ГЛАВА 18. Какими бы острыми ни были противоречия между различными классами, слоями и политическими группировкам внутри общества

КАК РЕКИ РАЗДЕЛИЛИ НАРОДЫ

______________________________________

Какими бы острыми ни были противоречия между различными классами, слоями и политическими группировкам внутри общества, они часто отступали перед необходимостью противостоять внешнему врагу. Войны против чужеземцев объединяли народ под властью правителя. В этом случае механизм общественной солидарности пускал в ход все древние стереотипы, позволявшие отличать «своего» от «чужого» и снимавшие любые ограничения на самые жестокие действия против «чужаков». Джузеппе Верди водной из сцен своей оперы «Аида» изобразил, как вступал в действие этот механизм перехода к истребительной войне против чужеземцев в Древнем Египте, и, вероятно, не очень погрешил против истины. В ответ на сообщение гонца, прибывшего «от границ эфиопских» со «страшною вестью» о нападении, Верховный жрец призывает к войне (в русском варианте оперы это звучит так: «Врагам Отчизны – только смерть и мщенье!»), а хор придворных и воинов подхватывает его призыв (в оригинальном варианте многократно повторяется слово «Война!», в русском переводе несколько раз звучит: «Мщенье!»).

Неизвестно, совпадали ли события, происходившие в «Аиде», с появлением солнечных пятен. Однако среди событий, которые, по оценкам Чижевского, приходятся на пики солнечной активности, важное место занимают «войны, военные, завоевательные, оккупационные, карательные экспедиции, набеги… В период максимальной активности иногда достаточно малейшего повода, чтобы массы воспламенились… и двинулись на войну… Период максимальной активности способствует выдвижению полководцев… В этот период иногда бывает достаточно одного вовремя сказанного слова или одного жеста, чтобы двинуть целые армии». В такие годы «войска сдерживаются с трудом».

И все же причиной войны не обязательно являлась необходимость дать отпор агрессору, как это показано в опере Верди, и не эмоциональный порыв, вызванный воздействием солнечной активности, как утверждал Чижевский. Хотя солнечная активность могла ускорить переход к войне, очевидно, что в отличие от многих восстаний, начинавшихся стихийно, военные действия зачастую готовились заранее и отвечали не столько внезапным порывам горячих сердец, сколько заблаговременному расчету холодных голов. Документы тех лет свидетельствуют о том, что, совершая военные походы, древние правители исходили из хладнокровного желания ограбить соседей.

Потомки охотников не только продолжали заниматься охотничьим промыслом и бороться за места, изобиловавшие дичью, но и применяли свои навыки ловцов и воинов против соседей – скотоводов и земледельцев. В записях, относящихся к правлению фараона Снофру, говорилось о большом походе египтян в Эфиопию, увенчавшемся уводом 7 тысяч пленных в рабство и захватом 200 тысяч голов скота, о пленении 1100 ливийцев и захвате их скота. Египетский царь I династии сообщал потомкам о том, что под его руководством были похищены у соседних народов, 400 тысяч голов крупного рогатого скота и 1422 тысячи голов мелкого рогатого скота. Такие походы продолжались на протяжении всей древней истории Египта. Уже в период Нового царства Аменхотеп II (XV век до н. э.) в результате одного похода доставил в страну 101 128 пленников. Он же привез из другого грабительского похода в Сирию и Палестину 45,5 тонн меди.

Правители других стран также оставили записи, в которых с гордостью сообщали потомкам о своих грабительских походах. Так, царь хеттов Мурсила II (около 1340 года до н. э.) писал: «Когда я всю страну Арцава победил, то я, Солнце (титул хеттского царя), добычей людьми в дом царя привел, – это было всего 66 тысяч людей добычи. То, что знать, войска, колесничие из Хаттусы привели в качестве добычи людьми, крупного и мелкого скота, нельзя было сосчитать״. Таким образом, грабеж других народов изначально считался у цивилизованных стран не только приемлемой нормой поведения, но и делом, достойным увековечивания в памяти потомков.

Отношение к своим соседям у цивилизованных народов ничуть не изменилось с тех пор, как они сражались за места охоты. Однако если в ходе таких войн у различных охотничьих племен были примерно равные возможности, то шансы на успех в нападении и обороне у цивилизованных держав были разными. Если в прошлом на сухопутных магистралях соперничали небольшие отряды в несколько десятков человек, то теперь крупные державы могли собрать многотысячные войска. Страны, не способные противопоставить крупной державе равновеликое воинство, не могли мечтать о нападении на нее и даже о защите от ее вторжения. Но почему же одни страны стали великими, а другие малыми?

