Тогда я по‑быстрому отстреляюсь и обратно. Где‑нибудь через часик. Дотерпишь?

— Дотерплю. Делов‑то — две сквозных дырки.

— Ну, тогда держись!

Анатолий осторожно вытянул раненого товарища из машины и волоком оттащил до ближайших деревьев. Прислонил головой к стволу.

— Все. Не тяни время. Оставляй меня здесь. Мне здесь нравится. Пейзаж здесь хороший.

— Вот бинты. Вот вата. Если не хватит — рви исподнее. Ну я пошел?

— Погоди. Оружие притащи. Автомат мой. И гранату.

— Зачем тебе оружие? Ты на бюлютне.

— Без оружия я не могу. Без оружия я оставаться не согласен. Мало ли как у вас там сложится…

Анатолий сбегал к машине, принес все лишнее оружие.

— Вот теперь хорошо, — сказал удовлетворенно Семен, поглаживая свой автомат. — Теперь иди.

Анатолий развернулся и резко шагнул прочь. Словно какую‑то черту переступил.

— Толя! — крикнул вдогонку Семен.

— Что?

— Вы поосторожней там. С внучкой. И сами тоже.

— Ладна. Не дрейфь, не впервой! Прорвемся! — ответил Анатолий, отворачиваясь.

Прошел шагов десять и снова обернулся. Семен, чуть приподняв корпус и стараясь не застонать от боли, запихивал под себя гранату. Как на фронте. Не желает живым в руки врага попадать. А граната‑то — противотанковая. Как раз по его нынешним габаритам.

Смешно.

И страшно.

В машине за баранкой Анатолий успокоился. И постарался забыть о Семене. Теперь, когда решение было принято, оглядываться назад было нельзя. Семен сам взял на себя заботу о себе. Анатолию надо было думать о будущем. Об очень скором будущем.

Он остался один. Старый план — лихого подъезда к гаражам — теперь исключался. Доехать до них ему не дадут. Расстреляют на дальних подступах. Единственно, что он мог реально сделать, — это заблокировать ворота. Закрыть единственный путь преступникам к отступлению. И держать его до тех пор, пока зашедшие с тыла товарищи не довершат дело. Или пока не довершат дело бандиты. Без альтернатив.

Держаться сколько возможно.

Держаться до конца!

Ворота Анатолий проскочил с ходу. Но проезжать далеко не стал. Свернул на обочину и задним ходом сдал к воротам, поставив машину поперек дороги. Быстро выскочив в открытую в сторону леса дверцу, он вытащил оружие и, пригибаясь и прячась за машиной, неуклюже прыгнул к забору. Дальше он продвигался ползком, скрываясь за кочками и нагромождениями мусора, стараясь выбирать маршрут через ямы и другие понижения рельефа. Было очень важно, чтобы противник раньше времени не распознал его огневой рубеж.

От гаражей доносились чужие крики. Потом ударил первый выстрел.

Нервничают. Наугад лупят. Это хорошо, что наугад. И что нервничают. Нервный противник безопасней выдержанного. Эмоции упреждать легче, чем трезвый расчет.

До начала по‑настоящему активных действий Анатолий успел оборудовать три примерно равноценных позиции. Одна — за густо поросшим травой и кустарником бугорком. Другая — в глубокой, напоминающей воронку ложбинке. Третья — за навалом бетонных плит. Если их использовать попеременно, то возможно создать иллюзию присутствия нескольких бойцов. Что может на некоторое время остудить пыл наступающих.

Главное, быстро и незаметно перемещаться из одного убежища в другое. Насчет незаметно Анатолий не сомневался — предполагаемый путь он на скорую руку замаскировал с помощью случайных веток, мусора и травы. А вот что касается быстро — это вряд ли.

На каждой позиции вспомнивший уроки фронта разведчик оставил какое‑нибудь оружие и запасные патроны. Справа — винтовку, слева трофейный «АКМ». В центре, до упора расставив сошки, поставил пулемет. Не зря Семен набивал патронами диск. Как в воду смотрел!

С собой Анатолий таскал только «ППШ» и револьвер. Личное оружие должно быть лично с ним!

От гаража постреливали все более часто.

«Ничего. Четверть часа продержусь точно. А там наши подоспеют, — подумал Анатолий. — А если не подоспеют?»

Тогда его обойдут с флангов и тыла и пристрелят, несмотря на три стрелковые ячейки. Следить за всеми четырьмя направлениями он не в состоянии. Нет у него соседей справа, соседей слева и стратегического резерва в ближнем тылу. Один он. Как тот воин в поле.

Но об этом лучше не думать. И вообще лучше не думать о том, «что если вдруг». Бой покажет. Есть доверенная тебе позиция — за нее и держись. Хоть руками, хоть ногами, хоть еще чем. Назад — ни шагу! Вцепись — и не отпускай. Пока не последует другой команды. А что там делают соседи справа и слева — не твоего рядового ума дело. Ты отвечаешь за то — за что отвечаешь!

Только так можно удержать свою стрелковую ячейку, свой окоп, свой фронт. Только так можно выиграть войну!

Когда первая пуля ткнулась позади позиций в бетонную стену забора и спустя мгновение, в метре от нее, еще одна, разведчик понял, что хаотичная, с целью успокоить собственные расшалившиеся нервы, стрельба закончилась. Началась разведка боем.