Цивилизация породила не только неравенство внутри стран, ко и между ними. Став основными стержнями, вокруг которых формировались первые цивилизованные державы, реки или другие источники воды разделили трансконтинентальные магистрали на отдельные отрезки. Объединение земледельческих общин имело конечной целью установление единой власти в той или иной речной долине. Поэтому складывавшиеся там державы стремились обеспечить себе полный контроль над речной долиной или междуречьем. Египет беспрерывно вел войны против Эфиопии за полный контроль над долиной Нила. Не раз возникали войны между двумя частями Египта, и тогда одни египтяне относились к своим бывшим соотечественникам как к чужакам, грабя их и обращая их в пленников. Так, один из царей I династий. Верхнего Египта хвалился тем, что взял в плен 120 тысяч жителей Нижнего Египта. Первая половина III тысячелетия до н. э. в Месопотамии ознаменована войнами между различными шумерскими государствами за контроль над всей ирригационной системой Междуречья. Впоследствии Аккад, расположенный в северной части Междуречья, стремился подчинить Шумер, занимавший ее юг.

Установление власти над разными речными долинами предопределило их разные размеры. Державы, создававшиеся в долинах Нила, Тигра, Евфрата, Хуанхэ, Инда, не могли быть малыми. Напротив, государство, которое складывалось в долинах рек Керхе и Карун, не могло соперничать по своим размерам с вышеприведенными. Отрезки центральной магистрали, оказавшиеся между крупными реками, были заняты государствами, которые оказались обреченными играть роль малых стран в международном сообществе того времени.

Если желание первобытных племен завладеть выгодными местами охоты или ограбить соседей сдерживалось нередко сложными тотемными связями, то у цивилизованных народов таких сдерживающих причин не было. Безудержное стремление к грабежам, порабощению и захватам заставляло крупные и сильные державы выходить за пределы своих речных долин и покорять малые и слабые страны. Однако те, в свою очередь, стремились завладеть землями более слабых стран. Созданное в долине сравнительно небольшой реки Кызыл‑Ирмак государство Хеттов расширило свои владения на большую часть Малой Азии и превратилось в грозного соперника Египта, Ассирии и других держав. Некоторые из малых стран даже использовали кризисы, поражавшие своих сильных соседей, для того чтобы овладеть их землями. Так, поступало не раз государство Элам в отношении своих соседей в Месопотамии. Как отмечал Л. Мечников, «иногда в течение жизни нескольких поколений эламиты успевали сохранить власть над побежденными» народами Междуречья.

Неравенство между странами объяснялось и различиями в их географическом положении относительно других в пределах цивилизованного пояса. Те страны, которые находились на оживленных перекрестках древних путей, оказывались в более выгодном положении, чем страны, возникшие вдали от центральных кварталов ноосферы.

Объясняя возвышение Ассирии, авторы «ВИ» справедливо обратили внимание на связующее положение, занимаемое этой страной к началу ее подъема: «Ассирия играла роль передаточного пункта, промежуточной инстанции в обмене между отдельными обществами и государствами с самого начала возникновения сколько‑нибудь широкого обмена между различными районами Передней Азии». Господство Ассирии в древнем мире, которое она в конечном счете обрела, «было в значительной степени обусловлено ее благоприятным положением на караванных путях и тем особым местом, которое Ассирия занимала вследствие этого в экономике Передней Азии».

Тот, кто овладевал стратегически важной областью верховий Тигра, Евфрата и их притоков, становился хозяином положения в центральной части цивилизованного пояса планеты. В середине II тысячелетия здесь сложилось царство Митанки, покорившее Ашшур и ставшее соперником великих держав мира того времени. Правда, сначала Египет, а затем и Ашшур (Ассирия) разгромили Митанни. Впоследствии на стратегически важном перекрестке мировых сухопутных дорог было создано государство Урарту, просуществовавшее с XI до VII века до н. э.