Теперь они, нащупывая не видимое им пока укрытие, будут равномерно обстреливать площади. Будут провоцировать его на ответный выстрел. Примитивная, действующая только на сопливых новобранцев тактика. Его такой не взять.

Пуганые! От отдельных, просвистывающих мимо головы пулек в обморок не падаем.

Но осадная тактика длилась недолго. Видно, кому‑то она не понравилась. Стрельба стихла и тут же, минуты не прошло, набрала обороты. Похоже, готовилась атака.

Разведчик, слегка высунувшись из укрытия, осмотрелся. Две группы по два человека, пригибаясь к земле, перебегали от укрытия к укрытию. Еще двое, не жалея патронов, поливали местность в направлении их наступления. На этот раз бандиты действовали довольно умело. Поди, в армии научились. Вспомнили с перепугу преподанные им на срочной службе науки.

Теперь молчать было бессмысленно. Помолчишь так пяток‑другой минут, позволишь им дойти до забора и уже навек замолкнешь. С пулей в сердце.

Разведчик передернул затвор «Дегтярева» и, выцелив идущего дальше всех, нажал на курок, отсекая короткую очередь. Пулемет вздрогнул, выплюнув три патрона. Бандит упал. Остальные ответили истерически длинными очередями.

Первая жертва далась легко. Другие такого подарка уже не преподнесут. Другие будут бояться. Враг выказал свой характер и свое логово. Теперь можно было не стесняться. Разведчик передвинул пулемет и тремя короткими очередями пробил колеса у застрявшей в воротах машины. Для лучшего сцепления с грунтом.

И еще одним выстрелом — бензобак. На всякий случай. На случай, если кто‑то захочет прорваться через ворота. Машина загорелась черным чадящим пламенем.

Потом дал длинную очередь в сторону наступавших и переполз на другую позицию.

Контрольное время давно минуло. А подмоги все не было. Подмога запаздывала.

Пока силы наступающего противника молотили грунт вблизи первого укрытия, разведчик выцеливал их из другого. Выцеливал с помощью винтовки. Старого образца. Он любил эту безотказную, хотя и неуклюжую винтовку. Она позволяла попадать туда, куда хотелось. И попадать издалека. «ППШ» — лупил по площадям. Наудачу. Вдруг из десятка выпущенных пуль одна попадет в цель. Он был годен только для ближнего боя. Где важно в единицу времени выпустить как можно больше зарядов.

Бандиты все более увлекались стрельбой. Все чаще высовывались из укрытий. То одна, то другая макушка показывалась из‑за камней и кочек. Но быстро скрывалась назад. Разведчик не спешил. Он хотел бить наверняка. Пустой выстрел только напугал бы наступавших, загнал бы их обратно за препятствия. Вытащить их оттуда повторно было бы затруднительно.

Может, тот, что слева?

Нет, слишком быстро заныривает обратно.

Справа?

Очень неудобно лежит.

Центральный?

Пожалуй, он. Самый беспокойный. Самый невнимательный. А может быть, самый отчаянный. Отчаянные всегда первыми попадают на мушку. Снова приподнялся. Завис на секунду. Опустился. Опять поднялся. Закрутил во все стороны головой, разыскивая соседей. Кажется, даже что‑то закричал.

Командует? То есть он командир? Пусть даже неформальный. Тогда все как надо. В командира первый выстрел. Старый закон войны. Командир идет за трех рядовых бойцов. Смерть командира дезорганизует вверенное ему подразделение.

Тогда только он. Центральный. Разведчик перевел планку прицела на двести метров, тщательно прицелился в кочку, за которой скрывалась облюбованная голова, и задержал дыхание. Когда голова поднялась над поверхностью земли, оставалось только нажать на курок. Выстрел!

И голова вначале сильно дернулась назад, а потом безвольно ткнулась в землю.

На мгновение стрельба прекратилась. Единственный винтовочный выстрел перекрыл стрекотню автоматов. Перекрыл результативностью.

Не тратя ни мгновения, разведчик переполз на третью, пока еще не раскрытую позицию. С нее он стрелял наугад. Для пущей острастки. Попасть в спрятавшегося в укрытии противника из малознакомого, не пристрелянного автомата с такого расстояния можно было только сдуру.

За десять минут боя он положил двух противников. Отличный, учитывая его возраст, результат. Сможет ли он подстрелить других, было сомнительно. Если вообще возможно. Только разве при их наглом, в полный рост наступлении.

Или уже возле самых позиций, где они неизбежно достанут и его.

Первые мгновения боя, когда противники еще не знают друг друга, не знают, кто на что способен, он использовал на сто процентов. Теперь его тактика, его возможности им известны. Теперь их голыми руками не возьмешь. Убив двух врагов, он научил остальных методам борьбы против себя. Тем уменьшив свои шансы на спасение. Он обучил тех, кто хотел его убить. Такова диалектика боя. Тот, кто побеждает, исподволь, своей победой, готовит себе поражение.

Еще пять, еще десять минут — и поражение и его смерть станут неизбежны. Единственное, что он может, что постарается сделать, это прихватить с собой на тот свет еще хотя бы одного врага.

Спасти бой, спасти его может только помощь со стороны. Но если ее до сих пор нет, значит, ее скорее всего и не будет. Значит, придется биться и умирать в одиночку.