Страны, находившиеся на перекрестке древних мировых путей, добивались быстрого подъема в своем хозяйственном и культурном развитии. Специалист по истории развития науки Саломон Гандц объясняет технические и научные достижения Шумера, Вавилона и Ассирии тем обстоятельством, что эти государства, находясь на перекрестке межцивилизационных связей, поддерживали активные торговые отношения с царством Хеттов, Мохенджо‑Даро, странами Персидского залива и Красного моря. Близость к мировому перекрестку позволила Вавилону стать ведущим городом цивилизованного пояса и сохранять такое положение в течение двух тысяч лет.

Та же закономерность проявлялась и на других трансконтинентальных магистралях, превратившихся в пояса цивилизованного развития. Так, позже в Южной Америке наиболее удобное стратегическое положение заняло государство инков, сложившееся в районе озера Титикака, куда сходились все значительные сухопутные пути этой части американского континента. Вероятно, это обусловило расширение империи инков в Южной Америке вдоль трансамериканской сухопутной магистрали. Удобное положение на трансафриканской дороге государств Ганы, Мали и Сонгаи способствовало их экспансии вдоль течения Нигера.

Страны и народы, которые находились на дальних концах трансконтинентальных магистралей, несколько отставали от тех, которые занимали центральное, ключевое положение. Однако, находясь вдали от конкурирующих цивилизаций, они обретали большую безопасность от внешнего нападения. Если же такие страны имели возможность расширять владения в ту или иную сторону от линейных трансконтинентальных магистралей, то они обретали обширное двухмерное пространство.

Именно так развивались Индия и Китай. Установив контроль над верховьями Инда и его притоков и средней частью междуречья Хуанхэ‑Янцзы, индийские и китайские государства получили возможность присоединить к своим владениям плодородные речные долины Ганга, Брамапутры, Янцзы, Сицзяна и т. д. Включив в свои владения большие территории, находившиеся в стороне от основных направлений экспансии других государств, Индия и Китай обрели дополнительный запас прочности.

В дальнейшем же эти державы стали осваивать огромные территории, прилегающие к долинам Янцзы, Ганга и других рек. В то время как Египет и державы Месопотамии лишь отчасти и ценой кровопролитных войн расширяли свои владения за пределы долины Нила и междуречья Тигр‑Евфрат, государства Индии и Китая с момента своего возникновения получили возможность занять весь полуостров Индостан и огромную территорию к югу от Хуанхэ до Южно‑Китайского моря. Потенциальному агрессору овладеть этими обширными долинами было не так легко, как меньшими по размерам долинами Нила, Тигра и Евфрата. Овладев обширными землями, эти страны обрели большую неуязвимость по сравнению с линейными цивилизациями в центральной части планеты.

Кроме того, на пространствах, покоряемых постепенно Индией и Китаем, существовала возможность производить больше сельскохозяйственной продукции, а стало быть, содержать больше населения. По этой причине даже в случае захвата этих стран Возникала возможность того, что оккупанты окажутся в подавляющем меньшинстве и растворятся в массе покоренных ими народов. Такая возможность у Индии и Китая была большей, чем у Египта и народов Месопотамии. Вероятно, этими причинами объясняется то, что, несмотря на многочисленные вторжения внешних врагов и даже покорение Индии и Китая иноземцами, народы этих двух держав сохранились, в отличие от народов Древнего Египта и древних, стран Месопотамии.

Различия же в судьбах Индии и Китая отражали разницу между ними в их географическом положении и в характере тех территорий, которые они постепенно осваивали. Первым отличием географического положения Индии от Китая была большая близость первой к центральной части цивилизованного пояса и к среднеазиатским центрам цивилизации, развивавшимся в речных долинах Аму‑Дарьи и Сыр‑Дарьи. Вследствие этого Индия оказывалась более уязвимой для нападений цивилизованных государств. В то же время, находясь близко от Иранского нагорья и степей Центральной Азии, Индия не была избавлена и от угрозы обитавших там кочевых племен.

Китай же был удален от других цивилизованных стран, пока они не стали создаваться на Корейском полуострове и на Японских островах. Лишь когда Китай расширил свои владения до Средней Азии, он столкнулся с войсками арабского халифата. До этого единственной угрозой для Китая были кочевые племена. В результате по сравнению с Китаем Индия оказывалась объектом нападений большего числа врагов, многие из которых имели в своем распоряжении хорошо организованные и вооруженные армии.

Второе отличие в судьбах Индии и Китая было вызвано разницей в направлениях основных рек этих стран. Так как Янцзы, ставшая второй географической осью китайской цивилизации, проходит параллельно Хуанхэ, то она играла роль второй линии обороны страны. За широкой Янцзы не раз спасались от наиболее частых нападений внешнего врага с севера и северо‑запада. Ганг же, ставший впоследствии второй осью развития Индии, служил продолжением линии, протянувшейся по течению Инда и его притоке». Напав на Индию с запада и севера, агрессоры могли продвигаться сразу по двум долинам крупнейших рек Индостана. Кроме того, развиваясь вдоль долин Инда и Ганга, индийская цивилизация, медленнее, чем китайская, освоила южные районы страны, где долгое время обитали племена, представлявшие для нее угрозу.

Эти различия в географической среде Индии и Китая привели к тому, что первая страна в гораздо большей степени страдала от внешних агрессоров и чаще утрачивала свою независимость, чем вторая. Так неравные географические условия Индии и Китая во время старта их цивилизованного развития обусловили их исторические судьбы на много столетий вперед.

Эти же условия определили и исторические судьбы Древнего Египта, Вавилонии, Ассирии, Хеггского государства, Элама, Митанни и других стран, сохранившихся лишь на географических картах древней истории. В отличие от Индии и Китая центральные страны, имевшие возможность для экспансии лишь вдоль линейной сухопутной магистрали, оказывались привязанными к ней, как поезд к рельсам железной дороги, и были обречены на постоянные войны с соседями, в ходе которых они истощали свои силы. Так, Египет, окруженный пустынями и морями, неизбежно сталкивался с Эфиопией на юге, азиатскими государствами на севере. Финикия, Израиль, Иудея и другие страны, расположенные к северу от Египта и занимавшие узкие полоски плодородных речных долин между морем, пустыней и степью, неизбежно превращались в объекты соперничества и паля сражений между крупными державами центральной части планеты.

Ограниченными были возможности для расширения территориальных владений за пределами «своих» речных долин и междуречий и уряда других государств Западной Азии. Поэтому многие из них могли осуществлять экспансию лишь в направлении соседних государств, расположенных по центральной магистрали вдоль речных долин. Эти международные конфликты зачастую перерастали в борьбу за установление: гегемонии в центральной части цивилизованного мира.

В течение ряда тысячелетий за обладание главным перекрестком сухопутных дорог велась упорная борьба между ведущими державами древности – Ассирией, Вавилонией, Египтом, Хеттским царством, Митанни, Урарту. В ходе бесчисленных войн то северная граница Египта достигала Евфрата и Тигра, то хетто‑египетская граница проходила по территории юга нынешнего Ливана, то в состав Митанни входили земли северной Месопотамии и Сирии.

Бесконечные войны наносили колоссальный урон большинству населению цивилизованных стран, сопровождаясь уничтожением материальных ресурсе» и человеческих жизней. В описании военных действий Рамзеса II (1317–1261 годы до н. э.) в ходе его войны против хеттов и поддерживавших его сирийцев в «ВИ» говорится: «…Как опустошительный смерч носился Рамзес по своим непокорным владениям, сокрушая крепости, уничтожая леса, утоняя жителей». О походе ассирийского царя Сар‑гона II в Урарту в 714 году до н. э. там же сообщается: «Что касается Саргона, то он прошел по Урарту, подвергая все разрушению на своем пут, сжигая поселения, снося крепости, уничтожая каналы, сады и посевы, захватывая или сжигая запасы продуктов».

А. Тойнби подчеркивает, что в ходе войн «Ассирия уничтожала целые общины – стирая города с лица земли, и превращая население целых стран в своих пленников». Когда после длительной осады в 689 году до н. э. ассирийцами был взят Вавилон, то их царь Сеннахериб «приказал снести статую бога Мардука в Ассирию, а город снести с лица земли. Жители Вавилона были частью казнены, а частью выселены в различные области Ассирийской державы». Так Ассирия всегда поступала со столицами государств, против которых она воевала со времён Тиглатпаласара III (правил в 745–727 годы до н. э.). Так был уничтожен, Дамаск в 732 году до н. э., Самария в 722 году до н. э., Муссаир в 714 году до н. э., Сидок в 677 году до н. э., Мемфис в 671 году до н. э., Фивы в 663 году до н. э., Сузы в 639 году до н. э. «Из столиц государств, находившихся в пределах досягаемости Ассирии, уцелели лишь Тир и Иерусалим», – констатировал Тойнби. Он отмечал: «Ущерб и горе, принесенные Ассирией Своим соседям, не поддаются описанию».

И все же сами ассирийские цари оставили для история многочисленные описания жестокостей, учиненных ими. Завершая перечень городов, разрушенных по его приказу, Сеннахериб писал: «Я их взял к разграбил, я на них напал, как ураган, я их обратил в пепел… на их месте я создал пустыню и кучи развалин; я опустошил вражескую страну так, как ее могла бы опустошить только огненная метла… Мои трофеи плавали в крови, как в реке, мои колесницы давили людей и животных и терзали еще трепетавшие члены врагов. Я воздвиг себе пирамиды из убитых мною врагов; всем тем, кто падал и сдавался, я велел отрубать руки».

Его внук и продолжатель его дела Ашшурбаннпал (известный так же как Сарданапал) так описывал завершение своих победоносных походов: «Я их (врагов) отводил в свою столицу Ниневию и повелевал сдирать с них живых кожу… непокорный народ по моему повелению отводили к великим каменным быкам, воздвигнутым дедом моим Сеннахерибом, бросали их там в ров, отрубали им члены, бросали на растерзание собакам, лисицам и хищным птицам, для того чтобы обрадовать сердце моих повелителей, великих богов».

Кровавые расправы с побежденными, превращавшиеся в угодные богам жертвоприношения, были характерны для многих древних цивилизаций. До 20‑и тысяч пленников ежегодно приносили в жертву своим богам ацтеки. Как сообщал К. Керам, «жрецы вспарывали обреченному грудную клетку и извлекали из нее еще трепещущее, окровавленное сердце». Характеризуя в своей истории географических открытий жизнь доколумбовой Мексики, Жюль Верн писал: «Несчастные жертвы этого религиозного изуверства набирались большей частью из населения покоренных земель, которые приносили дань своим победителям не только деньгами и продуктами земледелия к ремесла, но и людьми». Известно, например, что в 1486 году при освящении нового храма в Тепочтитлане за один только день было убито семьдесят тысяч военнопленных!»

Подобная кровожадность не была исключением, а скорее общим правилом. Строки Ветхого завета запечатлели типичное отношение народов тех времен к чужакам, как к нелюдям. Ограбить их, пленить, а порой и уничтожить чужой народ считалось делом не только допустимым, но угодным Богу. Моисей осуждает евреев за то, что они после разгрома мадианитян не позаботились истребить их женщин и детей. Под угрозой кар небесных он приказывает своим единоверцам вернуться и довести начатую резню до конца.

В то же время захватнические войны, увенчанные кровавыми оргиями победителей, уничтожали не только покоренные народы, но в конечном счете создавали предпосылки для гибели торжествовавших агрессоров. Исходя из опыта древних цивилизаций, А. Тойнби даже вывел тезис о «самоубийственности милитаризма». Наиболее ярким примером, подтверждавшим его тезис, было описание судьбы Ассирии. Эта держава погибла вовсе не из‑за того, что она «почивала на лаврах», поверив в совершенство своих институтов и непобедимость своих армий. Отнюдь нет. Как замечает Тойнби, ассирийская военная машина постоянно совершенствовалась в бесконечных войнах. Ассирийцы были превосходными войнами. Характеризуя ассирийцев в пору их агрессий против цивилизаций южной Месопотамии, Л. И. Мечников писал: «Жители северной Месопотамии, бывшие по условиям своей жизни, по обычаям и стремлениям главным образом грабителями, получавшие свое воспитание в охоте за львами и дикими буйволами, обладали всеми качествами, чтобы сделаться непобедимыми воинами. Ни один из древних народов не мог сравниться с ними в смелости, твердости, ловкости и энергии; но зато ни один народ не доводил до такой ужасной степени культ грубой силы и страстного стремления к военным занятиям, любви к грабежам, к разрушениям и хищничеству».

Однако постоянные войны и вооружения требовали значительных людских жертв и немалых материальных расходов. Как отмечается в «ВИ», помимо того, что «все трудовое население державы платило налог сельскохозяйственными продуктами, металлом и скотом и привлекалось к разнообразным царским повинностям – строительным, дорожным, оросительным… Часть людей привлекалась в армию в качестве рекрутов, а в случаях особо серьезных походов, по‑видимому, все лично свободное население, способное носить оружие, призывалось в ополчение; в обоз и саперные части призывались и рабы. Постоянные тяготы поборов и военных походов были крайне обременительны для жителей самой Ассирии».

Истощение материальных и людских ресурсов Ассирии вынуждало правителей привлекать в свою армию представителей народов, разоренных ею. «Состав ассирийской армии все в большей степени пополнялся воинами из покоренных народов, что со временем сказалось на ее боеспособности». «Заметное распространение арамейского языка за счет родного аккадского в ассирийском отечестве показывает, что ассирийский народ мирно устранялся пленниками ассирийского оружия, в то время как военная власть Ассирии достигла своей высшей точки», – отмечал Тойнби.

Несмотря на многочисленные угрожающие признаки, владыки Ассирии, встав на путь войны против своих цивилизованных соседей, уже не могли с него сойти. Как справедливо замечали советские историки, «ассирийская рабовладельческая держава была создана силой оружия, держалась главным образом силой оружия и постоянно нуждалась в новых военных победах. Всякая даже малозначительная военная неудача имела большие политические последствия. Длительная же война с переменным успехом неизбежно должна была поставить Ассирийскую державу на край гибели».

Попытки Ассирии наступать одновременно на всех фронтах истощали силы этой державы. Стремясь распространить свою власть на Египет и Урарту, Элам и Вавилонию, страны Малой Азии и Иранского нагорья и беспощадно расправляясь с покоренными странами и народами, Ассирия стала вызывать ненависть всех стран центральной части цивилизованного пояса. Фактически, считал А. Тойнби, Ассирия подрубила сук, на котором сидела. Хотя к 660 году до н. э. Ассирия, как отмечалось в «ВИ», «находилась на высоте своего могущества… в пределах Ассирийской державы не было недостатка в людях, желавших, ее уничтожения. Народы Передней Азии считали своими главными врагами ассирийскую знать, военщину и городских купцов – маленькую группу людей, наживших неслыханные по масштабам того времени богатства и эксплуатировавших в своих интересах все остальное население Ближнего Востока. Весь Восток жил мечтой гибели Ассирии – «логовища львов» и надеждой на падение Ниневии – «города крови». В этом сходились и представители окраинных, еще не покоренных племен, и переселенные на новые земли пленные, и эксплуатируемые общинники, и представители рабовладельческой верхушки рабовладельческих кругов за пределами собственно Ассирии».

Результатом таких настроений явились коалиции самых разных сил и держав, выступивших против Ассирии. Одновременные наступления племен скифов и арамеев, Вавилонии и Мидии распыляли силы Ассирии. В 612 году до н. э. после трехмесячной осады Ниневия была взята объединенными войсками Мидии и Вавилонии. Ассирийская знать была вырезана, а царь Ассирии Сарак бросился в огонь пылавшего дворца. Правда, еще в течение семи лет ассирийцы в союзе с египтянами пытались сохранить остатки своих владений, но в 605 году до н. э. они были разбиты вавилонянами, и Ассирия прекратила свое существование.

Одним из следствий этих войн явилось ослабление позиций всего цивилизованного мира. По сути, вместо того чтобы служить форпостом цивилизации, Ассирия, по мнению А. Тойнби, превратилась в инициатора гражданской войны внутри цивилизованного мира, разрушая его по частям. Однако вряд ли стоит принимать на веру утверждение А. Тойнби о «самоубийственности милитаризма». Войны, которые вела Ассирия, были логическим следствием цивилизационного процесса. Ведь одним из его проявлений было безудержное стремление к захватам и экспансии. Точно так же, как бесконтрольное стремление обеспечить благополучие верхов за счет низов, одних областей за счет других, центра за счет провинций внутри одного общества приводило к его распаду, стремление страны, расположенной на том или ином отрезке цивилизованного пояса, расширить свою власть над ним, в конечном счете приводило к разрушению всего цивилизованного мира. Открыв огромные созидательные силы, цивилизация одновременно ликвидировала те отношения внутри ноосферы, которые сдерживали силы разрушения. Следствием этого, стало уничтожение цивилизацией своих достижений, возврат к тому состоянию, с которого началось их развитие.